Презрение 1 страница

Накануне Освободил он нас лишь поздно вечером. Мать принесла ведро горячейводы, и мы стали смывать с себя колесную мазь.Потом мы пошли в наш новый дом. В Утином оказалось много свободныхдомов, и мы выбрали самый лучший. Раньше здесь жил колхозный кладовщик(потом его посадили). Стены были из нового дерева, полы крашеные, крышажелезная, вокруг ограда из самана - настоящая крепостная стена, даже сверхубитым стеклом посыпана. Комнат в доме было целых три, да еще кухня, чулан -никакого сравнения с нашим домом в Нижнеозерске. И все это бесплатно. Женакладовщика, которая жила со своей матерью, даже обрадовалась, что мы будемследить за их домом, пока не построим свой. Оказывается, в Утиное вот ужедва года никто из чужих не приезжал.Пока мы сидели в закутке, отец с матерью успели навести в доме порядок.Полы были вымыты, окна протерты, вещи разложены так, как они лежали вНижнеозерске.В самой большой комнате мать накрыла стол для ужина. Откровенно говоря,я рассчитывал увидеть на нем много вкусных вещей, во всяком случае уткуобязательно, но на столе были все та же тюря да картошка.Вад тоже, наверно, ожидал увидеть жареную утку и теперь мрачноразглядывал пустой стол. Отец чистил вареную картошку.- А утка где?- спросил я.- Не успели ощипать?Отец хмуро посмотрел на меня. Мать сердито перетирала ложки. Мы сели застол.- Нет, правда, где утка? Разве мы еще не приехали в Утиное?- Не буду! - вдруг заявил Вад и оттолкнул картошку. Картошкапрокатилась по столу и упала на пол.- Подними,- оказал отец.-- Не буду,- повторил Вад.- Ты и здесь за свои старые штучки?- Не буду, не буду, не буду, не буду.Отец стал расстегивать ремень.- Не надо,- сказала мать. - Дети не виноваты. Сам же наобещал...Отец, ворча, застегнул ремень.Ужин прошел в молчании. Родители были очень мрачные.Я надеялся, что после ужина отец разрешит нам погулять, надо жеосмотреть это самое Утиное, но он заставил белить стены в кухне. Белили мыдо поздней ночи, и я здорово устал, но все же решил не спать, чтобы узнать,о чем отец с матерью будут говорить в кроватном парламенте".Ночью я потихоньку пробрался к их комнате. Довольно долго родителилежали молча, потом послышался материн голос:- Пропадем здесь... Слышал, сколько уже поумерло от голода... Они дажелебеду всю поели... Надо ехать в Белогорье за козой... Обменяем на вещи...Пальто мое возьмем... Прохожу в стеганке... Перину... Зачем нам перина?Платок мой шалевый... Картошки у нас ведер пять есть... Возьмем с собой. Нахлеб обменяем... Глядишь, до весны и дотянем...- На чем поедем? Ни одной лошади нет. Три вола у них всего...- Пешком пошли. С тачкой...- Двести километров...- Ну и что? Дней за пять дойдем. Не надо было уезжать..- Зато работа есть.- Что толку от твоей работы?- Как что? Огород дают... Помочь дом построить обещают... Коза будет -еще как заживем. Это год такой, а то травы здесь сколько хочешь. Зальемсямолоком... Я сам схожу за козой.- Одному нельзя... Заснешь, ее уведут... А то по очереди будем. Да икозу ты хорошую не выберешь... И тачка тяжелая- А дети как же? Вон какие сорванцы.- Десять дней всего... Поручим соседке приглядывать. Мин тут нет... Ядетей, когда тебя не было, по два дня бросалаУтром я передал подслушанный разговор Ваду. Брат сначала не поверил, апотом пришел в восторг.- Они могут еще и не уйти, - охладил я его пыл.- Сейчас все зависит отнас. Во-первых, брось свое дурацкое нытье, не зли отца. Найди себекакое-нибудь дело. Отец любит, когда работают."Кроватный парламент" заседал подряд три ночи и никак не мог решитьвопроса: можно ли на десять дней оставить нас одних.Мы с волнением ждали решения. Мы стали послушными: не "перечили", не"доводили", не "огрызались", не отлучались из дому, чуть ли не бегомкидались выполнять любой приказ отца. Родители были очень довольны.- Не узнаю их, - говорил ночью отец. - Поумнели, что ли..- Они дети неплохие... Это они с тобой... с непривычки... Старшийбольшой уже... Прикажи ему построже. Сегодня, мне соседка рассказывала, однипроезжали мимо с козой за отрез сукна да кожаное пальто выменяли.. Видишь,какая дешевка... А то вдруг подорожают...- Ну ладно..Утром отец позвал нас в дом (мы носили воду в бочку).Мать стояла тут же.- Садитесь, орлы Серьезный разговор есть, - сказал отец- Мыт постоим.- Садитесь, садитесь... Дело такое... Мы уходим с матерью за козой...(Вад наклонил голову, чтобы не было видно, как у него горят глаза). Уходимдней на десять. Ясно?- Да,- оказал я.- Смотрите, не балуйте здесь. Приду, если узнаю что, берегитесь тогда.Виктора назначаю главным. Вот тебе двести рублей. Понапрасну не трать.Оставляем вам полведра картошки и сегодня мне обещали в колхозе аванс:полпуда пшена, литр постного масла и двести грамм сала. Немного возьмем ссобой - остальное вам. Если расходовать с умом, должно хватить.- Мы будем расходовать с умом.- Я надеюсь на тебя, Виктор. Смотри за младшим, он еще глупый.Вад открыл рот, чтобы ответить на оскорбление, но потом спохватился изакрыл.- Постараюсь оправдать доверие.- Вы любите всякие писульки, поэтому вот вам, это,- отец протянул мнебумажку. ЗАПРЕЩАЮ: 1. Выходить из дома после 21.00.2. Приводить в дом чужих людей.3. Доводить собаку. (Значит, она останется! Черт бы ее побрал!)4. Сильно расходовать соль, спички и керосин.5. Баловаться огнем.

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. За время Моего отсутствия ("Моего" он написал с большой буквы.Ха-ха!) сделать 300 штук кизяков. (Вот дал!) 2. Нарвать и насушить 25 мешков травы для Козы. ("Козы" он тоженаписал с большой буквы!)3. Вскопать огород (Он угорел, что ли?!) и удобрить его навозом изсарая.4. Выложить камнем дорожку от крыльца до уборной.5. Починить забор.6. Кормить Рекса. РАСПОРЯДОК ДНЯ 1. 6.30 - подъем, зарядка, завтрак.2. 6.30-12.30 - работа.3. 12.30-15.00 - обед и отдых.4. 15.00-19.00 - работа.5. 19.00-22.00 - ужин. свободное время.6. 22.00 - отбой. (Не забудьте запереть двери.)Внизу стояла крупная подпись: "ОТЕЦ".Затем слово взяла мать. Она долго давала нам всякие сбивчивые указанияи советы, плакала, гладила нас по голове и даже два раза отреклась от козы("Да будь она проклята! Никуда не поеду! Чтоб я своих детей одних бросила!"и т. д.), но потом вытащила из-за пазухи бумажку и протянула ее мне. Примербюрократизма страшно заразителен ПАМЯТКА 1. Соль в столе, в чугунке, в правом углу.2. Спички на загнетке.3. Не злите Рекса, он может укусить.4. Не лезьте в пруд, он очень глубокий.5. Дети мои, не ходите никуда вечером, я так боюсь за вас.Я прочитал эти документы и сказал:- Разумеется, все будет в порядке. Правда, вы несколько преувеличилинаши возможности, но мы постараемся справиться с поставленными задачами.- Не выходить из дома вечером ни в коем случае!Я пожал плечами. Какой может быть разговор!- Никого не пускать в дом!- Разумеется. Кто же пускает в дом чужих?Отец посмотрел на меня подозрительно, но мой вид успокоил его- Будьте осторожны с огнем!- Вы повторяетесь. В документах все записано очень четко- А что скажешь ты, малец?- Не впервой!Мать заплакала- То вы маленькие были... А теперь вон какие вымахали.. самый опасныйвозраст...- Ну, ну! - отец обнял ее за плечи. - До опасного возраста еще далеко.Всю ночь они говорили про опасный возраст. Мать рассказывала про свой,отец про свой. Это было чертовски интересно. Тут были и любовь, и плохиеподружки и товарищи, и запретные книжки. Но потом они пришли к общемумнению, что нам с Вадом до этого опасного возраста еще жить и жить, и ониуспеют приехать и взять его под свой контроль.Но все-таки мать сильно колебалась, идти ей или не идти. Я с волнениемследил за этими колебаниями.Они проговорили почти всю ночь, и отцу удалось успокоить мать, но всеравно утром, когда они уходили, была очень тяжелая сцена. Родители долготискали нас, вертели и так и этак и все сыпали, сыпали советами. Даже еслибы я задался целью соблюдать их "от" и "до", я бы просто не смог запомнитьвсе эти "не надо, "надо", "не смей", "сделай", "не делай" и т. д.Потом отец взял меня за подбородок, поглядел в глаза и вдруг притянул кгруди. Я почувствовал колючую щетину на своей щеке и что-то щелкнуло, вродеслабого удара кнута. Так же насильно он поцеловал Вада. Потом они взялись затяжелогруженую тачку и пошли.До самого поворота мать плакала и махала платком, будто уходила навойну, и слышались бесконечные "не забудь", "не делай", "будь умным". Потомони скрылись за поворотом, и осталась только пыль, которая еще долго виселав воздухе. Первое кругоутиновское путешествие.География, этнография, фауна, флора.Самый сильный человек Утиного Я оглянулся и не узнал ни улицы, ни дома. Все было вроде бы то и в тоже время не то. Все было веселее, таинственнее. Даже чахлые кусты в соседнемпалисаднике. Даже облачко, что повисло над горизонтом. Даже зеркальце, чтосветило нам из пыли. Я сделал шаг к этому зеркальцу. Никто не спросил меня,куда я иду и зачем. Я сделал другой. Опять молчание. Никто не рявкнул, незакричал. Я побежал к этому зеркальцу, схватил его и стал рассматривать. Этобыло обыкновенное стекло от бутылки. Я выбросил его и оглянулся. Вада наместе не было Вад мчался во всю прыть к росшему поблизости репейнику.Подбежав, он стал сбивать ногами головки и смеялся, как ненормальный- Вад! - крикнул я. - Иди сюда! Давай составим план.- Давай!- радостно крикнул брат.- Э-й-й-й!И мы пошли домой. Мы вошли во двор чинно, не спеша, как подобаетнастоящим свободным людям, хозяевам, которые могут войти во двор, а могут ине войти, могут закрыть калитку, а могут и не закрывать. Мы прошли мимоРекса - ноль внимания, фунт презрения, а тот встал при нашем приближении ивильнул хвостом в знак уважения (понял, что остался в нашей власти).Мы постояли немного на крыльце, рассматривая постройки, которые теперьпринадлежали нам, и я спросил Вада:- Ну что, начнем копать огород?А брат, закусив губу, чтобы не расхохотаться, ответил:- Давай лучше замесим кизяки.Мы вошли в хату, закрыли на задвижку дверь и остановились, глядя другна друга. Было очень тихо, лишь тикали ходики с кошкой, которая игривоводила глазами, да из рукомойника капала вода.И вдруг мы поняли, что мы в доме одни. Надолго одни. Что мы свободны.И тут на нас напало буйное помешательство. Первым ощутил его Вад. Онвзвился под потолок козлом и пошел по комнате. На ходу брат схватилалюминиевую миску и швырнул ее в дверь. Я хотел сделать ему замечание, новместо этого ринулся к этой миске и подфутболил ее. Мы кричали и прыгали,наверно, около часа, так что совсем выбились из сил.Остальную часть дня до обеда мы провели тоже очень непроизводительно. Восновном мы читали документы Диктатора. Например, я прочту строчку:"3апрещаю выходить из дома после 21.00", и мы полчаса корчимся в судорогах.Или "3апрещаю доводить собаку".- Ее надо гладить по головке,- скажет Вад, и мы опять валимся на пол.Но со временем мы, конечно, успокоились, сварили целый чугун пшеннойкаши и почти весь уплели его, поливая постным маслом. Никто не галдел нам:"Хватит, оставь на завтра", или "Меньше лей масла. Масло надо экономить", неговоря уже о том, что никто не стукал Вада ложкой по лбу. Все это было оченьстранно и непривычно.Первым нашим серьезным практическим шагом было решение бежать. Бежатьназад, в Нижнеозерск. Мы даже начали было собирать вещи, но потом решилиперенести побег на более позднее время, ведь все равно нам никто не можетпомешать. Надо сначала узнать, что это за сказочная страна Утиное и кто вней обитает.Пообедав, мы закрыли дом на замок, закрутили проволокой калитку иотправились в первое кругоутиновское путешествие.Спешить нам было некуда. Сначала мы осмотрели всю местность вокругнашего дома. Наш дом стоял последним на улице, дальше была лишьполуразвалившаяся кошара, и затем начиналась степь. Она тянулась до самогогоризонта, и в той стороне не было видно ни деревца, ни кустика, лишьторчали вдоль пустынной дороги репейники.В другую сторону была деревня. От нашего дома, который располагалсячуть на пригорке, она была видна почти вся: две широченные улицы, чуть встороне зеленели ветлы. Там был пруд.Утиное нам не понравилось еще в первый день. Деревня была какая-тоскучная, прибранная, обжитая. Ни взорванных зданий, ни бродячих собак, ниворонок, траншей, окопов, где можно было бы великолепно проводить время. Асамое главное - почти не видно было людей. В Нижнеозерске жизнь бурлилавовсю: шли люди, орала на базаре "толкучка", сидели нищие, инвалиды, играяна губных гармошках, "тальянках", балалайках. Здесь же было совсем пустынно.Улица словно вымерла. Даже во дворах никого не было видно. Мы дошли почти досамого пруда, а не встретили ни одного человека. Лишь по дороге, поднимаяогромный хвост пыли, тащила на себе хворост бабка. Была она, несмотря нажаркий день, в черной юбке, черной кофте и черном платке, но босая. Увидевнас, бабка бросила хворост, прикрыла глаза ладошкой и уставилась так, словномы были выкопанные из земли фрицы. От усердия она даже рот раскрыла. Усамого пруда я оглянулся, бабку уже еле было видно, но она все стояла исмотрела в нашу сторону.Дорога к пруду шла мимо кладбища. Для такой маленькой деревни это былоочень большое кладбище, причем на многих могилах стояли еще новые кресты.Даже в Нижнеозерске не было столько свежих могил Ничего себе, сказочнаястрана...Пруд был неплохой, глубокий, с чистой водой, красиво заросший осокой.На плотине росли громадные ветлы, тень от них достигала почти серединыпруда. Но, конечно, никакого сравнения с речкой.В пруду возился лишь один человек: худой длинный парень примерно моеговозраста. Он снял рубашку и пытался ею ловить в воде селявку. Смотреть нанего было одно удовольствие. Таких дураков я еще не видел. Вместо того,чтобы опустить рубашку в воду и ждать, когда рыба наплывет сверху, потомтолько дергать, не зевать, он гонялся за рыбешками и, конечно, распугивал ихсо страшной силой. Такого зрелища Вад, страстный рыбак, выдержать не мог.- Ты что же это делаешь? - крикнул он.Парень оглянулся и впал в столбняк- Дай сюда рубашку!Мой брат выдернул у верзилы рубашку и быстро наловил ему горстьселявок. Потом мы полезли купаться.Мы прошли "кролем" до середины пруда, потом способом "брасс" вернулисьназад. Потом Вад ушел под воду, и его не было минуты две. Потом Вадкувыркался с меня, потом я с Вада. В общем, это были обычные штучки, какие унас в Нижнеозерске знал каждый.Когда мы влезли на берег, утиновец уже вышел из столбняка.- А я знаю, хто вы,- оказал он.- Кто?- Вы кузнецовы диты. Вы анадысь приихали.Парень внимательно осмотрел нас.- А вы жирные! Мабуть, кажный дэнь едитэ,- сказал он на малопонятномместном наречии.Мы не считали себя жирными, и замечание верзилы нам очень непонравилось.- А мускулов у вас нэма. А у меня бачьте - яки мускулы. Я самый сильныйв Утином.Это уж было слишком.- Давай поборемся,- предложил я.- Давай!Парень не знал приемов борьбы, и я легко швырнул его через себя. Онвскочил, почесал в затылке и неожиданно ринулся на меня, головой вперед. Ятолкнул его кулаком в плечо, и он упал. Я толкнул его слабо, так как отнеожиданности не успел хорошо размахнуться. Верзила ринулся во второй раз. Ятолкнул его опять, и он опять упал...- Давай, кто кого с ног сшибэ!- предложил самый сильный человек вУтином. Он, видно, никак не мог поверить, что нашелся кто-то сильнее его. Мыразбежались и ошиблись. Верзила опять очутился на земле. Вад засмеялся. Мойбрат умел обидно смеяться.Самый сильный утиновец, словно бык, увидавший красное, ринулся на него.Брат кинулся навстречу. И опять утиновец упал. Он сел на землю игорько-прегорько заплакал.- Эт потому... эт потому... я третий дэнь ни ил... - сказал он,размазывая слезы.- Будет врать. Еду всегда можно найти.- У нас ничего нет-у-у... Мука вся кончилась...- Ешь картошку.- Уже усю поилы...Рви яблоки, лови рыбу, делай муку из лебеды.- У нас садов нэма... В войну повырубали... И рыбы нэма...Мы с Вадом уставились друг на друга. Вот тебе и страна сплошных уток.- Послушай, - сказал я. - Хочешь пшенной каши с постным маслом?Самый сильный человек в Утином стал делать глотательные движения, какрыба, вытащенная из воды. Потом отвернулся.- Когда-нибудь я наимся и поколочу вас, - сказал он.Утиновец надел рубашку и побрел от пруда.- Эй! - крикнул я. - У нас правда есть каша!Он остановился и недоверчиво посмотрел на нас.- За што...- За так!Утиновец поколебался, но вернулся. Мы двинулись к нашей хате. По дорогепарень сообщил, что его зовут Иваном, что отца у него убили на войне, а матьработает в колхозе. Семья у них - семь человек, поэтому с кормежкой оченьплохо. Он старший, остальные - мелюзга, ничего не понимают, жрут, как гуси,и на них не напасешься, Вот поэтому он уже три дня голодный. Рассказывая,Иван вытаскивал из кармана селявки и грыз их, словно это были семечки.У самого дома он вдруг струсил:- А мамка с батькой ругаться не будут?- Ушли за козой.- Как же вы одни?- Плохо. Никто не пожалеет, не приголубит, - сострил Вад.- Если за козой, они тоды скоро придуть, - успокоил нас Иван. - Нашиходили. Туточки неподалеку.Рекс произвел на утиновца сильное впечатление. Они с овчаркой долгоразглядывали друг друга, склоняя головы то направо, то налево.- Хорошая псина, - сказал Иван.- Стадо им охранять. И не тощая,кормили, мабуть. Скажи батьке - пусть продаст в колхоз. Зачем она вам? Мешокпшена, поди, дадут.Каша была еще теплая. Иван, как увидел огромный чугун, весь в белыхподтеках, так и затрусился.- Ешь! - оказал я. - Сколько хочешь.Иван заглянул в чугун, сморщился, проглотил слюну.- Я не очень хочу... Я сегодня полову ил.- Да ты не стесняйся! То полова, а то каша!- Ей-богу, места в животе нэма. Можно, я трошки с собой возьму?- Бери. Вад, дай газету.Иван с уважением пощупал газету.- Настоящая. На цигарки - пятерку дадут. Нет, я лучше так...Первый утиновец осторожно запустил руку в чугун и принялся накладыватькашу в карманы.- Ну, я пошел, - сказал он. - Благодарствую.- Ну что, подрыхнем немного? - предложил Вад, когда за Иваномзахлопнулась калитка. Второе кругоутиновское путешествие.Самый умный человек в Утином Разбудило нас рычание Рекса и стук в ставни. Я вышел на крыльцо.Солнце уже садилось. Под окнами со смущенным видам стоял Иван.- Извиняйтэ, коли помешал, - оказал он.- Пожалуйста.- Я думал, вы нэ спитэ.- Ничего.- Сегодня, вечер, мабуть, будэ холодным.- Ага.Иван еще немного потоптался, потом выпалил:- Вы чугунок скрибли?- Какой чугунок? - удивился я.- В коем кашу варили...- Нет.- Я можу поскребты... и помыти...- Пожалуйста... но зачем это тебе нужно?- Вы спивки повыливаетэ... а я их с собой возьму...Мы вошли в до(м. Вад уже проснулся и валялоя на кровати, наслаждаясьбездельем. Иван принялся старательно скрести чугун, а мы с братом сталидумать, как лучше провести вечер.- Иван, чем тут пацаны занимаются?- В колхозе роблють.- Все?- Да.- А вечером?- И вечером роблють.- Ну? - не поверил Вад.- Придут с поля, по хозяйству надо зробыть.- А ты чего ж не работаешь?- У менэ ж пятеро на шие.- Иван, а у вас шайка есть?- Чего? - испугался Иван.- Ну... дружные ребята... Чтобы все время вместе. Один за всех, все заодного. И пошкодить чтобы любили.- Не... я ж казав... роблютъ уси.- Вот заладил. "Роблють, роблють". Не может быть, чтобы все работали.Ты подумай.Иван бросил скрести и послушно задумался.- Е одын, - сказал он наконец. - Виталька Ерманский. У его батькабогатый, в Ермании роблить, и мамка учителька.- Где он живет? Далеко?- Та ни. Сусед ваш.Мы переглянулись.- Ну и что, - продолжал я допрос, - компанейский он парень?Иван в затруднении почесал затылок. Видно, слово "компанейский" былоему незнакомо.- Та хто зна. Не роблить он... Мать не слухаетея... Она егослухается...- Пошли, познакомь с ним.Но Иван наотрез отказался знакомить нас с Виталькой Ерманским. Мы долгодопытывались, в чем причина, и наконец утиновец рассказал нам, что уВитальки Ерманского есть пугач и он очень любит стрелять из него в пацанов иоднажды даже прожег ИвануухоЭто было совсем здорово! Мы уже сильно соскучились по огнестрельномуоружию.Иван тщательно вымыл чугун, слил в принесенное ведерко воду и ушел.Стало еще скучнее. Мы поплелись на улицу. Солнце висело совсем низконад степью, и от кошары тянулись к нам длинные черные лапы. Улица быласовершенно пустынной, лишь тощая коза стояла, задумавшись, над пыльнойтравой.От нечего делать мы сели на кочки возле дороги и принялись разглядыватьдом Витальки Ерманского.Этот дом был даже лучше нашего. Он был покрыт веселой краснойчерепицей, обнесен не как у нас, крепостной стеной, а зеленым штакетником. Впалисаднике было много цветов. Во дворе стояло два столба, между которымибыла натянута веревка. На веревке сушилось женское белье. Я еще никогда невидел такого красивогобелья. Оно было разноцветным, тонким и все в кружевах. Материны длинныедо пят рубашки, которые часто пугали меня спросонья (мать в них была похожана привидение), нельзя было с этими даже сравнить.Сзади послышалось лязганье и шуршание шин. Прямо на нас мчалсявелосипед.На велосипеде сидел полный белобрысый парень в новенькой вельветовойкуртке с "молнией". На весь Нижнеозерск было всего несколько велосипедов,причем лишь один у пацана - сына председателя райисполкома. И вдруг в этойглуши великолепный велосипед с никелированными ободами. Парень тяжелоспрыгнул с седла и ввел велосипед во двор. На нас он не обратил никакоговнимания.Виталька вышел примерно через час с книгой под мышкой. Он равнодушноскользнул по нас взглядом, сел на лавочку и вытащил из кармана футляр. Вфутляре оказались очки. Очки были красивые, с золотыми ободками. Такие явидел у директора нашей школы. Виталька нацепил их, еще раз окинул насбезразличным взглядом и стал читать.Мы подошли к нему.- Привет, - сказал я.- Здоров, - ответил Виталька, не поднимая глаз от книги.- Давай знакомиться. Виктор. Мой брат Вадим. А тебя как зовут?Виталька шевелил губами, глядя в книгу.- Тебя Виталькой зовут?- Что?- Тебя Виталькой зовут?- Да...Мы постояли. Ерманский продолжал читать- Что ты читаешь?- А?- Что за книга?..- Шекспир.Виталька захлопнул книжку и ушел. Его широкая спина еле протиснулась вузкую калитку.- Его надо проучить, - оказал Вад.Еще раз Ерманский показался лишь поздно вечером. Мы успели обойти всеУтиное, искупаться в пруду, а он все не показывался. Наконец мы услышали,как скрипнула калитка.Ерманский стоял перед домом, широко расставив ноги, и смотрел на звездыв большой бинокль.- Дай глянуть, - попросил Вад.- Так... Сириус... - бормотал Виталька.- Где Сириус?- Дракон...- А ну дай на Дракона.- Где же?.. Странно... Куда же он делся?Вад потянул за ремешок.- Дай. Не жмись.- Не мешай...- Ну дай!- Не мешай...- Вот жмотина!Продолжая смотреть на звезды, Ерманокий сунул правую руку в карман.Грохнул выстрел. В грудь Вада ударилась пробка. Брат отшатнулся, споткнулсяо камень и упал.- Ты что ж это? - спросил я.- А ничего. Не мешайте. Лезут тут всякие...Виталька Ерманский спокойно повернулся и пошел.- Ты много о себе думаешь, - сказал я. - Придется тебя проучить.- На, шкура! Получай! - крикнул Вад.Вслед Ерманскому полетел камень. Но Виталька даже не оглянулся. Вся егоширокая спина выражала презрение.Наутро мы встали пораньше, но Ерманский уже укатил на своем велосипеде:от его дома по мокрой траве шел след. Весь день мы никуда не отлучались,боясь пропустить Ерманского, даже ели по очереди.Ерманский приехал, как и в первый раз, вечером. По плану мне надо былолюбой ценой задержать Витальку на улице, пока Вад сделает свое дело.- Подожди, поговорить надо, - сказал я, подходя к Ерманскому.Ерманский поставил велосипед к забору и высокомерно посмотрел на меня.- Слушаю вас.- Что ты из себя ставишь? Подумаешь, Сириус увидел. Ты что, никогда невидел Сириуса?Ерманский взялся снова за велосипед.- Я попрошу впредь не останавливать меня по пустякам.- Ах, вот как! Мы все-таки остановим. Вад, пускай!Из нашей калитки выбежал Рекс.- Рекс! Раненый! Взять! Домой! - крикнул я, показывая на Витальку.Рекс не заставил себя долго упрашивать.Огромный зверь прыгнул на Ерманского и сбил его с ног (под огнемраненому стоять не полагается).- Ой, что вы делаете! - завопил Ерманский.Из его карманов посыпались различные предметы, в том числе фонарик"Даймон".Рекс бережно взял в зубы ботинок Ерманского и потащил "раненого" к намво двор. Виталька орал, корчился, драл траву, как грабли, но все это былонапрасно. Рекс знал свое дело хорошо, Через минуту астроном лежал у нашихног. Его новенькая вельветовая куртка имела бледный вид.- Вы чего это, а? - спросил Ерманский, отряхиваясь. Взгляд у него былуже не высокомерный, а почти нормальный.- Знаешь что, - сказал я Ваду, пропуская слова Ерманского мимо ушей. -Теперь давай отработаем упражнение "Диверсант". Мы его давно не делали.При слове "диверсант" Рекс заворчал.- Да вы что, ребята! - воскликнул Виталька уже совсем искреннимголосом.- Я же нарочно. Я думал, вы какие жлобы!- Принеси только йоду и ваты, а то, помнишь, того как отделал...- Не надо, ребята. Хотите, я вам фонарик "Даймон" подарю? У меня ихдва, берите. И вообще, давайте дружить. Я же думал, что вы жлобы. Надо былобы так сразу и сказать.- Ну, ладно уж... - великодушно сказал я. - Только не надо следующийраз нас пугать Шекспиром и Сириусом.- Не буду, хочешь завтра... Как тебя зовут?- Виктор.- Хочешь завтра в райцентр махнем? Я здесь почти не живу, там у нассвоя кодла. Такие ребята и девочки, закачаешься! Ты заходи завтра ко мнепораньше. Махнем на велосипедах. Я тебе материн дам. Час езды.Виталька Ерманский отряхнул штаны и удалился, прихрамывая сразу на обеноги.Мы побродили еще немного по улице, смотря, как в Виталькином доме натюлевых шторах движутся тени: одна женская с распущенными волосами, а другая- Виталькина, взлохмаченная, и пошли спать.- Хорошо, хоть райцентр догадались построить,- сказал Вад засыпая.

Первая любовь (начало)

Во дворе в большом цинковом корыте Виталькина мать стирала белье. Онаприветливо закивала нам:- Входите, входите, мальчики. Вы к Виталику? Соседи, да? Ну и хорошо.Давайте знакомиться. Виталина мама. Клара Семеновна...Она вытерла руки фартуком и протянула их мне сразу две.- Какой ты уже большой. И симпатичный. Эта курточка тебе очень идет.Руки у Клары Семеновны были теплые и мягкие.- Ну, ей-богу, не думала, что у моего соседа такие симпатичные дети.Прямо как куколки. Дай-ка я тебя поцелую! Иди, иди, мне поручилиприсматривать за вами.Она притянула меня к себе и поцеловала в щеку. Я покраснел. Вадотодвинулся на безопасное расстояние и тоже покраснел.Стирая, она продолжала говорить. Спрашивала, любим ли мы папу, маму,хорошо ли мы учимся в школе, не балуемся ли, много ли у нас игрушек. Потамона расспросила у нас про Нижнеозерск. Она болтала до тех пор, пока накрыльце не появился заспанный Виталька. Сначала при виде нас он нахмурился,но потом, видно, вспомнил вчерашнее.- Привет, ребята! - сказал он хриплым голосом. Мать, кофе вкают-компанию! Милости прошу, господа!Клара Семеновна бросила стирать и пошла в дом. Мы последовали за ней.Внутри дом был еще лучше, чем снаружи. Диван, кресла, много картин, разныефарфоровые штучки. Но, самое главное, - на столе лежали радионаушники. Ониволновались и что-то возбужденно говорили. Мы с Вадом так и впились в этинаушники. Из соседней комнаты вышла старушка. Я узнал в ней ту, что тащилахворост. Старушка опять уставилась на нас любопытными молодыми глазами.- Мама, вскипятите воду, - попросила Клара Семеновна.-- Чичас, чичас, - захлопотала старушка.Скоро по комнате распространился запах кофе, который блестел чернымизеркалами в белых фарфоровых чашках. Возле каждой чашки стояли фарфоровыеблюдца. На фарфоровых блюдцах лежали кусочки белого хлеба, кружочки колбасыи какие-то тюбики в блестящих красивых обертках. Возле блюдец во множестверазмещались ложечки, вилочки, ножички, какие-то лопаточки. Все этонаходилось на белой скатерти, вышитой красными розами.Прошу к столу! - Виталька сделал небрежный жест и сам сел первый. Онпомешал ложкой в чашке, ткнул пальцем в хлеб, недоверчиво понюхал тюбик ивдруг нахмурился: - А где сыр? - спросил он.- Сыр кончился, Виталечка, - торопливо ответила мать и смущеннопосмотрела на нас.Виталька нахмурился еще больше.- Как это кончился? Два дня назад его была целая голова.- Но ты же сам его отнес в райцентр, - робко вставила мать.- Что это за кофе без сыра?Виталька отшвырнул от себя ложечки и встал из-за стола. Я хотелпоследовать его примеру, но у меня ноги приросли к полу. Вад тоже не отрывалглаз от кружочков колбасы.Клара Семеновна подошла ко мне и погладила по голове.- Ты бы хоть мальчикам дал попить. Им-то все равно...- Им не все равно. Эти ребята не жлобы, Дожили! Сегодня же напишу отцу.Клара Семеновна села за стол и заплакала. Она плакала, закрыв лицоладонями, м между пальцев у нее сочились слезы. Сейчас она была очень похожана обиженную девчонку.- Дай пятерку!Клара Семеновна вытерла лицо и послушно вышла в соседнюю комнату.Виталька подмигнул нам: видал, дескать? Я не сомневался, что всю эту сценуон разыграл специально для нас.Виталька сунул пятерку в карман и засвистел.- Мы возьмем твой велосипед, - небрежно сказал он,Я немножко задержался в комнате и, когда мы остались с КларойСеменовной одни, сказал:- Да вы не расстраивайтесь... Мы действительно не хотим есть... Мынаелись кулеша... с салом... Вот такой кусок покрошили.- Ничего, ничего, Витя... Вы заходите к нам почаще.- До свиданья.- До свиданья.Я осторожно закрыл дверь.Виталька мазал солидолом цепь велосипеда.- Бери. Хорошая машина, хоть и дамская- Я не умею, - признался я.- Не умеешь? - удивился Виталька. - Тогда садись на раму.- А я куда? - спросил Вад.- Никуда. У нас взрослая компания и взрослые дела.Вад обиженно засопел.- Мы всегда вместе, - вступился я за брата. - Он умеет делать взрослыедела.Виталька Ерманский поразмыслил.- Не-е. Мы будем самогон пить, а он что?- Я могу выпить целый стакан! - храбро сказал Вад- Мы будем девчонок целовать.- Я тоже... - начал было Вад, но замолчал, не в силах поборотьотвращения. Видно, перед ним предстала какая-нибудь сопливая физиономия скосинками. - Я могу подождать...- Нет, нет, - мотнул головой Виталька. - Может быть, нам придетсязаночевать у какой-нибудь вдовушки. Ищи-свищи тогда тебя.При этих словах мороз пробежал у меня по коже.Но Вад упрямо нагнул голову:- Я тоже могу заночевать.Если Вад заупрямится, переупрямить его невозможно.- Ладно, иди, - сказал Виталька. - Узнаешь - второй раз не запросишься.Мы двинулись вдоль улицы. Виталька вел велосипед за руль.- Кто у тебя отец? - спросил Виталька.- Кузнец.- А... Вот у меня отец - это да! - сказал Виталька с восхищением. -Профессор!- Ты любишь своего отца? - удивился Вад,- Еще как! Когда мы жили в Москве...- Вы жили в Москве?- Ну да.- А как же сюда попали?- Отца в Германию назначили, а мать он в Утиное сослал к ее матери.- Сослал? За что?- Значит, надо. Отец знает, что делает. Она теперь вот где у меня, -Виталька показал зажатый кулак. - Отец приказал перед отъездом: гляди в обаза ней. Чуть что - пиши. Мое слово - закон. Видели утром? Ходит тут один...агроном. Книжки носит. Стоит отцу намекнуть про эти книжки- он ей всыплет попервое число.- Здорово!- восхищенно сказал Вад. Перспектива захвата власти в семьеволновала его давно.- Может быть, отец приедет зимой. Посмотришь тогда на него. Знаешь,какой красивый!- Еще красивей матери?- Хо! Сказал тоже! Мать на куклу похожа, а отец знаешь какой! Сильный,высокий, волосы курчавые, нос, как у грека. А умный! Все книги читал! Тычитал Жан-Жака Руссо?- Нет...- Про бесклассовое общество. Здорово! Живи как хочешь! Никто над тобойне хозяин. А "Женщины мира" читал?Я подавленно молчал. В Нижнеозерске я слыл самым начитанным человекам.- Я читал Вальтера Скотта! - пустил я свой главный козырь. Ни одинмальчишка почему-то не может даже слышать про Вальтера Скотта, а я нарочнопрочитал все, что было у нас в районной библиотеке.- Хо! Вальтер Скотт. Я прочитал его всего еще в детстве. Вот "Женщинымира" - это да. Еще с буквой "ять". Там про каждую нацию написано, даже протуземцев. А французские открытки видел?- Немецкие видел.Среди пацанов они ходили целыми пачками, цветные, отделанные золотом,на разные темы.- Немецкие - грубые. Я у отца из стола стащил. Он в министерствеработал. А потом его в Германию перевели. Какое они добро награбили, назадвозвращать. Картины там всякие, золото, бриллианты. Он их как свои пятьпальцев знает.- А на войне он был? - спросил я.-- Профессоров на войну не посылают.- А мой отец был... Два ордена дали.- Ну, твой - кузнец.Такое зазнайство мне не очень понравилось, но я промолчал: профессоресть профессор, а кузнец есть кузнец, и тут ничего не поделаешь.- Я бы и сейчас в Москве жил, - вздохнул Виталька. - Все через мать.Влюбилась в одного артиста. Цыган какой-то. Черный, страшный, а она, какненормальная, на его концерты бегает, цветы дарит. Было бы на что смотреть!Ну отец узнал, рассердился и, когда уезжал, законопатил нас сюда. Хоть ивелосипед мне прислал, и пугач, и жратва немецкая есть, райцентр под боком,но все равно не Москва. Там, как выйдешь на улицу...Виталька ударился в воспоминания.- Слышь, - сказал я. - Я деньги дома забыл.- У меня есть пятерка, - махнул рукой Виталька.- Хватит.Но мои слова навели его на какие-то размышления, и он через некотороевремя спросил:- А сколько у тебя денег?- Двести, - сказал я.- Сколько?! - Виталька Ерманский был явно удивлен. - Где ты их взял?- Отец дал... на хозяйство...Ерманский оживился.- Это хорошо. Мы сможем сходить в чайную и кутнуть как следует. Тызнаешь, один раз в Москве завалились мы в "Метрополь"...- Так сбегать?- Дуй. Мы подождем здесь.Я побежал назад. По дороге я нарвал полевых цветов и спеленал их втугой букет.Я подошел к Виталикиному дому. Все окна были открыты настежь. Из оконслышался смех. Я был сильно удивлен. Кто же мог смеяться в Виталькином доме?Я встал на завалинку и осторожно заглянул в окно. За чистым накрытымнарядной скатертью столом сидела Клара Семеновна и смеялась. Напротив нее скнигой в руках сидел высокий мужчина в белой рубашке и что-то читал вслух.Сбоку, на тумбочке, в стеклянной банке из-под консервов стоял большой букетполевых цветов. Там были, как и у меня, ромашки, васильки и донник - вполнепонятно, других цветов вокруг Утиного не росло.Я соскочил с завалинки и пошел домой за деньгами. По дороге я бросилбукет в траву.

Вторая любовь (начало)

Дата добавления: 2015-06-27