КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
Картина вторая. Столовая в квартире Потапов и Гриневой
Занавес Столовая в квартире Потапов и Гриневой. Просторная, светлая комната. Квартира расположена на пятом или шестом этаже. Ощущение высоты создают сотни огней в других, видных через раскрытую дверь балкона домах. В столовую ведут две двери из других комнат. Московский летний вечер. За окнами сравнительно светло. Вместе с открытием занавеса в комнату входят Гринева и Кружкова. У Гриневой в руках газеты и письма, она только что вытащила их из почтового ящика. Кружкова останавливается на пороге балкона. Гринева зажигает свет.
Кружкова — Зачем, Ирина Фёдоровна, свет зажгли? Ещё видно. Гринева — Не люблю полумрак. Или темно или полный свет. Садись, Аня. Будем хозяйничать. (Достаёт из буфета заварной чайник.) Мы с Алексеем чаёвники. (Уходит и возвращается.) Поздно актив кончился. Кружкова — Вы хорошо говорили, Ирина Фёдоровна. Гринева — Жизнь научит. А потом, знаешь, складно говорить не так уж трудно. Кружкова — Трудно. Ко мне приходят разные люди. Простые и непростые. Иной говорит, а я чувствую, проверяет меня, где я неправильно скажу, где не знаю чего, а я ещё много не знаю. А мне говорят, просят меня: помогите, решите, вмешайтесь. А если мне самой нужно помочь? Гринева — Да, депутату нельзя ошибаться. Кружкова — Вот меня и беспокоит… Вот хотя бы эта, Свиридова. Гринева — Наша Северова? Кружкова — Она… Пришла ко мне, плачет. «Может, мне не к вам надо было, — говорит, — может, в партком или ещё куда, а я к депутату решила. Своя работница, — говорит, — поймёт. Муж вернулся из армии. Ушёл слесарем, вернулся капитаном. Говорит мне: «Отстала ты от меня, трудно нам понять друг друга, запросы, — говорит, — у тебя, и вообще, — говорит, — культура страдает. Не ровная мы пара теперь. Давай врозь». Объявление в «Вечорку». А какое же тут объявление, когда у меня двое ребят. Да что ребята? Ребята — полбеды. Я их прокормлю. Жила без него. А как быть с любовью? И в чём я отстала? От кого я отстала? Я на почётной доске. День и ночь работала всю войну. И сейчас. Не хочу я врозь», — говорит. И плачет: «Помоги, Анна Сергеевна, ты депутат, ты всё можешь». А как помочь? И мне горько стало. И я сижу и плачу. Сидим и обе плачем.
Гринева — Долго ж вы плакали? Кружкова — На часы не смотрела… Сказала, что поговорю с ним. Вызову его. А что я ему скажу? Выругаю, а вдруг не поймёт. А может, и выругать не смогу. О другом буду думать. Гринева — О Кривошеине? Кружкова — О нём. Гринева — Сама же ушла! Кружкова — Ушла, а вот любовь не ушла. Я не хотела быть при нём, хоть он и умный, Ирина Фёдоровна. Слишком он всё мне объяснял… Может, это от профессии. Хороший технолог, говорят. Гринева — Пошёл он к чорту со своей технологией! В станках понимает, а в людях разобраться не может. Знаешь, Анна, трудно быть советчицей в таких вопросах, но я бы на твоём месте выбросила его из головы. Инженер?! Когда мы поженились с Алексеем, кем я была? Простой прядильщицей. А он инженер. И вот видишь: двенадцать лет, как один день. Живём. Кружкова — И не бывает у вас ссор? Гринева — По правде сказать, почти не бывает. Кружкова — Так всегда у вас было? Гринева — Было… А что, Кривошеина ты с тех пор не встречала? Кружкова — Он приходил ко мне в апреле. После выборов уже… Я спросила его, почему не приходил в декабре, до выборов? Ушёл… Один раз я его встретила на улице — перешёл на другую сторону. Знаете, Ирина Фёдоровна, я бы даже уехала куда-нибудь. В Иваново или в Орехово-Зуево… Гринева — Зачем же тебе? Пусть он едет. Кружкова — А вдруг я неправильно сделала? Вдруг я своё личное счастье прогнала? Гринева — А что ты всё-таки скажешь мужу Свиридовой?
Кружкова — Я не судья. Я сама потерпевшая. Попрошу его помочь жене, если она в чём отстаёт. Гринева — А тебе он не мог помочь? Кружкова — Пытался, но не так.
(Входит Виктор.)
Гринева — А, студент! Виктор — Почти нет. (Бросил книги на стоя.) Последний экзамен сдал. Гринева — Поздравляю. Виктор — Ещё диплом, Ирина! Гринева — Ты хоть бы поздоровался с незнакомой девушкой. Виктор — Я знаком. Виктор Гринев. Я вас знаю. Был доверенным лицом по вашей кандидатуре. Гринева (испуганно) — А чайник-то, наверно, перекипел. (Ушла. Виктор и Кружкова некоторое время молчат, подыскивая тему для разговора.) Кружкова — Какой же диплом у вас? Виктор — «Настоящее и будущее Москвы». Кружкова — Красивая тема. Виктор — Увлекательная. Вы знаете, Анна Сергеевна, мне снится она! Кружкова — Кто? Виктор — Москва… Воздушная, золотая, пронизанная голубизной. Кружкова — Счастливый вы, Виктор, институт заканчиваете. Виктор — Я счастливый? А вы?! Кружкова — Я только месяц назад девятый класс вечерней школы окончила. Виктор — Я не о том…. Кружкова — А о чём же ещё?
(Звонок. Виктор уходит открывать дверь. Возвращается вместе с Фёдором Степановичем Гриневым. Из кухни приходит Гринева.)
Гринев — Принимай гостя, дочь. Алексей дома? Гринева — Садись, отец, чай будем пить. Гринев — Погорячей бы чего-нибудь… Гринева — Сегодня не праздник. Гринев — Это правильно, будни. (Виктору.) У тебя-то что, дипломат? Виктор — Не дипломат, а дипломант. Гринев — Всё одно — на ассамблее дипломаты, в районе тоже дипломаты. Дома — тоже дипломаты. Разговоры одни. Гринева — Чем ты недоволен? Гринев — А то не знаешь, предфабком? Почему наш станок не пускают в ход? Гринева — Пустят, обожди немного. Гринев — Все ждалки отсидел. Надоело. В министерство блюстиции пойду. Гринева — Куда, куда? Гринев — В министерство блюстиции. Виктор — Изобретаешь, отец. Гринев — Твоё дело — слушать. Сказал блюстиции, — значит, так оно и есть. Блюсти советские законы надо. (Кружковой.) Вот напишу тебе жалобу, депутат, что будешь делать? Кружкова — Напишите, займёмся. Гринев — Всё занимаются, а дела ни с места. (Гриневой.) Алексей-то где? Гринева — В министерстве или в главке.
Гринев — Заседают? Никак до текущих дел не доберутся. Гринева — Хватит ворчать, отец… Поздравил бы лучше Виктора: все экзамены сдал. Историком будет. Гринев — В глубь веков? Нет, чтоб, как все люди, пойти по науке и технике. Впрочем, поздравляю. Историков ещё у нас в роду не было. Может, про меня историю сочинишь? Виктор — Про Москву пишу. Гринев — Раз про Москву, без меня не обойдёшься. Москва без меня — что я без Москвы. Весь век друг за друга держимся. Что ж ты напишешь? Виктор — О том, какая она сейчас есть, какой будет. Как люди будут жить в Москве. Гринев — А тебе, что ли, известно? Виктор — Известно. Гринев — Завирает молодое поколение. Виктор — Ты вот уже и сейчас Тверскую не узнаешь? А какой она станет?! На девять километров от Красной площади сплошь подымутся фронтоны величественных зданий. Новый Арбат, как стрела, врежется в Можайское шоссе. Гринев — Врежется? Виктор — Как стрела. Гринев — Ну, врезай дальше. Виктор — А вот всего через несколько лет здесь, под нами, набережные Москвы-реки превратятся в прекрасные прогулочные магистрали столицы. Гринев — Говоришь ты плохо. Виктор — Почему? Гринев — Прогулочные магистрали… Будто специально для прогульщиков… Виктор — Не придирайся, отец. Ты представь себе. Весна, тёплый вечер. Шелестят листья над рекой. Девушки идут в ярких, как весенний луг, платьях… Гринев — Платьев не будет. Виктор — То есть как не будет? Гринев — А так, не будет! В чертежах твои девушки будут ходить, из синей кальки с белыми пунктирчиками блузки шить будут. Не делают ведь наш электрогравировальный станок. Маринуют. А станок — не гриб, он не любит, когда его маринуют. Где Алексей? С ним переговорю. Гринева — Он вам не поможет. У него государственный заказ. Гринев — А я что, для частника-кустаря стараюсь? (Жест в сторону Виктора.) Вот он, дипломат, о новой Москве рассказывает. Каменщики дома на Можайке строят. Котельщики мосты на Яузе клепают. А я что? Я тоже хочу свой кирпич положить. Виктор (сестре) — Отец прав. Не понимаю! Да за такое дело двумя руками ухватиться надо. Почему Алексей не поможет отцу? Хотя бы поинтересовался немного.
Гринева — Это — не твоё дело. Виктор — И ты бюрократкой становишься? Гринев — Понять этого не можете. Да если б товарищ Сталин знал, он бы лично приказал выполнить всё, что товарищи Горбенко и Гринев придумали. (Кружковой.) Чтосмеёшься? Лауреатов бы дал. Как пить дать! Молчишь, депутат? Доложи правительству. Кружкова — Доложу. Гринев — Будут с тобой считаться? Кружкова — Будут. Гринев — Сей момент! (Гриневой.) Расскажи обо всём Алексею. Гринева — Пойми, отец, ты родня ему. Нельзя такие дела по-родственному решать. Гринев — Слушайте, что она говорит?! Бюрократизм, значит, и равнодушие — можно по-родственному. Это разрешается? По-родственному? Да у нас теперь вся земля родственная. Понять этого не можешь, предфабком! (Собрался уходить.) Ладно, пойду я. (Гриневой.) Но если ты (Кружковой) и ты такое дело в землю зароете, я товарищу Сталину напишу и про тебя, Ирина, и про тебя, слуга народа, про всё ваше районное начальство, — тут уж я разберусь, кто мне родственник, а кто посторонний. Спасибо за компанию. (Ушел, не прощаясь.) Виктор — Довели человека! Дочь, называется! Гринева — Молчи уж ты! Виктор — Отец прав. Гринева — Не рассуждай. Догони отца лучше. Знаешь ведь, что он в таком настроении сделает, ещё милиционера какого с поста сшибёт. Виктор — На самом деле, пойду. (Кружковой.) До свидания… Жаль, что не вместе… А может быть, по пути? Гринева — Анна у нас в гостях. Кружкова — Мне пора. Завтра в первую смену. Идёмте, Виктор. (Прощается с Гриневой. Быстро уходят. Гринева выходит на балкон, смотрит вниз, затем возвращается к столу. Заглянула в пустой чайник, пошла в кухню с чайником. Вернулась. Села за стол, читает газету. Открывается дверь, входит Потапов. Гринева не слышит. Потапов подходит к Гриневой и целует её в висок. Гринева поднялась.) Гринева — Алёшенька! Потапов — Испугалась? Гринева — Читала… Потапов — Легла бы отдохнуть… Устала ведь? Гринева — Тебя хотела дождаться. Потапов — Может, соскучилась? Гринева — Я всегда по тебе скучаю, Алёша. Потапов — И я, Ириша… Гринева — Скоро чай закипит… Садись, давай твой чемодан. (Забирает портфель. Потапов снимает пиджак, галстук. Всё это Гринева уносит в другую комнату. Потапов разворачивает газету и ложится на диван.) Потапов — У тебя гости были? Гринева — Были… Кружкова, отец заходил, Виктор… (Подсаживается на диван к Потапову.) А ты где был сегодня? Ну, рассказывай. Потапов — У министра. (Приподнялся.) По вашему семейному делу. Гринева — Ты всегда шутишь. Потапов — Какие уж тут шутки… От отца твоего отбивался. Гринева — Алёша, я всегда была недогадливой… Потапов — Не наговаривай на себя… Ты ж ведь знала, с чем Северова приезжала ко мне? Гринева — Знала. Потапов — А о том, что Северова министру писала, знала? Гринева — Нет. Потапов — Значит, обошли профсоюзного деятеля. (Сел на диван.) Так вот, атака отбита. Министр поручил мне представить докладную записку о возможности изготовления сверхпланового заказа на моём заводе. Но так как ясно, что это невозможно, то я спокоен. Просто придётся Кривошеину дня два покорпеть над материалами. Он-то знает мощность завода! Гринева — А ты? Потапов — Смешной вопрос… Гринева — А может быть, ты сумел бы выполнить и наш заказ, Алёша? Потапов — То есть, конечно, сумел бы, но в ущерб основному. И потом, знаешь, Ирина, много канители с новым заказом. Гринева — Что ж, Алёша, всё, что делаешь новое, всегда трудно. Всегда в ущерб чему-то… Ведь правда? Потапов — Правда-то — правда, но, знаешь, меня просто возмутила бесцеремонность твоей этой Северовой. Лезет на чужой завод. За своим надо смотреть. У меня, слава богу, за прошлый месяц 137 %, план! 137! А у вас 98? Двух процентов не дотянули… И теперь шумихой о новом станке хотите покрыть невыполнение плана? Да ещё за чужой счёт! Гринева — Алексей, ты нехорошо говоришь, мне не нравится… Потапов — А мне дела ваши не нравятся. Появляется ваша тётя, и, видите ли, она будет бороться за мой завод! Нет, ты подумай! Не за свою фабрику, а за мой завод! За мой завод! Нет уж, извините, там, где я хозяин, где я директор, где люди подчинены мне… Гринева — Алёша, а почему ты так часто говоришь «мой завод…», «я директор…», «я хозяин»? Ты хозяйственник, Алёша, а хозяин всё-таки — государство, народ — хозяин. Потапов — Ирина, ты не на профсоюзном собрании. Не учи меня. Гринева — Я не учу, просто напоминаю. Потапов — Ну и что ж, что я так говорю. Я на самом деле директор, и, кажется, неплохой! Или я ошибаюсь? Гринева — Насколько мне известно, не ошибаешься. Ты действительно хорошо руководишь заводом. Но, Алексей, мне кажется, в своём характере ты постепенно теряешь одно качество… Потапов — Какое же? Гринева — Чувство нового, Алексей… Потапов (ошеломлён) — Что, что?! Гринева — Чувство нового. Потапов (вскочил с дивана, заходил по комнате и вдруг громко захохотал) — Ха-ха! Вот это действительно ново! Типичный профсоюзный деятель! При отсутствии аргументов говорит лозун-гами. Ириша, повторяю, мы не на собрании членов профсоюза. Гринева — А ты думаешь, наше дело — только членские взносы собирать и смотреть за работой детских яслей? Потапов — Вы ещё должны воспитывать массы… Гринева — Да, представь себе… И не только массы, но и отдельных членов профсоюза… Потапов — А поскольку я являюсь членом профсоюза… Гринева — И воспитывать в них чувство патриотизма к своему предприятию… Потапов — Ага, к своему! Гринева — Да, к своему! К своему району, к своему городу. Потапов — Но почему я должен делать всё на своём заводе? Почему заказ не может быть выполнен на другом московском, уральском или сибирском заводе? Почему, я спрашиваю тебя? Гринева — Но ведь твой завод может помочь нам? Потапов — Мой? Не может! Гринева — Слово коммуниста? Потапов — Типичное женское легкомыслие. Гринева — Опять просчёт. Ты просмотрел большую силу. Потапов — Какую? Гринева — Я говорю о женщинах. Потапов — Почему? Я всегда с удовольствием смотрю на женщин! Гринева — Не говори пошлости. Потапов — А ты говори доказательно. Гринева — Вспомни картофелекопалки. Потапов — Я выполнил свой план раньше всех в районе. Гринева — Но перед этим сколько ты отказывался от них? Сколько доказывал, что они помешают выполнить основной план? Сколько раз ездил в райком, в главк? А не хотел подумать, что для рабочего снабжения эти двести картофелекопалок — большое дело… Знаю, знаю, ты оказался первым, ты и здесь обогнал текстильщиков и даже был отмечен в постановлении бюро райкома. Но я б не отмечала тебя. Ни в коем случае! Просто ты, в конце концов, понял, что можешь заработать выговор — это раз, это отразится на твоей репутации — два, а, значит, тебя где-нибудь, на каком-нибудь торжественном собрании не выберут в президиум — это три. Мне кажется, ты стал слишком дорожить своим местом в президиуме… Потапов — Блеск! Ты, кажется, завтра где-то доклад делаешь? Гринева — Делаю… Тебе-то что? Потапов — Я чувствую… На мне тезисы проверяешь? Гринева — Дурак! Потапов — Спасибо! Гринева — Пожалуйста! Потапов — Вы закруглились? Гринева — Да! Потапов — Теперь послушай меня. Гринева — Не хочу! Потапов — Я требую Гринева — Я знаю, что ты мне скажешь. Потапов — Тем лучше! Так заруби себе на носу и передай своей Северовой. У меня свой план! Свой завод! Своё ритмично налаженное производство! И я не допущу вмешательства. Тебе понятно? Гринева — Мне понятно, что я была права! Потапов — Ладно… Теперь давай мне… чаю! Гринева — Чайник на кухне, можешь взять сам. Потапов — А ты? Гринева — А я уже напилась, сыта по горло! (Ушла в свою комнату. Входит Виктор.) Виктор — Здравствуй, Алексей! Потапов (рассеянно) — А-а, пришёл, садись чай пить… Виктор — Что это у вас жжённым пахнет? Потапов — Где? Да, да! Ой, чайник! (Побежал на кухню. Виктор поднимает с пола уроненные во время спора газеты. Входит Потапов с обгорелым коричневым дымящимся чайником.) Виктор (радостно) — Распаялся? Потапов — Что радуешься! Распаялся. Да ещё как! Погорели мы на этом деле, Виктор!
Дата добавления: 2015-06-28; Просмотров: 240; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |