Т. Лобсанг Рампа 10 страница

Мой Наставник снова улыбнулся мне и сказал:

— Конечно, я отправлюсь в путешествие ради него в любом случае, и ты отправишься со мной, но мы должны были навести порядок в наших отношениях, и теперь честь защищена.

Он указал на три чаши и произнес:

— Забери их, Лобсанг, когда будешь уходить из этой комнаты, — забери их с собой, так как они являются добычей победителя, а в данном случае победителем являешься ты.

Но я не чувствовал себя победителем, на самом деле я был совер­шенно растерян. Было очевидно, что я не мог использовать телепати­ческие способности по отношению к этим двум ламам. Одна только мысль о подобной вещи вызывала нервную дрожь в моем позвоночни­ке. Я любил своего Наставника, очень уважал знания и мудрость Вели­кого Ламы Чинробнобо. Подслушивание, даже телепатическое, счита­лось бы признаком очень плохих манер и было бы оскорблением под­слушиваемых. Лама Чинробнобо повернулся в мою сторону и сказал:

— Да, мой мальчик, твои чувства делают тебе честь. Я очень рад тебя приветствовать и принять в наш круг. Мы поможем тебе в даль­нейшем развитии.

Наставник добавил:

— Лобсанг, теперь тебе придется пробыть в этом специальном здании приблизительно неделю, чтобы ты мог узнать много нового об ауре.

— Ах, да! — сказал он, увидев выражение моего лица. — Я знаю, ты думаешь, что знаешь все об ауре. Ты можешь видеть ауру и читать ее, но сейчас ты должен изучить все связанные с нею тонкости и узнать, как много других людей не видят ее и почему. Сейчас я намерен поки­нуть тебя, но утром мы увидимся.

Он поднялся, и мы, конечно, тоже встали. Мой Наставник попро­щался с нами и покинул эту довольно уютную комнату. Лама Чинроб­нобо повернулся ко мне и сказал:

— Не нервничай так, Лобсанг, с тобой не случится ничего плохо­го — мы просто попытаемся помочь тебе и ускорить твое развитие.

Прежде всего давай немного поговорим об ауре человека. Конечно, ты непосредственно воспринимаешь ауру и можешь понять, о чем идет речь, но представь себя на месте не столь одаренного и талантливого человека, поставь себя на место девяноста девяти и девяти десятых процента, и даже большего числа людей на Земле.

Он снова яростно затряс своим серебряным колокольчиком, и снова служитель быстро принес чай и, конечно, все необходимые «про­чие вещи», которые больше всего нравились мне при чаепитии. Воз­можно, читателю будет интересно узнать, что мы в Тибете иногда пили более шестидесяти чашек чая в день. Конечно, Тибет — холодная стра­на, и горячий чай согревал нас. У нас не было возможности выйти из дома и купить различные напитки, как это делали люди на Западе, мы ограничивались чаем и тсампой, если какой-нибудь истинно добросер­дечный человек не доставлял нам из других краев, например из Индии, вещи, недоступные в Тибете.

Мы уселись, и лама Чинробнобо сказал:

—Мы уже обсуждали происхождение ауры. Она является жизнен­ной силой человеческого тела. Лобсанг, я хочу на минуту предполо­жить, что ты не можешь видеть ауру и ничего не знаешь о ней, так как только в этом случае я смогу рассказать тебе, что видит и чего не видит обычный человек.

Я кивком подтвердил, что понимаю его. Конечно, я от рождения обладал способностями видеть ауру и подобные ей вещи, и эти способ­ности увеличились благодаря операции над «Третьим глазом». Во многих случаях в прошлом я едва не попадал впросак, говоря о том, что вижу, и не осознавая, что другие не видят непосредственно восприни­маемых мною вещей. Мне припомнился случай из прошлого, когда я видел, что человек, которого мы со старым Тзу обнаружили возле дороги, еще жив, а Тзу заявил, что я совершенно не прав, и этот человек мертв. Я тогда сказал:

— Но Тзу, этот человек еще светится!

К счастью, как я понял позже, в тот момент порыв ветра, дувшего нам в спину, исказил мои слова, и Тзу не воспринял их. Однако, благо­даря какому-то внутреннему импульсу, он осмотрел лежавшего чело­века и обнаружил, что тот жив! Но вернемся к рассматриваемой теме.

— Средние мужчина и женщина, Лобсанг, не могут видеть ауру человека. Некоторые из них склонны считать, что на самом деле такой вещи, как аура человека, вообще не существует. Точно так же они вполне могут сказать, что не существует такой вещи, как воздух, пото­му что они не видят его!

Лама-врач взглянул на меня, чтобы убедиться, что я внимаю его словам, не отвлекаясь на созерцание ореховых чаш. Удовлетворенный проявлением моего внимания, он глубокомысленно кивнул и про­должал:

— Пока в теле есть жизнь, вокруг него существует аура, которая видна людям, имеющим соответствующий дар, или талант, или спо­собность — называй это как хочешь. Я должен сказать, Лобсанг, что для наиболее четкого восприятия ауры рассматриваемый человек дол­жен быть абсолютно обнаженным. Причину этому мы обсудим позже. Для обычного прочтения ауры достаточно взглянуть на человека в легкой одежде, но если ты намерен рассматривать ауру с медицински­ми целями, исследуемый человек должен быть совершенно обнажен. Далее, вокруг тела существует эфирная оболочка, простирающаяся от него на расстояние от долей сантиметра до семи и даже десяти санти­метров. Хотя она имеет вид голубовато-серого тумана, ее трудно наз­вать туманом, потому что сквозь нее все видно совершенно отчетливо. Это эфирное покрытие — чисто животного происхождения, оно по­рождается, в частности, животной жизненной силой тела, так что вок­руг очень здорового человека существует довольно значительный эфирный слой, ширина которого может достигать семи или даже деся­ти сантиметров. Только наиболее одаренные, Лобсанг, воспринимают следующий слой, который находится между эфирным и собственно аурой, и имеет вид полосы толщиной до семи с половиной сантимет­ров. Нужно быть очень одаренным и талантливым, чтобы увидеть какие-либо цвета в этой полосе. Признаюсь, что я ничего не вижу в этом слое, кроме бесцветного пространства.

Я обрадовался этим словам, потому что мог видеть все цвета в этом пространстве и поспешил сказать об этом.

— Да, да, Лобсанг! Я знаю, что ты можешь различать цвета в этом пространстве, поскольку ты один из самых ярких талантов в яснови­дении, однако я пользовался предположением, что ты совершенно не можешь видеть ауру, чтобы объяснить тебе все это.

Лама-врач посмотрел на меня с порицанием за то, несомненно, что я прервал ход его мыслей. Когда он решил, что я достаточно укрощен, чтобы воздерживаться от последующих высказываний, он продолжал:

— Таким образом, во-первых, существует эфирный слой. За ним следует зона, цвета в которой могут видеть лишь очень немногие люди. За этой зоной располагается собственно аура. Вид ауры определяется не столько животной жизненной силой, сколько духовной жизненной силой. Аура образуется завихрением лент и полос всех цветов видимого спектра и включает большее число цветов, чем может видеть физический глаз, потому что ее воспринимают с помощью органов чувств, отличающихся от физического зрения. Каждый орган человеческого тела посылает наружу сообщение в виде собственного потока света, своего потока лучей, который колеблется и изменяется в соответствии с изменением мыслей человека. Многие из подобных сообщений орга­нов присутствуют в очень заметной степени в эфирной оболочке и в пространстве над ней, а при рассмотрении обнаженного тела кажется, что его аура усиливает сообщения о здоровье или болезни, из чего ясно, что достаточно ясновидящие могут по ауре рассказать человеку о сос­тоянии его здоровья.

Я знал все об этом, все это было детской игрой для меня, и я упражнялся в подобных вещах с момента операции над «Третьим гла­зом». Я знал о группах лам-врачей, которые сидели возле больных людей и изучали их обнаженные тела, чтобы понять, как можно по­мочь им. Я подумал, что, возможно, меня собираются обучить такой же работе.

— Теперь, — сказал лама-врач, — тебя специально обучают, давая интенсивную подготовку. Мы рассчитываем и надеемся, что когда ты отправишься отсюда в огромный западный мир, ты сможешь изобрес­ти прибор, с помощью которого даже совсем не обладающие оккуль­тными способностями смогут увидеть ауру человека. Врачи, изучая ауру человека и видя воочию его недуги, смогут излечивать их. Этот вопрос мы рассмотрим позже. Я понимаю, что все это достаточно утомительно, многое из того, что я сказал, тебе очень хорошо известно, но это может быть утомительно и по другой причине. Ты ясновидящий по своей природе, ты, возможно, никогда не думал о механизмах рабо­ты твоего дарования, и именно это твое отношение к делу нужно исправить, потому что человек, знающий только половину изучаемого предмета, является недоучкой и полезен лишь наполовину. Стремись быть максимально полезным, мой друг! Однако давай сейчас закончим это занятие, Лобсанг, разойдемся по своим комнатам — поскольку кое-кто косо посматривает в твою сторону — отдохнем и подумаем о вещах, которых мы коснулись лишь слегка. В течение этой недели тебе разрешено не посещать ни одной службы — это приказ самого Высо­чайшего. Вся твоя энергия, все твои молитвы должны быть направле­ны только на овладение предметами, которым я и мои коллеги намере­ны обучить тебя.

Он встал, и я поднялся вслед за ним. Серебряный колокольчик опять был схвачен мощной рукой и сотрясен с такой силой, что, каза­лось, бедная вещь разлетится на куски. Монах-служитель вбежал в комнату, и лама-врач Чинробнобо сказал:

— Вы будете заботиться о Тьюзди Лобсанге Рампе. Как вы пони­маете, он здесь почетный гость. Обращайтесь с ним так, как вы обра­щались бы с монахом высокого ранга, находящимся у нас в гостях.

Он повернулся ко мне и поклонился, и, конечно, я немедленно отве­тил на его поклон. Затем служитель предложил мне следовать за ним.

— Стой! — взревел лама Чинробнобо. — Ты забыл свои чаши!

Я бросился назад и, улыбаясь в некотором замешательстве, тороп­ливо схватил драгоценные чаши, а затем поспешил к ожидающему меня служителю.

Мы прошли по короткому коридору, и служитель ввел меня в очень приятную комнату с окном, выходящим в сторону парома на Счастливой Реке.

— Моя обязанность заботиться о вас, Мастер, — сказал служи­тель. — Для удобства здесь есть звонок, используйте его при необходи­мости.

Он повернулся и вышел. Я подошел к окну. Вид на Святую долину привел меня в восторг. Паром из надутых шкур яка уже отошел от берега, и лодочник, отталкиваясь шестом, пересекал быструю реку. На противоположной стороне реки я увидел трех или четырех человек, которые, судя по их одеждам, были важными людьми, — впечатление, подтверждавшееся подобострастным поведением паромщика. Я наб­людал за ними несколько минут и затем почувствовал невообразимую усталость. Я сел на землю, не позаботившись даже о подушке для сиденья, и, не осознавая этого, упал на спину уже спящим.

Часы гудели под аккомпанемент щелкающих молитвенных колес. Вдруг я сел прямо, дрожа от страха. Служба! Я опоздал на службу. Склонив голову набок, я внимательно прислушался. Где-то голос пел молитву. Этого было достаточно — я вскочил на ноги и помчался в привычном направлении к двери. Но ее там не было! Раздался глухой стук от удара моего тела о каменную стену и, отскочив от нее, я упал на пол навзничь. Из-за очень сильного удара о камень в голове на некото­рое время возникла вспышка голубовато-белого света, затем я опра­вился и еще раз поднялся на ноги. В панике из-за опоздания, я помчал­ся по периметру комнаты, в которой, казалось, вообще не было двери. Хуже того, в ней также не было и окна!

— Лобсанг! — раздался голос из темноты. — Вы не заболели? Голос служителя отрезвил меня подобно ушату холодной воды.

— О! — сказал я робко. — Я забыл, я думал, что опоздал на службу. Я забыл, что освобожден от нее!

Раздался сдавленный смешок и голос сказал:

— Я зажгу лампу, потому что сегодня очень темная ночь.

Слабое мерцание появилось в дверном проеме — в самом неожи­данном месте! — и служитель вошел в комнату.

— Чрезвычайно забавное происшествие, — сказал он, — я вначале подумал, что стадо яков вырвалось на свободу и оказалось здесь.

Его улыбка исключала возможность какой-либо обиды. Я снова устроился на полу, и служитель с лампой удалился. В более светлой части комнаты, где находилось окно, вспыхнула, раскалившись добела, падающая звезда и закончила путешествие по бесконечным просторам космического пространства. Я повернулся на бок и уснул.

На завтрак была все та же пресная и приевшаяся тсампа с чаем. Питающая, поддерживающая, но не вдохновляющая. Потом появился служитель и сказал:

— Если вы уже готовы, я должен проводить вас в другое место.

Я встал, и мы вышли из комнаты. На этот раз мы шли незнакомой дорогой в такую часть Чакпори, о существовании которой я не знал. Вниз, такая длинная дорога вниз, что, казалось, мы погружаемся во внутренности самой Железной Горы. В кромешной тьме мерцала толь­ко наша лампа. Наконец служитель остановился и указал направление:

— Идите прямо и войдите в эту дверь слева.

Поклонившись, он повернулся и пошел в обратном направлении.

Я устало двинулся вперед, полный любопытства:

— Что теперь?

Я дошел до указанной двери, вошел в нее и остановился в изум­лении. Первой вещью, привлекшей мое внимание, было молитвенное колесо, стоявшее посреди комнаты. У меня была возможность лишь бегло взглянуть на него, и это молитвенное колесо показалось мне очень странным. Затем было произнесено мое имя.

— Вот и ты, Лобсанг! Мы рады видеть тебя здесь.

Осмотревшись, я увидел моего Наставника, ламу Мингьяра Дон­дупа. С одной стороны от него сидел Великий Лама-врач Чинробнобо, а с другой — резко выделяющийся своей внешностью индийский лама по имени Марфата. Индийский лама когда-то изучал западную меди­цину и даже учился в Германии в одном из университетов, я полагаю, в Гейдельбергском. Сейчас он был буддийским монахом — ламой, ко­нечно, а не обычным членом буддийской общины.

Индиец взглянул на меня таким пытливым и пристальным взгля­дом, как будто через мое тело рассматривал на моей спине материал, из которого была изготовлена мантия, — казалось, он смотрит сквозь меня. Однако в данном конкретном случае я не чувствовал за собой никакой вины и так же пристально посмотрел на него. В конце концов, почему я не могу пристально смотреть на него? Я был ничем не хуже его, потому что меня обучали лама Мингьяр Дондуп и Великий Лама-врач Чинробнобо. Вымученная улыбка появилась на его губах, она, казалось, причиняла ему сильную боль. Он кивнул и обратился к моему Наставнику:

— Да, я удовлетворен, этот мальчик именно таков, как вы гово­рите.

Мой Наставник улыбался, но не было никакой натянутости в его улыбке — она была естественной, искренней и очень сердечной.

Великий Лама-врач сказал:

— Лобсанг, мы пригласили тебя в эту секретную комнату, чтобы показать некоторые вещи и побеседовать о них с тобой. Твой Настав­ник и я исследовали тебя и вполне удовлетворены твоими способнос­тями, развитие которых будет продолжаться. Наш индийский коллега, Марфата, сомневается, что подобное чудо существует в Тибете. Мы надеемся, что ты докажешь истинность всех наших утверждений.

Я посмотрел на индийца и подумал: «Вот человек, у которого преувеличенное мнение о себе».

Обращаясь к ламе Чинробнобо, я сказал:

— Уважаемый Учитель! Высочайший, который настолько добр, что несколько раз удостоил меня аудиенции, специально предупреж­дал, чтобы я не давал никаких доказательств, заметив, что доказатель­ство является лишь временной помощью для ленивого разума. Жаж­дущие доказательства не способны воспринять доказываемую истину, независимо от того, насколько хорошо она доказана.

Лама-врач Чинробнобо захохотал с такой силой, что меня, каза­лось, вот-вот сдует порывом ветра, мой Наставник также смеялся. Они взглянули на индийца, который сидел, сердито глядя на меня.

— Мальчик! — сказал индиец. — Твои слова верны, но слова ничего не доказывают, как ты сам сказал. Теперь скажи, мальчик, что ты видишь во мне?

Я почувствовал беспокойство, потому что многое из того, что я увидел, мне не понравилось.

— Прославленный господин! — сказал я. — Я боюсь, что услышав слова о том, что я вижу, вы можете очень обидеться и подумать, что я просто дерзко веду себя, а не отвечаю на ваш вопрос.

Мой Наставник, лама Мингьяр Дондуп, утвердительно кивнул, а лицо Великого Ламы-врача Чинробнобо стало расплываться в широ­кой сияющей улыбке, становясь похожим на восходящую полную луну.

— Говори что хочешь, мальчик, у нас нет времени на пустые разговоры, — сказал индиец.

Я стоял некоторое время, так пристально глядя на великого ин­дийского ламу, что он даже слегка зашевелился от силы моего взгляда. Затем я сказал:

— Прославленный господин! Вы велели мне описать все, что я вижу, и я знаю, что мой Наставник, лама Мингьяр Дондуп и Великий Лама-врач Чинробнобо также хотят, чтобы я говорил откровенно. Так вот, я вижу то, чего никогда раньше не видел, а по вашей ауре и мыслям я обнаружил следующее: вы много путешествовали и пересекли два великих океана. Вы прибыли на небольшой остров, название которого мне неизвестно, на нем живут только белокожие люди, и возле него находится еще островок поменьше, который можно сравнить с жере­бенком, если большой остров сравнивать с кобылой. Вы были очень враждебно настроены по отношению к местным людям, и они хотели предпринять против вас какое-то действие из-за чего-то, связанного с... — здесь я запнулся, поскольку картина была довольно непонятной, в ней были вещи, о которых я не имел ни малейшего представления.

Однако я напряженно работал дальше.

— Было что-то, связанное с индийским городом, который называ­ется Калькутта, и было что-то, связанное с черной дырой, где люди упомянутого острова испытывали большие неудобства и затруднения. Они почему-то думали, что вы могли бы избавить их от неприятности, вместо того чтобы доставлять ее.

Великий лама Чинробнобо снова расхохотался, и мне было прият­но слышать его хохот, так как он показывал, что я на правильном пути. Мой Наставник остался безучастным, а индиец фыркнул.

Я продолжал:

— Вы направились в другую страну, и я могу отчетливо видеть название Гейдельберг в вашей голове. В этой стране вы изучали меди­цину в соответствии с массой варварских ритуалов, много резали, ру­били и пилили, но не использовали систем, которые мы применяем здесь, в Тибете. В результате вы получили большой лист бумаги со многими печатями. По вашей ауре я вижу также, что вы страдаете от болезни.

Здесь я глубоко вздохнул, потому что не знал, как будут восприня­ты мои следующие слова:

— Болезнь, от которой вы страдаете, неизлечима, при ней клетки тела дичают и растут беспорядочно, подобно сорной траве. Сильно разрастаясь, они блокируют и сжимают все жизненные органы. Вы завершаете жизненный путь на этой Земле из-за природы ваших мыс­лей, которая исключает возможность признания добродетельности других людей.

В течение нескольких минут — для меня сравнимых с годами! — стояла полная тишина, а затем Великий Лама-врач Чинробнобо сказал:

— Это совершенно верно, Лобсанг, это совершенно верно! Индиец сказал: — Мальчик, вероятно, по всем вопросам был натаскан заранее.

Мой Наставник заявил:

— Никто не обсуждал ваши проблемы, совсем наоборот, многое из сказанного Лобсангом является новостью для нас, так как мы не изуча­ли ни вашу ауру, ни ваше сознание, потому что вы не предлагали нам сделать это. Но главное здесь то, что мальчик Тьюзди Лобсанг Рампа обладает такими способностями, и их развитие будет продолжаться. Вместо того чтобы ссориться, мы должны выполнить серьезную рабо­ту. Начнем!

Он встал и повел меня к большому молитвенному колесу.

Я взглянул на эту странную вещь и увидел, что это совсем не молитвенное колесо, а прибор высотой около метра, имеющий около полутора метров в поперечнике, размещенный на высоте приблизи­тельно один метр над землей. С одной стороны в нем были два малень­ких окошечка, казавшихся застекленными. С другой стороны этой машины было два намного больших окна, установленных со смещени­ем. Сбоку торчала длинная рукоятка, но назначение этой вещи для меня было полной тайной, я не имел о ней ни малейшего представле­ния. Великий Лама-врач сказал:

— Это — устройство, Лобсанг, с помощью которого люди, не обладающие ясновидением, могут видеть человеческую ауру. Великий индийский лама Марфата прибыл сюда, чтобы посоветоваться с нами, и не раскрыл нам природы своей болезни, считая, что раз мы так много знаем об эзотерической медицине, то сможем сами распознать его болезнь. Мы привели его сюда, чтобы исследовать с помощью этой машины. Он согласен снять свою мантию, ты посмотришь на него первым и точно определишь его болезнь. Затем мы используем эту машину и посмотрим, насколько совпадают твой и машинный диаг­нозы.

Мой Наставник указал место возле темной стены, индиец напра­вился туда, снял мантию и другую одежду и встал, обнаженный и коричневый, возле стены.

— Лобсанг! Хорошенько взгляни на него и скажи нам, что ты видишь, — сказал мой Наставник. Я смотрел не на индийца, а чуть в сторону от него, расфокусировав взгляд, так как это самый легкий способ видения ауры. Другими словами, я не использовал нормальное бинокулярное зрение, а смотрел каждым глазом отдельно. Это очень трудно объяснить, но суть состоит в независимом рассматривании ауры каждым глазом, что является полностью делом техники — фоку­сом, который может освоить почти каждый.

Я смотрел в направлении индийца, его аура пылала и пульсирова­ла. Я видел, что он действительно великий человек и обладает огром­ной интеллектуальной силой, но, к несчастью, весь его вид нес отпеча­ток таинственной болезни. Рассматривая его, я высказывал свои мыс­ли, как только они появлялись. Я не осознавал, насколько внимательно прислушиваются к моим словам мой Наставники Великий Лама-врач. — Несомненно, причиной болезни являются многочисленные напряженности в теле. Великий индийский лама был неудовлетворен и расстроен, что подействовало на его здоровье, привело к необузданно­му росту клеток тела, отходу от Высшего Я. Итак, его болезнь находится здесь — я указал на его печень, и поскольку у него довольно раздражи­тельный характер, болезнь обостряется при каждом тяжелом испы­тании. По ауре видно, что, если он станет более спокойным, более безмятежным, подобно моему Наставнику, он сможет дольше пробыть на Земле, завершит большую часть своего дела и не будет иметь насто­ятельной потребности возвращаться снова.

Опять наступила тишина, и мне было приятно видеть, что индийс­кий лама кивнул, как будто был полностью согласен с моим диагнозом. Лама-врач Чинробнобо приблизился к странной машине и глянул сквозь маленькие окошечки. Мой Наставник взялся за ручку и начал вращать ее с нарастающей силой, пока Лама-врач не попросил его поддерживать скорость вращения на постоянном уровне. В течение некоторого времени лама Чинробнобо внимательно смотрел в око­шечки, затем выпрямился. Не вымолвив ни слова, его место занял лама Мингьяр Дондуп, а Лама-врач стал вращать рукоятку, как это делал ранее мой Наставник. В конце концов они закончили исследование и некоторое время стояли молча, общаясь, очевидно, с помощью теле­патии. Я не делал ни малейшей попытки перехватить их мысли, потому что подобное действие означало бы большое неуважение и стремление занять «незаслуженно высокое место». Наконец они обратились к ин­дийцу:

— Все, что сказал вам Тьюзди Лобсанг Рампа, соответствует дейс­твительности. Мы исследовали вашу ауру более тщательно и считаем, что у вас рак печени. Мы думаем также, что его причиной является определенный недостаток вашего характера. Мы считаем, что, ведя спокойную жизнь, вы сможете прожить еще несколько лет, в течение которых сможете завершить свое дело. Мы готовы представить вас властям, и если вы согласны с нашим планом, вам разрешат остаться здесь, в Чакпори.

Индиец некоторое время обсуждал возникшие вопросы, затем сде­лал знак Чинробнобо и вместе с ним покинул комнату. Мой Наставник, лама Мингьяр Дондуп, похлопал меня по плечу и сказал:

—Хорошая работа, Лобсанг, хорошая работа! Теперь я хочу пока­зать тебе машину.

Он направился к странному прибору и поднял с одной стороны его крышку. Внутри я увидел вращающийся центральный вал, к которому веером был прикреплен ряд спиц. На свободных концах спиц находи­лись призмы из стекла рубиново-красного, голубого, желтого и белого цвета. При вращении рукоятки ремни, соединявшие ее ось с валом, приводили в движение спицы, и я видел, как призмы одна за другой пересекали линию взгляда через окошечки-окуляры. Мой Наставник показал мне, как работает прибор, а затем сказал:

— Конечно, это очень сырая и громоздкая штука. Это всего лишь экспериментальный образец, и в будущем мы надеемся создать более миниатюрный вариант. У тебя никогда не возникла бы необходимость его использования, но в мире немного людей, обладающих такой же, как у тебя, способностью отчетливо видеть ауру. Через некоторое вре­мя я объясню тебе работу прибора более детально, но, если говорить кратко, в нем используется принцип гетеродина, причем быстро вра­щающиеся цветные призмы прерывают линию взгляда и таким обра­зом размывают нормальный образ человеческого тела и усиливают очень слабое излучение ауры.

Он возвратил крышку на место и направился к другому прибору, стоявшему на столе в дальнем углу. Он еще не дошел до него, когда лама-врач Чинробнобо вошел в комнату и присоединился к нам.

— А! — произнес он, подходя к нам. — Вы собираетесь проверить силу его мыслей? Хорошо! Я должен присутствовать при этом!

Мой Наставник указал на странный цилиндр из шершавой бумаги.

— Это, Лобсанг, толстая шершавая бумага. Ты можешь увидеть в ней большое количество отверстий, сделанных очень тупым инстру­ментом, так что бумага изогнулась и содержит выступы. Этот лист бумаги свернут в цилиндр, причем выступы расположены снаружи. Поперек верха цилиндра прикреплена жесткая соломинка, опирающа­яся на острую иглу, закрепленную на небольшой подставке. Так мы обеспечили вращение цилиндра на подшипнике, почти не имеющем трения. Теперь следи за мной!

Он сел и, не прикасаясь к цилиндру, охватил его руками с обеих сторон, пальцами от себя, на расстоянии примерно трех сантиметров от выступов. Цилиндр начал вращаться, и я был поражен, глядя, как он постепенно набирал скорость, которая вскоре стала довольно значи­тельной. Прикоснувшись к цилиндру, мой Наставник прекратил его вращение и снова охватил его, разместив ладони противоположным образом, т. е. направив пальцы в сторону тела. Цилиндр начал вра­щаться, но в противоположном направлении!

— Вы дуете на него! — сказал я.

— Все говорят это! — заявил лама-врач Чинробнобо — Но это совершенно неверно.

Великий врач-лама отправился к нише у дальней стены и, возвра­тившись с довольно толстым стеклянным листом, осторожно поднес его к ламе Мингьяру Дондупу. Мой Наставник прекратил вращение цилиндра и спокойно сидел, пока Великий Лама-врач Чинробнобо размещал стеклянный лист между ним и бумажным цилиндром.

— Думайте о вращении, — сказал лама-врач. Мой Наставник, очевидно, так и делал, поскольку цилиндр снова начал вращаться. Стекло совершенно исключало возможность вращения колеса струей воздуха, выдуваемой моим Наставником или кем-либо еще. Он снова остановил цилиндр, а затем обратился ко мне:

— Попытайся ты, Лобсанг!

Наставник освободил мне место, и я занял его.

Усевшись, я расположил руки точно так же, как это делал Настав­ник. Лама-врач Чинробнобо держал стеклянный лист передо мной, чтобы мое дыхание не влияло на вращение цилиндра. Я сидел, чувствуя себя глупцом. Очевидно, цилиндр думал обо мне то же самое, потому что ничего не происходило.

— Думай, что ты заставляешь его вращаться, Лобсанг! — сказал мой Наставник. Я так и сделал, и цилиндр немедленно начал вращать­ся. На некоторое время я забыл обо всем на свете и видел только вращающийся цилиндр — я думал, что эта вещь заколдована, — затем возобладало благоразумие (один из видов здравого смысла), и я сидел абсолютно спокойно.

— Этот прибор, Лобсанг, — сказал мой Наставник, — вращается силой человеческой ауры. Ты думаешь о вращении, и твоя аура образу­ет завихрение вокруг цилиндра, заставляя его вращаться. Тебе, воз­можно, будет интересно узнать, что с прибором, подобным этому, экспериментировали во всех развитых странах мира. Все величайшие ученые пытались отделаться поверхностным объяснением принципа работы этого прибора, но они на Западе, конечно, не могли поверить в воздействие эфира и поэтому придумали объяснения даже более нео­бычные, чем фактически используемое здесь действие эфира!

Великий Лама-врач сказал:

— Я совершенно голоден, Мингьяр Дондуп, я чувствую, нам пора возвратиться в комнаты, чтобы отдохнуть и поесть. Мы не должны злоупотреблять способностями молодого человека и его терпением, поскольку в будущем это в избытке предоставит ему сама жизнь.

Мы согласились. Все огни в комнате были потушены, и мы двину­лись вверх по каменному коридору к главному зданию Чакпори. Вско­ре я был в одной из комнат этого здания с моим Наставником, ламой Мингьяром Дондупом. Скоро — удачная мысль — я принимал пищу и чувствовал себя все лучше благодаря этому.

— Ешь получше, Лобсанг, — сказал мой Наставник, — вскоре мы снова встретимся и обсудим другие вопросы.

Час или больше я отдыхал в своей комнате, глядя в окно. Я всегда любил наблюдать с высоты за жизнью, протекающей внизу. Я любил наблюдать за торговцами, медленно идущими через Западные ворота и каждым своим шагом выражающими радость от близкого заверше­ния длинного и напряженного путешествия через высокие горные пе­ревалы. Когда-то торговцы рассказывали мне об удивительной панора­ме, которая открывалась из определенной точки на высоком перевале при движении от индийской границы. Там можно было взглянуть между ущельями в горах и увидеть Священный город с его пылающи­ми золотом верхушками крыш и далее, со стороны гор — белые стены «Рисовой кучи», очень похожие на кучу риса, рассыпанного щедрой рукой по склонам гор. Я любил наблюдать за паромщиком, пересекаю­щим Счастливую Реку, и всегда надеялся, что его суденышко из наду­тых шкур получит пробоину; мне очень хотелось видеть, как он будет постепенно погружаться в воду, пока на поверхности не останется только его голова. Но мне ни разу не удалось увидеть это, паромщик всегда переправлялся на другую сторону, брал свой груз и возвращался назад.

Дата добавления: 2015-06-27