Врач-докладчик И.В.Гущина 1 страница

КЛИНИЧЕСКИЙ РАЗБОР

Семинар ведет В.Г.Ротштейн (март 1999 г.)

Материал предоставлен редакцией Независимого Псиихиатрического Журнала

Вашему вниманию представляется больная И.В.С., 1965 г.рожд., поступившая на лечение в ПБ № 3 17 ноября 1998 г. и выписанная 19 марта 1999 г.

Поступила на лечение в санаторное отделение с жалобами на тревогу, подавленное настроение, бессонницу, потерю аппетита, суицидальные мысли, навязчивые воспоминания об ушедшем муже, чувство внутренней тревоги, приступы панического ужаса с сердцебиением, затруднением дыхания.

Анамнез. (со слов больной и ее матери).

Родилась в марте 1965 года, единственный ребенок в семье инженеров. Беременность и роды у матери протекали нормально, хотя когда больная родилась матери было 19 лет, во время беременности училась на 2 курсе МЭИ, сдавала экзамены, нервничала. Закричала после рождения сразу. Вскармливалась грудью до 4-х месячного возраста, росла и развивалась нормально. Ходить начала с 11 месяцев, первые слова произносила уже в год, к 3-х летнему возрасту говорила предложениями, внятно, четко. В 4,5 года уже читала простые тексты.

Из перенесенных заболеваний: ветряная оспа, дизентерия, краснуха в 14 лет, операция по поводу.... правого яичника в 25 лет. Мать по характеру довольно властная, целеустремленная, оптимистка, в то же время ранимая, мягкая, добрая. К дочери относилась тепло, с любовью.

Со слов больной вплоть до ее замужества были с мамой подругами, все ей рассказывала, находила понимание и поддержку. Отец замкнутый, проблемами дочери, ее воспитанием особенно не интересовался. Увлекался охотой, рыбалкой. Порой брал дочь с собой на прогулки в лес, рассказывал о животных, растениях, отсюда - как считает больная - ее любовь к дикой природе. А то вдруг начинал учить дочь рисованию, но это случалось очень редко. Жили вместе с родителями матери. Бабушка была деспотичной, постоянно всех поучала, часто скандалила с дедом, который был очень мягким, никогда не отвечал на оскорбления, все держал в себе. С родителями отца не общались. В семье к больной все относились с большой любовью, все разрешали, даже баловали, поощряли за какую-нибудь мелочь, хотя бабушка и по отношению к внучке была очень требовательной. В 3,5 года девочку отдали в детский сад, но там она все время плакала, не хотела оставаться в группе. Через 2 недели заболела воспалением легких, в связи с чем ее забрали из сада и больше она туда не ходила. Воспитывалась дома бабушкой. Эпизодами помнит себя приблизительно с пятилетнего возраста, особенно яркое воспоминание - веселые игры с детьми ее возраста летом на даче у родителей. В 6 лет по настоянию бабушки начала учиться игре на фортепьяно с приходящей учительницей, это больной не нравилось, но старалась изо всех сил, чтобы избежать гнева бабушки, садилась за инструмент со слезами. В возрасте 7 лет решилась пойти наперекор желанию бабушки и по словам матери впервые “стукнуть кулаком по столу” - категорически отказалась продолжать занятия музыкой. С того времени, как помнит себя, всегда с трудом сходилась со сверстниками. Шумным играм предпочитала одиночество, любимыми игрушками были медведи “всех размеров и форм”, много фантазировала наедине с собой, но содержания фантазий теперь не помнит. В школу пошла с 7 лет, тогда в первом классе впервые испытала необъяснимый страх перед неизвестным завтра. Училась очень хорошо, часто отлично. Говорит, что была очень старательной, обязательной, подолгу делала уроки, так как боялась посредственной оценкой не угодить бабушке, страшилась ее гнева. В начальной школе носила очки с толстыми стеклами, так как страдала близорукостью высокой степени. Чувствовала себя очень неуверенной, даже неполноценной. В классе дразнили очкариком, мальчики дергали ее за косу, очень переживала, плакала, мечтала снять очки. Всегда боялась отвечать у доски, хотя отвечала как правило успешно. В начальной школе первые три года у больной была одна единственная подруга, с которой общались очень тесно, бабушки попеременно забирали девочек домой, вместе играли, готовили уроки. Много позже читала практически “все подряд”. После третьего класса родители вместе с больной переехали на другую квартиру, стали жить отдельно от дедушки с бабушкой. Тяжело переживала расставание с подругой, со слезами. 4-й класс начался в новой школе. Встретили доброжелательно, никто не дразнил. В то же время не было никакой особенно близкой подруги, класс был дружным, общались все вместе, по выходным выезжали за город на природу, отмечали вместе все дни рождения. Это время вспоминает как одно из наиболее радостных в жизни.

В 5-м классе, когда девочке было 11 лет, начался разлад между отцом и матерью. У отца появилась другая женщина, кроме того он стал частенько приходить домой “навеселе”. Сам разлад девочка не переживала, а было очень жаль маму, которая часто плакала. Родителя оформили развод. Когда девочке было 12,5 лет и больная с матерью вновь переехала к бабушке с дедушкой. В 7-й класс поэтому пошла в свою прежнюю школу. В классе чувствовала свою неполноценность из-за того, что теперь она в неполной семье. Стала общаться еще с тремя девочками. У которых тоже не было отцов. Их связывало как это, так и общие интересы. С 13 лет увлекалась вместе со своими подругами коллекционированием значков, марок, собирала журнальные вырезки из статей об известных актерах. Начала писать стихи, с ее слов в то время стала смотреть на мир словно через розовые очки, появился романтизм. Вместе с одной из подруг сочиняли шуточный роман на основе “Трех мушкетеров” Дюма. Приблизительно в то же 13-ленем возрасте параллельно с романтизмом проявились колебания настроения со слезами, подавленностью, мрачным видением мира. Часами могла ни с кем не разговаривать, просила, чтобы ее не трогали. Возникали описанные расстройства порой из-за какой-нибудь мелочи, о которой теперь даже не может вспомнить, иногда же вовсе беспричинно, проходили бесследно. Менструации с 15 лет. Отчетливо помнит, как это произошло впервые. Отдыхали с матерью на Кавказе, ночью началась сильная гроза, дождь, молнии, вдруг сильно заболел живот, увидела кровь, очень испугалась. После того, как мама все объяснила, быстро успокоилась. Впоследствии всегда тяжело переносила дни перед наступлением месячных, ждала боли, боялась ее, стонала, рыдала, проходили они с болью. Мама отвела девушку к гинекологу, которая объяснила, что у нее в организме мужских гормонов больше чем в норме и менструации до начала половой жизни, беременности и родов всегда будут протекать подобным образом. В семью в то время были частые скандалы между бабушкой и дедушкой, у бабушки всегда при этом становилось “плохо с сердцем”, вызывали скорую. Больная все это переживала, ее раздражало поведение бабушки, нарастал внутренний протест против нее. В конце 10-го класса, в 17-летнем возрасте испытывала сильный страх перед экзаменами, обострилось чувство неуверенности в себе, тревожно сомневалась по поводу своих знаний, очень тщательно готовилась. Экзамены сдала успешно. Школу закончила с отличным аттестатом, была только одна четверка по русскому языку. Сразу же после школы, в 17 лет поступила в Московский энергетический институт. На втором курсе. В 18 лет была произведена операция кератомии в ин-те Федорова, сняла очки, отрезала косу, модно постриглась, стала чувствовать себя более уверенно, более живо общаться с сокурсниками. В институтские годы отмечался подъем настроения и общей активности, увлекалась бардовской песней, ходила с однокурсниками в походы, стала замечать, что молодые люди обращают на нее внимание, было даже несколько не очень серьезных романов без интимной близости, переживаний по этому поводу не было. Продолжала успешно учиться, брала усидчивостью, обязательностью, все также испытывала страх перед экзаменами, тревожные сомнения по поводу своих знаний. В 1988 г., в возрасте 23 лет успешно закончила институт, получив специальность инженера-электрика информационно-измерительных приборов, устроилась работать по специальности на приборостроительный завод. Продолжала ходить в походы и в одном из них познакомилась со своим будущим мужем, к которому сразу же стала испытывать сильную любовь, и одновременно впала в зависимость от этого человека. Отношения развивались и вскоре стала жить с ним в гражданском браке в квартире вместе с матерью и ее родителями. В январе 1989 г. зарегистрировали официальный брак, в марте, когда больной исполнилось 24 г., забеременела. Беременность протекала без осложнений, только в первые 2 месяца были обмороки. Отношения с мужем во время беременности складывались сложно, он работал инженером на заводе, увлекался туризмом, альпинизмом, уходил в горы, оставляя жену. В это время настроение было подавленным, хотелось ласки, эмоционального тепла, а муж зачастую просто не хотел прикасаться к больной. Испытывала чувство обиды, одиночества, покинутости. В декабре 1989 г. родила дочь. Роды были стремительными, но без осложнений, перенесла их легко. Радость от рождения дочери испытывала скорее потому, что “угодила мужу”, родив ребенка. Материнских чувств, нежности по отношению к девочке не было, скорее равнодушие (со слов самой больной). Через неделю после выписки из роддома внезапно открылось маточное кровотечение, увезли в больницу, сделали “abrasio”, оказалось, что неполностью отделилась плацента. Пролежала в больнице около 2-х недель, из-за чего пришлось отказаться от кормления ребенка грудью. Через 2 месяца после этого заметила, что нет месячных, обратилась к знакомому гинекологу, который направил ее к онкологу ив мае 1990 г. была прооперирована в онкологическом центре по поводу текомы правого яичника. Врачи считали, что у больной злокачественная опухоль, после операции была даже оставлена дренажная трубка для проведения возможно необходимой химиотерапии. В этот период испытывала страх смерти, настроение было подавленным, много плакала. Через 12 дней после операции результаты гистологического исследования показали доброкачественность оперированной опухоли. В июне 1990 г. была выписана домой. Первые 8-9 месяцев после рождения ребенок постоянно плакал по ночам, девочка была беспокойной. Очень уставала, испытывала раздражение по отношению к дочери. Дома частыми стали скандалы между мужем больной и ее матерью и бабушкой, так как мнение по поводу методов воспитания ребенка кардинально расходились. Больная все это очень тяжело переживала. Вообще с ее слов с самого момента рождения дочки в доме поселилось беспокойство, постоянно тревожно сомневалась по любому поводу, не могла разложить мысли по полочкам. “Слово “покой” было чем-то желанным, но недостижимым”. Наряду с этим все время была подавлена, причем по утрам это чувство было сильным, более оформленным. Все, что происходит, казалось мрачным, тяжелым, чувствовала свою никчемность, беспомощность. Дочка все время болела, “кончалась кишечная дисфункция, начиналась простуда” и это было бесконечным. Когда ребенку исполнился год, больная с мужем и дочерью переехали в отдельную квартиру в Марьино (начало 1991 г., больной 26 лет), где на нее сразу же навалилось множество домашних забот, к которым не совсем была подготовлена. К тому же муж устроился на работу в коммерческую организацию и был вынужден поздно возвращаться домой, в силу чего не мог помогать ей по хозяйству. По словам пациентки, он был черств и бездушен, не давал ей тепла, не чувствовала его поддержки. Настроение продолжало оставаться подавленным, кроме того присоединилась какая-то неясная, беспричинная блуждающая тревога без всякого содержания. Эти расстройства были практически постоянными, никакие положительные события не влияли на состояние больной или облегчали его на очень непродолжительное время.

Летом 1992 г. (больной 27 лет) отдыхали с мужем и дочкой на даче, где после очередного тяжелого разговора с мужем, когда она пыталась объяснить, что значит быть вместе, испытала острый приступ отчаяния. Муж говорил: “Для меня не важно ты или другая, лишь бы меня встречали дома с улыбкой”. Было чувство “не встану, не вынесу, не выдержу всего этого, появилась тоска с тяжестью в груди, захотелось уйти из жизни. Ушла ночью из дома, приблизилась к железной дороге с намерением броситься под поезд, но яркие желтые огни приближающегося состава испугали больную, не смогла совершить задуманное. Долго бродила в темноте под дождем, под утро решила вернуться домой, муж ждал больную у калитки, стоя под зонтом. Ссора закончилась кое-как примирением. Зимой 1993 г. (больной 28 лет) после очередного бронхита врачи выставили дочери “бронхиальную астму” посоветовали больной поменять квартиру из Марьино в более экологически чистый район, начался процесс обмена. В то же самое время болеет мать, лежит в больнице с подозрением на онкологическое заболевание. Несмотря на то, что отношения с матерью в этот период уже стали прохладными, тяжело переживает ее болезнь. Хотелось оказать матери хоть какую-то помощь. Но не могла, так как была привязана к больному ребенку и домашнему хозяйству. Состояние больной еще раз ухудшилось, пропал аппетит, нарушился сон, часто посыпалась по ночам от малейшего шороха, появилось раздражительность. Особенно раздражал ребенок, за которым была вынуждена ухаживать. Кроме того появился какой-то страх перед внешним миром, боялась выходить на улицу, в магазин за покупками, обострилось чувство собственной неполноценности, ущербности, несостоятельности. Весной 1993 г. обратилась за помощью к знакомому психиатру в частном порядке. Врас посоветовал принимать нозепам по? таблетке утром и в обед и 0,5 мг фенозепама на ночь. Но систематически лекарства не принимала, только когда было совсем тяжело, старалась справиться без таблеток. После окончания декретного отпуска в то же самое время на работу не вышла, уволилась, так как не могла совмещать работу с домашними делами. В начале 1994 г. поменяли квартиру в р-н Речного вокзала, состоялся переезд. Муж опять собрался в поход в горы, но после уговоров и слез все же решил остаться, тем не менее состояние больной от этого не улучшилось. Искала работу по объявлениям в надежде найти высокооплачиваемое место, но безуспешно, силы еще были. Для того, чтобы как-то справляться со своим душевным неблагополучием, подавить страх, тревогу, отчаяние стала принимать большие дозы транквилизаторов, иногда до 6-8 т за один прием. Это приносило кратковременное облегчение, в то же время возникли какие-то неясные боли в спине, голове, животе, связывала их со своим душевным разладом, ипохондрических опасений не испытывала. Весной и летом 1994 г. 4 раза принимала с суицидальной целью до 20-ти таблеток фенозепама. Но по словам самой больной, тогда эти попытки носили скорее демонстративный характер, целью их было привлечь к себе внимание мужа, делала это в его присутствии, оставляя прощальные записки. Отношения от этого лучше не становились. Все это время ни с кем, кроме мужа, дочери и матери не общалась и не испытывала такой потребности. В январе 1995 г. (больной около 30 лет) по настоянию мужа и матери была консультирована каким-то специалистов на дому, который назначил больной валерьяну и обтирания святой водой, положительного результата эти мероприятия не принесли. В феврале снова консультирована частным психиатром, был назначен тазепам и дан совет обратиться в консультативный кабинет “семья и брак”, но муж от этого отказался. В марте этого же года обратилась за помощью в ПНД по месту жительства, там впервые был выставлен предварительный диагноз: мдп, депрессивная фаза. Назначено лечение азафеном, сонапаксом, ноотропилом, реланиумом. Лекарственные препараты принимала регулярно. На фоне лечения уменьшилась раздражительность, ослабли головные боли, боли в спине, животе, нормализовался аппетит, сон, но имели место побочне явления в виде отека носоглотки, одышки, сердцебиения, физической слабости, замедленных реакций. В апреле, несмотря на проводимую терапию вновь усиливается тревога, настроение становится более подавленным. По словам больной “тревога как бы накрывала меня с головой”, в такие моменты могла только лежать, отвернувшись к стене. Был назначен амитриптилин 100 мг в сутки. Тревога и подавленность несколько уменьшились, но усилилась слабость, возникла быстрая утомляемость. Снизилась память на текущие события, концентрация внимания, невозможно было ни на чем сосредоточиться. Муж и родственники не понимали ее состояния, советовали ей “взять себя в руки”, пытались объяснить, что ничего плохого в ее жизни не происходит и причин для такого состояния нет, а это ее блажь. В конце 1995 г. для снятия болезненных симптомов попробовала принимать алкоголь, приблизительно 50 г водки за обедом. На фоне действия алкоголя состояние значительно улучшалось. Появился внутренний оптимизм, уверенность в себе, энергичность, возникало чувство, что может “свернуть гору”. Алкоголь стала употреблять приктически ежедневно в тех же небольших дозах. После того, как действие алкоголя прекращалось, вновь возвращалась тревога, подавленность, страх, неуверенность, еще более усиливалось чувство собственной никчемности, неполноценности. В январе 1996 г. (больной 31 год) начала лечение у психоаналитика. По словам больной лечение заключалось в том, что она рассказывала все о себе, начиная с детства, о своих отношениях с окружающими, а психоанатлитик лишь только направляла ее рассказ то в одно, то в другое русло. Занятия были очень болезненными для пациентки, так как никакой эмоциональной поддержки она не получала. Во время одной из сессий психоаналитик сказала, что не собирается сочувствовать больной, так как она сама и только сама должна разобраться в причинах своих расстройств, а кроме того, она не может сочувствовать каждому пациенту, так как у нее не хватит на это сил и есть своя личная жизнь. После каждого занятия чувствовала себя еще более подавленной, ни на что не годной, неполноценной. “Копание в себе” причиняло ей невозможную душевную боль. С психоаналитиком находилась в постоянном антагонизме. Тем не менее, специалист считал, что необходимо продолжать лечение, и она, пересиливая себя, еженедельно ходила на занятия. Параллельно с психоаналитическим лечением была изменена лекарственная терапия, назначен анафранил, терален. Но это вызвало ухудшение аппетита, памяти, появились крапивничные высыпания. Данное лечение отменили, вновь стала принимать амитриптилин. В тот же период, точно не помнит, на фоне изменения лекарственной терапии появились приступы панического ужаса, сопровождавшиеся внутренней дрожью и снимались только большими дозами транквилизаторов вкупе с алкоголем. Через полгода все же прекратила психоаналитическое лечение, порвала отношения со специалистом. Созрело твердое желание уйти из жизни, уже настоящее, непреодолимое. Выпила большую дозу психотропных препаратов, каких, вспомнить не может. Но в больницу скорая помощь ее нее отвезла, просто промыли желудок и она леджала дома в течение трех дней не в силах двигаться, говорить. Муж больной никак на это не реагировал. В июне 1996 г. (больной 31 год) прошла сессию терапии по методу Станислава Гроффа. Состоящую из 4-х сеансов. И хотя ей не удалось заново пережить свое рождение, отмечала, что после этой сесии состояние резко улучшилось. Почувствовала себя сильной, энергичной, хотелось жить, все радовало, но улучшение было очень кратковременным, всего несколько дней. В эти дни она не употребляла алкоголь, так как “это было просто не нужно”. В середине июля 1996 г. резко самостоятельно прекратила прием амитриптилина и уехала с дочерью отдыхать на юг. Там чувствовала себя очень хорошо, получала удовольствие от общения с людьми, радовалась солнцу, морю, появилась уверенность в себе. Но временами все же возникали состония повышенной физической слабости, когда трудно было идти, все валилось из рук, тяжесть в голове. Такое состояние быстро проходило. Вечером во время отдыха на юге регулярно употребляла 2-3 стакана сухого виноградного вина, утром чувствовала себя...... Вернулась в Москву в конце августа и постепенно по словам больной все стало возвращаться “на круги своя”. В сентябре уже была постоянная непреходящая тревога, к тому же присоединилась какая-то апатия, равнодушие ко всему, безразличие. В ноябре 1996 г. тайком от родных уехала на дачу ночью в состоянии сильнейшей тревоги и подавленности и там выпила какое-то количество таблеток (по словам больной все, что были) вместе с алкоголем, около 300 г водки. Сутки была без сознания. Очнулась на полу, вспомнила, что оставила одну закрытой на ключ дочь и, качаясь от слабости, вернулась домой, где ее уже ждала встревоженная мать. После этого спала еще около двух суток. С этого времени состояние еще более ухудшается, несмотря на лечение психотропными препаратами. Практически ежедневно без внешних причин возникали состояния сильнейшей паники, с сердцебиением, одышкой, ужаса, тоски с болью в груди. Чтобы снять их, выпивала 250-300 г водки. В состоянии опьянения тянуло уйти из дома, не хотелось видеть мужа, дочь, хотелось обо всем забыть. Период от Нового года до марта 1997 г. считает самым ужасным. Произошло полное отчуждение между больной и мужем, душевное состояние заставляло ее ежедневно пить водку в тех же количествах. У мужа в это время появилась другая женщина и он 17 марта уходит. Через некоторое время оформляется официальный развод. После его ухода почувствовала полную пустоту и бессмысленность своего существования, с суицидальной целью выпила упаковку амитриптилина и реланиума, в состоянии клинической смерти была доставлена в институт Склифасофского, где провела 3 дня в реанимации и 4 дня в отделении. Затем была выписана домой. Первым чувтсвом, после того, как вернулось сознание, было разочарование, а первой мыслью: “Зачем я снова здесь, а не там, если бы я ушла, так было бы лучше для всех и честнее”. После этого эпизода мысли о нежелании жить практически не покидали больную. Хотелось вернуть мужа, но понимала, что это невозможно, от чего впадала в еще большее отчаяние. В декабре 1997 г. устроилась на работу в конструкторское бюро Яковлева на должность секретаря, работа не нравилась, но в какой-то степени дисциплинировала больную. Алкоголь употреблять стала реже, но приблизительно три раза в неделю по ее словам не выдерживала и по пути с работы вечером покупала 3 банки джина с тоником и выпивала их, так как дома в трезвом состоянии был невыносимо. Все в квартире напоминало мужа, причиняло душевную боль, кроме того приходилось как-то заниматься с дочерью, проверять уроки, что было особенно тягостно, так как ребенок раздражал, не испытывала к ней материнских чувств, а только чувство долга. Мысли об ушедшем муже стали постоянными, преследовали ее всегда, кроме того времени, когда напиваясь, забывала обо всем. Хотела избавиться от них, понимала их бесполезность, ненужность, но не могла, воспоминания о нем приняли навязчивый характер. Во всем винила себя, чувствовала свою неприспособленность к жизни, неполноценность. Не могла ни с кем познакомиться, при попытках познакомиться с ней и проявлении внимания со стороны мужчин сразу замыкалась и уходила в себя. Вместе с алкоголем употребляла транквилизаторы, это помогало как-то забыться, уйти от душевной боли. Наряду с постоянной тревогой нарастала апатия, полное равнодушие к жизни, не интересовали домашние дела, книги, фильмы и то, что когда-то давно так увлекало: фотография, театр, живопись. Хотелось просто тупо сидеть, отключившись от всего, каждое движение раздражало. 7 сентября 1998 г. впервые поступила на лечение в 6-е санаторное отделение 3-й психиатрической больницы им. Гиляровского.

При поступлении жаловалась на тревогу, подавленноенастроение, бессонницу, потерю аппетита, суицидальные мысли.

В психическом статусе преобладала заторможенность двигательно-идеаторная, безразличие к своей судьбе. К госпитализации относилась негативно. Согласилась только на режим дневного пребывания. Получала лечение анафранилом 50 мг в/в кап. утром, 50 мг.... днем, 50 мг амитриптилина на ночь, эглонилом 300 мг в сутки, транквилизаторами. Кроме того проводилось психотерапевтическое лечение: гипнотерапия в группе коллективного гипноза, общеукрепляюще-расслабляющие сеансы. На первых двух сеансах не могла расслабиться, контролировала происходящее, во время сеанса были навязчивые мысли о муже. Начиная с 4-го сеанса стала более глубоко погружаться в гипнотический транс, степень глубины соответствовала 2 степени, среднему гипнозу с частичной анамнезией после дегипнотизации. Во время гипноза чувствоала “какую-то необычайную легкость души и тела”, часто возникала яркие образные воспоминания позитивного свойства, не хотела возвращаться в реальность. Кроме того проводилась индивидуальная психотерапевтическая работа, направленная на повышение самооценки, достижение большей личностной зрелости. Был установлен личный эмоциональный контакт, тянулась в психотерапии. Применялись трансовые техники в индивидуальной работе, элементы НЛП, символо.... после психотерапевтических сессий чувствовала себя лучше. По заданию психотерапевта начала вести дневник, что помогало немного разобраться в себе. В элементах использовалась ТТЕ. Алкоголь во время лечения не употребляла. По инициативе больной выписалась на работу с улучшением (когда?). Вышла на работу, где была понижена в должности, переведена в другой отдел, что очень переживалось больной. Вновь нарушился сон, возникла тревога, мысли о своей несостоятельности, стала для облегчения состояния принимать алкоголь в прежних количествах. 17 ноября повторно поступила на лечение в 6-е санаторное отделение больницы, где и находится в настоящее время. При поступлении предъявляла те же жалобы, что и в предыдущей госпитализации, но присоединился высокий уровень тревоги, навязчивые мысли об ушедшем муже, чувство внутренней дрожи, приступы страха с сердцебиениями, чувство нехватки воздуха.

В психическом статусе: сидит, ссутулившись, со скрещенными на коленях руками, опущенной головой. Плаксива, подавлена, внешне адинамична, вяла, внутренне напряжена. Выражение лица застывше-страдальческое, мимика бедная. Тихим монотонным глосом рассказывает о том, как ей плохо, тяжело, тревожно, о том, что не может работать, так как окружающие люди раздражают, что вынуждена сдерживаться, хотя хочется скрыться ото всех. Не отрицает, что вновь появилось влечение к спиртному, так как на фоне алкогольного опьянения снижается чувство внутреннего напряжения, чувствует себя “такой как все нормальные люди, живой среди живых”. Испытывает чувство вины за это пристрастие. Рассказывает о мучительных навязчивых воспоминаниях о муже, о том, что ребенок вызывает раздражение, за то, что явилась причиной распада семьи. Постоянно повторяет: “Я здесь лишняя, ни к чему не приспособленная, никчемная”. Понимает необходимость лечения в психиатрической больнице.

Неврологический статус. Ч-м инервация не нарушена, сухожильные и..... рефлексы D=S. Патологических расстройств не выявлено. Координационные пробы выполняет правильно. Микроорганической симптоматики не выявлено.

На ЭЭГ изменений биопотенциалов органического характера не выявлено.

М-эхо в норме.

Соматический статус в норме. АД 120/80. Со стороны внутренних органов патологии не выявлено.

Заключение психолога. Т.Л.Готлиб

Больная была обследована к конце сентября в предыдущую госпитализацию Во время обследования вяла, подавлена, задания выполняет в хорошем темпе без особого труда старательно, однако несколько раз нарушает инструкцию, объясняя это невнимательностью. Было ощущение, что это Скорее это был некоторый негативизм, проявление внутреннего сопротивления. Внимание неустойчиво, память ослаблена. Но не очень сильно. Особенности графики указывают на наличие вегето-сосудистых расстройств, эмоциональную лабильность, легкость возникновения внутренней напряженности, тревожных реакций на фоне астенизации. В пиктограмме настораживает отсутствие человеческих изображений, фрагментарность, что может указывать на проблемы в сфере контактов, черты отгороженности. Ассоциации в целом адекватные, обычные, однако встречаются своеобразные, например, на смелый поступок больная рисует разорванную банкноту и говорит: “Разорванный доллар - презреть деньги”, а она как раз была озабочена материальными разборками с бывшим мужем. Порой рисунки несколько схематичны, то есть в целом пиктограмма производит впечатление несколько шизоидной. Проективные тесты. Преобладание страдательной позиции. На неприятную ситуацию реакция не преодоления, а переживания: слезы, уход. Возможна некоторая мнительность, недоверие к мотивам окружающих, осторожность, настороженность. Больная склонна видеть себя жертвой и винить окружающих и обстоятельства в своих неудачах. Обнаруживается потребность в высокой самооценке, одобрении и признании со стороны окружающих, желание быть ценной и любимой в сочетании с незрелостью, инфантилизмом, внутренней пассивностью и неготовностью делать какие-то усилия чтобы добиться всего этого. Постоянно испытывает ощущение неудачи, неуспеха, разочарования, поскольку уровень притязаний значительно выше уровня достижений. Актуальное состояние - разочарование, ощущение, что определять какие-то новые цели бессмысленно, склонна бежать от реальности в романтические фантазии, алкоголь, болезнь. Была обнаружена склонность к соматизации и возникновению ипохондрических фиксаций. В личности дисгармонично сочетаются проблемы в сфере контактов, отгороженность, некоторая тенденция к символике, которую можно назвать шизоидными особенностями, и выраженные истероидные тенденции - демонстративность, склонность к драматизации, раздуванию своих чувств. Характерна склонность к идеализированному восприятию мира с уходом от реальности. Уровень обобщений достаточно высокий. В ходе категоризации нарушений мышления специфического характера не было выявлено, хотя немножко настораживал оттенок резонерства в рассуждениях. Выступает снижение настроения, тревога на фоне астенизации у незрелой дисгармоничной личности, склонной к бегству от реальности в фантазии, алкоголь, болезнь. Настораживает своеобразие ассоциаций и некоторая склонность к резонерству.

Дата добавления: 2015-06-27