Бой за Промаховку и Большую Березку

24 апреля 1942 года фашисты силами пехотного полка и кавалерийского эскадрона, общей численностью до пяти­сот человек, при поддержке пушек и минометов, решили прорвать партизанскую оборону в районе сел Промаховка, Большая Березка, Голубовка и Дубровка. Штаб нашего Кролевецкого отряда и группа Валентина Подоляко нахо­дились в Голубовке. Моя группа в это время стояла заста­вой в Промаховке.

Утром над нами появился фашистский «лапоть», как мы называли немецкий самолет «хейнкель». Он сбросил бомбы на Промаховку и Большую Березку. Никто из пар­тизан и местных жителей не пострадал. Затем после ар­тиллерийской и минометной подготовки и под прикрытием сильного пулеметного и минометного огня фашисты начали наступление со стороны хутора Лукашенков на Промаховку и Большую Березку. Мы, как всегда, встретили врага дружным прицельным огнем с минимальных дистанций. Противник залег на не просохшую еще землю, а мы не да­вали гитлеровцам и головы поднять. Но другая крупная вражеская группировка обошла нас с востока и при под­держке артиллерии ударила по Большой Березке. Еще од­на группировка врага, выбив партизанскую заставу из Дубровки, обходила нас с запада.

К нам в Промаховку приехал Кудрявский. Оценив об­становку, он приказал немедленно отвести группу в Голубовку, чтобы избежать ее окружения.

Оставив на своем участке несколько человек под руко­водством Петра Степановича Дорошенко для прикрытия нашего отхода, мы без потерь отошли в Голубовку. Нам хорошо было видно, как один за другим загорались дома в Большой Березке. Население Голубовки всполошилось. Из дворов выгоняли скот, улицы запрудили повозки и бегущие жители, которые спешили перейти мост через речку Знобовку и уйти в Брянский лес. На мосту создалась пробка, кричали женщины, плакали дети, ржали лошади. Верхом на коне на мосту появился Ковпак в сопровождении Базымы. Узнав о нашем отступлении от Промаховки, Дед подскакал к Кудрявскому и, не слезая с коня, закричал:

- Два дурня — Кочемазов с Карпенко оставили Боль­шую Березку на растерзание фашистам, а ты оказался третьим: оставил Промаховку. Чуешь, что там фашисты творят? Разве мы можем допустить такое зверство?

Кудрявский пытался оправдаться, доказывая, что нас окружали. Ковпак, не дослушав объяснений Кудрявского, резко сказал:

- Разворачивай свой отряд, подымай людей в атаку и выбивай фашистов из Большой Березки. Действуй быстро и решительно. Вас слева поддержат конотопцы и группа Карпенко, а из хутора Троицкий по врагу ударит пушка и батальонный миномет.

Мы с Валентином были рядом с Кудрявским. Здесь же находились комиссар Онопченко и начальник штаба Мазуренко. Другие партизаны, столпившиеся поблизости, так­же слышали приказ Ковпака. Его авторитет был настоль­ко велик, что, не ожидая дополнительной команды, все мы повернулись лицом к врагу и устремились вперед. Пуле­метные расчеты выкатывали свое оружие на удобные для прикрытия наступающих позиции. Онопченко крикнул: «Коммунисты, вперед!» — и первым ринулся в атаку. Мы с Валентином бежали вслед за комиссаром, увлекая за собой свои группы. Эта атака позволила группе Дорошенко, ос­тавленной в Промаховке для прикрытия нашего отхода, поднять своих людей в атаку, вырваться из окружения и помочь нам на правом фланге. Сам Петр Степанович был ранен в ногу, но лежа в канаве, продолжал отстреливать­ся. Мы с Кизей подбежали к нему, перетянули ногу брюч­ным ремнем, чтобы остановить хлеставшую из раны кровь, и оставили его на попечение Оли Максименко. Когда мы были уже у самой окраины села, фашисты открыли силь­нейший пулеметный и автоматный огонь. Пришлось залечь и подтянуть поближе наши станковые и ручные пулеметы. Слева от нас по фашистам ударили конотопцы и группа Карпенко, ударили по врагу пушка и миномет. С криком «ура!» мы снова бросились в атаку. Фашисты не выдер­жали и в панике начали удирать из Большой Березки в сторону хутора Лукашенкова. Партизаны догоняли их и расстреливали, а иногда, чтобы не расходовать патроны, угощали прикладами.

Мы с Валентином вслед за Онопченко и Кизей первыми ворвались в объятое пламенем село. Навстречу нам из горящих домов выскакивали окровавленные, в горящей одежде, чудом уцелевшие женщины и дети. За одним из домов засела группа гитлеровских офицеров, встретившая нас сильным автоматным огнем. Пришлось укрыться за постройками и плетнями. Выбрав наиболее скрытые под­ходы к этой группе, мы по команде Онопченко, на ходу стреляя, кинулись на нее.

Подбежав к дому, за которым укрылись фашисты, я столкнулся с выскочившим из-за угла гитлеровским офице­ром. Он с ходу ткнул мне в грудь дуло своего автомата: «Все...» — мелькнула мысль, и в этот же миг я всадил ему в живот кинжал трофейной винтовки. Он скорчился и по­валился на бок. Из-за дома выскочили еще пять гитлеров­цев, но оказавшийся рядом со мной Лука Кизя выстрелом из пистолета уложил одного, а пулеметчик Морозов длин­ной очередью из ручника уложил остальных. Однако ос­тавшиеся за домом офицеры продолжали сопротивление, и нам пришлось их добивать. Когда бой кончился, ко мне подошли Лука Кизя и Валентин.

- Каким же чудом ты жив остался? — спросил Лука.

- Я и сам не могу понять. Мне и сейчас видится, как фашист на спусковой крючок вот этой штучки нажимает,— ответил я, показывая друзьям «шмайсер», который я за­брал у гитлеровца.

На досуге я разобрал трофейный автомат и обнаружил, что пружина в патронной обойме была кривой и слабой, поэтому предназначенные для меня последние пять патро­нов застряли.

К нам подбежали две девушки и парнишка. Они по­просили:

- Примите нас в партизаны! Мы хотим мстить фашис­там за убитых и сожженных наших родителей!

Это были Юля Устенко, ее брат Женя и Мария Гонча­рова.

Подошедшие к нам Кудрявский и Онопченко долго убеждали ребят, что у нас не школа и не детский сад, что мы не имеем права зачислять в отряд несовершеннолетних.

- У нас не осталось ни родных, ни родственников, ни жилья. Неужели вы не поможете нам? На кого же нам те­перь надеяться, если не на вас — партизан? Советская-то власть когда теперь придет сюда? — со слезами, но твердо и настойчиво говорила Юля Устенко.

Все они были приняты в отряд. Винтовки для них, ко­нечно, длинноваты и тяжеловаты. Пришлось добывать у врага карабины.

Наступила темнота, но село освещали пожары. Комис­сар Онопченко приказал построить партизан. Он говорил о зверствах фашистов. Партизаны, склонив головы, молча, со слезами на глазах слушали комиссара. В эту ночь мы по­вторили клятву не выпускать из рук оружия, пока не ото­мстим фашистам за поруганную родную землю, за Боль­шую Березку, пока не добьем фашистского зверя.

Всю ночь мы хоронили жителей сожженной деревни. Лишь под утро мы с Валентином и Лукой, примостившись возле одной из догоревших хат, уснули, прижавшись друг к другу.

Более двухсот жителей — стариков, женщин и детей уничтожили тогда гитлеровцы в Большой Березке. Мы со­жалели, что кое-кому из этих зверей все же удалось удрать.

Позже Ковпаку стало известно, что в докладах своему высшему командованию фашисты представили всех унич­тоженных мирных жителей как партизан.

Дата добавления: 2015-06-28