Некоторые размышления о языке

Давайте обратимся сейчас к тому, как ребенок овладевает речью. Это следует проанализировать, иначе мы не сможем увидеть связь языка с социальной жизнью. Язык не только объединяет людей в группы и нации, но и является основным отличием человека от животных. Язык лежит в основе того преобразования окружающей среды, которое мы называем ци­вилизацией.

В отличие от животных, человеческой жизнью управляет не только инстинкт. Никто не может предсказать, чем будет заниматься данный ребенок. Но без взаимодействия с другими он, разумеется, многого не добьется! Способности думать тут недостаточно. Как бы ни были разумны люди, им надо еще иметь средство для общения и достижения договоренности. Язык является инструментом коллективного мышления.

До появления человека на земле язык не существовал. А что представляет собой язык? Вздох! Несколько звуков, со­единенных вместе.

Сами по себе эти звуки бессмысленны. Нет никакой ло­гической связи между сосудом и словом «кувшин». Единст­венное, что делает эти звуки осмысленными, это тот факт, что люди согласились придать им соответствующее значение. То же самое происходит и со всеми остальными словами. Они являются выражением согласия между членами человеческого сообщества, и только «посвященные» могут их понимать. Дру­гие сообщества могут договориться о других наборах звуков для передачи тех же идей.

Так что получается, что язык — это нечто вроде стены, окружающей данное человеческое сообщество и отделяющей это сообщество от других. Вероятно, поэтому слово всегда имело мистическую ценность для человеческого разума; это нечто, что объединяет людей даже теснее, чем националь­ность. Слова — это связи между людьми, и язык, на котором они говорят, развивается и разветвляется согласно потребно­стям их разума. Язык, можно сказать, растет вместе с челове­ческой мыслью.

Любопытно отметить, что требуется мало звуков, чтобы со­ставить так много слов. При этом можно составить такое боль­шое число сочетаний звуков, что количество слов, которые можно создать, бесконечно. Один звук может предшествовать другому или следовать за ним, одни звонкие, другие глухие, некоторые произносятся со смыканием губ, другие с разомкну­тыми губами. Но еще более поразительной является способ­ность памяти удерживать такое большое число сочетаний и их значений. Помимо этого, существует проблема мысли, которая должна быть выражена путем группировки слов в предложения. Слова в этих предложениях должны стоять в определенном по­рядке. Они не могут быть просто перемешаны, как мебель в комнате. Существуют правила, которые делают возможным для слушающего понять намерения говорящего. Чтобы выразить свою мысль о чем-то, говорящий должен это назвать и поста­вить рядом прилагательное. Подлежащее, сказуемое и его до­полнение — у каждого есть свое место в предложении. Недо­статочно правильно выбрать слова, в равной степени важен их порядок в предложении. Мы легко можем это проверить, если напишем на листке бумаги четко сформулированное предложе­ние. Потом разделим его по словам и перемешаем. Смысл ис­чезнет. Те же самые слова, расположенные в ином порядке, не имеют смысла. Из этого следует, что порядок слов также должен быть согласован между людьми.1

Таким образом, язык действительно является выражением своего рода суперинтеллекта. Если вспомнить историю, языки иногда становились такими громоздкими, что с распадом ци­вилизации, которую они обслуживали, выходили из употреб­ления и исчезали. На первый взгляд можно было бы подумать, что язык — это нечто данное нам природой, но мы вынужде­ны сделать вывод, что это нечто над природой. Это явление, которое надстраивается над природой, интеллектуальный про­дукт массового сознания. Он распространяется во всех на­правлениях подобно безграничной сети, посредством которой можно все выразить. Такие языки, как санскрит или латынь, можно учить годами — и все равно не овладеть ими полно­стью. Это непостижимая тайна. Для осуществления любого из своих проектов люди должны договориться, и для этого им нужен общий язык. Речь —; вещь реальная и все же из всех инструментов, используемых человеком, наименее осязаемая.

Внимательное рассмотрение проблемы — как человек ов­ладевает этим инструментом — приводит нас к уверенности в том, что именно ребенок «впитывает» язык. И этот процесс впитывания имеет глубокую и загадочную природу, и до сих пор ему не уделялось должного внимания. Обычно мы огра­ничиваемся следующими словами: «Дети живут с людьми, ко­торые говорят, поэтому они и сами начинают говорить». Но, принимая во внимание бесчисленные трудности, присутст­вующие в большинстве языков, эта идея кажется очень по­верхностной. Тем не менее, уже тысячи лет она существует в своем неизменном виде.

Изучение проблемы приводит нас к еще одному наблю­дению: на языке, каким бы трудным он ни был, когда-то в стране его происхождения говорили необразованные клас­сы людей. Например, на латыни, которая трудна даже для тех из нас, чей родной язык произошел от нее, говорили рабы в Римской империи. А ведь тогда она представляла не меньшую трудность. И разве неграмотные труженики на по­лях не говорили на том же языке, что и трехлетние дети во дворцах Рима?

А что касается Индии, в которой много лет назад каждый пахарь и каждый скиталец по джунглям, свободно говорили на санскрите?

Эти вопросы столь любопытны, что были проведены тща­тельные исследования развития речи, наблюдаемого у детей. Я говорю о развитии, а не о преподавании, потому что мать не учит своего ребенка языку. Он развивается естественно, как спонтанное творчество. Также его развитие следует непреложным законам, одинаковым для всех детей. Разные периоды жизни ребенка показывают одинаковые стадии речевого развития, повторяющиеся у детей всего мира, независимо от того, явля­ется ли их язык простым или сложным. Также существует огромное количество предельно простых языков, на которых говорят примитивные народы, а дети овладевают ими в такой же степени, как они овладевают и более сложными. Все дети проходят через одни и те же периоды, когда они могут про­износить только слоги, потом они говорят целые слова и, наконец, в совершенстве овладевают всеми правилами син­таксиса и грамматики.1

Ребенок употребляет в речи различия между мужским и женским родом, единственным и множественным числом, между временами и наклонениями, приставками и суффикса­ми. Язык может быть очень сложным, в нем может быть очень много исключений из правил, и все же ребенок впитывает его, овладевает языком как целым и может использовать его в том же возрасте, что и африканский ребенок, примитивный язык которого насчитывает лишь несколько слов.

Если мы станем наблюдать за тем, как произносятся отдель­ные звуки, мы увидим действие некоторых законов. Все звуки, которые встречаются в словах, производятся действием опреде­ленных механизмов. Иногда нос действует в унисон с горлом, в других случаях должна быть координирована работа мускулов языка и щек. В создании этого механизма принимают участие различные органы, прекрасно функционирующие для родного языка, выученного ребенком. Однако в другой стране мы, взрос­лые, не можем даже определить все звуки, которые слышим, и уж тем более их воспроизвести. Мы можем пользоваться только механизмом своего родного языка; кроме ребенка, никто не мо­жет создать свой собственный механизм и выучить в совершен­стве столько языков, сколько он слышит вокруг себя.

Это не является результатом сознательной работы. Это де­лается на уровне подсознания. Это начинается и раскрывается в самых скрытых глубинах бессознательного и возникает как нечто сформировавшееся. Мы, взрослые, можем только пред­ставить, что это такое — захотеть выучить язык сознательно. Потом мы целенаправленно беремся за работу. Но нам следует попробовать пойти другим путем. Это идея естественных ме­ханизмов, или, скорее, механизмов, накладываемых на при­родные процессы, действующих независимо от сознания, и эти удивительные механизмы, или их группы, развиваются в глубинах, не доступных нашему непосредственному наблю­дению. Мы имеем только внешнее свидетельство их сущест­вования, хорошо видимое и общее для всех людей.

Как бы ни была поразительна вся эта картина, отдельные ее детали впечатляют еще больше. Одна из них заключается в том, что у всех народов произношение передается из поколе­ния в поколение. Другая — в том, что сложные языки усваи­ваются с такой же легкостью, как и простые. Ни один ребенок не испытывает усталости, овладевая родным языком; «его язы­ковой механизм» вызывает к жизни язык как единое целое, каким бы сложным или простым он ни был.

Это впитывание языка ребенком наводит на мысль об ана­логии, которое в некоторой степени может помочь нам полу­чить представление о том, что происходит в сознании ребенка.

Представьте, что мы хотим получить какое-то изображе­ние. Мы можем или сделать его сами при помощи карандаша и красок, или мы можем сделать фотографию, и тут дейст­вует уже совсем иной принцип. В последнем случае изобра­жение записывается на светочувствительную пластинку, и нет никакой разницы, будь там десять человек или один. Делается это все за мгновение, и сделать снимок тысячи человек не представляет большой проблемы. Объем работы остается прежним, будь то титульный лист книги или стра­ница мелким шрифтом на иностранном языке. Химикаты реагируют на все, простое или сложное, за доли секунды. Но нам понадобится время, чтобы нарисовать человеческую фигуру, и чем больше фигур нам надо нарисовать, тем боль­ше времени нам понадобится. Если нам надо сколько-то времени, чтобы скопировать титульную страницу книги, то еще больше времени нам потребуется, чтобы скопировать страницу, набранную мелким шрифтом.

На этом различия не заканчиваются. Фотоизображение за­писывается на пластинке в полной темноте, процесс проявки пленки тоже происходит в темноте, изображение фиксируется в темноте, и только потом его можно показывать открыто. Но к тому времени его изменить уже невозможно.

То же самое и с психическим механизмом изучения языка у ребенка. Его работа начинается в самых глубоких слоях бессознательного разума, там происходит развитие, и резуль­тат закрепляется. И только после этого он проявляется вовне. Вне всяких сомнений, это работа определенного ме­ханизма.

Теперь, поскольку мы в этом убедились, естественно по­интересоваться, что же в точности происходит, и сегодня налицо большой энтузиазм относительно технической сто­роны исследования проблемы развития речи у детей. Но одну часть исследования, наблюдательную, мы можем выполнить сами — ведь, в конце концов, мы можем быть уверены толь­ко в том, что мы видим. Такие исследования требуют боль­шой точности. Со всей возможной аккуратностью они про­водятся сегодня на детях от рождения до двух лет и старше. Наряду с происходящим каждый день фиксируются периоды, в которых никаких изменений нет. И в этих пометках вер­стовыми столбами стоят некоторые факты. Может происхо­дить громадная работа во внутреннем мире ребенка, но внешние ее проявления будут достаточно скромные. Это оз­начает большую диспропорцию между средствами выражения и внутренней работой, выполняемой ребенком. Также было открыто, что внутренний процесс развития речи идет не по­степенно, а скачками. В определенное время, например, по­является способность произносить слоги, и потом в течение нескольких месяцев ребенок произносит только слоги. На­блюдая со стороны, кажется, что он не прогрессирует, но внезапно ребенок произносит слово. Затем в течение дли­тельного времени ребенок употребляет только одно или два слова и не торопится двигаться дальше. Между тем другие формы деятельности ребенка свидетельствуют о том, что внутренняя жизнь его стабильно и успешно растет.

Разве не о том же говорит наш собственный опыт? Мы читаем о примитивных народах, которые в течение веков ос­таются на очень низком уровне развития, будучи, по всей видимости, не способными к прогрессу; но это лишь внешняя видимость, то, что видит историк. На самом же деле проис­ходит постоянный внутренний рост, который внезапно про­является в серии открытий, ведущих к быстрому изменению. За этим следует еще один период спокойного и медленного развития, предваряющий очередной сильный взрыв.

То же самое в детстве происходит с человеческим языком. Тут нет спокойного и медленного прогресса, когда сначала появляется одно слово, потом другое, но здесь мы тоже встречаем феномен взрыва, как его называют психологи, ко­торый никоим образом не спровоцирован действиями учи­теля, а происходит сам по себе без всякой на то видимой причины. Каждый ребенок в определенный период жизни осваивает сразу несколько слов, причем с прекрасным про­изношением. В течение трех месяцев ребенок, до этого прак­тически немой, начинает с легкостью употреблять разные формы имени существительного, суффиксы, приставки и глаголы. И каждый ребенок проходит через это в конце вто­рого года жизни.

Так что пример ребенка вдохновляет нас самих и дает нам силы ждать. Мы всегда можем надеяться, что периоды стаг­нации приведут к прогрессу общества. Возможно, человече­ская глупость на самом деле меньше, чем кажется. Возможно, много чудесного ожидает своего часа — взрыва из внутренней жизни, которая скрыта от нас.

Эти взрывные явления и проявления, происходящие в способностях ребенка к выражению, продолжаются и после достижения двухлетнего возраста. Ребенку предстоит еще освоить простые и сложные предложения, глагольные вре­мена и наклонения, в том числе сослагательное. Также не­ожиданно появляются в его речи сложносочиненные и слож­ноподчиненные предложения. Так формируются ментальная организация и языковые механизмы самовыражения, свой­ственные расе или социальному классу, к которому принадлежит ребенок. Это наследие, подготовленное на бес­сознательном уровне, затем передается на сознательный уро­вень, и ребенок, полностью овладев своей новой способ­ностью, говорит и говорит без умолку.

После двух с половиной лет (возрастной границы в ум­ственном формировании человека) начинается новый период в организации языка, который теперь развивается без взры­вов, но весьма живо и спонтанно. Этот второй период длится где-то до пятого-шестого года, и в это время ребенок вы­учивает много новых слов и совершенствует навыки фразо­вой речи. Однако если обстоятельства таковы, что ребенок слышит слишком мало слов или только диалект, то и сам он начинает говорить так же. Но если он живет среди куль­турных людей, имеющих большой словарный запас, тогда он все замечательно усваивает. Поэтому окружение играет очень важную роль, хотя язык ребенка в этот период в любом случае становится богаче.

Бельгийские психологи обнаружили, что ребенок двух с половиной лет обладает запасом слов только около двух-сот-трехсот, а в шесть он уже знает тысячи. И все это без учителя. Это его спонтанное приобретение. А мы, после того как ребенок все это сделал сам, отправляем его в школу и в качестве великого подарка учим его алфавиту.

Мы всегда должны помнить о двойственности этого пути: бессознательной деятельности, которая подготавливает речь, и о следующей за ней сознательной, которая медленно про­буждается и забирает у бессознательной то, что она может предложить.

А окончательный результат? Это человек. Шестилетний ре­бенок, который научился правильно говорить, зная и приме­няя правила родного языка, никогда не сможет описать ту бессознательную работу, из которой все это получилось. Тем не менее именно он, человек, является творцом речи. Он де­лает все это сам, а если бы у него не было этой способности и если бы он не мог спонтанно овладеть языком, то в мире людей никогда не свершалось бы никакой эффективной работы. А цивилизация просто бы не существовала.

Именно в этом свете мы должны смотреть ребенка. В этом его важность. Он все делает возможным. На его деятельности основывается цивилизация. Вот почему мы должны предложить ребенку помощь, в которой он нуждается, и быть к его услугам, чтобы ему не пришлось идти одному.

Дата добавления: 2015-06-27