Скрытый гнев 1 страница

Я так часто описываю гнев как псевдоэмоцию, внешнее чувство, используемое для прикрытия других, скрытых чувств, что студенты порой спрашивают меня: «Всегда ли гнев является неадекватной реакцией? Когда мы рассер­жены, всегда ли это означает, что мы прячем что-то от са­мих себя?» Отвечу на этот вопрос: «Нет». Существует свое время и место для подлинного, адекватного гнева. Напри­мер, любой цивилизованный человек на несправедливость и жестокость отвечает гневом. Человек — нечто большее, чем создание, сформированное окружающей его средой: сам он тоже способен менять среду. Здоровый гнев может мотивировать его на конструктивное действие, которое способно улучшить место, где он живет.

Но очень часто гнев используется для прикрытия других чувств, хотя сам он может утаиваться под чем-то другим. Для некоторых гнев становится чем-то вроде стереотипной реакции, удобной маскировкой для самых разных эмоций: они всегда готовы легко выйти из себя. Когда-то давно они обнаружили, что гнев несет меньше вреда для их самооцен­ки, чем беспомощность, страх, зависимость, тревога, стыд, вина и пр. Женщина, чья история описана в главе «Как прекратить играть в опасные игры», относится именно к этому типу людей. Она прикрывала страх неприязни гне­вом и каждый день находила для себя новый повод, чтобы позлиться. Если вы замечаете за собой, что слишком часто сердитесь по пустякам, спросите себя, не является ли это вашей стереотипной реакцией на любой опыт. Дождитесь удобного случая, чтобы провести расследование: в следу­ющий раз почувствовав гнев, рассмотрите его как неадек­ватную реакцию, прибегните к самотерапии и узнайте, что вы от себя прячете.

Некоторые люди наоборот сталкиваются с другой проб­лемой. Мы боимся чувствовать гнев и идем на многое, что­бы его избежать. Некоторые из нас, конечно же, с легкос­тью срываются на собственных детях, и как правило не тогда, когда они дают истинный повод для этого. Дети — наши естественные жертвы: они продолжают любить нас, несмотря ни на что.

Точно так же как язва желудка зачастую бывает выз­вана скрытой зависимостью (см. главу «Скрытое стрем­ление к зависимости»), колит, по всей видимости, типи­чен для людей, которые скрывают слишком много гнева. Жертвой самого трагичного случая, о котором мне дове­лось прочитать, был маленький мальчик, чья мать с пре­увеличенным чувством собственничества и склонностью к манипуляциям постоянно фрустрировала ребенка под видимостью исключительной материнской любви. Этот ребенок, которого вечно ограничивали и удерживали от развития и экспериментирования с жизнью, что является его естественным правом по рождению, не мог позволить себе ненавидеть мать, от которой так сильно зависел. Его госпитализировали с острым язвенным колитом в крайне тяжелом состоянии. По прогнозу истории болезни ребен­ку грозила смерть.

Это исключительный по драматичности случай, однако немало людей страдают от различных невротических симп­томов из-за своего скрытого гнева. В главах «Детективная работа в самотерапии» и «Значение самопринятия» можно найти подробное описание, как депрессия и головная боль могут маскировать гнев.

Вот еще одна похожая история. Одно время мы жили в доме, где гостиная соседки примыкала к нашей спальне. Мы обычно ложились спать довольно рано, а в ее привыч­ке было засиживаться перед телевизором допоздна. Если она открывала окно, то у нас возникало чувство, будто те­левизор находится прямо в пашей комнате. Мало того, что мы были вынуждены разделять ее ужасный выбор телепрог­рамм, мы не могли заснуть. Тем не менее у нас с ней были вполне нормальные отношения, и если мы звонили и дели­катно просили ее закрыть окно, она всегда это делала. Ни­каких проблем, можете подумать вы.

Но вот что странно, каждый раз, когда я лежала вороча­ясь без сна, пытаясь отвлечься от звуков этой дьявольской машины, мне требовалось собрать все свое мужество, что­бы подойти к телефону и выразить свою смиренную просьбу. Каждый раз я откладывала это до последнего. Может, она сама вспомнит об открытом окне? Может, ей наскучат однообразные программы, и она отправится в по­стель? Как она может это терпеть? Неужели ей не нужен сон? Рано или поздно отчаяние вынуждало меня звонить ей, и тогда, с момента когда я подходила к телефону и до того, как все завершалось, я страдэу\а целым набором тре­вожных симптомов: сердцебиение, обильное потоотделе­ние, прерывистое дыхание, трясущиеся руки. Потом я де­лала огромный вздох облегчения и, возвратившись в по­стель, чувствовала себя только что прошедшей через ужасное испытание. Берни, узнав о моей проблеме, пред­ложил делать эти звонки сам. Но и тогда я лежала, вся сжав­шись, прислушиваясь, мысленно складывая обрывки его речи и страдая от тех же симптомов, будто говорила с ней сама.

Однажды ночью, в очередной раз пытаясь набраться сил для предстоящего телефонного звонка, я впервые присмот­релась к симптомам тревожности и спросила себя: «Чего я боюсь?» У меня не было ответа. Это означало, что пройден Шаг 1. Заметить неадекватную реакцию. Я боялась, что соседка откажется выполнить мою просьбу? Нет, она всег­да закрывала окно, когда мы просили. И даже если бы она мне отказала, что с того? Что бы тогда случилось?

Я сознательно медленно подошла к телефону, взяла в руки трубку, и наступила очередь Шага 2. Почувствовать внешнюю эмоцию. Я испытывала ужас, не понимая, чем он вызван.

Шаг 3. Что еще я чувствовала? Прямо перед осознанием необходимости звонить, что я почувствовала? Раздраже­ние. Почему нам всегда приходится просить ее закрыть окно? Почему она снова и снова ставит нас в это неловкое положение?

Шаг 4. О чем мне это напомнило? Она вела себя бестакт­но во многих ситуациях. Никогда не знаешь, какую гадость она скажет или сделает в следующий момент, да еще и с такой невинной улыбкой, будто хочет сказать: «Кто, я?! Да у меня и в мыслях не было ничего подобного. Да будет тебе, не дуйся». Всех соседей от нее тошнило, и у меня часто воз­никал вопрос: такая ли она глупая, какой прикидывается, или это просто отвратительность ее натуры? Может быть, эта внешняя тупость служила лишь прикрытием подлин­ных мотивов, маскировкой для того, чтобы избежать по­следствий ее возмутительного поведения? Мы предпочи­тали говорить друг другу: «Ну, ты ведь знаешь Эллен. Она до того глупа, что ее просто нельзя принимать всерьез». Я не могла на нее злиться, так как никогда не считала ее равной себе.

Теперь я мысленно говорила себе: «Моя проблема с Эл­лен в непредсказуемости ее поведения. Я никогда не знаю, как она отреагирует на мою просьбу. Иногда она относится к ней любезно: «О, я совсем забыла что уже так поздно. Простите». Но временами она могла реагировать так, буд­то я посягаю на данные ей Богом права. Пятая свобода: сво­бода слушать телевизор. А как насчет моей свободы от те­левизора? Разве у меня нет прав?

И вдруг я осознала свое скрытое чувство: я боялась ус­лышать в ответ что-нибудь оскорбительное и разозлиться на нее за это. Из-за сильной неприязни к ней я чувствовала опасность подлинного гнева: он мог быть слишком сильным. Ну вот, пожалуйста, моя старая проблема, боязнь гнева. Я осмелилась отдать себя на волю гнева, и через несколько секунд он прошел. Вместе с ним прошли и симптомы тре­вожности. Набирая номер Эллен, я хорошо отдавала себе отчет, что могу застать ее в одном из несносных настрое­ний, которое вызовет мой гнев, но в случае необходимости я была готова на этот шаг. Никто от этого еще не умирал.

Вообще-то, в тот вечер она была вполне цивилизованной и любезно снизошла до того, чтобы позволить мне поспать, избавив меня от необходимости чувствовать гнев, который так меня страшил. Впоследствии, звоня ей с просьбой при­глушить телевизор, я никогда больше не ощущала симпто­мов тревожности.

Однажды, около года спустя я встретилась с Эллен у дома, и она все время отпускала колкости под прикрытием дружеской болтовни. Мысленно я твердила себе, что она так глупа, что ее не стоит принимать всерьез и пр., а наш пинг-понг тем временем продолжался, доведя меня до пол­ного истощения. Уже дома я стала рассказывать об этом Берни:

— Она ведет себя, как ребенок! Ни за что не поверишь, что она сказала!... А я сказала... И потом она сказала...

И я продолжала в том же духе, не в силах остановиться, дословно пересказывая ему весь этот бред, как одержимая. И вдруг до меня дошло, что я крайне взволнована.

— Не знаю, почему я опустилась до спора с ней, — ска­зала я.

— Я тоже не знаю почему, — сухо заметил Берни.

— Странно, почему я так огорчена? Почему отношусь к этому так серьезно? Она же просто дурочка. Что меня так беспокоит?

Я никак не могла отдышаться.

— Что я боюсь почувствовать?

И в следующий момент я поняла, что: гнев. Впервые я позволила себе дойти до состояния совершенной ярости с этой невыносимой женщиной. (Берни прибавил, что давно пора.) Я рвала и метала, вспоминая все оскорбления, ска­занные Эллен в прошлом, все ее отвратительные поступки, то, что раньше я всегда высмеивала. Наконец-то я осмели­лась выпустить свой гнев на свободу. Немного погодя я ос­тыла и почувствовала себя новым человеком. Нет ничего лучше честности с собой!

Теперь я знала, какими были мои истинные чувства к Эллен: не спокойное ощущение превосходства, позволяю­щее иронизировать по поводу ее детских выходок, а просто гнев. Все это время ей многое сходило с рук из-за моего стра­ха перед собственным скрытым гневом. Отныне я вырабо­тала новую линию поведения с ней. Я не могла открыто ссо­риться с ней или быть явно грубой, но могла, что я и сдела­ла, избегать ее, как чумы. Я знала о своей старой слабости, боязни гнева, но теперь могла предсказывать собственное поведение. Эта женщина всегда искушала меня разо­злиться, и я могла избавить себя от внутреннего конфлик­та, держась от нее подальше. Я предусмотрительно и от­крыто избегала ее, проявляла подчеркнутую вежливость, даже если она этого не понимала, и разрешила эту пробле­му. Одно из огромных преимуществ самосознания — это вновь обретенная способность не давать в обиду своего внутреннего ребенка. К чему искать неприятностей?

Иногда один гнев используется для прикрытия другого гнева. То есть вы думаете, что сердитесь на одного челове­ка, но на самом деле боитесь рассердиться на другого. Так отец может выпустить пар, накричать на своих детей, ког­да на самом деле взбешен поведением жены. Или он может придраться к жене, придя домой с работы с грузом сдер­живаемого гнева, который направлен на начальника и ко­торый он целый день не осмеливался почувствовать. Если хотите узнать о том, как направить свой гнев по безопасно­му пути, обратитесь к главе «Как безопасно почувствовать «опасную» эмоцию». Лучше всего для этого подходит тех­ника письма.

Как-то раз Берни принес домой симпатичный ножичек с зубчиками на лезвии, специально предназначенный для резки помидоров. Увидев его в витрине магазина, он не смог устоять от соблазна и купил его для меня. Я постаралась быть вежливой, но благодарности не испытала, и боюсь, что это было заметно. Берни удивился моей неблагодарно­сти и слегка обиделся, но.я не могла объяснить, почему его маленький подарок вызвал у меня вместо радости раздра­жение. Немного погодя я обратила внимание на ноющую боль в зубах, и мне стало понятно, что мне предстоит при­ступ головной боли: явный показатель того, что я от себя что-то скрываю. Я испытывала мучительное напряжение, но не могла точно распознать эмоцию. Здесь вполне умест­на техника письма, поэтому я закрылась в ванной на не­сколько минут и вот что записала:

«Зубы ноют. Начинается головная боль. Сказала Б., что я не покупаю того, что нужно мне. Не покупаю для себя кухонную утварь. Почему? Я не потакаю своим прихотям. Не позволяю себе роскоши. Почему? Считаю, что можно обойтись и без этого, если только покупка не нужна по-на- стоящему. Я не настоящий кулинар? Как со швейной ма­шинкой? [Я годами откладывала покупку машинки, потому что не люблю шить. В конце концов купила допотопную подержанную машину с ножным приводом, потому что бо­ялась, что новая слишком обяжет меня к шитью, а потом сшила на этой рухляди все домашние занавески и покры­вала и даже несколько платьев для девочек.] Вина из-за отсутствия умений? Неполноценность? Стыд? [Обратите внимание, все эти вопросы перечислялись в попытке выз­вать новую эмоцию. Чувствуя неудачу в одном направле­нии, я тут же обращалась к какому-то другому.] Не пытай­ся быть для меня «хорошим», делая то, что хочешь сделать для себя. Ты не знаешь, что мне нужно. Считаю, что Б. им­пульсивной покупкой выдал свое лицемерие? Непонима­ние моих настоящих потребностей? Равнодушие к моим потребностям? Что я почувствовала? Возмущение. Фруст­рацию. Своими бессмысленными покупками ты мешаешь мне покупать то, что нужно. Не «давай», не зная. Лучше ничего не давай. Чувствую, будто меня обманули. Подарок не от чистого сердца вызывает раздражение. Гнев? Сразу вспоминается отец. Что он мне «давал»? Проявил такую нежность, обнял меня за плечи. [В этот момент в голове воз­никла живая картинка из детства: я, маленькая девочка, сижу рядом с отцом на сиденье, мы едем куда-то в поезде. Я начинаю дремать и прислоняюсь к нему. Он кладет свою тяжелую руку мне на плечо, и я вся сгибаюсь в неудобном положении от ее тяжести, никак не удается расслабиться.] Мне было жутко неудобно, но я просто не могла себе позво­лить это показать. Я должна испытывать благодарность за любое проявление нежности, даже в самый неподходящий момент. Теперь напряжение в челюсти постепенно прохо­дит. Как я себя чувствовала тогда? Мне очень нужно было, чтобы папа не заметил моего напряжения. Чтобы он думал, что мне удобно. Боялась, что он отодвинется от меня, лишит своей нежности. Изголодавшийся по любви ребенок. При­ходилось лицемерить, чтобы ее получить. Отец так нечу­ток. Эгоистичен. Лишен воображения, как ребенок. Я, его маленькая дочь, тогда была взрослее него. Упустила соб­ственное детство. Отняли детство. Ребенок не должен за­думываться о своих поступках, должен вести себя непри­нужденно, беззаботно. Принимать любовь безвозмездно, не плести интриг ради нее. Отец как большой ребенок».

Таково было мое скрытое чувство: гнев к отцу. Через несколько секунд оно прошло. Боль в зубах и челюсти тоже утихла, я снова почувствовала к Берни любовь и смогла посмеяться над своими душевными муками по поводу ку­хонного ножа. Кстати, он оказался весьма удобным инст­рументом, и я пользовалась им с большим удовольствием.

А что же насчет гнева к отцу? Как всегда бывает со скры­тым чувством, это касалось только моего внутреннего ре­бенка, который ненадолго осмелился на то, чего ни в коем случае не мог почувствовать много лет назад. Взрослая жен­щина, которой я теперь была, любила и понимала своего отца, отвечающего взаимностью в такой мере, на какую он способен. Чем чаще вы будете позволять проявляться рас­серженному ребенку внутри вас, чтобы почувствовать, как он зол, тем больше времени вы будете способны на любовь.

Приложение I

Терапевтическое преподавание

Уже давно считается, что в обстановке интеллектуаль­ных встреч люди не могут научиться тому, как трансфор­мировать провальные паттерны, что только «терапевти­ческие отношения» обеспечивают подлинные изменения. Я обучала техникам самопомощи сидящих за ученически­ми партами взрослых людей на протяжении десяти лет. Последующие контрольные исследования в сочетании с обратной связью от студентов показали, что участники этих классов учатся самотерапии (термин, предложенный Маслоу при личном общении) и показывают значитель­ные признаки роста в своей повседневной жизни. Энтони Сыотич, редактор «Журнала гуманистической психоло­гии», называет мой лекторский стиль «терапевтическим преподаванием».

Я занялась разработкой техники самотерапии девятнад­цать лет назад в попытке избавиться от кратковременных рецидивирующих депрессий. Достигнув за два года постав­ленной цели, я с тех пор не прекращала заниматься само- терагшей. За прошедшее время я утратила некоторые нев­ротические симптомы, такие как синдром язвенной болез­ни желудка, боязнь кошек, компульсивное переедание и т.д. Что еще более важно, мне удалось добиться спонтанности в межличностных отношениях и получить свободу для реали­зации своего истинного потенциала — достижения, открыв­шие передо мной самые неожиданные перспективы.

Мои лекции проходят неформально, в диалоговом режи­ме, в атмосфере сердечности и юмора. Студентам не только можно, но и желательно прерывать меня в любой момент с комментариями и вопросами. Я снабжаю теорию конкрет­ными примерами из моих личных опытов в самотерапии.

Как в Обществе анонимных алкоголиков и Синаноне*, студенты легко отождествляют себя с лектором. Я не «ав­торитет», разговаривающий с ними свысока: пройдя че­рез то же, что и они, я моху в точности описать, что чув­ствуешь, когда «вытаскиваешь» себя из проблем. Я не боюсь говорить о своих «плохих» чувствах, так что они набираются смелости, чтобы встретиться с этими же чув­ствами в себе. Если я способна переживать иррациональ­ную эмоцию, действуя при этом рационально, если я могу чувствовать себя ребенком, но вести себя как взрослый, то и они могут. В любых хороших отношениях учитель — ученик существует элемент переноса. В моей аудитории учитель представляет собой успешного человека, кото­рый, хоть и борется с возникающими проблемами, делает это творчески и потому способен наслаждаться полноцен­ной жизнью. Студент заимствует у учителя силу и отва­живается на новый подход к жизни.

Чему же я учу? Скажем так: у каждого человека есть уязвимые зоны, где в силу особенностей его личной исто­рии определенные эмоции, по-видимому, слишком опасны, чтобы их чувствовать. Всякий раз, когда какая-то текущая ситуация искушает вас почувствовать эту «запретную» эмоцию, вы стремитесь прикрыть ее фальшивой. И всегда, когда вы скрываете от себя какое-то переживание, псев­доэмоция обманом вовлекает вас в провальный паттерн: вы теряете способность руководствоваться разумом и опытом в решении возникшей проблемы.

Анонимные алкоголики (англ. Alcoholic Anonymous) — общественная организация, объединяющая а\коголиков, выразивших готовность самостоятельно излечиться от алкоголизма и помочь в этом другим, и их родственников. Движение возникло в США в 1935 г. В России группы АА были созданы в 1987-88 гг.

Синанон (Synanon) — групповая психотерапевтическая методика, основанная на тренинге выражения отрицательных эмоций (гнева, агрессии и т.д.). Обучение осуществляется как резкое критическое обсуждение проблем участников группы, представленное в игровой форме. За счет этого у них вырабатывается толерантность к негативным психологическим воздействиям. — Прим. пер.

Самотераиия — инструмент, позволяющий снять слой этой обманной эмоции-прикрытия и почувствовать лежа­щую под ним подлинную эмоцию. Вам не нужно понимать, почему так получилось (вы не психотерапевт себе), просто почувствуйте скрытую эмоцию, и вся картина предста­нет перед вами в другом свете. Отважившись испытать свои подлинные чувства, вы видите людей такими, какие они на самом деле, а не в образе теней из собственного прошлого, вы слышите то, что они говорят, вместо того что­бы искажать или неправильно истолковывать их слова. Стоит вам пережить скрытую эмоцию, вы освобождаетесь, чтобы использовать свой опыт и разум для решения этой проблемы точно так же, как вы решаете другие в областях, оставшихся неповрежденными.

В каждой лекции я перечисляю пять шагов самотерапии, используя их для структурирования примеров из собствен­ной жизни. j

Как почувствовать скрытую эмоцию

Шаг 1. Распознать неадекватную реакцию. Вы замечае­те, что реагируете в той или иной ситуации эмоцией, кото­рую ваш разум распознает как неуместную: «Почему мне так обидно? Я знаю, что он не хочет делать мне больно». По­скольку любая эмоция может использоваться для прикры­тия другой, и фальшивая переживается по-настоящему, со­всем как подлинная и уместная для данной ситуации, то не­адекватную реакцию в процессе бывает трудно распознать, особенно для начинающего в самотерапии. Такого рода са­моосознание чаще всего наступает, когда оглядываешься на прошедшее событие: «Не перестаю удивляться, почему я так рассердилась вчера. Она ведь всего лишь ребенок!»

Депрессия, тревожность, навязчивые мысли — все это относится к неадекватным реакциям ввиду своей неопре­деленности. Подобные состояния всегда служат прикры­тием тому, что вы боитесь почувствовать. Напряжение, го­ловная боль, такие физические симптомы тревоги, как зат­рудненное дыхание и сердцебиение, — все эти признаки указывают на наличие скрытого чувства.

Шаг 2. Почувствовать внешнюю эмоцию. Иногда вы со­знательно стараетесь избежать неадекватной реакции («Глупо обижаться, он не хотел ничего плохого»), но вы долж­ны почувствовать эту эмоцию, неважно, насколько нера­зумной она вам кажется. Короткого пути к подсознанию нет: нельзя почувствовать скрытую эмоцию, если не начать с внешней, которая ее прикрывает.

Иногда внешняя эмоция кажется опасной («Я так взбе­шена, что могла бы ее убить, — но она всего лишь ребе­нок!»). Вам вовсе необязательно воплощать свои неадек­ватные чувства в действие: мысли и поступки не одно и то же, их можно отделить друг от друга. Ваши чувства не обла­дают магической силой, не могут причинить вреда сами по себе. Всегда можно найти, куда излить свою внешнюю эмо­цию: выговорите ее, запишите на бумагу, запритесь в ван­ной и выплачьте ее. Главное — не загоняйте внутрь.

Приступая к исследованию неадекватной реакции, ко­торая произошла вчера, подогрейте остывшую эмоцию в разговоре с хорошим слушателем.

Допустим, вы пытаетесь выследить чувство, скрываю­щееся за головной болью. Станьте детективом, двигайтесь в обратном направлении, ищите зацепки. Когда начался симптом? Что тогда происходило? Как я себя чувствовал?

Шаг 3. Что еще я чувствовал? Непосредственно перед появлением внешней эмоции, что вы почувствовали? Речь идет не о скрытой эмоции, а о той, которую вы почувство­вали на короткое мгновение, почти не обратив на нее вни­мания, о той, которую сразу же заглушила внешняя эмо­ция. Вы, к примеру, можете вспомнить вдруг, что почувство­вали укол страха перед появлением внешней эмоции, гнева.

Шаг 4. О чем мне это напоминает? Когда вы подобным образом реагировали на аналогичную ситуацию? Что при­ходит вам в голову при мысли о произошедшем? Замечали ли вы когда-нибудь свое необычное отношение к проблеме такого рода?

Если это не пробуждает у вас скрытого чувства, спроси­те себя: «Какое я произвожу впечатление со стороны?» На время займите объективную точку зрения. Если бы вы были сторонним наблюдателем, оценивающим данную ситуа­цию, как выглядели бы для вас ваши действия?

Здесь, на 4 этапе ваш разум задает различные вопросы, пытаясь столкнуться с эмоцией, вывести вас из равнове­сия. Вы не ищете разумного объяснения своей неадекват­ной реакции, не пытаетесь найти мотивов провального по­ведения — вы не психотерапевт себе. Вы просто пытаетесь почувствовать скрытую эмоцию. Продолжайте, пробуйте разные идеи, пока одна из них не вызовет новую эмоцию. Вы узнаете в ней скрытое чувство, если она заменит внеш­нюю эмоцию, с которой вы начали свое расследование.

Шаг 5. Определить паттерн. Здесь вы не определяете базовый паттерн своей личности, не надо брать так широ­ко. Просто постарайтесь осмыслить, что произошло? Ка­кую именно скрытую эмоцию какой именно внешней вы прикрывали? Теперь вы предсказуемы для самого себя. В следующий раз, столкнувшись со сходной проблемой (снова возникнет соблазн почувствовать то же запретное чувство), вам достаточно будет вспомнить уже случившее­ся, и, скорее всего, вам не придется прибегать к прежнему, уже известному вам внешнему прикрытию. Вы будете сво­бодны, чтобы экспериментировать с новым способом реше­ния проблемы, вам больше не нужно действовать в старой, автоматической, провальной манере. Теперь, когда вы зна­ете свой паттерн (склонность прикрывать это конкретное скрытое чувство данным конкретным внешним чувством в определенных обстоятельствах), вы способны использовать разум и опыт, чтобы действовать, по крайней мере, столь же мудро, как в других, неповрежденных областях, где вам ни­когда не приходилось ничего от себя скрывать.

Каждая моя лекция рассматривает подход к самотера­пии с разных углов зрения. Вот пример того, как личный опыт может стать материалом для иллюстрации метода. В лекции под названием «Скрытое сообщение ребенка» я объясняю, как ваши скрытые чувства могут вмешиваться во внутрисемейную коммуникацию.

Всякий раз, когда вы заглядываете внутрь себя и осмели­ваетесь почувствовать свою истинную эмоцию, вы станови­тесь способными услышать сообщение вашего ребенка и узнаете, как на него отвечать. У меня был такой опыт. Од­нажды вечером, когда звук гремящих кастрюль и сковоро­док на кухне предвестил домочадцев о приближающемся ужине, моя старшая дочь прокричала из своей комнаты: «Когда мы будем есть? Я умираю от голода!» Мы всегда ужи­наем в одно и то же время, поэтому ненужный вопрос и ее разъяренный тон прозвучал примерно следующим образом: «Что такое с обслуживанием в этом паршивом отеле?»

Естественно, я прикрикнула на нее: «Не ной, не малень­кая, иди и помогай, если так торопишься» и т.д., и т.п. Этот обмен любезностями стремительно перерос в истеричес­кий дуэт. И лишь на следующий день я вспомнила, что мы проходим через все это снова и снова уже многие годы. Бед­ный ребенок просто ничего не может с собой поделать: жесткое расписание кормлений, составленное нашим пе­диатром, заставляло ее плакать и просить бутылочку еще когда ей было несколько недель от роду, и вот пожалуй­ста — этот плач продолжается до сих пор. Я понимала ее проблему, уже давно «проанализировав» ее неосознанную мотивацию. Но это ничуть не помогало мне справиться с ней ни раньше, ни теперь. Ее нытье меня изводило, и я не знала, как заставить ее замолчать. Здесь и был ключ. Если обычно вы неплохо ладите со своим ребенком, как это было у нас, и все время застреваете на одной и той же проблеме, то вполне вероятно, что вы что-то от себя скрываете. Поче­му я так груба с дочерью в подобных случаях? Это был Шаг 1. Обратить внимание на неадекватную реакцию.

Шаг 2. Почувствовать внешнюю эмоцию. Теперь я была совершенно спокойна и преисполнена решимости разоб­раться с проблемой, поэтому навестила подругу, у которой тоже есть дочь подросткового возраста, и рассказала ей свою историю. Не прошло и нескольких минут, как во мне снова закипел вчерашний гнев.

Шаг 3. Что еще я чувствовала? Туг память подсказала мне, что между моментом, когда дочь закричала из своей комнаты, и моментом, когда я рассердилась, я испытывала ужасное напряжение: будто она стояла надо мной с кнутом и подгоняла меня: вперед, вперед! Потом нахлынул гнев, напряжение спало, и я забыла про это.

Шаг 4. О чем мне это напоминает? Я помнила, как она плакала, прося бутылочку. Но это интеллектуальное пони­мание не помогало: я по-прежнему злилась («Она давно уже выросла, сколько можно плакать о бутылочке?»). О чем же мне еще это напоминало? Еда... Моя собственная привяз­чивость к еде... Навязчивое желание кормить семью. Что я должна была чувствовать много лет назад, когда малышка плакала от голода, потому что педиатр заставляла кормить ее строго каждые четыре часа?

Впервые я сознательно попыталась воссоздать эту сцену вместо обычных интеллектуализаций о ней. Мысленно я уви­дела перед собой картину: детская комната, я стою прямо за дверью, чтобы дочери не было меня видно, мои глаза напря­женно следят за стрелкой часов в ожидании разрешенного времени кормления. Я помню, как она кричала, моя бедная малышка, и как я сама плакала вместе с ней: слезы беспо­мощности, фрустрации, тревоги, и... вины. Эта вина захлест­нула меня такой болезненной волной, что я зарыдала, будто снова оказалась в той же обстановке. Скрытая вина заглу­шила собой весь гнев. Пятнадцать лет я сваливала ответ­ственность на чужие плечи, обвиняя педиатра в том, что она морила голодом моего ребенка. Теперь, когда уже было позд­но, я осмелилась почувствовать вину сама.

Шаг 5. Определить паттерн. Чувство вины длилось око­ло минуты, а потом я увидела свой паттерн. Не всю картину моих взаимоотношений с ребенком, не мою базовую уста­новку, связанную с едой — ничего глобального. Простой паттерн, состоящий в том, что всякий раз, когда дитя кри­ком просит есть, старая скрытая вина поднимает голову и угрожает вырваться наружу, чтобы причинить мне боль. Сперва я напрягаюсь и начинаю бешено метаться, стара­ясь доказать себе, какая я хорошая мать, потом, когда па- пряжение становится невыносимым, я нахожу спасение в гневе. На следующей стадии я отыгрываю этот псевдогнев, что только выводит ее из себя еще больше. Это удесятеря­ет мою скрытую вину, которую я вынуждена скрывать за еще большим гневом и т.д.

Теперь, обнаружив свой паттерн, я стала предсказуе­мой для самой себя. Я могла, дождавшись случая, когда та же самая проблема повторится, попытаться справиться с ней другим способом. Я еще не знала точно, как поступлю в следующий раз. Само собой разумеется, месяц или два спу­стя я услышала привычную жалобу: «Когда мы сядем есть? Я умираю от голода!» И снова я почувствовала напряже­ние, но на этот раз, не дожидаясь, пока оно перерастет в гнев, я вспомнила свою скрытую вину. Теперь мне не надо было чувствовать ее заново, все, что я сделала, это вызвала ее в памяти. Мое напряжение немедленно спало, и интона­ция дочери сообщила мне совершенно другое. Вместо при­вычного: «Да что же такое с обслуживанием в этом парши­вом отеле?» я услышала: «Мамочка, мне так плохо. Разве тебе все равно?»

Конечно, мне было не все равно. Безо всякого напряже­ния я немедленно отреагировала на ее потребность: «Сей­час, сейчас, дорогая. Ужин уже почти готов». Это было все, что ей хотелось услышать от меня, — и больше ни звука из ее комнаты!

В дополнение к лекциям в настоящее время я экспери­ментирую с Т-группами — это пробные группы по самоте­рапии. Групповая беседа строится в режиме «здесь и сей­час», члены группы внимательно отслеживают собствен­ные неадекватные реакции, которые обеспечивают их домашней работой по самотерапии. Последующие группот вые встречи предоставляют им благоприятную возмож­ность для проверки их нового самоосознания.

Дата добавления: 2015-06-27