Н.Н. Алексеев 4 страница

[104] Будь лицом: ценности гражданского общества. Т.1 Томск. 1993. С.188.

^[105] Как подчеркивал Б.А. Кистяковский, “только догматическая юриспруденция создает полноту разработки понятий, точность и устойчивость их” (Кистяковский Б.А. Социальные науки и право. Очерки по методологии социальных наук и общая теория права.М.,1916. С.40)

[106] Между тем, “зациклинность” привычных в юридической науке представлений на праве как регуляторе, да притом в его “механической интерпретации”, уводит мысль от выводов гуманитарного (и даже - эстетического) порядка, которые, казалось бы, самом собой вытекают из положений о праве как регуляторе, в частности, - средстве воспроизводства социального строя. М. Мамардашвили говорит: “То, что само себя воспроизводит так, что я внутри этого феномена согласован со всеми остальными, то есть я не могу подумать иначе, как думаю, я сразу узнаю себя в качестве такового, и, во вторых, в этом узнавании у меня есть сознание согласованности со всеми другими живыми существами – это есть одновременно высшее благо или, если угодно, конечная цель мироздания. Это же является и красотой если в слово “красота” в вкладывать античный смысл. Красота – наглядно зримая явленность истины; истина, которая наглядно явлена материальным расположением, есть прекрасное. Все три термина – истина, добро, красота – являются свойствами того, что след за Кантом я называю самоподдержанием разума... Одновременно к этому применим термин “гармония” - эти образования излучают гармонию, звучат гармониями” (Мамардашвили М. Кантианские вариации. – М..; “Аграф”, 1997. С. 294-295).

[107] На это обращено внимание в науке, в литературе - и прошлого времени (Ш. Монтескье) и нынешнего. По мнению К. Штерна, например, даже современное демократическое государство гарантирует и защищает права людей и одновременно является силой, олицетворяющей “противостояние именно этого государства основным правам” (Государственное право Германии. Т.2. М. 1994. С.185.).

[108] Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность. М., 1995. С. 14.

[109] Там же. С.15-16. Автор замечает: “Моральные заповеди - это категорические, или безусловные, императивы, прямо выражающие значение нормы или имплицитно имеющие к ним отношение” (С. 16).

[110] По мнению В.А.Туманова, “право во всех его проявлениях - как нормативная система, движение общественных отношений, правосудие - должно быть пронизано нравственностью. Внутренняя моральность права - одно из важнейших условий его эффективности”(Туманов В.А. Правовой нигилизм в историко-идеологическом ракурсе. // Государство и право.1993. № 3. С. 68).

[111] К сожалению, подобный взгляд - не только удел обыденных ходячих представлений: его порой высказывали и высказывают крупные мыслители. Его в контексте негативного отношения к легализму придерживался Н.А. Бердяев. Он писал, например: “Вера в конституцию - жалкая вера... Вера должна быть направлена на предметы более достойные. Делать себе кумира из правового государства недостойно” (Бердяев Н. Философия неравенства. М., 1990. С. 109).

[112] Ершов Ю.Г. Философия права (материалы лекций). Екатеринбург, 1995. С.30.

[113] Фихте И.Г. Соч. Т.2. С.165.

[114] Соловьев В.С. Соч. Т. 1. М., 1988. С.450.

[115] См. Соловьев В.С. Собр. соч. Т. VII. С. 382, 509-522.

[116] При характеристике этого “права” В.Соловьев обращает внимание на то, “чтобы всякий человек имел не только обеспеченные средства к существованию... и достаточный физический отдых, но и чтобы он мог также пользоваться досугом для своего духовного совершенства” (Там же. С. 355) - положения, невольно вызывающие ассоциации с конституционными записями - и это, как мы увидим, вполне объяснимо - сталинского времени.

[117] См. Чичерин Б.Н. Вопросы политики. М., 1905. С. 114.

[118] Франц А. Б. Мораль и власть. // Философские науки.1992. № 3. С. 11.

[119] Впрочем, знаменательно, что еще до развития аксиологии и соответствующих философских представлений русские правоведы в дореволюционное время обосновывали “социальную ценность” права (см, в частности, И.А. Покровский. Основные проблемы гражданского права. М. “Статут”. 1998. С.37 и след.).

[120] См. – С.С. Алексеев. Социальная ценность права в советском обществе. Юрид лит. 196

[121] ' См.: Белых В. С. Сущность права: в поисках новых теорий или “консерватизм” старого мышления // Российский юридический журнал. 1993. # 2. С. 53.

[122] См.: Пугинский Б. И. Гражданско-правовые средства в хозяйственных отношениях. М., 1984. С. 17, 83, 84 и сл.

[123] См.: Калмыков Ю. Х., Баранов Н. А. Правовые средства обеспечения имущественных потребностей граждан. - В кн.: Гражданское право в сфере обслуживания. Свердловск, 1984. С. 49 - 51.

[124] См.: Пугинский Б. И. Указ. соч. С. 89 - 92.

[125] Правовые средства как никакие иные правовые явления представляют такую категорию, которая призваны раскрыть социальную силу права. Ведь определенные правовые формы потому и обособляются в устойчивые институционные образования, потому и используются субъектами, что обладают социальной силой. В них, следовательно, заложены такие возможности, которые позволяют справиться с трудностями, преодолеть препятствия, обеспечить решение “того, во имя чего” потребовалось позитивное право - решение назревшей жизненной ситуации. Выраженная в правовых средствах социальная сила и характеризует их как существенные ценности.

В то ж время важно обратить внимание на то, что в юридическом инструментарии заложена не вообще социальная сила, а правовая сила, реализующая своего рода юридическую энергию, - все то, что выражает ценность права. Правовые средства - не просто инструменты решения жизненных ситуаций, тех или иных социальных задач, существующие наряду с другими. Социально-политический смысл постановки проблемы о правовых средствах заключается в том, что они являются не только социальной необходимостью, своего рода объективной закономерностью, но и оптимальным, адекватным условиям цивилизации способом решения задач, стоящих перед обществом, способом, который выражает социальную ценность права как регулятора общественных отношений.

Что значит использовать правовые средства в практической жизни? Это значит так применять юридический инструментарий к решению жизненных ситуаций, экономических и иных социальных задач, чтобы был достигнут эффект, реализующий социальную ценность, силу права, его миссию быть стабилизирующим фактором, обеспечивающим, в частности: а) определенность, надежность и устойчивость складывающихся отношений; б) корреляцию регулирования субъективными правами; в) строгую регламентацию и в то же время гарантированность, защищенность субъективных прав; г) комплекс способов, гарантирующих реальное, фактическое исполнение юридических обязанностей; д) необходимую процедуру для осуществления юридических действий, процессуальные формы и механизмы, нацеленные на реализацию субъективных прав и достижение истины в конфликтных ситуациях.

Этим не исчерпывается правовой эффект юридического инструментария. Он виден и в других проявлениях силы права, о которых уже говорилось. Здесь важен сам факт: надлежащее использование правовых средств означает фактическое проведение в жизнь собственной ценности права, использование его богатого потенциала.

[126] Одно из таких направлений – это исследование взаимодействия правовых средств с социальной деятельностью. Здесь важно обратить внимание на то, что перспектива последующего использования заложена в самом бытии, в существе, в предназначении юридического инструментария: правовые средства потому и для того складываются, чтобы при надлежащем их использовании был достигнут нужный социальный эффект.

Следовательно, они с самого начала рассчитаны на приведение их в действие теми или иными субъектами. Другими словами, хотя правовые средства есть явления субстанциональные, в них, в самом их бытии присутствует момент, выражающий перспективу использования, - возможности того, что известные субъекты “возьмут их в руки” и добьются с их помощью нужного, ожидаемого результата. С рассматриваемой точки зрения вопросы использования правовых средств являются решающей частью юридической практики и в то же время важным и перспективным направлением развития юридической науки.

В тоже время нужно видеть, что возможность использования правовых средств субъектами вовсе не означает, что правовые формы являются “средствами” этих субъектов. Например, возможность использования государством известного набора сложившихся правовых форм не есть утверждение этатического подхода к праву, при котором место и функции последнего в жизни общества сводятся к тому, что оно выступает лишь как орудие государства. Акценты в трехчленной связке “субъект - правовые средства - социальные задачи” должны быть смещены к третьей части приведенной формулы. Сложившиеся правовые формы являются средствами, инструментами не с точки зрения субъектов, а главным образом с точки зрения решаемых с их помощью социальных задач. Они, следовательно, инструменты оптимального решения социальных задач, с которыми и находятся в органической связи.

Такого рода органической связи нет между правовыми средствами и субъектами. И дело не только в том, что одни и те же правовые средства могут быть использованы различными субъектами, но и главным образом в том, что они развернуты к субъектам лишь своими потенциальными возможностями. Эти возможности субъектами общественных отношений могут быть использованы или не использованы, использованы полно или неполно, эффективно или неэффективно и т. д.

[127] На значение позитивного обязывания, дозволения и запрещения для характеристики методов правового регулирования в свое времл независимо друг от друга обратили внимание В. Ф. Яковлев и В. Д. Сорокин (см.: Якоалев В. Ф. Гражданскс-правовой метод регулирования общественных отношений. Свердловск, 1972; Сорокин В. Д. Административно-процессуальное право. М., 1972).

Однако, в отличие от В.Ф. Яковлева, В. Д. Сорокин не связывал конструируемые им методы со структурой права, с юридическим своеобразием ее главных подразделений - отраслей. Такая позиция, получившая развитие в другой книге автора - “Метод правового регулирования (теоретические проблемы)” (М., 1976), характеризуется недооценкой “субстанциональности” позитивных обязываний, запретов, дозволений, их значения в правовой действительности. Справедливые соображения по атому поводу высказаны Л. С. Явичем (см.: Явич Л. С. Общая теория права. С. 130) и С. Н. Братусем (см.: Система советского законодательства / Под ред. И. С. Самощенко. М., 1980. С. 46 - 47).

[128] По приведенным ранее соображениям вряд ли можно согласиться с утверждением А. Б. Венгерова и Н. С. Барабашевой о том, что возникновение права характеризуется появлением новых позитивно-обязывающих норм, обусловленных организацией земледелия, скотоводства, ремесла (см.: Венгеров А. Б., Барабашева Н. С. Нормативная система и эффективность общественного производства. С. 263). Они более точны, когда в отношении социально-нормативных регуляторов первичных государств утверждают, что для них характерно “взаимодействие двух правовых подсистем - позитивных обязываний и разрешений-запретов” (Там же. С. 276).

[129] Юридические запреты в современных условиях - это необходимое, важное юридическое средство обеспечения организованности общественных отношений, охраны прав и законных интересов граждан, общественных объединений, всего общества, создания барьера для нежелательного, социально вредного поведения. Во многих случаях запрещения представляют собой переведенные на юридический язык и оснащенные юридической санкцией моральные запреты (таковы, как правило, юридические запреты в области личных взаимоотношений граждан, неприкосновенности личности, за нарушение которых установлена уголовная и административная ответственность). Вместе с тем есть немало юридических запретов, непосредственно выражающих организационную деятельность государства в сферах государственного управления, охраны окружающей среды и ряде других, которые так или иначе обосновываются в нормах морали, но не являются их сколько-нибудь близким текстуальным воспроизведением. Есть и такие запреты, которые вводятся в ткань права без необходимых оснований, в силу доминирования административных начал в управлении, бюрократических извращений, тоталитарной власти, что, в частности, и придало советскому праву запретительно-ограничительные черты.

[130] При этом, однако, не следует смешивать формулировки “нормативное запрещение” и “отсутствие дозволения”: вторая может означать только юридическую непредусмотренность (что, как будет показано дальше, зависит от уровня напряженности, интенсивности в той или иной зоне правового регулирования).

[131] Кант И. Сочинения на немецком и русском языках.Т.1. М., 1994. С. 371.

[132] Там же.

^[133] Кант И. Сочинения на немецком и русском языках.Т.1. М., 1994. С. 371.. – Заверяю, что не допущу преувеличений, если замечу, что соображения Канта об “исключениях” и об “условиях” в отношении общих запретов носят с точки зрения юридической теории поистине фантастический характер. Мне, автору этих строк, занимавшемуся в течение нескольких лет подробным, с использованием данных современной науки и практики, исследованием общих дозволений и запретов (“Общие дозволения и общие запреты в советском праве”. Юрид. лит. М., 1989), представляются совершенно поразительными приведенные соображения Канта в отношении проблемы, которая в то двухсотлетней давности время даже не была поставлена юридической теорией. Соображения, которые, могу добавить, существенно расширяют, казалось бы, подробные представления по этой сложной проблеме. Только, пожалуй, тем обстоятельством, что взгляды Канта по вопросам права опираются на основательное знание юридической конкретики, а главное носят глубокий, истинно философский характер и намного опередили время, можно объяснить такое основательное проникновение мысли философа в тонкости современной юридической теории, причем по материалам, добытых и обобщенных юридической наукой в ее позитивистском понимании..

[134] Правоприменительная деятельность - это организационное выражение применения права, представляющее собой систему разнородных правоприменительных действий основного и вспомогательного характера, выраженных в правоприменительных актах.

Уместно отметить, что при теоретическом осмыслении правоприменительных актов следует учитывать смысловые различия, которые Существуют между понятиями “решение юридического дела”, “индивидуальное государственно-властное предписание” и “акт применения”. Если первое из указанных понятий охватывает завершающее правоприменительное действие, второе указывает на результат правоприменения, то третье выражает результат решения юридического дела, рассматриваемый в единстве с его внешней, документальной формой, т. е. является актом-документом.

Достойно особого внимания то, что соотношение между понятиями “решение юридического дела”, “индивидуальное государственно-властное предписание”, “акт применения” в принципе такое же, как и соотношение между понятиями “правотворческое решение”, “юридическая норма” и нормативный юридический акт”.

Характер зависимости, “сцепления” между правотворческим решением, юридической нормой, нормативным актом, с одной стороны, и между решением юридического дела, индивидуальным государственно-властным велением и актом применения - с другой, является практически одинаковым. Не свидетельствует ли это о том, что и тот и другой ряд правовых явлений подчинен некоторые общим закономерностям, словом, единой логике права? Положительный ответ на этот вопрос, думается, связан не только с тем, что в обоих случаях (и только в этих случаях) перед нами выражение активной государственной деятельности в сфере правового регулирования, направленной, в частности, на правовое (в одном случае - нормативное, а в другом - индивидуальное) регулирование общественных отношений, но и с тем, что такого рода деятельность объективируемой в праве как институционном образовании со всей присущей ему спецификой.

[135] Однако и здесь, как и в иных отраслях, отраслевые методы не могут быть сведены к простейшим приемам. Представляя собой сложное, многогранное правовое явление, каждый отраслевой метод выражает особый юридический режим регулирования и состоит в специфическом комплексе приемов и средств регулирования, который существует только в конкретном нормативном материале и тесно связан с соответствующей группой общественных отношений - предметом правового регулирования.

[136] Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М. “Статут”.1998. С.107.

[137] См,: Исаков В. Б. Правовые режимы и их совершенствование.-- В сб.: ХХЧ11 съезд КПСС и развитие теории права. Свердловск, 1982. С, 34 --39.

[138] Думается, представляет интерес трактовка правовых режимов со специально-юридической стороны.

Правовой режим -- глубокое, содержательное правовое явление, связывающее воедино целостный комплекс правовых средств в соответствии со способами правового регулирования, его типами. Бережно относясь к понятию, выражающему это явление, не допуская его размывания, мы можем говорить, правда, в несколько ином ракурсе, о режимах технико-юридического порядка, построенных на некоторых своеобразных юридических приемах. Речь идет о том, что может быть названо режимом исключения. Этот технико-юридический режим, обладающий своего рода сквозным значением (т. е. действующий во многих других правовых явлениях), образует неотъемлемую часть и общедозволительного порядка, и разрешительного порядка. Именно он обеспечивает высокий уровень нормативности и вместе с тем возможность учета своеобразных жизненных ситуаций. Его компонентами являются, во-первых, общее правило (“все”) и, во-вторых, исключения из него, чаще всего перечень исключений, который в законодательстве нередко формулируется в качестве исчерпывающего.

Изучение технико-юридической стороны содержания права свидетельствует, что режим исключения имеет, быть может, более широкое значение, не ограничивающееся двумя типами правового регулирования, рассматриваемыми в настоящей главе. В ряде случаев законодатель, включив в нормативный акт широкое нормативное обобщение, затем делает из него изъятия. Эти изъятия тоже могут носить характер нормативных обобщений, и потому из них в свою очередь могут быть сделаны изъятия, т. е. “исключения ыз исключений”. Собственно говоря, из таких технико-юридических приемов, как свидетельствует история права, и выросли два главных типа регулирования.

Технико-юридический прием исключения потому, надо полагать, можно рассматривать в качестве режима, что он, как и всякий правовой режим, создает известный климат, настрой в регулировании. Он и вводится законодателем как изъятие из общего порядка. А значит, исключения не могут предполагаться, они всегда должны быть точно указаны в нормативных актах. Об этом говорят многочисленные данные судебной и иной юридической практики: нередко ошибки при решении юридических дел допускаются потому, что не учитываются не только особенности типов правового регулирования, но и в связи с этим своеобразие режима исключений.

Помимо иных моментов режимом исключений и в то же время технико-юридическим приемом, играющим, по всей видимости, более важную и юридически самостоятельную роль, чем это принято считать, является категория “исчерпывающий перечень”, о чем (как и режиме исключения) уже упоминалось. Думается, эта категория имеет большую теоретическую и практическую значимость. Путем установления исчерпывающего перечня оказывается возможным достигнуть весьма большой степени точности в регулировании общественных отношений, очертить строгие рамки (в частности, ввести в такие рамки властные функции государственных органов, должностных лиц), исключить неопределенность в регулировании.

[139] Л. Б. Алексеевой на материале уголовно-процессуального права уже давно установлена такая зависимость: процессуальные операции во многих “случаях - предмет регулирования отдельных норм, процессуальные действия - их совокупностей, деятельность - всей системы процессуальных норм (см.: Алексеева Л. Б. Теоретические вопросы системы уголовно-процессуального права. М., 1975. С. 5).

[140] См.: Кудрявцев В. Н. Юридические нормы и фактическое поведение // Сов. государство и право. 1980.Ия 2. С. 14.

[141] Рассмотренные ранее типы правового регулирования (общедозволительный и разрешительный) могут быть интерпретированы с теоретической стороны в качестве особых разновидностей дозволительной и обязывающей моделей. Так своеобразие общедозволительного типа заключается в том, что лицо имеет не просто субъективное право, а общее право (вспомним в качестве примера, право иметь в собственности имущество и свободно распоряжаться им), когда носитель права не связан строгими рамками в своих возможностях - ему в принципе дозволено “все” по его свободному усмотрению. Хотя и тут возможности лица, понятно, не беспредельны, и тут в соответствии со спецификой права имеются известные границы, характеризующие условия обладания правом и определенный круг исключений, изъятий.. Таким образом, сообразно этому типу правового регулирования первый элемент рассматриваемой модели построения правового материала в свою очередь имеет двучленную структуру – он состоит из общего права + конкретные запреты, являющиеся исключениями, изъятиями из общего права.

В качестве особой разновидности обязывающей модели, синхронно в зеркальном соотношении перекликающаяся с общедозволительным регулированием, может быть охарактеризован разрешительный тип. В понимании этого типа регулирования и в решении вопросов практического порядка важно сосредоточить внимание не столько на его исходном пункте (тем более, что общие запреты сами по себе не могут быть основанием юридической ответственности), сколько на исключениях, изъятиях из “общего”, - на тех правах, которые предоставляются лицам в разрешительном порядке. Ибо это тоже субъективные права – но изначально всегда строго определенные по содержанию и объектам, а вследствие этого отличающиеся существенными юридическими чертами, теоретически и в практическом отношении немаловажными.

[142] В литературе высказано следующее справедливое мнение: “Можно предположить, что интенсивность правового воздействия и правового регулирования является производной от массы интересов, получивших свое правовое опосредствование, и отражает ее рост и обогащение структуры интересов” (Шайкеков Н. А. Правовое обеспечение интересов личности. С. 87).

[143] Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М. “Статут”.1998. С. 60

[144] Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М. “Статут”.1998. С. 60. Автор пишет на с. 61: “....всякая норма права предстоит нашему сознанию не только с точки зрения ее “д а н н о с т и“, но и с точки зрения ее “ д о л ж н о с т и“; мы не только стремимся ее познать как она есть, но в то же время оценить, как она должна быть”.

[145] Напомню - в этой комплексной монографии, суммирующей разработки автора последних лет, использованы с необходимыми коррективам и дополнениями, в ряде случаев весьма существенными, материалы уже опубликованных трудов, в данной части - главным образом материалы книг – «Философия права» и «Самое святое, что есть у Бога на земле» (1998).

2.По мнению Д.А.Керимова, “предмет философии права можно охарактеризовать как разработку логики, диалектики и теории познания правового бытия” (Керимов Д.А. Предмет философии права. //Государство и право.1994. №7). В другой работе Д.А.Керимов видит перспективы философского осмысления права под углом зрения о всеобщих диалектических законах и категориях (Керимов Д.А. Основы философии права. М.,1992).

С несколько иных позиций рассматривает философию права В. С. Нерсесянц. Исходя з того, что предметом этой высшей духовной формы познания является «право в его и соотношении с законом» (Нерсесянц В.С. Философия права. Учебник для вузов. М.,1997. С. 10 и след.), он именно по этим углом зрения характеризует основные проблемы философии права. О позитивных сторонах проблематики соотношения права и закона, имеющей выходы на вопросы философской значимости, уже говорилось ранее во торой части работы [2.3.2.].

[147] Баскин Ю.Я. Очерки философии права. Сыктывкар, 1996. С.4.

[148] Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М. «Статут».1998. С.35.

[149] По мнению В.С.Нерсесянца, понятие “право” употребляется Гегелем в следующих основных значениях:1) право как свобода - “идея права”, 2)право как определенная форма и ступень свободы - “особое право”, 3) право как закон - “позитивное право” (Политические учения: история и современность. Домарксистская политическая мысль. “Наука”. М., 1976. С.462).

[150] Гегель Г.В.Ф. Философия права. 1990. С. 57-58.

[151] Ершов Ю.Г. Философия права (материалы лекций). 1995. С.9

[152] См. Баскин Ю.Я. Очерки философии права. Сыктывкар, 1996. С.5.

[153] Отмечая сложную, неоднозначную диалектику взаимоотношений мифологии и права, необходимо обратить внимание и на то, что “ более прочные правовые истоки, предпосылки правовой культуры, более высокий ее уровень в конечном счете будет у того этноса, в мифологии которого глубже и детальнее “проработаны” предправовые мотивы и сюжеты, выражено более четкое отношение к нормам, обычаям, последствиям их нарушения”.

При это необходимо иметь в виду, что и сама “первобытная мифология выполняла регулятивную функцию в обществе, аккумулируя опыт предков и передавая его из поколения в поколение в форме ритуалов, обычаев и традиций.” (Семитко А.Р. Развитие правовой культуры как правовой прогресс. Екатеринбург, 1996. С.91, 249).

[154] Малинова И. П. Философия права (от метафизики к герменевтике). Екатеринбург, 1995. С.41.

[155] См. Фихте И.Г. Соч. Т.1.С. 15-30.

.

[156] Малинова И. П. Философия права (от метафизики к герменевтике). Екатеринбург, 1995. С. 4.

.

[157] Блестящую вступительную статью к основному труду Иосифа Алексеевича с очень точной характеристикой его выдающегося вклада в науку, оценкой их современного звучания, замечательного облика ученого и гражданина написал А.Л.Маковский – см. Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М. «Статут».1998. С. 3-32.

[158] На удивительную современность правовых воззрений А. И. Покровского обратил внимание по ряду его суждений А.Л. Маковский в указанной выше публикации.

[159] Именно этим, на мой взгляд, можно объяснить не только близкие даже по словесному звучанию формулы (такие, как «этическая максима», положения о верховенстве права по отношению к моральным категориям «милости» и др.), но даже некоторые сравнительные образы, имеющие общие терминологические корни в библейской культуре, но используемые в относительно близком смысловом контексте. Так, Кант, говоря об активности людей в правовом гражданском обществе, приводит в качестве контрпримера житие «аркадских пастухов», пребывающих в полном согласии и любви. И пишет: «люди, столь же кроткие, как овцы, вряд ли сделали свое существование более достойным, чем жизнь их домашних животных». А вот слова Покровского, утверждающего, что идея неотъемлемых прав человека направляется «против государства как такового»: «Самоутверждение личности достигает здесь в юридическом отношении своего кульминационного пункта. Некогда безгласная овца (!) в человеческом стаде, она заявляет теперь претензию на роль равноправной с государством державы с правом суверенитета на некоторой собственной территории».

.

[160] Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М. «Статут».1998. С. 121

[161] Там же. С.310

[162] См. Редькин П.Г. Из лекций по истории философии права в связи с историей философии вообще. Спб. 1989. С.395-396; Малинова И.П. Философия права (от метафизики к герменевтике). Екатеринбург, 1995. С.14-17.

[163] Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М. «Статут».1998. С. 62.

[164] Не может не привлечь к себе внимание то обстоятельство, что широкая трактовка права (перекликающаяся с суждениями авторов, обосновывающими право через категорию “свобода”) находится в одной плоскости с характеристиками самой философии, призванной дать объяснение, обоснование всему сущему. Отмечая эту одноплановость, которая, быть может, станет со временем предметом такого осмысления, которое приведет к выработке высокозначных выводов, надо сразу же указать на существующие здесь принципиальные различия: во-первых, философия раскрывает с интеллектуальной, мировоззренческой стороны основания сущего - явлений процессов, тогда как назначение права давать социально оправдывающее основание поведению людей, поступкам. И во-вторых, философия призвана мировоззренчески объяснять действительность, тогда как право уже “дает” основание и оправдание действиям и поступкам в практической жизни. Кажется, никто не обратил внимания на то, что знаменитые слова Маркса о том, что философы, дескать, призваны не объяснять мир, а изменять его, стали исходной предпосылкой для того, чтобы идеологические постулаты марксизма превратились в действующее революционное право - непосредственное основания для любых в сущности акций в отношении общества и людей.

Дата добавления: 2015-06-28