Литературно-художественное издание 7 страница

ГОРНЫЙ, ГОРНЫЙ ДЕД (БАТЮШКА, СТАРЕЦ) – дух, властитель земли, гор; «хозяин» приисков; шахтерский родоначальник.

Представления о горном «хозяине», Горном, распространены там, где ведутся горные, подземные разработки, в шахтерских районах, на Урале, Алтае, в Западной и Южной Сибири.

Горный – старец или человек «ростом с лесину», который, подобно лешему, появляется с ветром, бурей, любит шум, свист. «Он пугает людей свистом и страшным ревом». Горный может быть и обычным человеком, но с горящими глазами, напоминающими блеск подземных сокровищ, минералов. Иногда он «походит на черта, только добрый». Горный принимает и облики горнодобытчика, станового урядника, нарядчика.

В образе Горного батюшки объединены представления о хозяине земли, гор, природы, стихийных сил (указанная связь Горного с бурей, сходство его с лешим) и о шахтерском родоначальнике, знатоке подземных глубин.

Горный, по поверьям, собирает богатства земли в одно место и ограждает их заклятием. Он допускает или не допускает к сокровищам подземных недр, преследует не уважающих его, прогоняет не понравившихся ему людей.

Горный показывается на прииске перед бедой: его появление может вызвать закрытие прииска.

В подчинении у Горного деда находятся маленькие, уродливые, шаловливые, очень подвижные духи («старые люди») – человечки, «знающие все нутро земли», которые передвигаются под землей «по одним им ведомым ходкам» [Бажов, 1952].

Горный может являться людям и в облике человека, занимающегося обычной шахтерской работой; он озорничает, любит табак и водку. С ним можно заключить соглашение, и тогда (за подношения или часть добычи) он укажет путь к подземным россыпям сокровищ, наделит чудесными предметами для работы (лопатой и т.п.).

ГРЕХ, ГРЕХОВОДНЫЙ, ГРЕШНИК, ГРЕШОК – злой дух; черт, бес; Дьявол; леший.

Грех, грешок – одно из многочисленных наименований черта, отражающее представления о нем как об искусителе, который вводит в грех (см. ЧЕРТ). Реже это название распространяется на иных представителей нечистой силы – злых духов, лешего.

ГУГА – пугало для детей; бука.

«Так стращают детей, когда они не спят: «Гуга придет»«(Тульск.).

ГУМЕННИК, ГУМЕННЫЙ ХОЗЯИН, ГУМЕННЫЙ – дух, «хозяин» гумна; домовой, обитающий на гумне.

«Дядя гуменник, не продай, дядюшка, в бедности!» (Арх.); «Овинны, баенны, гуменны, стройте царю мост!» (Онеж.).

Гуменный (как и овинный, рижный) – один из духов крестьянских хозяйственных построек, в которых сушат, молотят, хранят снопы, хлеб.

«По народным представлениям, на гумне живет гуменник, дух двора, которого часто отождествляют с овинником. Севернорусские Лужского уезда Петербургской губернии 14 октября (Покров Пресвятой Богородицы) ставят на току ведро пива и оставляют его там на несколько дней; можно рассматривать это как жертву гуменнику» [Зеленин, 1991].

Иногда гуменный отождествляется и с домовым, но, по-видимому, это самостоятельный персонаж. Он связан и с хлебными злаками, соломой, растительностью, и с помещением, в котором обрабатывается, хранится урожай, составляющий достаток семьи, залог ее благополучного будущего.

Сведения о гуменнике немногочисленны. На севере России его представляли человеком с ярко горящими глазами. Гуменник может быть мохнат, с лапами, и его мохнатость соотнесена с достатком крестьян: «Гуменник мохнат – крестьянин богат». Как и овинник, рижный, гуменный хозяин участвует в святочных гаданиях: он должен погладить гадающих на гумне. Если он погладит голой лапой, то это «к худу», шерстистой – «к добру». «На Новый год на гумне ходили слушать: как хорошо будет жить, так метлой гребут, а как нет, так разметают. Только надо очертиться» (Лен.). В одном из рассказов гуменник защищает мужика от покойника-еретика (Арх.).

Крестьяне Архангельской губернии верили, что гуменник «мужику, дружному с ним, заправляет, Бог весть откуда, хлеб, так что мужик в течение зимы и весны, не прибегая к купле, сам еще продает лишний хлеб на базарах»; кроме того, считали, что гуменник «не любит ночлежников», поэтому в овине старались не спать, «чтобы не задавил гуменник».

ДВОРОВАЯ ЗМЕЯ – змея, обитающая во дворе; дух, «хозяин» двора; домовой, представляемый в виде змеи (см. ЗМЕЯ ДВОРОВАЯ).

ДВОРОВОЙ, ДВОРОВЫЙ, ДВОРОВЫЙ ХОЗЯИН, ДВОРОВИК, ДВОРНЫЙ, ДВОРОВУШКО – дух двора; «хозяин» двора; домовой, живущий во дворе. «Дворовой коням гривы заплетат» (Свердл.); «Хозяин-дворовой, иди покель на спокой, не отбивайся от двора своего» (Орл.); «Дворовик есть при каждом дворе» (Прибайк.); «Которы < бесы > пали на дворы, так стали дворовыма» (Арх.).

Разделить образы домовых и дворовых «хозяев» в поверьях русских крестьян очень трудно. Еще В. Даль писал, что дворовой – «невидимый покровитель и колоброд в доме», определяя его, таким образом, как домового духа [Даль, 1880]. Показательно следующее обращение крестьян (сопровождающее подарок-приношение), которое объединяет духов двора и дома: «Царь дворовой, хозяин домовой, суседушко-доброхотушко! Я тебе дарю-благодарю: скотину прими, попой и накорми» (Орл.).

На Новгородчине четко разделяют дворового и домового: домовой обитает в доме, а дворовой – во дворе, но подобные однозначные свидетельства редки. В Вологодской губернии, согласно верованиям крестьян, на скотном дворе обитает домовой; в Архангельской губернии домового представляют радеющим обо всем хозяйстве, но видеть его можно в дверях хлева. В Олонецкой губернии о хозяйстве, по представлениям крестьян, заботятся дворовые, однако обитают они в подполье дома и т.п.

Некоторые исследователи полагают, что «самостоятельный» дворовой персонаж: более характерен для западных районов России; тем не менее утверждать это окончательно пока трудно.

У русских крестьян XIX-XX вв. дух-покровитель, «хозяин» и двора, и дома (преимущественно характеризуемый как покровитель скота) чаще представляется обитающим во дворе, но именуется при этом «домовой» (см. ДОМОВОЙ).

ДЕВКА ЛЕСНАЯ – девушка, блуждавшая по лесам, жившая у лешего и научившаяся знахарству (см. ЛЕСНАЯ ДЕВКА).

ДЕВКА-ПРОСТОВОЛОСКА (ПУСТОВОЛОСКА) – девушка с непокрытой головой; сверхъестественное существо, колдунья.

Девка-простоволоска упоминается в основном в заговорах как существо, которое оказывает вредоносное влияние, колдуя с помощью непокрытых волос (см. БАБА (ДЕВКА)-НЕРАСЧЕСКА).

ДЕВУШКА В БЕЛОМ ОДЕЯНИИ – предвестница несчастья, смерти; Смерть.

Жители Смоленской губернии утверждали, что девушка в белом одеянии является человеку в последние минуты жизни (по-видимому, персонифицируя смерть) (см. БЕЛАЯ БАБА, ДЕВКА).

ДЕВЫ ИРОДИАДЫ – «сестры-лихорадки, дщери (дочери) Иродовы» (см. ЛИХОРАДКА).

ДЕВЫ ТРЯСОВЙЦЫ – «девы-лихорадки», «вертимые плясуньи», число которых может варьироваться (см. ЛИХОРАДКА ТРЯСОВИЦА).

ДЕД, ДЕДКА, ДЕДКИ-ПРАДЕДКИ, ДЕДКО, ДЕДОК, ДЕДУНЬКА, ДЕДУШКА, ДЕДУШКО – старший в семье, дед, прадед, предок; знахарь, колдун; нечистый дух, черт; домовой; водяной; леший.

«Дед его знает» (Калуж.); «Дед те убей» (Тульск.); «Бабка с руками, дед с помощью... Худые люди испортить могут, а деды отчитывают, на воду наговаривают» (Смол.); «Пойду к дедку ворожить» (Смол.); «Дедуньки и утащили девку-то» (Костр.); «Пошел Иван лесом, видит он лесного дедушку» (Вятск.); «Дедушко-атаманушко, полюби моего чернеюшка, пой, корми сыто!» (Арх.).

Дедами, дедушками крестьяне традиционно называли старших, почитаемых, умудренных жизнью людей, а также предков и почти всех нечистых духов, которые, по поверьям, обладали особыми знаниями, силами, были как бы «старшими, водяными, лесными родственниками», предками, влияющими на многие стороны бытия крестьян. По мнению крестьян, люди, уведенные или утопленные лесными, водяными духами, попадали к ним «в присягу», сами могли стать водяными, лешими. Согласно обычаям, дедов, родителей, предков поминали, угощали, «грели» (обогревали, разжигая костры) во время больших праздников (особенно таких, как Святки, Пасха). В некоторых районах России Дмитриевская суббота (в ноябре, перед днем великомученика Димитрия), когда поминали усопших отцов и братии, называлась дедовой. Обращение дед, дедок, дедушка, содержащее много оттенков, расценивалось как особо уважительное. Дедом называли знахаря, колдуна, «к коему не грешно обращаться, в заговорах коего часто попадается имя Бога и святых» (Смол.).

Дедом, а чаще дедушкой во многих районах России именовали домового (дедушко-домовой, дедушко-дворовой, дедушко-соседушко, дедушко-безымянный и т.п.). «Дедка – почетное прозвание домового» (Арх.). К дедушке-домовому обычно обращались с почтительными просьбами беречь скот и дом. На Дону, где дедушка было «почетным прозванием» домового, обращаться подобным образом к старым казакам значило рассердить их, оскорбить.

Лесным дедушкой, дедушкой лесным, дедей лесным, дедей большим с почтением и некоторым страхом называли и лешего. Дедушкой именовался и водяной [Максимов, 1903].

Дедом (дедком, дедкой) могли называть и черта, нечистого духа, и даже «главного дьявола» (Тульск.), а дедуньками – неопределенного облика нечистую силу.

ДЕМОН – злой дух.

ДЕМОНИХА, ДЕМОНИЦА – злой дух в облике женщины; русалка.

«Сатана, кто во лжи, по кичливости духа; диавол, кто во зле, по самотности; демон, кто в похотях зла, по любви к мирскому». [Даль, 1880].

Слово демон [daimon] греческого происхождения; оно привнесено в народные поверья христианством, священными книгами. «Новый Завет различает Сатану, или Диавола <... > – и многочисленных демонов, называемых также духами злыми, духами нечистыми, духами злобы» [Рязановский, 1915].

В славянской Библии слово демон переведено как «бес». Последнее название получило большее, чем демон, распространение и в крестьянской среде, и в памятниках древнерусской, средневековой литературы (см. БЕС).

В народных поверьях нечистые, злые духи редко обозначаются словом демон, имеющим инородный, «книжный» оттенок. Демон с демонихой упоминаются в заговорах. В Костромской губернии демоницей называли русалку, шутовку.

ДИКИЙ, ДИКЕНЬКИЙ МУЖИЧОК, ДИКОЙ, ДИКОНЬКИЙ – леший; черт;

Сатана; персонификация болезни.

«Лешие также известны под именем дикенького мужичка» (Нижегор.); «В лесах Хоперских прежде жили дикенькие мужички – люди небольшого роста, с огромной бородою и хвостом» (Сарат.).

В некоторых районах России диким именуют и черта, Дьявола, Сатану: «Поди-ка ты к дикому!» (Костр.); диконький – «нечистый дух, вызывающий паралич» (Вятск.).

ДОМОВАЯ ХОЗЯЙКА, ДОМАХА, ДОМАНУШКА (БАБУШКА-ДОМАНУШКА), ДОМОВИЛИХА, ДОМОВИНКА, ДОМОВИХА, ДОМОВИЦА, ДОМОВИЧКА, ДОМОЖИРИХА – дух дома в образе женщины; жена домового,

«Дом-домовой, пойдем со мной, веди и домовиху-госпожу, – как умею награжу!» (Влад.); «Домовилиха тебя забери» (Дон); «Царь-домовой и царица-домовица, примите нашу хлеб-соль!» (Смол.); «Ночью слышу: домовинка под пологом прядет» (Свердл.).

В ряде губерний России домовиха (доможириха) – жена домового. Сведения о ней не очень подробны. Доможириха – как баба: перед несчастьем плачет под полом, перед прибытком хлопочет у кросон (Арх.). В Свердловской области домовинка (домовиночка) – дочка домового, прядущая по ночам.

Домовиха по своим облику и занятиям сходна с кикиморой; можно предположить, что некогда это был самостоятельный мифологический персонаж, «прядущий» людские судьбы и невидимо хозяйствующий в доме. «Бабы утверждают, что в каждом доме есть свой особый домовой, которого будто бы видают оне ночью, сидящим на лавке за прялкою» (Влад.). Представления о таком существе, по имеющимся материалам, в XIX-XX вв. отчетливее прослеживаются в северных районах России и в Сибири. По сведениям из Томской губернии, «суседка-доможир» живет в подполье, прядет, гоняет кур. Она может обернуться кошкой, собакой. Похожее существо есть в поверьях Сургутского края (см. СУСЕДКА). В севернорусских поверьях упоминается доманушка. В повествовании «О двух доманушках» (записанном на Пинеге) одна из них добрая, другая напоминает Бабу-ягу: живет в избе, украшенной человеческими руками и ногами, поедает людей и т.п.

ДОМОВОЙ, ДОМОВОЙ ХОЗЯИН (ЦАРЬ ДОМОВОЙ), ДОМОВЕДУШКА, ДОМОВИД, ДОМОВИДУШКО, ДОМОВИДЫЙ, ДОМОВИК, ДОМОВИТЕЛЬ, ДОМОВИТУШКО, ДОМОЖЙЛ, ДОМОЖИР, ДОМОЖИРКО, ДОМОЖИРНИК, ДОМОСЕДУШКО – дух дома, «хозяин» двора и дома.

«Хозяин мой, домовитель мой, покровитель мой, пожалей мою коровушку» (Курск.); «Купил дом и с домовыми»; «Домовой не полюбит [скотину], не что возьмешь» [Даль, 1880]; «Домовитушко давит во время сна; как шар какой прикатится – и прямо на грудь» (Ворон.); «Волосы это мне доможирко зализал» (Арх.); «Соседушко, домоседушко, раб к тебе идет... заведи с ним приятство» (Новг.).

У домового – обычно невидимого обитателя, «хозяина» двора и дома – много имен. Некоторые из них указывают на местопребывание домового (хлевник, голбешник, избной, подпечник, подпольник); на форму его появления (пастень, стень, глумица), на характер и основные занятия (домовой хозяин, домовитель, домовитушко). Домовой – обитатель дома – доможил, жихарь. «За обычай жить в тепле и холе» он «жировик»; за некоторые привычки – «лизун», «гнетка», «навной» [Максимов, 1903].

Имена домового «господарь», «большак», «дед», «дедко», «дедушко», «братанушко», «доброхотушко», «кормилец», «навной», «хозяин», «хозяинушко» характеризуют отношения домового к живущей в доме семье и хозяйству: он старший в доме, член семьи, предок, невидимый «хозяин». «За охотливое совместное жительство» домовой – «суседка». Домового именуют и почетным «другая половина» или просто «он», «сам» [Максимов, 1903].

Крестьяне твердо уверены, что «никакой дом не стоит без домового». Образ домового при внешней простоте – один из самых сложных, многозначных в крестьянских поверьях. Домовой наделяется разнообразными обликами, качествами, способностями. Основные «занятия» домового – забота о скотине, предсказание будущего обитателей дома.

В реальном бытовании (в рассказах крестьян, записанных в XIX-XX вв.) трудно отделить духа, обитающего во дворе (дворовой), отдуха, обитающего в доме (домовой). В разделе «Дворовой» приведены свидетельства из северных губерний России, смешивающие домового и дворового. Их можно дополнить: нижегородцы полагали, что домовой обитает в доме, в подпечье, но при этом его основное занятие – хранить скот и сторожить двор; по убеждениям тульских крестьян, домовые живут в домах (обитают за печкой, у порога, в углу), но в основном помогают ухаживать за скотом (их видят и сидящими в сенном сарае); в Саратовской губернии домового представляют обитающим и под печкой, и на чердаке, и в конюшне под колодой; в Орловской, как и в Вятской губернии, главное местопребывание домового – возле скота, и живет он в хлеве; смоленский домовой является в темных углах, у потолка, но опять-таки чаще всего в хлеве; крестьяне же Воронежской губернии считают, что домовой один во дворе и в доме.

По поверьям некоторых губерний России, домовой обитает не просто на дворе, но возле особой, подвешиваемой для него ветви, «ведьминой метлы», т. е. сосновой или еловой ветви с очень густой хвоей (она именуется «матка», «курина лапа», «вихорь»).

Как местопребывание домового крестьяне великорусских и севернорусских губерний называют прежде всего хлев (реже – поветь), затем дом. При этом домовой-дворовой, показывающийся в определенных местах двора, дома, достаточно свободно перемещается по двору и по всей избе. В поверьях XIX-XX вв. прослеживаются как бы два Лика, две ипостаси духа двора и дома – он являет преимущественное отношение то к дому, людям, то к скоту: «Про домового... Да вот еще мама рассказывала. Ейный отец пошел сено класть коровам. Пошел класть во двор, приходит назад, говорит: «Кладет там сено какой-то мужик». Отец обратно домой – испугался. А это домовой был... Маменька отцу говорит: «Крестись ты, крестись, это домовой кладет». Это хорошо, хорошо. У каждого животного – свой домовой» (Новг.).

«Это было мне лет семнадцать-восемнадцать. И вот все не спала я... Ну, наверно, я уснула. И вдруг мне снится (или на самом деле, я не знаю) – кто-то вылезает с подпола. <... > Берет меня в охапки, с кровати тащит долой. А я, вроде – домовой, чувствую. Я крещусь: «Во имя Отца, Сына и Святого Духа!» – как заору на всю голову! И, Господи помилуй, показалось, как кто-то от меня пошел. Ну, и тот год я вышла замуж. Меня вытащили с этого дома» (Новг.).

По рассказам крестьян XIX-XX вв., домовой-дворовой чаще имеет человеческое обличье, но он предстает и змеей, ужом, жабой, лягушкой, а также мышью, крысой, петухом, коровой, свиньей, ягненком, кошкой, собакой, лаской, белкой и даже медведем (наиболее распространенные облики – змея, уж, петух, кошка, ласка). Упоминается и домовой-заяц.

«Два брата разделились. Один переселился на новое жилище. Вдруг вскоре после этого соседи заметили, как из прежнего дома выскочил заяц, ударился бежать по улице и пропал на новом жилище. Вскоре дом, из которого выскочил заяц, сгорел, и его владелец переселился к брату» [Ушаков, 1896].

Согласно повествованию из Тульской губернии, пока хозяин отстраивается после пожара, тоскующий домовой ходит на пепелище черной телушкой и козлом.

Кот, кошка – традиционные облики и спутники домового: кот – «родственник домового» (Арх.), в Ярославской губернии старались держать кошек определенной масти, «чтобы угодить домовому».

Облики животных, пресмыкающихся, птиц обычно принимает домовой, обитающий во дворе. Нередко домового-дворового представляют змеей (ужом, гадюкой) (см. ЗМЕЯ ДВОРОВАЯ), а также лаской. В некоторых районах России прослеживается связь «ласки – хозяйки двора» со «скотьим богом Белесом» – ее именуют «Влас, ласка, дворовый хозяин» (Лен.). [Черепанова, 1983].

Согласно верованиям крестьян Новгородской области, домовой может быть петухом; на Псковщине «дворовый хозяин» объединяет черты змеи и петуха: днем он показывается то как змея, то в виде змеи с петушьей головой, ночью же похож: на хозяина дома.

Домовой может быть и медведем, а точнее полумедведем-получеловеком: его описывают как медведя, только с человеческими ступнями и головой (Тамб.); домовые «на взгляд неуклюжи, как медведи», – руки и ноги их толстые, они покрыты шерстью (Тульск.); в одном из южнорусских рассказов описывается превращение домового в медведя.

Всех животных и пресмыкающихся, которые могли быть воплощением домового-дворового, запрещалось убивать в пределах двора, дома и возле них. Новгородцы, к примеру, боялись, что убийство возле дома лягушки, гадюки повлечет падеж лошадей, коров и даже смерть людей.

Домового, дворового хозяина во многих местах представляли в облике «вещих» домашних птиц (петух) или насущно необходимых дому, хозяйству животных. Кроме того, в представлениях о домовом, дворовом – змее, звере присутствуют трансформированные понятия о наделенных особыми свойствами, способностями змеях и животных, которые, возможно, почитались некогда своеобразными божествами, предками-родоначальниками, «хозяевами» принадлежащих роду территорий: «...если принять во внимание, что в очень отдаленные времена предок родоначальник носил териоморфные черты, можно не без основания ожидать увидеть таковые в современных представлениях о домашних духах» [Харузина, 1906]. С.А.Токарев считает, что «животное – предок и сородич», родовое божество, с распадением родового строя и выделением семьи становится предком и покровителем отдельной семьи, двора, дома [Токарев, 1990] Естественно, что такое существо исходно не могло быть резко разделено на «домового» и «дворового». Это отразилось и в позднейших верованиях крестьян.Особое внимание привлекают животные, сопутствующие домашним, дворовым духам, поскольку именно они нередко знаменуют прежний звериный образ этих духов [Харузина, 1906].

В поверьях русских крестьян домовому обычно сопутствует лошадь. Основные занятия, за которыми его можно увидеть, – кормление, поение лошадей. Обычно невидимый, домовой делается зримым, если взглянуть на него сквозь хомут. Главное же, что он не только любит скотину себе «в масть», «по шерсти» (Тульск., Яросл., Калуж., Орл., Перм.), но и предстает как имеющий определенную «масть» «конь» (гнедой, вороной и т.п.) (Тульск.) [Ушаков, 1896].

На попечении домового-дворового находится, прежде всего, скотина (лошади, коровы, овцы и т.п.). При покупке их поручают духу двора с приговорами, например: «Домовишко-дедушка, всех пой, корми овечушек и ладь ладно, а гладь гладко и стели им мягко» (Арх.). Получив скотину себе «в масть», по душе, домовой-дворовой холит ее, поит, заплетает лошадям гривы. Эти «косы» ни в коем случае нельзя расплетать (точно так же домовой плетет, путает волосы людям и даже лижет их – см. ЛИЗУН).

Забота его о скоте простирается так далеко, что он может отправиться воровать для «своих» животных сено (если сена не хватает). Нередко это сопровождается дракой с соседским домовым. В рассказе из Тульской губернии домовой всю ночь не может напоить лошадей из-за проверченной в бочке-водовозке дырки. Утром его – маленького человечка – находят повисшим на губе лошади и замерзшим до смерти.

Нелюбимых животных домовой «загоняет», катаясь на них ночами во дворе, забивает под ясли, путает и сбивает им гривы, хвосты. В таких случаях корову или лошадь обычно стараются продать, сменить, чтобы угодить домовому. Правда, иногда «знающие» люди смиряют своего или «напущенного» (чужого) домового: бьют с приговорами лутошкой или метлой по стенам двора, избы (Нижегор., Волог.); расправляются с домовым при помощи особого веника, плетки (новой погонялки, треххвосткой плетки) (Олон., Новг.); тычут вилами в нижние от земли бревна избы (Волог.). От проказ домового в разных районах России оберегались по-разному: помещали в конюшне медвежью голову, убитых ястреба или сороку; зарывали под жильем череп козла; окуривали дом и двор медвежьей шерстью или обводили вокруг двора медведя. Также махали по всему двору липовой палкой, втыкали нож: над дверью, чертили мелом кресты на притолоке, служили молебны, окуривали скотину ладаном, кропили святой водой и т.п.

По распространенным поверьям, домовой может обижать, беспокоить кур, стричь шерсть овец (занятие, более свойственное, впрочем, кикиморе). Кроме вышеперечисленных, оберег от вредящего курам домового – куриный бог («кикимора одноглазый») – камень с дырочкой, подвешиваемый в курятнике (иногда камень заменяется старым лаптем, горлышком разбитого кувшина).

Однако у русских крестьян преобладает все же уважительное, с некоторой опаской, отношение к домовому: «Крестьяне сильно верят в существование домового, они говорят, что когда идешь в хлев, то прежде чем открыть хлевную дверь, кашляни. Зайдя в хлев, молчи, а то можешь помешать домовому или увидеть его, а если увидишь домового, в хлеве случится беда. Если животное захворает, идут просить помощи у колдуна. Последний всегда велит принести домовому какой-нибудь подарок, который разложить по углам хлева...» (Новг.).

Подарки домовому – хлеб, цветные лоскутки, монету с изображением св. Егория – клали и под ясли. В Орловской губернии под яслями для домового оставляли цветные лоскутки, овечью шерсть, мишуру, блестки, старую копейку с изображением лошади и горбушку хлеба. В смоленских деревнях домовому предназначали кусок хлеба, обернутый в прошитую красной ниткой тряпочку. Дар относили в сени или на перекресток, где кланялись на четыре стороны и читали молитвы. В Тамбовской губернии для домового клали хлеб и блины под застрехи, в Вологодской – оставляли на печном столбе крашеные яйца. В некоторых районах Русского Севера домовому отдавали корочку каши, которую клали в подпечек, а по праздникам ему предназначали горшок круто посоленной каши (Арх.). В Курской губернии «в хороших семьях» после ужина всегда оставляли на столе «харч для домового».

Домового «кормили», угощали по большим праздникам (на Рождество, под Новый год, в Чистый четверг Пасхальной недели), его «закармливали» перед Великим постом. (В Саратовской губернии угощение домовому ставили на перемет, а в Калужской – под комягу, приглашая домового разговеться.) Домового «закармливали» и на Филиппово заговенье, в начале Рождественского поста (27 ноября), приглашая «Царя домового и царицу домовицу с малыми детками заговлять» (Смол.) (кушанье для домовых оставляли на покрытом скатертью столе).

Чествовали домового и дворового хозяина и в день первого выгона скота в поле. Новгородцы, например, при первом выходе коров в поле «торкали вербочки» на седьмом венце двора, «чтобы не превысить и не принизить домового».

Были и особые праздники домового. Один из них – 7 февраля, день Ефрема Сирина, «именины домового», когда домового «закармливали», оставляли ему еду (кашу на загнетке) с просьбой беречь скот. 12 апреля, в день Иоанна Лествичника, домовой праздновал наступление весны. По словам крестьян, в этот день он бесился, сбрасывал шкуру, подкатывался хозяевам под ноги и т.п. Крестьяне Новгородской губернии считали, что домовой бесится и перед Петровым днем.

Лик домового, дворового, обращенный не столько к животным, сколько к людям (домовой вещает судьбу обитателей дома), более очеловечен, но сохраняет «звериные черты». Часто в поверьях домовой – человек, но обросший шерстью, мохнатый; седой, как лунь, весь покрыт волосами (Волог.); плотный мужичок в смуром кафтане (по праздникам – в синем, с алым поясом), космат, весь оброс мягким пушком [Даль, 1880]; домовой мохнат (Тульск.); ходит в свитке, подпоясанный, все тело его в белой шерсти (Орл.).

С представлениями о мохнатости домового связаны и понятия о достатке дома, его хозяев. Если домовой мохнат, хозяин богат; давящий во сне мохнатый домовой «наваливается к богатству», «голый» – к бедности. Здесь определенно прослеживаются представления о едином в своих «звериных» и «человеческих» ипостасях существе, от которого зависит и благополучие двора, скота, и благополучие людей.

Домовой-человек (старик или человек среднего роста и возраста, плотного сложения) в доме обитает чаще всего в подпечье, подполье (в голбце – см. ГОЛБЕЧНИК). Другие традиционные места его обитания – углы, чердак, порог. У него могут быть жена и дети, в том числе по количеству детей в реальной крестьянской семье, которая живет в данной избе (Арх.).

Домовой «пользуется положением, равным хозяину дома» (Олон.), откуда и такие его имена, как «большак избной», «хозяйнушко мохнатый» (Олон.); «большачок» (Волог.); «домоведушко» (Симб.); «сам» (Яросл.). Жена домового – домаха, доманушка, домовичка. Иногда семья домового появляется и в избе: «Мужик раз лежит себе ночью. Видит вдруг – вошла баба с зыбкою. Повесила зыбку, а сама у печки греться стала: «Аа-а-а! – говорит. – Холодно!» А сама зыбку качает. Испугался мужик, взял да и зажег спичку. Она сейчас в дверь и зыбку с собой взяла. Потушил мужик огонь – лежит. Взошел сам-то дворовой – говорит: «Жалко тебе избы стало, что ли? Не пустил бабу обогреться!» Он муж: ее был, знать» (Олон.).

По некоторым поверьям, домовой любит посещать тоскующих жен, вдов. Он женится и на проклятых, «отсуленных» ему недобрым словом девушках, которые, как и другие проклятые матерью дети, исчезают, но могут продолжать невидимо жить в подполье, у домового (см. ПОДПОЛЬНИК, ПОДПОЛЬНИЦА).

Домовой, пребывающий в основном у печи (за печью, в подпечье, в голбце), часто появляется и на печи, и даже в самой печи (Волог.). «Если хозяин уходит из дому, то для того, чтобы вместе с ним не ушел домовой, печь загораживают ухватом или заслоняют заслонкой» (Влад.) [Зеленин, 1991]. На печи домовой располагается в определенном направлении – вытягиваясь вдоль нее (Курск.). Отметим, что в некоторых районах России крестьянам полагалось спать поперек печки, чтобы не досаждать ее традиционному обитателю – домовому: «Ты никогда не учись лежать вдоль печи, когда греешься на печке; а завсегда лежи поперек. Грелся раз мужик на печке, а лежал-то вдоль печки. Вдруг кто-то приходит в избу, да и идет прямо на печку. < Домовой > стал на лежанку-то да и видит, что мужик лежит вдоль печи; а уж ему-то пройти и нельзя...» (Новг.).

Домовой представлялся и живущим на печи: «Домовой прежде жил в избе, лежал рядом с хозяином. Для этого пристраивалась (и теперь существует) казенка вдоль печи – место нечистое, куда нельзя класть ни хлеба, ни креста» (Тамб.).

По поверьям ряда районов России, на печи (под печью) могли появляться и покойники. Покойник, как и домовой, появляется на печи в определенном положении, соположении с печью, вдоль нее – он как бы «выступает» из самой печи, затем «растворяясь» в ней: «Я лежу на печи, головой вот туда. Слышу – дышит кто-то около меня... Я одной рукой пощупала: там кошка. А другой вот так стала щупать: ой, кто-то холодный-холодный мне попался! Я взяла от головы до самых ног ощупала: женщина... Погоди-ка я ее по голове бухну своей пяткой! И слышу – больше никого нет. Зажгла огонь. <... > Нет никого. Там женщина умирала, на этой печи. А может быть, мне она и привиделась?» (Новг.).

В подобных сюжетах, поверьях представления о печи как о своеобразном живом существе сливаются с представлениями о «выступающих» из нее (или появляющихся из-под нее) умерших родственниках, предках-покровителях, которые могли ассоциироваться и с домовым, его семьей. Местопребывание всех этих существ в доме искони связывалось прежде всего с подпечьем, запечьем, печью, очагом. В.Я. Пропп полагал, что, когда оседлость становится постоянной, создается культ предков. «Культ предка встречается, перекрещивается с культом огня, и в сознании людей очаг становится местом пребывания умершего предка» [Пропп, 1979].

Связь домового с культом огня, очага в русских поверьях обнаруживается в основном лишь в устойчивом его пребывании под печью, за печью, на печи или на чердаке, возле трубы. Домовой – покойник, предок выступает в верованиях крестьян очень рельефно. Об этом свидетельствует не только его традиционное обличье (например, белизна его шерсти, одежды – белый цвет отличает обитателей иного мира), но его положение «хозяина» (часто – «деда»), старшего над всеми жившими и живущими в доме. При этом домовой, пожалуй, не столько «хозяин» дома (его хозяйские функции проявляются в основном по отношению к скоту), сколько вещун, «хозяин» человеческой судьбы.

Дата добавления: 2015-06-28