Семь инкарнаций Джона Вейна 5 страница

Из шахты лифта доносится какойто шум, и кабинка начинает двигаться. Наверх. Я улыбаюсь Тай By. Все опять упрощается. Мы встаем с двух сторон лифта и ждем, когда Хартман со своими ниндзя окажутся у нас на мушке. Мы судим о продвижении кабинки по звуку. Мы чувствуем, как она приближается и наконец останавливается. Дверцы начинают разъезжаться в стороны. Я чувствую, как мне в спину упирается дуло, и чьято рука забирает мой пистолет. Еще один ниндзя в черном оказывается за спиной Тай By.

– Бросай оружие, – говорит он.

Дверцы лифта раздвигаются.

– Отличная работа, – произносит Дэвид Хартман. Рядом с ним стоит Сакуро Дзюдзо с мечом в руках. – Тейлор законченный идиот. Но Сакуро сказал, что ты непременно придешь сюда. Вот ум истинного стратега. Он сказал, что ты читал СуньЦзы. Но понимаешь его как человек Запада. Надеюсь, ты захватил с собой записку.

– Нет, – отвечаю я.

Хартман вздыхает и выходит вместе с Сакуро из лифта. Он находится от меня так близко, что я слышу его дыхание. В лопатки мне продолжает упираться дуло пистолета. Они выходят из узкого коридора, в котором мы находимся, и оказываются в главном холле. Потолок здесь настолько высокий, что исчезает в полумгле. В камине, как всегда, горит огонь. На полу стоит ведро со льдом и бутылками шампанского.

– Каждая бутылка стоит пятьсот долларов, – говорит Хартман. – Я поспорил с Сакуро на то, что ты не появишься. Не то чтобы я ему не поверил, но, помоему, будет неуважением отдавать ему это в качестве награды. Ведь он гений.

И Хартман, и Сакуро выглядят очень довольными.

– Мне нужна записка. Или… у меня есть ты и Мэгги. И Сакуро сказал, что один из вас сломается, чтобы спасти другого от боли и унижений.

И вдруг из темноты раздается голос. Он произносит чтото на неизвестном мне языке, но явно восточном. Это сержант Ким. Я не знаю, что он сказал. Но я ощущаю в его высказывании насмешку и издевку. При всем самообладании, которое требуется для того, чтобы достичь вершин боевых искусств, Сакуро Дзюдзо отвечает ему – вероятно, в нем содержится нечто убийственное.

Ким снова чтото говорит.

Потом Сакуро. Затем он чтото произносит своим ниндзя, и мы мгновенно оказываемся у камина. Сакуро поворачивается к Хартману.

– Это мой бой. Я одержу победу. И это никак не повлияет на дело.

– Конечно, – отвечает Хартман.

– Расчистите пространство, – говорит Сакуро, обращаясь ко мне и Тай By. Поскольку он нанес нам поражение, мы обязаны ему повиноваться. И мы с Тай By раздвигаем столы и стулья, стоящие у камина, а потом отходим в сторону. Ниоткуда появляется сержант Ким.

Судя по всему, это бой, который Киму суждено проиграть. На его лице написано, что он старый солдат, которого последние двадцать лет интересовали лишь деньги и который пьет больше, чем это следовало бы делать. А потом я понимаю, что дело обстоит еще хуже. Гораздо хуже. И если Ким сейчас не вынет из рукава волшебный меч, то, значит, он окончательно рехнулся. Он собирается сражаться с Сакуро голыми руками. А у Сакуро меч. Оружие самураев, которым он владеет лучше всех. Какие там мистика, ки и прочая ерунда. Просто представьте себе, что вы оказываетесь на ринге с серьезным противником. Или собираетесь играть против «Детройтских львов». Или на теннисном корте в паре с лучшим теннисистом мира. Они обладают такой силой и скоростью, за которой невозможно угнаться. Они владеют такими трюками и комбинациями, которые вы даже не можете себе вообразить.

Они встают друг напротив друга. Ким смеется. Сакуро еле заметно ухмыляется. На первый взгляд они стоят абсолютно неподвижно, но я понимаю, что на самом деле они маневрируют. Я знаю, что бой уже начался. Внезапно Ким прыгает в сторону; делает колесо и оказывается справа от Сакуро, тем самым избегая удара, который тот намеревался нанести. Все смотрят только на них. Я делаю легкое движение, чтобы проверить, не утратил ли ниндзя бдительность.

Нет, не утратил. А я круглый дурак, что решил его проверять, – теперь он будет еще бдительнее. И во мне угасают последние проблески надежды.

Сакуро совершает настолько быстрое движение, что я его даже не замечаю, – лишь отблеск пламени вспыхивает на его клинке, и я вижу отрубленную руку Кима.

Время останавливается. Сакуро замирает и любуется своей работой, наслаждаясь видом руки, отваливающейся от человека.

Кровь из оставшегося обрубка бьет фонтаном. Ким поднимает его вверх и ослепляет Сакуро Дзюдзо. Не опуская руки, Ким ныряет вперед, наносит удар здоровой рукой по незащищенной шее Сакуро и убивает его.

Я вытаскиваю из кобуры, закрепленной на щиколотке, пистолет и убиваю ближайшего ко мне ниндзя.

Вошедший в холл Пол направляет дуло пистолета на другого.

Ким запихивает руку в камин и прижигает рану. Наверное, у него шок, потому что он не издает ни звука.

Не опуская пистолета, я поворачиваюсь к Хартману.

Ким отходит от камина, достает бутылку шампанского и бросает ее Тай By, после чего запихивает обрубок руки в лед. Лицо его покрывает смертельная бледность, и он, лишившись сознания, сползает на пол.

Дэвид Хартман падает на колени, и его начинает рвать.

– Он мертв? Мертв?

Я подхожу к Сакуро и проверяю. Он мертв.

Пол укладывает оставшегося ниндзя на пол и заставляет его раздвинуть руки и ноги. Даже проиграв, эти ребята остаются опасными. Однако я не хочу его убивать.

– Вы убили Сакуро Дзюдзо. Вы обезумели, обезумели, – повторяет Хартман. – Вы только что уничтожили инвестицию в двадцать миллионов долларов. Он был… он был… он должен был стать машиной по производству денег. Клубы, игрушки, фильмы, одежда, поточные линии – все. Он готов был снять картину за две недели. Ты рехнулся, Броз. Просто рехнулся.

Я даю Хартману пощечину, чтобы остановить истерику.

– Он просто умер. Уж онто понимал такие вещи.

Тай By осторожно поднимает руку двоюродного брата, оглядывается в поисках чистой тряпки и, заметив салфетку на одном из столов, аккуратно заворачивает руку в нее. Затем он открывает бутылку шампанского и, положив голову дяди к себе на колени, поит его, чтобы вывести из шока.

– Ну ладно, Дэвид, – говорю я. – Мы собираемся обменять тебя на Мэгги. А потом я отдам тебе записку, и мы сделаем вид, что всего этого никогда не было. «Юниверсал секьюрити» позаботится о трупах. Они умеют это делать. Мы еще сможем стать друзьями. Ты поможешь Мэгги с ее карьерой. А я буду хранить все твои тайны. А если ты нарушишь договор, я приду и убью тебя. Потому что это моя профессия. Убивать.

Глава 59

С чего бы начать, когда мы уже совсем подошли к концу?

Для меня все началось одним исключительно темным вечером. Я живу в самом конце тупика. На грязной улице без названия и какихлибо опознавательных знаков в пригороде НьюЙорка. Небо затянуто плотными тучами, из которых непрерывно идет мелкий дождь. В НьюЙорке, где я жил раньше, никогда не темнело. Но за городом, когда луна и звезды скрываются за тучами, наступает настоящая кромешная тьма.

Я работал.

И еще у меня студия в лесу, в деревянной хижине, расположенной в пятистах ярдах от дома. Обычно ее невозможно заметить, и видна она лишь зимой, когда листья на деревьях облетают, а снег вычерчивает на крыше слишком правильный для природы геометрический рисунок. Поэтому я жутко пугаюсь, когда в дверь ктото стучит. У меня есть семья, хотя она и не приезжает сюда. На стене у меня висит предостережение: «Женщины и лица ниже четырех футов не допускаются». Это семейная шутка с серьезной подоплекой – никто не должен мешать писателю, зарабатывающему на хлеб. И все к этому относятся с должным уважением. Если им надо поговорить со мной, они звонят по телефону. Дети, конечно, иногда приезжают, но не по вечерам. И в это время суток еще никто не стучал мне в дверь.

Я открываю и вижу перед собой незнакомца.

– Вы Ларри Бейнхарт, – говорит он.

– Да.

– Меня зовут Джо Броз. Мы както говорили с вами по телефону.

Я замечаю, что в руках у него сумка. Я бросаю взгляд через его плечо на дом, где находится моя семья.

– Я их не беспокоил, – говорит он. – Я хочу поговорить с вами.

– Надеюсь, вы ничего не продаете?

– Только историю. Вы ведь занимаетесь историями? И вполне успешно. Неужели не помните? Я както звонил вам по поводу одной из ваших книг.

– Дада, – отвечаю я. Хотя обычно я стараюсь выкидывать из памяти имена людей, делающих мне предложения, которым не суждено осуществиться. Они просто погружаются для меня в небытие. – Проходите, – говорю я, потому что не знаю, что еще сказать. Хотя на самом деле во мне уже начинает закипать раздражение.

К этому времени у меня уже было написано три детектива с одними и теми же персонажами. И, хотя критика считала их удачными – где вы видели писателя, который удержался бы от такого замечания? – они не пользовались той популярностью, на которую я рассчитывал. Поэтому я был одержим поисками формулы коммерческого успеха. Проблема заключалась в том, что, по сравнению с моими более успешными в финансовом отношении творениями, содержание этих книг было более размытым. Поэтому я решил отказаться от серий и писать более компактные сюжеты. Менее смешные. Менее циничные. Менее интеллектуальные. Наше самомнение всегда стремится объяснять неудачи тем, что «мы слишком хороши для читателя».

Как бы там ни было, я решил написать книгу о том месте, где теперь живу, – о сельском округе всего с одним маленьким городком, большинство населения которого составляют белые американцы, живущие здесь уже в течение нескольких поколений. Для того чтобы проникнуться местной культурой и познакомиться с ее преступными элементами, я предложил свои услуги местному еженедельнику, решив, что он непременно ими воспользуется, так как предлагаемая им зарплата была слишком мала для любого уважающего себя журналиста. Так я стал журналистом, и, несмотря на качество моих публикаций, местная полиция приняла меня с распростертыми объятиями. Я в основном писал о деятельности правоохранительных органов, что было удобнее и выгоднее. Я прикладывал массу усилий, чтобы собрать нужные персонажи и найти сюжет, который можно было бы раздуть до полноценного романа, чтобы оплатить закладную, медицинскую страховку и все остальное.

Дело продвигалось медленно. Очень медленно. И чем медленнее оно шло, тем больше я прилагал усилий. А моя семья, как и все семьи, в которых 50 % членов еще не достигли четырехлетнего возраста, тоже требовала внимания. В моей предшествующей богемной жизни я даже не представлял себе, насколько ценной может быть каждая минута.

Поэтому на самом деле я совершенно не хотел беседовать с этим парнем. И тем не менее я позволяю ему пройти в дом. И он усаживается в отвратительное зеленое креслокачалку, которое моя жена купила на распродаже за пять долларов.

– Секундочку, – говорю я и снимаю трубку телефона. Мне отвечает жена. – Я просто хотел узнать, как у вас дела, – говорю я. Я не объясняю, что хочу узнать, живы ли они и не совершил ли этот чертов незнакомец с ними чтонибудь ужасное. Судя по всему, не совершил и все в порядке.

К этому времени Броз уже вынимает бутылку. Виски.

– У меня есть для вас история, – говорит он.

– У меня уже есть две истории для газеты и книга, которую я пытаюсь написать, – отвечаю я.

У него есть с собой даже бумажные стаканчики, один из которых он протягивает мне. Я переворачиваю его вверх дном. Я не пью и даже не понимаю, почему люди испытывают в этом потребность. Это является одной из моих творческих проблем, тем паче что большинство моих текстов посвящено людям пьющим.

– Вы должны меня выслушать. Это хорошая история, – повторяет он.

– Это короткая история? – спрашиваю я, пытаясь выдавить из себя улыбку. Чтобы придать всему оттенок легкомысленности.

Он делает глоток и неторопливо приступает к рассказу, как это делают пьющие люди.

– Я – настоящий американский герой, – произносит он. – Начнем с того, что я человек невысокого роста. Это не означает, что у меня есть какието физические недостатки, просто я обычный человек…

Он напоминает мне героя О'Нила или Сарояна, который рассказывает в баре историю своей жизни. Я не умею долго сидеть в баре, потому что я не пью, и от этого у меня всегда было ощущение, что я упускаю чтото очень значительное.

– Обычный парень, который совершенно не рвется изменять мир. И не собирается становиться какойнибудь знаменитостью. У меня нет никаких честолюбивых помыслов. Я просто работаю и стараюсь выполнять свою работу как можно лучше. Что это за работа, это уже другой вопрос. Я полицейский. Сыщик. Занимаюсь расследованиями. Тем, из чего ткутся сновидения. Книги, кино, телевидение. Тем, что продается. Вы меня понимаете?

Я слушаю. Для краткости скажу, что я слушал в течение трех дней. Честно говоря, отчасти это было вызвано страхом. Он производил впечатление физически очень сильного человека. Есть такие парни, к которым прикасаешься и ощущаешь внутри них дерево. Помню, я както работал осветителем на съемках фильма «Властители Флэтбуша» – дни напролет таскал аппаратуру и накачал вполне приличные мышцы. Но когда мимо проходил Силвестер Сталлоне и без всякого злого умысла отодвигал меня в сторону, я понимал, что обычный человек тягаться с ним не может. В какомто смысле Джо был таким же. Поэтому я боялся вышвырнуть из дома этого здоровенного алкоголика, вооруженного двумя пистолетами – один был в кобуре, другой в сумке, – и продолжал слушать его бесконечный рассказ. Это если говорить начистоту.

Он рассказал мне то, что вы уже прочитали. Причем все было рассказано от первого лица и с его точки зрения. И должен сказать, он очень педантично указывал, что было ему известно, о чем он догадывался и что он лишь предполагал. Он производил впечатление «профессионального наблюдателя». Он был крайне подробен в описании оружия, боевых искусств и различных приборов, так что я даже не все понимал. Однако он довольно быстро об этом догадался – вне зависимости от степени опьянения он умел быстро схватывать – и внес в свой рассказ необходимые поправки.

Учитывая его столь долгое пребывание в моей хижине, нетрудно догадаться, что он познакомился с моей семьей. Обычно люди, у которых есть маленькие дети, судят о человеке потому, как он ведет себя с детьми. Думаю, расхожее мнение о том, что о человеке говорит отношение к нему собак, основано на литературном вымысле. По крайней мере, я не встречал ни одного пса, который обладал бы врожденной способностью определять ценность человеческой личности. А вот моя трехлетняя дочь ею совершенно определенно обладала. Мой годовалый сын, только начинавший тогда говорить, интересовался личностными свойствами в гораздо меньшей степени. Джо терпеливо играл с ними, не проявляя ни в интонациях, ни в жестах признаков того, что является нимфоманом, чего так боятся все американские родители, которых средства массовой информации убедили в том, что каждый седьмой взрослый мужчина – насильник, способный растлить за свою жизнь до четырехсот детей.

А когда он смотрел на них, в его взгляде выражались тоска и неудовлетворенная страсть.

– Вам повезло, что вы можете наблюдать за тем, как подрастают ваши дети, – говорит он. С чем я, естественно, вынужден согласиться. Хотя еще недавно я мечтал о том, чтобы разбогатеть и нанять няньку.

С самого начала он просил о том, чтобы я записывал его рассказ на пленку, но меня это не слишком привлекает, не говоря уж о том, что все пленки довольно быстро бы закончились. Поэтому сначала я просто делаю записи, что является неплохой практикой, и только на следующий день покупаю пленки.

Однако к этому времени у меня сдыхают батарейки. Мой магнитофон работает на батарейках АААА, которые довольно сложно найти в магазинах. Поэтому я продолжаю вести записи и задавать вопросы. Один из первых: почему он обратился именно ко мне? И почему он здесь, а не в ЛосАнджелесе?

– Вы получите ответ на этот вопрос, когда дослушаете мою историю до конца, – говорит он.

Глава 60

Мы отправляемся в дом Мэгги, и я получаю ее обратно.

Вы, вероятно, хотите знать, почему она кричала. Потому что под ногти ей загнали проволоку. Но никаких существенных повреждений и шрамов я на ней не замечаю, и сама Мэгги подтверждает это. И, точно как в кино, хорошие парни благополучно удаляются.

Я отдаю Дэвиду записку.

Мы привозим тело Стива Уэстона в ЛосАнджелес. Его тело должно быть обнаружено, чтобы его семья получила пенсию и страховку. И когда копы его находят, они относят его смерть за счет наркоразборок. Черный мужчина, причина смерти – огнестрельное ранение. Мы с Мэгги отправляемся на похороны.

Я должен еще выполнить два обещания: одно, данное Стиву, а второе – его сыну. К чему я и собираюсь приступить через пару минут.

Вы спросите меня, снял ли я копию с записки, прежде чем отдавать ее Хартману. Да, снял. Но она не у меня.

Я звоню К. Г. Банкеру. Он любит секреты и верит всему, что ему говорят, У него есть две любимые военные истории – сражение при Мидвэе и нападение при Тете. Именно поэтому я ему и предлог гаю записку в обмен на мир.

– К. Г., я умею хранить тайны, – повторяю я ему.

Я никогда никому ничего не выдавал. До сегодняшнего дня. И даже сейчас я не рассказываю всего, что мы сделали.

К. Г. пожимает мне руку и одновременно забирает записку.

– Хорошо, сынок, – говорит он.

И какой же первый проект предлагает нам Хартман? «Американский ниндзя». Фильм, в котором должен был сниматься Сакуро Дзюдзо. Но он уже не сможет это сделать, так как умер. Сценарий быстро переписывают и отдают Мэгги главную роль, которую должен был играть Сакуро. Считается, что этот фильм станет началом, сериала. По художественной насыщенности его можно сравнить с «Джеймсом Бондом». Роджер Мур любит шутить, что единственная фраза, которую тот произносит, это: «Меня зовут Бонд. Джеймс Бонд». Мэгги шутит, что у нее целых две реплики: «Да, есть американские ниндзя» и «Женщина гораздо опаснее мужчины». С другой стороны, фильм и снимается с таким же размахом. Съемки должны быть завершены в течение десятидвенадцати недель. Торонто, Япония, Мексика. И мне кажется, что уехать из города – не такая уж плохая идея. Пусть все успокоится.

Через две недели мы уже оказываемся на месте съемок.

Я впервые вижу, как снимается большое кино. По своему безумию это зрелище напоминает, войну. И теперь я понимаю, что кинематографисту не составит труда организовать войну. Вероятно, Этуотер, Хартман и Бигл понимали это. Ежегодно на съемках погибают люди – каскадеры пилоты вертолетов, операторы, а иногда и актеры.

Кажется что мы с Мэгги абсолютно счастливы. Мы шутим и смеемся. Она говорит, что забеременеет и заставит меня на себе жениться, Пару раз она предупреждает меня, что она актриса, а следовательно, существо, подверженное эмоциям и руководствующееся моментом.

В июле мы оказываемся в Мексике. Жара. Но мы живем на берегу Тихого океана и прекрасно проводим время.

Мы регулярно общаемся с дублершей Мэгги Кэтрин Хелд и ее приятелем Томми Томмассино. Они любят друг друга. И мы любим друг друга. Томми служил во Вьетнаме. И мы решаем все вместе поехать в отпуск после окончания съемок, которые должны быть завершены к первому или второму августа. Исчезнуть куданибудь на пару недель. Купаться развлекаться и делать вид, что мы не имеем никакого отношения к киноиндустрии.

Все отлично, за исключением того, что пару раз я натыкаюсь на какихто странных людей. Однако все происходит в Мексике, а я не настолько хорошо знаю эту страну, чтобы разбираться в том, кто есть кто. Да и Мексика неоднородна и в разных местах встречаются разные люди. Мы живем в «Оахаке», курортной гостинице неподалеку от ПуэртоАнгеля, в трехстах милях от Акапулько.

В последнюю очередь снимается ночная сцена на берегу. У нас остается полчаса до восхода солнца.

Группа устраивается на берегу – открывает ящики с пивом, бутылки с текилой, упаковки печенья ктото раскуривает косяки. Мы разжигаем костры. Мэгги напивается и находится в состоянии полного улета, И это хорошо, потому что все это время она понастоящему вкалывала. Все работали как проклятые.

Я трезв. Как шофер, обязанный всех развезти по домам. Как будто я все еще должен выполнять свои обязанности. Не знаю, почему у меня такое ощущение. Вероятно, Вселенная посылает мне какието сигналы.

Я уже рассказывал… нет, я еще расскажу, как однажды мы с Мэгги занимались любовью. Только об одном случае. Потому что это было очень кинематографично. Просто если ктонибудь вдруг захочет снять фильм о нас с Мэгги. Не знаю, поймут ли это зрители. Не знаю, поймете ли вы. И все же я вам расскажу. Мы уезжаем с вечеринки и возвращаемся к себе. Мэгги просит меня чтобы я разделся Она уходит в ванную и возвращается оттуда голая в ковбойских сапогах, ковбойской шляпе и с коробкой в руках.

– Это подарок, – говорит она.

Я беру ящик и открываю его. Внутри лежат два натуральных кольта и портупея столетней давности – смазанная жиром кожа, которую ктото хранил все эти годы.

– Потрясающе.

– Они заряжены, – говорит она.

Она заставляет меня надеть портупею, и я ложусь на кровать. Я лежу в Мексике, и нам не ничего нет, не считая пары револьверов с рукоятками из орехового дерева, которые были изготовлены в 1873 году. Меня любит обнаженная Магдалина Лазло в ковбойской шляпе и сапогах. И на полную громкость звучит музыка.

Дверь открывается.

Происходит то самое, чего я и ожидал. Мой пистолет девятимиллиметрового калибра лежит у меня под подушкой. Все в порядке. И тяжелый длинный «миротворец» тут же оказывается у меня в руке. Я сажусь и отвожу курок так, словно я делаю это каждый день.

В комнату входит Бо Перкинс.

Я прижимаю Мэгги к себе. Она продолжает обхватывать меня ногами. Дуло пистолета находится прямо напротив лба Бо – того самого места, где, с точки зрения некоторых, расположен третий глаз. Я стреляю, и пуля летит именно туда, куда я и предполагал, словно он ее притягивает. Раздается грохот, эхом отдающийся от стен комнаты.

Это происходит утром 2 августа, в четверг.

Тогда я еще не понимаю, что это означает. Но позднее я слышу новости. Саддам Хусейн вторгся в Кувейт. Джордж Буш в Аспене с Мэгги Тэтчер. К вечеру он делает заявление: «Мы не исключаем никаких возможностей».

Хартман понял, что не может рисковать и оставлять нас в живых. И те, кого я видел, ничем не отличаются от ребят из эскадрона смерти в ЭльСальвадоре. Хотя они позаботились о том, чтобы там не оказалось ни одного знакомого мне лица. Наверное, это те самые ребята, которые работали с Бо и Чезом. Не знаю, почему Бо не дождался подкрепления. Ему бы следовало подождать. Он должен был бы знать, что одному ему со мной не справиться Чем бы я ни занимался.

Вы хотите знать, о чем я думал и что собирался делать? Или вас больше интересует, чем это все закончилось?

Глава 61

К этому времени уже третьи сутки начали клониться к вечеру. Я уже мечтал о том, чтобы он поскорее закончил.

– У меня накопились вопросы, – сказал я. – Но они могут подождать. Так что можете спокойно заканчивать.

– Томми и Кэтрин отправились вместе с нами, – продолжил Джо. – Я пытался их остановить и дважды предупреждал их, но потом согласился принять их помощь. Мы уехали через час после прихода Бо и направились в глубь страны. Мы добрались до Веракруса и устроились в дешевой гостинице. В Мексике вообще много дешевых гостиниц. Я говорю поиспански и поэтому отправился на причал, надеясь на то, что нам удастся убраться отсюда по морю. Кэтрин пошла за продуктами. Она тоже хорошо говорит поиспански и меньше известна, чем Мэгги. Но я ошибся. Не конкретно в данном случае, а в глобальном масштабе.

Он умолкает и просто смотрит на меня:

– Скажи мне, где я ошибся. На каком этапе можно было еще остановиться? Ты можешь мне это объяснить?

– Нет, – отвечаю я.

Он снова наливает себе виски. Не разбавляя. И бросает бутылку мне. Так что мне тоже приходится сделать глоток. Я так и не могу ощутить удовольствия. Еще не захмелев, я начинаю испытывать головную боль и тошноту. На меня действует Другое. Наверное, это както связано с обменом веществ.

– Что я мог сделать?

– Так что было дальше? – спрашиваю я.

– Это было шестое августа, понедельник. Я нашел судно и все уладил. Договорился и о цене и людей надежных подыскал. Чтобы никто не заподозрил, что я пытаюсь вывезти из Мексики людей незаконным образом.

Джо смотрит на меня налившимися кровью глазами.

– Черт побери. Я вернулся в гостиницу, и оба уже были мертвы – и Томми, и Мэгги. Изрешечены пулями.

Джо делает еще один глоток.

– Что тут еще говорить?

– И что было дальше?

– Я дождался Кэтрин. Я не мог уйти без нее. И мы кинулись к причалу. А на следующее утро я поймал, какуюто техасскую станцию и узнал новости. Накануне вечером, после убийства Мэгги, – можешь это проверить – президент устроил прессконференцию. Вероятно, они решили, что с Мэгги был не Томми, а я. Но это я уже только предполагаю. У меня нет возможности удостовериться в собственной правоте. А предполагаю я следующее.

Я не знаю, почему все рухнуло именно второго августа, да меня это и не интересует. Может быть, президент или ктонибудь другой спросил Хартмана, уверен ли он в том, что тайна известна только им троим или там пятерым. И Хартман сказал: «Давайте я удостоверюсь в этом, пока все не закрутилось. Есть тут одна история, которую я не хотел разглашать».

А может быть, я отнесся к Хартману недостаточно серьезно. Может, у него действительно ум Макиавелли. Может, он еще за три месяца до этого сказал себе: «Ситуация вышла изпод контроля. Придется заключить перемирие и заняться перегруппировкой сил. А пока я сделаю фильм с Мэгги. И можно будет избавиться от нее, когда съемки закончатся. Смерть при таинственных обстоятельствах, последняя картина – это может увеличить сборы раза в три. Сначала смерть Сакуро, потом – она; проклятие ниндзя – да это можно будет эксплуатировать в течение нескольких лет».

А может, посмотрев в глаза реальности, он понял, какую угрозу мы для него представляем. Для него одна мысль об этом была непереносима. Он позвонил Шигану или Банкеру…

– Не Тейлору? – спрашиваю я. – Ведь именно Тейлор мог воспользоваться таким шансом.

– Нет. Тейлор мертв.

– Я этого не понял.

– Я же сказал, – воинственно огрызается он. Но он этого не говорил.

– Нет, вы не говорили.

– Я же сказал Тейлору, что если он тронет Мэгги, то я его убью.

– Да, это вы сказали.

– Ну, вот видишь, – говорит Джо.

– Но люди не всегда выполняют свои угрозы.

Он встает и делает несколько шагов. Подойдя к окну, он смотрит на деревья, покрытые толстыми, темными листьями.

– Здесь всегда так прохладно?

– Да, – отвечаю я, и это соответствует действительности. Коробка осталась от старого дома, построенного гдето в 1916 году. Поэтому здесь высокие потолки, уходящие далеко вниз свесы с крыши и густая тень от высоких старых деревьев.

– Тебе повезло.

– Да.

– Ты веришь в карму?

– Не знаю.

– Расплату? Судьбу? Если бы я позволил Тейлору уйти…

– Что?

– Может, Мэгги осталась бы в живых.

– Знаете, у меня родилась одна странная мысль, – говорю я. – Если, конечно, вы готовы ее выслушать.

– Давай.

– Может быть, вам удастся освободиться от всего этого. Не знаю. Со мной никогда не происходило ничего подобного. Но дальше по дороге есть дзенбуддистский монастырь. Не исцелят ли вас там от этой боли? Возможно, это не к месту…

– Нет, очень хорошо, что ты это сказал.

Я умолкаю и жду. Яне знаю, что можно еще сказать. Как я уже говорил, я его боюсь. Работая репортером местной газеты, я бывал в тюрьме и беседовал с некоторыми ребятами, знаю я и полицейских, которые убивали людей. Но таких, как Джо Броз, я еще никогда не встречал. По правде говоря, больше всего мне хотелось, чтобы все это закончилось и он ушел. Чтобы он оставил меня в покое. Я миролюбивый человек.

И если бы мне удалось помочь ему справиться с горем, я был бы только счастлив. Я человек неверующий, но мне показалось, что он сможет обрести исцеление, лишь обратившись к Христу, например, или к Будде.

Хотя, возможно, я настроен слишком романтично. Существует множество убийц, которые продолжают счастливо жить дальше – пить, есть, любить своих жен, детей, любовниц и друзей. И Джо явно относился к этому разряду.

Лить гораздо позднее я решил написать эту книгу. И когда я взялся за это, для того чтобы понять, что такое война, мне пришлось прочитать труд Джона Кигана «Лик битвы: анализ сражений при Агинкуре, Ватерлоо и Сомме». Именно там я наткнулся на следующий абзац, который не то чтобы потряс меня, но принес облегчение:

«"Я совершенно спокойно убивал людей", – сказал мне както один седовласый офицер, объясняя, как ему удалось получить три военных креста во время Второй мировой войны. Это звучит ошеломляюще, если подходить ко всему с позиций черного и белого, однако тональность, в которой это было произнесено, явно намекала на то, что он понимает не только то, как это может шокировать слушателя, но и то, насколько его самого это удручает. Он словно признавался, что его неспособность страдать и переживать изза этого свидетельствует о несовершенстве его личности и человеческой природы в целом. Он был готов обсуждать и то, и другое, и впоследствии мы неоднократно это делали. Он был необычным человеком, но я бы не сказал, что такие люди – редкость. Множество романтических произведений посвящено именно таким героям – людям, способным совершить насилие и одновременно сострадательным. умным, выдержанным и дальновидным. Несомненно, такие люди существуют и в реальной жизни, особенно в армии, что доказывают многочисленные мемуары профессиональных военных».

Дата добавления: 2015-06-27