Иллюстрации в тексте 17 страница

Трансформация психической энергии

На языке психологии можно сказать, что человек, обладающий лишь «животной душой», имеет только соматическое или телесное сознание; обретая «человеческую душу», он получает объект-сознание. Этого состояния требует и добивается Западное воспитание. В нашей экстравертной культуре достигнута очень высокая его эффективность. Но за фактом сознавания объектов стоит вопрос: Кто осознает? Это поднимает проблему самосознания. В подразумеваемом здесь смысле самосознание означает осознание самого себя и роли, которую «Я» играю в наблюдаемом мной происходящем, а также осознание протекающей во мне субъективной жизни, которая связана с внешней жизнью вокруг меня, хотя и независима от нее.

Общество в целом состоит из личностей, находящихся на разных стадиях психологического развития, обладающих сознанием, различающихся не только по уровню и протяженности осознания, но и по характеру. Многие, причем не только необразованные, пребывают в полном неведении относительно сознания собственного «Я». Они могут даже отвергать идею существования отдельно протекающей психической жизни, будучи в то же самое время убежденными в точном знании того, что такое есть «Я» и «не-Я». Другие, достигнув определенного уровня развития, могут обнаружить, что полная уверенность в данном вопросе находится под сомнением, даже если самосознание все еще будет смутным и рудиментарным. Это состояние подобно самочувствию юноши, который отправляется на танцы, приняв для храбрости несколько коктейлей; он стоит у входа в танцевальный зал, и ему кажется, что пол и все танцующие раскачиваются в такт музыке, и он спрашивает себя: «Это я или они?»

В том что касается физического «Я» и «не-Я», т.е. на уровне телесного сознания, большинство людей обладает способностью различать. Но даже здесь самоосознание может быть не очень глубоким. Многие женщины замечали, что по щекам у них текут слезы, тогда как сами не осознавали, что плачут. А некоторые люди никогда не могут определить, чем вызвано их изнеможение: болезнью, усталостью или голодом. Изучающим физиологию предлагают провести небольшой эксперимент. Его цель — продемонстрировать относительность собственного наблюдения и убедить в необходимости принятия во внимание того, что удачно названо «человеческим фактором». Эксперимент состоит в следующем: левую ладонь на две-три минуты погружают в холод-

М.Э. Хардинг

ную воду, а правую в это же время держат в горячей воде; затем обе руки одновременно погружают в сосуд с теплой водой. Возникающие в итоге противоречивые ощущения с потрясающим эффектом демонстрируют ошибочность субъективного ощущения. Между ладонями, погруженными в теплую воду, как бы возникает разногласие. Левая рука заявляет, что вода слишком горячая; а правая категорически возражает, утверждая, что вода холодная. Обе они настолько уверены в своей правоте, что даже термометр вряд ли разрешит их спор. Требуется значительная степень отделения от собственных ощущений, для того чтобы «Я» смогло признать беспристрастное доказательство и осознать, что свидетельство рук может быть обманчивым.

Примеры подобного рода можно приводить до бесконечности. Вместе с тем, для многих людей оказывается неожиданностью, что их способность различать «Я» и «не-Я» на более высоком уровне развита еще меньше, чем на соматическом. Немногие осознают, до какой степени они проецируют свои субъективные реакции и какая часть того, что они наблюдают в окружающем мире, берет свое начало в глубине их собственной психики. Мы смутно видим это в других и все теоретически знаем, что «смотрим на мир сквозь призму собственных очков». Когда человек разочарован или находится в состоянии депрессии, все выглядит мрачным; когда же он счастлив, ему кажется, что солнце сияет даже в облачный день. То, что эти впечатления являются результатом внутреннего состояния, совершенно очевидно в отношении других людей. Но сравнительно немногие распознают такие механизмы в себе настолько, чтобы отвлечься от радостного настроения или уныния и обратить свое внимание в поисках реальной причины кажущейся яркости или мрачности внешнего мира внутрь себя.

Когда неосознанное субъективное состояние полностью проецируется на объект, индивид пребывает в полном неведении относительно источника своей реакции и убежден, что то, что ему нравится или не нравится, является качеством объекта и не связано с ним самим. Простой иллюстрацией служит позиция ребенка, протестующего за обедом: «Мама, почему мы должны есть этот противный десерт?» Ребенок не понимает, что все дело не в сладком, которое по вкусу всем остальным членам семьи, а в том, что это блюдо не нравится ему. Для него ужасна только пища. Но отсюда всего лишь один шаг до ощущения отвращения или неприязни к

Трансформация психической энергии

матери по той причине, что она подает такую отвратительную еду. Это — начало комплекса преследования в миниатюре.

Легко можно представить, насколько сложно было бы разрешить разногласия, если бы в эксперименте с горячей и холодной водой возражающими друг другу сторонами выступали два различных человека, а не две руки одного индивида. Каждый из них был бы всецело убежден в правильности собственного заключения. Раздражение и общая иррациональность были бы пропорциональны собственной неспособности понять, что личные наблюдения могут быть относительными и, возможно, субъективными. При игнорировании этой вероятности неизбежно будет казаться, что оппонент ошибается, что он необъяснимо упрям или, еще хуже, настроен лишь на противоречие и развязывание ссоры. Просто удивительно, насколько даже рассудительные люди склонны приписывать другим мотив, который вряд ли добровольно признали бы в себе. Обычному человеку редко приходит на ум, что его сознание подвержено подобным ограничениям в том или ином вопросе и что его взгляд на мир и свое окружение ограничен как по размаху, так и по глубине, и довольно эгоцентричен. Для того чтобы увидеть (в психологическом смысле) другую точку зрения, отличную от собственной, требуется особого рода воспитание.

Почти для каждого другие люди живут и существуют, только когда они находятся в непосредственной близости. Тогда свет сознания на мгновение освещает их, но исчезнув из виду, они почти ничего не оставляют в осознании. Конечно же, в мыслях можно помнить об их существовании, воскрешать в памяти, как мы говорим. Можно предполагать, где они находятся и что делают. Но как только сознательное сосредоточение внимания прекращается, они вновь погружаются в полумрак, а, возможно, даже исчезают совсем. Такую ситуацию надлежащим образом обобщила Белая Королева в своем замечании Алисе: «В действительности ты не существуешь, ты — лишь плод моей фантазии!» Выглядит так, словно другие люди, как только мы перестаем смотреть на них, переходят во взвешенное состояние, пока мы снова не вспомним о них, после чего они вновь возвращаются к жизни, подобно героине из сказки о Спящей Царевне. Примером служит сновидение современной женщины, в котором голос произнес: «Они все засыпают в стеклянном ящике». Мы знаем, что они есть, но они ничего не знают, ни о чем не думают и ни на что не влияют.

М.Э. Хардинг

Свет эго-сознания очень слаб, он мерцает до тех пор, пока не вспыхнет более яркий свет. Одномоментно для нас освещена лишь очень маленькая часть мира. Этот символизм настолько верно отражает реальные факты, что каждый, кто когда-либо на время терял сознание, почти неизменно описывает свои переживания, упоминая о тускнеющем свете. Человек говорит: «Все вокруг потемнело», или «Комната растворилась во мраке» — он перенес временную физическую или психологическую потерю сознания. Человек, достигший высшего осознания, представляет смутность эго-сознания как удерживающую индивида в подобном состоянии.

Но когда внутри вспыхивает новое сияние, более яркое, чем свет эго-сознания, то кажется будто бы психика освещается внутренним солнцем и поле психологического видения существенно расширяется²¹. Когда сияет этот свет, больше не нужно сознательное усилие для того, чтобы поставить себя на место другого или вспомнить о нем. Этот другой будет оставаться живым не только для самого себя, но и для того, в ком вспыхнул свет. Ибо солнце одинаково светит для всех людей. И мой собрат четко виден в свете этого внутреннего солнца.

Так как эго ребенка начинает свою деятельность, не обладая полной картиной вселенной и даже своего собственного мира, то ограничено и его психологическое сознание. В ходе развития свет эго-сознания усиливается, но радиус его действия в лучшем случае ограничивается сферой «Я»; неизведанной остается даже значительная часть внешнего мира, доступная познанию, а обширные просторы внутреннего психического царства вообще оказываются неосвещенными. Все выглядит так, как если бы из темных вод бессознательного один за другим появлялись маленькие островки. С развитием сознания они постепенно сливаются, и в результате формируется нечто подобное целостной картине окружающего. Но эта картина не является полной и часто далеко не точна, хотя и выступает признаком довольно высокой степени сознания, позволяющей признать существование пробелов в собственном видении. Чем меньше образован и более ограничен человек, тем тверже он уверен, что знает все обо всем. Этим объясняется предубежденность, столь характерная для бессознательных представлений человека, и та догматичность или фанатизм, с которыми он придерживается их. В противоположность этому культурный и опытный человек более склонен к сомне-

Трансформация психической энергии

кию, понимая, что его взгляды относительны и что каждый вопрос имеет две стороны.

В действительности бессознательные части психики являются, как подразумевает их определение, неизвестными. Данный факт нередко упускается из виду, ибо человеку трудно поверить, что внутри его психики автономно функционируют факторы, о которых ему ничего неизвестно. Индивиду часто тяжело признать их существование в себе самом, даже если их наличие убедительно доказано. Ведь это будет и признанием того, что он не является полновластным хозяином, инициирующим и контролирующим свои мысли, действия и эмоции, а выполняемая им роль, может быть навязана «другим», — неизвестным другим — чье неосознаваемое влияние служит причиной того, что он вместо независимого субъекта оказывается ничего не подозревающим объектом действия. Фактически он может оказаться слугой в собственном доме, а не хозяином. Временами он может подозревать, что является жертвой обмана, обнаруживая, что поступил совершенно не так, как хотел, а возможно, даже противоположно тому, как намеревался.

Бессознательные факторы психики служат не только внутренним скрытым двигателем человека. Они воздействуют на него и снаружи, так как отражаются от окружающих объектов. Всякий раз, когда нечто интересует человека в жизни, притягивает или отталкивает его непропорционально собственной реальной значимости, это нечто несет на себе отпечаток какого-то психического элемента, который ранее дремал в бессознательном, а теперь активировался и начинает заявлять о себе в зеркале мира, где он наконец-то оказывается в пределах досягаемости сознательной психики. Если затем индивид сможет отделить бессознательный элемент от объекта, в котором он отражается, то его можно будет вернуть в психику и присовокупить к сознанию.

Такие психические элементы, стоящие за эго в бессознательном индивида, проецируются. То есть отображаются внешне в людях, предметах и ситуациях, обретающих в итоге для индивида значение и притягивающую силу, заимствованную у неизвестных аспектов его собственной психики. Именно этот психологический механизм отражает индуистская концепция майи по отношению к ощущаемому миру. Одним из ее значений является «иллюзия», и для индусского философа наш интерес к внешнему бытию служит проявлением того факта, что некоторые из

М.Э. Хардинг

наших психических ценностей существуют в форме собственных проекций на окружающий нас мир.

Это явление проекции очень важно, ибо выступает одним из основных способов навязывания сознанию бессознательного содержания. Для человека с выраженным бессознательным окружающий мир может быть даже населен предметами, которые кажутся живыми и способными действовать или разговаривать благодаря силе бессознательного психического материала, проецируемого или, как кажется, присущего им. Термин «проекция» выбран не совсем удачно. Ведь сущность ситуации заключается не в том, что иллюзорно наблюдаемые в другом человеке или предмете факторы, прежде входившие в сознательную психику или принадлежавшие эго, намеренно «переводятся» на человека или предмет, выступающие теперь носителями их проекции. Скорее, в проекциях видится или обнаруживается то содержание, которое «должно быть сознательным», но остается бессознательным, а потому — недоступным сознанию. О людях, носителях наших проекций, мы склонны говорить: «Даже представить себе не могу, что бы я когда-либо так чувствовал или действовал, как он; я никогда бы так не поступил». Тем не менее, сам факт, что индивид считает рассматриваемое поведение несовместимым со своей сознательной позицией и в то же время эмоционально к нему относится, должен заставить его задуматься. Ибо все это — признаки проекции: типичные реакции на психическое содержание, которое мы в себе не осознаем.

У детей и людей примитивной культуры так много потенциальной психической энергии остается бессознательной и неас-симилированной, что она оживляет весь окружающий мир. Им кажется, что неодушевленные предметы двигаются, разговаривают и живут своей собственной жизнью, а животные, по их мнению, наделены сознанием и другими человеческими чертами. На феномене проекции основывается психологическая позиция, обозначаемая антропологами как «анимистическая». Через проекцию человек примитивной культуры контактирует с теми элементами собственной психики, которые ему незнакомы и остаются, так сказать, вне него. Когда с ним говорит дерево, сообщая то, что человек с более развитым сознанием распознал бы как собственные мысли, это означает, что он не способен четко формулировать свои мысли; но, тем не менее, он может быть разумным; некоторого рода мышление протекает в нем, но

Трансформация психической энергии

так как этот процесс бессознателен, его результат озвучивается деревом.

Когда человек из примитивного племени советуется со своей змеей, он совещается с собственным инстинктом. В Древней Греции пророческий ответ на трудный вопрос или мудрый совет в затруднительном положении давал дух предков или какого-нибудь героя, принимая обличье змеи. В более развитом обществе мудрость предков или племенной опыт воплощались в правила поведения, законы, обычаи и исторические заповеди. Но даже в такой общине при возникновении необычных ситуаций могли спонтанно повторяться былые привычки, пробуждаясь из бессознательного в час нужды, и какой-нибудь деревенский провидец или пророк немедленно обращался за советом к своей змее или внутреннему голосу и претендовал поэтому на больший, чем человеческий, авторитет. Такого рода действия, столь характерные для людей примитивной культуры, мы склонны называть суеверными и предполагать, что в нынешнее время давно избавились от них.

Но разве не поступает наш современник подобно человеку прошлого, когда, будучи не в состоянии решить какой-нибудь важный вопрос, обговаривает его с любимой женщиной? Ведь мысли, на которых должно основываться его решение, «приходят» к нему в результате его разговора с ней, хотя собственными знаниями она помочь не может. Откуда же тогда являются полезные и уместные идеи? Очевидно, они должны исходить из собственного бессознательного, скрываясь совсем рядом; тем не менее, они остаются совершенно недоступными сознательному разуму до тех пор, пока он не натолкнется на них в конкретной женщине, воплощающей проекцию анимы и поэтому наделенной мудростью бессознательного. Однако человеку представляется, что источником новых идей является реальная женщина. Тот факт, что они всего лишь отражаются от нее, можно продемонстрировать, расспросив женщину о сущности вопроса. И все равно мужчина может остаться слепым в том, что касается действительной ограниченности ее познаний.

Просто удивительно, как мало мы осознаем, насколько неточен наш взгляд на мир. Практически каждый индивид имеет какое-нибудь психологическое слепое пятно, относительно которого находится в блаженном неведении до тех пор, пока не наткнется на него, и в нем вспыхнут необоснованные эмоции. Возможно, это не очень легко понять в плане психологии, но на

М.Э. Хардинг

физическом уровне существует аналогичное явление. На сетчатке глаза действительно имеется слепое пятно, и его наличие демонстрирует очень простой эксперимент. Но мы редко замечаем его и не принимаем во внимание в повседневной жизни. Мы автоматически заполняем пробел в том, что находится перед глазами, воображаемым объектом, который согласуется с остальной картиной, или же, двигая глазными яблоками, охватываем все поле зрения. Другими словами, мы не видим пустого места. Оно, так сказать, заполняется само собой. Например, находясь перед аудиторией, докладчик наблюдает море лиц. Теоретически ему может быть известно, что где-то в поле зрения имеется пробел, но он не замечает там пустого места, автоматически компенсируя недостаток своего зрения движением глаз. Даже если он будет удерживать глазные яблоки неподвижно и смотреть прямо вперед, то не увидит пустого места в общей картине. Ему будет казаться, что в этой части аудитории люди сливаются воедино. Образно можно сказать, что для заполнения пробела он придумывает дополнительного, совершенно неопределенного человека.

Если перенести это описание в психологическую сферу, можно постулировать, что аналогичный механизм заполняет и область психического слепого пятна, т.е. бессознательного. Можно мысленно представить себе пьесу, обыгрывающую идею этой физиологической особенности, где присутствовал бы негодяй, который постоянно бы маскировался, используя слепое пятно. Это был бы некоторого рода человек-невидимка — незаметный для своей жертвы, но ясно видимый остальными людьми. Однако такая история выглядит слишком фантастической, потому что большинство людей не замечает слепого пятна на сетчатке и привычной компенсации этого недостатка зрения.

Тем не менее, аналогичная драма постоянно разыгрывается в реальной жизни на психологическом уровне. Негодяем в ней выступает бессознательный элемент психики индивида, навязывающийся в форме проекции. Ибо все бессознательные психические факторы автономны и имеют выраженную тенденцию персонифицироваться, действуя как частичные души, маленькие личности. Сказанное будет справедливо и в отношении тени, анимы или анимуса и мана-личности.

Любая из этих фигур может играть роль негодяя, скрывающегося от своей жертвы, но остающегося видимым всем остальным. Естественно, такая ситуация может явиться причиной серьезно-

Трансформация психической энергии

го недоразумения. Но это ничто, по сравнению с неразберихой, неизбежно возникающей, когда совпадают области, соответствующие психологическим слепым пятнам двух различных людей. В таком случае каждый из них будет принимать за негодяя, совершающего подлости, другого. Все либидо обоих будет направлено на возложение вины, и ничего не останется на разрешение ситуации. Если бы только противники смогли понять, что в игре действительно участвует негодяй, но при этом ни один из них «водящим» не является, то можно было бы что-нибудь сделать для устранения недоразумения. Однако они настолько поглощены взаимными упреками или так подавлены горечью несправедливых подозрений и обвинений, что совершенно не видят реального негодяя и поэтому даже не пытаются поймать его или предотвратить его подлые выходки.

Я употребила здесь термин «водящий» по аналогии с тем, как он используется в детских играх. Дети не останавливаются, для того чтобы что-то проанализировать или задаться каким-то вопросом, а совершенно простодушно живут своими фантазиями. В результате их речь, особенно употребляемая в играх, часто обнаруживает скрытую психологическую реальность. Например, этот «водящий» из детской игры, представляет собой довольно полезное определение. В игре в пятнашки или жмурки игроки по очереди становятся «водящим»; они носят эту кличку как одежду, которую можно передавать от одного к другому. Она присваивается одному из игроков — «Ты — водящий!» — и его начинают избегать или бояться. Все остальные прячутся от него или с криками разбегаются, как если бы он был могущественным и злым чудовищем. Но когда он избавляется от этой роли, передавая ее другому, то теряет свои исключительные качества и его снова принимают в качестве рядового члена группы. И так как все дети ясно понимают разницу между индивидом в собственном лице и исполняемой им ролью, то после передачи этой роли другому у ребенка не остается никакого остаточного ощущения пребывания «водящим». Если бы только мы могли следовать этому примеру во взрослой игре в прятки, где «водящим» выступает бессознательный фактор, вмешивающийся в сознательные человеческие взаимоотношения, то это существенно облегчило бы нашу жизнь. Чтобы локализовать данный фактор, Юнг предлагает придумать персонификацию для этого невидимого носителя вреда или зла, нечто наподобие детского «водящего». Такая пер-

М.Э. Хардинг

сонификация должна иметь форму существа, которое все посвященные воспринимали бы как атрибут лишь психологической реальности — «злой дух» или «ведьма».

Участники некоторых народных ритуалов изливают свой гнев на человека, выступающего носителем проекции невидимых злых сил. В действительности — это попытка изгнания демонов зла посредством отделения их от жизненной ситуации и столкновения с ними в рамках ритуала. Тем самым их деструктивные потенциальные возможности отводятся от человеческих жизней и взаимоотношений. Но участники такого ритуала могут не знать реального значения своих действий. В результате, иногда из-за непонимания его цели, ритуал задуманный как экзорцизм, вместо этого не дает угаснуть негодованию и гневу, связанному с воспоминаниями о причиненном зле, «требующем» отмщения на личности козла отпущения.

К ритуалам подобного рода относится сжигание чучела какого-нибудь давно умершего врага общества, например, Гая Фокса в день годовщины раскрытия «порохового заговора» в Англии. Иногда, если недовольство широких масс в стране растет, это событие используется для того, чтобы дать выход текущей социальной или политической враждебности. С этой целью чучелу присваивается имя и придается облик какого-нибудь живого врага. В этом случае толпа обычно удовлетворяется символической местью. Но механизм, лежащий в основе компульсивной и неистовой страсти, охватывающей обычных здравомыслящих и законопослушных граждан под влиянием настроения группы, очень сходен с механизмом, лежащим в основе намного более зловещего ритуала линчевания. Жертва линчевания может иметь лишь отдаленнейшую связь с преступлением, которое столь ожесточенно и беззаконно отмщается. Тем не менее, для толпы одержимых духом она немедленно становится демоном или дьяволом. Пробуждение этого духа в современную эпоху основывается на том же самом психологическом импульсе, который побуждал древних греков приносить в жертву пшеничного человека в период сбора урожая. Вместе с тем, ритуалу сжигания Гая Фокса в качестве дьявола присуще большее понимание фактического небытия этого персонажа, чем в случае пшеничного человека в Древней Греции, сжигания ведьм в период Средневековья или обычая приписывать все мировое зло Сатане, который большинству не только простых, но и образованных людей представлялся реально существующим.

Трансформация психической энергии

Если бы сегодня, обладая знаниями о психологическом характере таких сил, мы смогли бы научиться создавать форму, эквивалентную образу дьявола, Гая Фокса или гремлина летчиков (осознавая при этом, что мы делаем), то наши личные демоны уже не смогли бы преследовать нас незамеченными, готовыми при любом удобном случае заявить о себе посредством недоразумений и других необъяснимых разногласий, которые так часто мешают человеческим взаимоотношениям. Ибо они были бы изолированы, подавлены и заточены для дальнейшего изучения на досуге.

Простого освобождения от демонических сил, которые могут катастрофически мешать пониманию любой конкретной ситуации, недостаточно. Этот шаг действительно поможет получить нам беспрепятственный обзор личностной сферы. Однако аналогично тому, как возбуждение и интерес детской игры зависит от функции «водящего», без которого не было бы самой игры, так и для взрослых смысл жизни и значение ее глубоко чарующих и увлекающих элементов определяются скорее незавоеванными, неизведанными и неизученными уголками психики, безличной сферой, чем очевидными, понятными и освоенными областями. В игре эффект и порыв зависят от «водящего», ибо здесь игроки имеют дело с неизвестным, безличным. Возможно, это безличное сверхъестественно, но оно увлекает, чарует, возбуждает и даже немного пугает, — как в игре в жмурки или прятки — так как несет на себе отпечаток того неизведанного качества, которое относится к вотчине богов и демонов. Это — нумен, tremendum, одновременно пугающий и очаровывающий, внушающий благоговейный страх и бесконечно желанный.

Для своего совершенствования индивид сперва должен распознать психические элементы, пребывающие вне психики в проекциях, способных так сильно притягивать его и вызывать любовь или ненависть. Когда в какой-то жизненной ситуации пробуждается безличный фактор, и индивид распознает его сущность, он сталкивается с проблемой отделения элементов собственной психики от проекций, в которых они скрываются. Когда это будет сделано, останется подчинить себе безличную энергию, «дьявола». Если с этой энергией, уже не связанной проекцией, соответственным образом не разобраться, то она сможет свободно и беспрепятственно творить зло, как в притче о человеке, из которого изгнали дьявола. В ней говорится о нечистом

12- 7325

М.Э. Хардинг

духе, вышедшем из человека и бродившем по безводным местам. Вернувшись обратно, он обнаружил, что его прежнее место обитания свободно, выметено и убрано. И тогда он пригласил к себе жить семь других духов, еще злее, чем он сам²². Другими словами, если человек не берет на себя ответственность за обитателей собственного психического дома, им завладевают, подобно армии демонов, безличные элементы.

Психика индивида — это не простая, однородная сущность. Скорее, она представляет собой обширную область, организованную сферу; относящиеся к ней элементы характеризуются некоторым сходством. Однако эта организация может быть очень расплывчатой или даже вообще незаметной. Кроме того, сфера психики индивида простирается во всех направлениях от искры света, называемой «Я», — во внешний мир, через связи с семьей и друзьями, деловыми и социальными кругами, и далее, через вовлеченность в национальные и международные дела; и во внутренний мир, где протекает субъективная невидимая жизнь, подвергающаяся влияниям психологического характера, не менее реальным, чем физические. В последние годы мы поневоле стали свидетелями мощи психологических факторов. Ее продемонстрировали нам «война нервов» и организованная пропаганда, нацеленная воздействовать на мораль (тоже относящуюся к психологическим качествам) не только посредством ложной или истинной информации, которую она предлагает для сознательного рассмотрения слушателю, но в еще большей мере посредством влияния на бессознательное²³. Индивид может абсолютно не знать, какие психологические влияния воздействуют на него, так как они проявляются лишь в сновидениях, фантазиях, настроениях, навязчивых идеях или даже физических симптомах, которые сами инициируют.

Таким образом, психика индивида представляет собой неопределенную формацию неизвестного состава и протяженности. Для того чтобы ее объединить (или индивидуализировать, если пользоваться юнгианской терминологией), необходимо, в первую очередь, определить ее границы. Затем все, что относится к психике, должно быть сведено в рамки этих границ. И наконец, должен быть установлен центр, который может контролировать функционирование всей структуры.

Всякому индивиду, не изучавшему специально этот вопрос, протяженность его собственной психики в том, что касается

Трансформация психической энергии

внешнего мира, известна лишь весьма приблизительно. Так как эта протяженность увеличивается, по крайней мере, в течение первой половины жизни, само определение внешних границ психики оказывается трудной задачей, требующей не только многих лет для решения, но и настоящей, глубокой приверженности, ибо она включает необходимость отдачи всего запаса потенциальных энергий индивида, как для дела всей жизни. Кроме того, даже если индивиду удастся точно определить размах своих психологических интересов, останется проблема выяснения того, какая часть интересующих его вещей относится к собственной психике, а какая — к другим людям, задействованным в этой же ситуации.

В своей повседневной работе в качестве психоаналитика я постоянно сталкиваюсь с доказательством сложности такого разграничения. Однако когда ко мне обращается индивид, разрываемый неразрешимым для него конфликтом, угрожающим его адаптации или здоровью, я указываю на противоречащие элементы в его истории и сообщаю, что он внутренне разделен и должен восстановить свою целостность. Я говорю, что он может быть целостным, даже если конфликтующие элементы останутся, и эта процедура вызывает немедленную реакцию и приносит облегчение. Индивид снова может заняться проблемой того, как собрать разрозненные части своей психики и объединить их. Если сказанное справедливо в случае индивидов, почти достигших предела своего терпения, то для других, не столь сильно поджимаемых обстоятельствами, попытка достичь целостности, пока имеется возможность, а жизненные невзгоды не довели до крайности, была бы намного более ценной.

Дата добавления: 2015-06-27