Презрение 4 страница

Самыми неприятными для меня теперь стали обеденные перерывы. Когданичего не оставалось делать, как лежать на скирде и смотреть на дорогу. Снекоторых пор я стал бояться пустой дороги.Однажды в один из таких перерывов я увидел, что из поселка кто-то идет.Это мог быть и просто прохожий, а мог и отец, дядя Авес, милиционер,Комендант...Но вскоре стало ясно, что идущий человек - девчонка. И девчонка непростая, а Лора.Она тоже узнала меня и остановилась внизу.- Вить, а Вить... Слезь на минутку.Я слез со скирды.- Чего тебе?- Ты почему не приходишь?- Мне некогда. Я изучаю древнегреческий язык.У нее был очень красивый бант. Огромный черный бант в светлых волосах.И платье у нее было очень красивое.- Я не хотела рассказывать про вас... Я случайно... Я устала... Такдолго шла.Она стояла передо мной, опустив руки, и слезы катились по ее оченькрасивым щекам. На них не было пыли. И ноги у нее не были пыльными.Она немного поплакала, а потом вытерла слезы маленьким розовымплаточком и спросила:- Ты еще ни с кем не дружишь?- Дружу.Она помолчала.- Красивая?- Очень.- Давай с тобой снова дружить.- А как же моя девчонка?- Брось ее...- Она красивее тебя.- Неправда. Красивее меня не бывает.- Скромно сказано.- Ты все врешь. Никого у тебя нет. Давай дружить по-настоящему?- Как это по-настоящему?- Познакомь меня с родителями. Я буду приходить к вам в гости... Ятолько боюсь твоего отца...- Почему?- У него есть пистолет.- Откуда ты знаешь?- Мне папа рассказывал.- У нас есть еще и пулемет. В огороде закопан.- Да? - Ее глаза округлились. - Как интересно! И ты мне покажешь?- Разумеется. А сейчас отец знаешь за чем поехал? За немецкоймелкокалиберной пушкой. Мы, когда ехали сюда, приметили ее в одном овраге.Она вдруг заторопилась.- Собственно, я лишь проведать тебя забежала. Я приду завтра илипослезавтра. А то мне далеко идти. Так договорились дружить?- Договорились.Она поднялась на цыпочки и осторожно поцеловала меня в щеку.- Смотри, чтоб сегодня же бросил свою девчонку!Я долго стоял, прислушиваясь, пока не услышал, что ожидал услышать -тарахтение полуторки.

"Ишь, хотел подлизаться..."

Отношения с Вадом у нас совсем испортились. Брат не хотел ни делатькизяки, ни рвать траву, ни копать огород. Этот фанатик считал, что я предал"Братьев свободы", и решил мне мстить. Фантазия его была неистощима. Онсыпал мне в пищу пригоршнями соль, сжигал под кроватью солому, опрокидывална меня холодную воду, грубил.Мне все это здорово надоело, но я сдерживал себя. Моя мягкая тактикаеще больше злила брата.Я сдержал себя даже тогда, когда он с фанатичными выкриками сжег накостре мою единственную фотографию,Я сдержал себя и в другом, более серьезном случае, когда он сжег книгуписателя Александра Дюма "Три мушкетера", выменянную мною в Нижнеозерске занастоящее сиденье с подбитого танка, который я первым обнаружил в лесу.Он сжег книгу писателя Дюма, нагло, прямо на моих глазах, полив еекеросином, а потом раскидал по двору палкой обгорелые куски. Он ожидал, чтоя кинусь на него и буду терзать, как бульдог куропатку, а он будет стоять,скрестив руки на груди, с улыбкой на устах, но я, скрипнув зубами, прошелмимо, словно это горела не книга писателя Александра Дюма, за одно прочтениекоторой многие согласны были отдать трофейный тесак или еще что.- Эй! - закричал вслед Вад. - Смотри! Сжег твоего Дюму!Я достал платок, высморкался и небрежно засвистел.Праздник сожжения был испорчен. Вад бросил палку и пошел вслед за мной.- Я все сожгу, - грозил он. - И книги, и тетради, даже твои штаны. Ядумал, что ты хороший человек, а ты Диктатор. Зачем ты прогнал дядю Авеса?Мне не с кем играть. Тебя подкупил Он. Я знаю, ты ждешь Его. Я слышал, тыпроболтался во сне. Ты стал девчатником. Я ненавижу тебя!Вад поднял камень и швырнул мне в спину. Я второй раз достал платок,второй раз высморкался и второй раз засвистел.- Бей меня! Почему ты не бьешь? - крикнул Вад.- Я сжег Дюму!Я ускорил шаг, продолжая свистеть.- Ну хорошо! Я устрою тебе сеанс! - сказал мрачно Вад и повернул назад.Вечером, возвратившись с работы, я принял все меры предосторожностипротив покушения. Прежде чем войти в дом, я привязал веревку к ручке двери,спрятался за угол и дернул. Дверь распахнулась. Ничего не произошло. Я вошелв сени.- Вад! - крикнул я. - Брось свои штучки! Хуже будет!Я надел на голову ведро, защитил грудь цинковым корытом и вдвинулся вкомнату. В комнате никого не было.Неужели Вад отмочил номер - удрал в Нижнеозерск? Вещи вроде бы все наместе. Я снял с головы ведро и опустил корыто. Это была ошибка. В то жемгновение острая боль пронзила мое правое плечо. В нем дрожала ираскачивалась камышовая стрела. Я усмехнулся, выдернул стрелу и бросил ее вугол. Теплая струйка крови потекла вниз.В тумане скрылась милая Одесса, -запел я.Из темного зева печи вылетела вторая стрела и закачалась в моей груди.Золотые огоньки,продолжал я, выдергивая стрелу.- Шут гадов! - крикнул Вад, и выпустил третью стрелу. Третья стрелавонзилась мне в голень.Не грустите, ненаглядные невесты... В сине море вышли моряки...Вад вылез из печки. В его руках были лук и пачка стрел.- Я тебя прикончу, - сказал он.- Валяй.- Нет. Я тебе сделаю хуже. Я выбью тебе глаз.Вад поднял лук. Я не пошевелился. Вад отбросил лук. Лицо его задрожало.- Я ненавижу тебя! - закричал он. - Слышишь, предатель! Ты гадючийпредатель! Ты продал меня и дядю Авеса! Ты за это поплатишься!- Прекрати истерику, - спокойно сказал я. - Ты не сопливая девчонка.Будь мужчиной. Пора быть мужчиной. У тебя слишком затянулось детство. Такназываемая инфантильность.Потом я много думал об этом нашем разговоре. Наверно, зря я тогдасказал про инфантильность. Вад вообще не любил иностранных слов, а этого оннаверняка не знал и вполне возможно, что принял за страшное оскорбление.Вполне может быть, что не скажи я про инфантильность, ничего бы и не было.Но я сказал про инфантильность. Вад посмотрел на меня ненавидящим взглядом,закусил губу и выбежал из комнаты.Я промыл свои раны водой, залил йодом, потом убрал на место ведро икорыто, а Вада все не было. Я все-таки волновался, с него станется удрать вНижнеозерск, и поэтому подавил свою гордость и отправился на поиски брата.Во дворе Вада не было. Я осмотрел все закоулки. И вдруг из палисадникадонесся стон. Я бросился туда. Вад лежал в траве, уткнувшись лицом в землю.Его тело было неестественно изогнуто. Я схватил голову брата и повернуллицом к себе. Лицо у Вада было как стена.- Что с тобой?.. Кто это тебя?.. Вад, ты слышишь?Вад чуть шевельнул синими губами:- Сам... спрыгнул с дома... Теперь уж тебе не выкрутиться... Теперьтебе здорово влетит от Него... Не помогут ни кизяки, ни волы... Ишь... хотелподлизаться...Брат закрыл глаза и улыбнулся бледной кривой улыбкой...Было уже утро, когда я с моряками вернулся в Утиное. Мы не доехали добольницы. Вад умер на полпути и мы привезли его назад...На крыльце, придавленное камнем, лежало письмо. В Синюцкий район,село Утиное Виктору Анатольевичу Бородину (сыну кузнеца, что встал на постой вкрайней хате)в собственные руки. На обратной стороне был неумело нарисован летящий голубь с письмом вклюве, под которым стояло: "Лети быстрей к моим деточкам"Я осторожно отклеил марку и развернул треугольник из синей плотнойбумаги."Дорогие мои сыночки!Как вы там без нас? Не голодаете? Все думаю о вас каждую минуту. Молоков рот не идет, когда вы там сидите голодные, на одной каше.Козу мы купили очень хорошую, - ласковая, со звездочкой и молока даетмного, а ест совсем мало. По дороге делаю сыр из творога... Очень вкусный.Принесем домой много сыру.Сейчас мы идем днем и ночью, так хочется увидеть вас. Отец и тососкучился. Хмурится, ворчит на вас, какие вы проказники, а сам молокосовсем не пьет, чтобы вам больше сыру досталось. Места здесь глухие, идтиочень страшно. Овраги одни, деревень совсем мало и люди встречаются редко. Яуж отцу говорю, давай ночью не идти, а он больно уж спешит. Очень бы намРекс пригодился, но пусть лучше вас охраняет. Не злите его и не забывайтеподливать в миску водички.Дорогие мои сыночки! Осталось уже совсем немножко. Скоро обниму вас инапою молочком. Смотрите, ведите себя хорошо, а самое главное - не уходитедалеко от дома, вы такие еще маленькие.Сейчас сижу, пишу вам письмо на почте, а отец стоит рядом и торопит.Обнимаю вас крепко, дорогие мои, не голодайте, одевайтесь потеплее, дни ужестали прохладные".Я стоял на пороге пустого и холодного дома и читал письмо. Утреннеесолнце грело мою влажную после ночного дождя фуфайку, и она тревожно пахламокрой соломой.Дорога была пуста до самого горизонта, но в каждый момент там моглипоказаться родители с бегущей сзади козой. И мне придется отчитаться за все.Я тогда еще не знал, что мои родители никогда не придут и мне не перед кемотвечать.Я ждал их всю осень и зиму, а потом еще года два ходил по тем деревням,куда они ездили за козой, но так ничего и не узнал. Люди говорили, что тогдамного было пришлого народу: шли в родные места или искали лучшего края, имногие пропадали бесследно. Такое уж тогда было время. После миллионовсмертей дешево ценилась простая человеческая жизнь.- С козой шли? - спрашивала какая-нибудь старушка. - Убили небось,Могли... тогда могли за козу... * * * С тех пор прошло немало лет. У меня самого уже сын, который скоропойдет в школу. Все реже снятся родители, и я уже почти не помню их лиц.Полные приключений годы детства кажутся теперь прочитанными в какой-токниге. Лишь осталось от всего этого тревожное чувство перед пустыннойдорогой. Так и чудится, что вдали покажутся двое с козой, и мне придетсядержать ответ за все, что делал не так... 1968 г.

Дата добавления: 2015-06-27