Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Литературно-художественное издание 14 страница




В заговоре XVIII в. перечисляются лихорадки трясея, огнея, гледея, авваракуша, хрипуша, пухлея, желтея, авея, немея, глухея, каркуша; в заговоре XIX в., записанном на Владимирщине, упоминаются огнея, гнетея, знобея, ломея, пухлея, скорохода, трясуха, дрожуха, говоруха, лепчея, сухота и невея.

В. Даль сообщает, что лихорадок «считают сорок видов»: гноевая (навозная), подтынница (прикинулась на спящего под тыном); веретеница (на пряху) и т.п. [Даль, 1881].

Порою устрашающие имена лихорадок с трудом поддаются истолкованию. Некоторые из них, например, заимствованы из греческого языка. Так, название лихорадки хампоя, хампея, хамея, по-видимому, образовано от греческого xamodpaxaina – «змея, дракон, ползающий по земле»; ахоха – от греческого axos, – «физическая боль, страдание» [Черепанова, 1983].

Кумохой (как и ворогушей, веснухой) чаще именуется перемежающаяся, весенняя лихорадка. Губительную болезнь-лихорадку крестьяне именовали лиходейкой, убийцей, девкой-верхогрызкой и т.п.

Число вызывающих различные болезненные состояния лихорадок, по поверьям, может варьировать от семи до семидесяти семи (лихорадок может быть семь, девять, десять, двенадцать, девятнадцать, сорок, семьдесят семь). «Лихорадок девять сестер: оне крылаты и неприязненны человеческому роду», – писал в XVIII в. М.Д. Чулков. Лихорадки содержатся в земле на цепях. Освобождаясь, лихорадки нападают на людей, «поцелуем причиняют трясавицу и обитают в одержимых лихорадками» [Чулков, 1786].

Обычно сестер-лихорадок семь (девять) или двенадцать. Старшая из них – самая злая. По поверьям Костромской губернии, «наибольшая» над двенадцатью лихорадками «старшая сестра» «посылает своих сестер в мир – людей знобить, грешное тело мучить, белые кости крушить». В старинном заговоре старшая лихорадка говорит о себе так: «Мне есть имя Невея. Сестра старейшая трясовица и угощница и угодница Ирода царя, наболящим человеком страшна; та усекнула главу Иоанна Предтечи и принесла пред царя на блюде» [Майков, 1869].

В русских поверьях и заговорах лихорадки ассоциируются с проклятыми «дщерями Иродовыми» (падчерицами Ирода, правителя Галилеи), считаются губительницами Иоанна Предтечи; их называют «девами Иродиадами», что подчеркивает враждебность лихорадок роду человеческому, а также «девами-трясовицами», «двенадцатью сестрами дьявольскими трясовицами» (Иродиада, по преданию, была плясунья; лихорадки тоже, в общем-то, «плясуньи», точнее – «трясуньи»).

Облик лихорадок и их «деятельность» наиболее подробно описываются в русских заговорах. Рисуемые заговорными текстами картины в основных чертах сходны: чаще всего лихорадки представляются обитающими в воде, в Море-Океане (в пучине, на Белом Латыре камне) (Влад.), откуда и выходят устрашающей вереницей.

По поверьям многих областей России (Курской, Воронежской, Пермской), сестры-лихорадки также обитают в воде, но уже в воде конкретной, реальной реки, озера, ручья. В рассказе, записанном в Мурманской области, «болезнь пристает из реки девочкой». Опасаясь заболеть лихорадкой, крестьяне Пермской губернии весной старались пореже переправляться через реки. Известно, что вода, всеобъемлющая и всепорождающая стихия, может быть и исцеляющей, и губительной; особенно велико ее влияние на жизнь, здоровье человека: вода таит в себе и благодетельные, и вредоносные начала, которые могут принимать облик различных существ, в том числе болезней-лихорадок. Нередко лихорадок представляют обитающими в лесной чащобе, в болоте, под землей. По поверьям Костромской губернии, лихорадки живут в дремучем лесу. Крестьяне Тульской губернии считали, что лихорадки «наводят» существа, появляющиеся из-под земли в полдень или на заходе солнца.

В исследовании Н.Ф. Познанского, посвященном русским заговорам, констатируется, что нечистая сила, причиняющая болезни, по народным представлениям, живет в глухих и пустынных местах, в болотах, в трущобах, под корнями деревьев, «где солнце не греет и месяц не светит». В заговорах лихорадка нередко «выселяется» в лес [Познанский, 1917].

С крестьянской точки зрения, девы-лихорадки особенно опасны в конце зимы и весной, а также на закате солнца. 15 января, в Сильвестров день, в некоторых губерниях России было принято «заговаривать лихоманку», то есть изгонять лихорадку (обычно с помощью заговоров). Крестьяне уверяли, что «Сильвестров день гонит лихоманок-сестер за семьдесят семь верст». По сообщению И.П. Сахарова, лихоманок «смывали». Считалось, что 15 января лихорадки, выгоняемые из ада морозом, лезут в дома. Их «вымывали» с помощью воды, настоянной на четверговой соли (соли, приготовленной в Чистый четверг), золе из семи печей и земляном угле, выкопанном из-под чернобыльника в Иванов день [Сахаров, 1849].

Особо отмечен в крестьянском календаре и день Тарасия-кумошника, 10 марта. Начиная с этого времени жители ряда губерний России избегали спать днем, чтобы не «наспать кумоху», то есть не заболеть лихорадкой.

Закрепленное традицией число сестер-лихорадок, вызывающих болезни, толкуется исследователями по-разному, О.А. Черепанова полагает, что в представлении о двенадцати лихорадках, персонифицирующих различные болезненные симптомы, отражены и переработаны русскими крестьянами «древние и межэтнические представления о двенадцати демонах, олицетворяющих болезни». В частности, согласно учениям гностических и манихейских сект, двенадцати астральным духам, соответствующим двенадцати знакам зодиака, подчинены двенадцать частей тела человека. «Эта космическая магическая теория была усвоена христианской апокрифической литературой»; связь же двенадцати дев-трясовиц с Иродом и Иродиадой – чисто русская черта Черепанова, 1983].

Тем не менее русские представления о лихорадках-трясовицах, по всей вероятности, многозначней. Потебня видел в девах-лихорадках дочерей древней могущественной богини, распоряжающейся плодородием, жизнью и смертью людей, способной и спасти, и погубить [Потебня, 1865, 1914].

Образ древней богини и ее дочерей достаточно гипотетический. В русских поверьях XIX–XX вв. отчетливее прослеживаются представления о двенадцати пятницах (предшествующих большим годовым праздникам). Почитание двенадцати пятниц связано с почитанием Параскевы-Пятницы, божества, по-видимому, наследующего Мокоши и распоряжающегося водой, плодородием, здоровьем человека. По поверьям, для избавления от лихорадок необходимо поститься в пятницу, предшествующую Троице или Успению, т. е, св. Пятница наделена властью над девами-лихорадками. В представлении о «лесных», «водяных» лихорадках, видимо, отразились и представления о стихийных духах, способных вызывать и разносить болезни.

Традиционен для русских поверий и «женский облик» смерти, болезни. Связанная со стихийными, природными началами, наделенная особыми силами женщина – источник жизни, но способна и прервать ее, погубить человека. Дева-лихорадка в поверьях – существо также, пожалуй, двойственное, которое можно попытаться умилостивить, расположить к себе.

Нередко крестьяне обращаются к лихорадке как к своеобразной родственнице, именуя ее «тетка», «матка», «сестрица», «гостья», «кума». Такое иносказательно-уважительное обращение вызвано и опасением «призвать» лихорадку произнесением ее настоящего имени, и стремлением ублаготворить ее, не раздражать. Чтобы избавиться от лихорадок, старались задобрить, угостить их; например, пекли двенадцать пирожков, шли с ними на перекресток улицы или в лес и клали там пирожки в салфетке, с приговором: «Вот вам, двенадцать сестер, хлеб-соль, полноте меня мучить и отстаньте от меня» (Тульск.). В Воронежской, Курской губерниях брали в левую руку горсть пшена, шли к реке и, оборачиваясь к ней задом, говорили: «Лихорадки, вас семьдесят семь, нате вам всем!» – после чего через голову бросали пшено в реку.

Иногда лихорадку-гостью пытались обмануть, спрятаться от нее, например заперевшись в подвале дома, переодевшись и даже написав, что опасающийся приступа человек ушел. Деве-лихорадке оставляли и такие записки: «Вчера приди». М. Д. Чулков сообщал, что «сибиряки-больные незадолго перед приходом лихорадки вычеркивают у себя все лицо, а иногда и все тело» и переодеваются, «чтобы не узнал злой дух» [Чулков, 1876].

Лихорадок «отписывали» письменами. «В этих письменах писались еллинские [греческие] имена лихорадок; записочки давали носить больным. Другие писали имена лихорадок на яблоке и яблоко клали в церкви во время литургии» [3а-былин, 1880].

Надеясь избежать заболевания, на шейном кресте обычно «носили молитву», то есть привязывали к кресту список оберегающей от лихорадки молитвы. М. Д. Чулков утверждает, что лихорадки боятся собачьих удавок, свиных глаз. От лихорадки клали под изголовье постели конский череп. По поверьям юго-запада России, чтобы излечиться от лихорадки, нужно Страстной свечой выжечь крест на потолке, соскрести с него сажу, насыпать в «свячену воду» и выпить [Чубинский, 1872].

Полагали, что от лихорадки помогают и проглоченные почки освященной в Вербное воскресенье вербы. В некоторых районах России срезанные волосы и ногти больного вкладывали в клешню живого рака и отпускали его с приговором: «Плыви, раче, водою, бери трясцы за собою». (Рекомендовалось и «настоять рака в вине», а затем пить этот настой.) Крестьяне Саратовской губернии «зажимали» лихорадку («перенесенную» на тряпочку) в расщелине коры молодого дубка.

Болезнь пытались отправить восвояси (назад в воду) и с помощью липовой коры. Для этого, взяв кусочек коры, произносили над ней: «От раба Божьего < имя > отстань, лихорадка, и плыви вдоль по реке», после чего кору на три дня помещали под матицу, а затем бросали в воду, трижды повторив тот же приговор (Тульск.).

Упорствующую болезнь изгоняли более радикальными способами – угрожали ей, пугали (например, потихоньку клали под рубаху, за спину больного лягушку). Лихорадку пытались вывести с помощью сильных, неприятных запахов (дыма от жженых волос, конских копыт и т.п.), а также выгнать посредством неприятных, вызывающих рвоту веществ, заставляя больного глотать деготь, полынь, соль, перец, чеснок.

В одном из рассказов, записанных в Олонецком крае, колдун изгоняет лихорадку с помощью змеи: «В деревне Югозере заболел один мужик лихорадкой и отправился к колдуну подлечиться; колдун положил его спать в амбар и под соломенную настилку, на которой должен был почивать больной, положил змею, спрятанную в голенище. Хотел больной заснуть, но не может; является к нему белая женщина и говорит: «Уйди, зачем ты сюда пришел? Если не уйдешь, я убью тебя!» Испуганный мужик побежал к колдуну. Колдун объяснил ему, что лихорадка стращает и гонит его для того, чтобы в нем остаться; затем привел мужика на прежнее место и велел лежать; причем нарочно громко, для того чтобы лихорадка слышала, сказал, что он вспорет мужика розгами, если он осмелится встать. Испуганная предстоящею поркою, лихорадка удалилась». От лихорадки, по поверьям, помогало ношение сухой лягушки в ладанке; тельного креста из могилы [Даль, 1984].

Крестьяне Сургутского края считали наиболее действенным способом избавления от лихорадки лежание в черной бане: во время приступа больной должен был залезть в бане на каменку и лежать там недвижно и молча. В это время придет лихорадка (в обличье человека, но без лица) и начнет стращать больного. Если выдержать эти «страсти», то наступит исцеление. Того же, кто будет шевелиться, лихорадка оплюет и убежит. По мнению жителей Саратовской губернии, от лихорадки оберегала змеиная шкурка (выползок) или пояс, через который три раза переползла змея.

Направленные против лихорадки действия могли сопровождаться заговорами (в самом начале нашего тысячелетия заговоры от трясовиц помещались в канонических церковных книгах и лишь впоследствии были из них изъяты и перешли в разряд апокрифов).

Как правило, заговоры от лихорадок начинаются с обращения к способным избавить от трясовиц существам, и далее описывают появление и изгнание «дев-трясовиц», соответствующее желаемому исцелению больного: «На горе Фав-ростей, под дубом Мамврийским ту седяху Сихаил, Михаил и ту собрашася все силы небесныя, ангели и архангели, херувими и серафими, а идут семь дев простовласы и без пояс, и они им молвят: «Кто вы естя, девы?» Они же рекоша: «Дщери есмя царя Ирода». – «Где идете?» – «Идем в мир костей человеческих ломити и тела их томити». И они им дали по тысящи ран железны дубцы да ввергли их во огненное море. «Не дай Бог вам бывати из огненного моря ни в роду, ни в племени». Собрашася силы небесные, ангели и архангели, херувими и серафими, отгнаша от раба Божьего < имя >» (Сарат.),

В других заговорах дев-трясовиц изгоняют с помощью уговоров, увещеваний, посулов: «Здесь вам не житье, не жилище, не прохладище; ступайте вы в болота, в глубокие озера, за быстрые реки и темны боры: там для вас кровати поставлены тесовыя, перины пуховыя, подушки пересныя; там яства сахарния, напитки медовые; там будет вам житье, жилище, прохладище...» [Майков, 1869].

В заговорах обязательно перечисляются все возможные имена лихорадок и их характеристики, иначе магические слова окажутся недейственными.

Среди святых, способных изгнать, побороть лихорадки, упоминаются св. Сисиний, Сысой, Зиновий, Филипп, Пафнутий и «все силы небесные». Образ св. Сисиния, устранителя лихорадок, по-видимому, перешел в русские верования и апокрифы из греческой легенды о Сисиний, защитившем детей сестры Милетины от демона Гило перечислением всех его двенадцати имен [Черепанова, 1983].

Стараясь избавиться от лихорадок, кроме разнообразных магических средств, крестьяне использовали и лекарственные травы (полынь горькую, спорынью, чертополох, траву «живучку», именуемую в некоторых районах России «лихорадочна трава»).

ЛОБАСТА, ЛОБОСТА – русалка; дух в облике женщины огромного роста, «от неба до земли» (см. АЛБАСТА).

ЛОМЕЯ, ЛОМЙХА, ЛОМЛЕЯ – мифическое существо женского пола, персонифицирующее лихорадку (см. ЛИХОРАДКА).

«Мне имя Ломея. Ломит кости и сустаны» (Арх.).

Ломея – лихорадка в облике женщины, которая вызывает боль, ломоту в теле человека.

ЛОСКОТУХА – русалка.

«Лоскотать» означает и «болтать, трещать», и «щекотать». По поверьям многих районов России, русалки стараются заманить к себе человека, а затем могут защекотать, замучить его до смерти (см. РУСАЛКИ).

Лоскотухи – русалки, души девушек, умерших зимою, весною или летом. В полях они «залоскачивают» [защекачивают] насмерть парней и девушек [Чубинский, 1872].

Чтобы уберечься от русалок-щекотух, в период приблизительно с Троицы до начала Петровского поста старались не ходить в одиночку в лес или к воде, а также в засеянное рожью поле, особенно после захода солнца; носили с собой отпугивающие русалок травы (чеснок, полынь и т.д.). (Наиболее опасной считалась неделя до и после Троицы.)

Хотя представления о русалках-щекотуньях общераспространенны, название лоскотуха более характерно для южных, юго-западных районов России.

ЛУГОВИК – луговой, полевой дух.

Название полевого духа луговик встречается редко, преимущественно на северо-западе России.

Крестьяне Тульской губернии полагали, что мохнатые луговики (вместе с полевиками и колодезниками) обитают под землей, в норах, но выходят оттуда в полдень и перед заходом солнца. В это время они опасны, могут «навести» на человека болезнь, лихорадку.

ЛУКАВЫЙ, ЛУКАНЬКА – нечистый дух, черт; Дьявол, Сатана; леший.

«Потом приходят мужики, а он [умерший колдун] на лавке сидит, ноги поджал и руки сложил. А один мужик не растерялся и говорит: «Ложись, Васька, а то топором башку отрублю». Это его лукавый и черт подняли» (Волог.); «Луканька, поиграй, да назад отдай!»; «Луканька хвостом накрыл» [Даль, 1881]; «В нашем лесу луканька заводит» (Яросл.); «Куда тебя луканька занесла!» (Оренб.); «Вся неправда от лукавого» [Даль, 1881].

Иносказательным луканька именуют принимающего различные облики нечистого духа, черта, который стремится слукавить, обмануть, заморочить человека: «Луканька, лукавый – соблазнитель, бес» [Даль, 1881].

Луканька, возможно, не только лукавый, но и луковый, т. е. с головой, напоминающей луковицу [Мокиенко, 1986].

«Лукавой силой» называют нечистую, дьявольскую силу; «Да что она есть за лукавая сила, за мать, что он, нечистый дух, за отец!» (Дон).

ЛЫСКО, ЛЫСЫЙ, ЛЫСЫЙ БЕС – черт, бес; Дьявол.

«Корми дьявола лысого!» (Смол.); «Отвяжись, бес лысый!» (Вятск.); «Ни лысого беса нет тебе!» [Даль, 1881].

Нечистые духи, по поверьям, нередко принимают облик людей, но он всегда чем-то отличается от обычного человеческого. Чаще нечистые мохнаты, волосаты, но могут представляться и совершенно лишенными волос, лысыми, с остроконечной головой. «Лысый бес – старый черт» [Даль, 1881].

ЛЮБАК, ЛЮБОСТАЙ – нечистый дух или змей, посещающий тоскующих женщин (см. ЗМЕЙ).

Любак означает «любовник»; «любастый» – «статный, красивый»; Змей-любак – «огненный змей, рассыпающийся около дома, где живет любовница» (Калуж., Тамб.).

ЛЮЦИПЕР, ЛЮЦЫПЕР – черт, Дьявол.

Люцыпер – народная переделка имени Дьявола «Люцифер», однако люципером крестьяне могли назвать не только «старшего» адского духа, но и подвластного ему черта, нечистого.

ЛЯД – нечистый дух, бес; леший.

«Пошел ты к ляду!» (Тульск.); «Какого ляда!» (Костр.).

Ляд – название по месту обитания такого нечистого духа, лешего: в ляде, лядине, т. е. на заброшенных или заболоченных землях [Мокиенко, 1986].

 

МАВКА – русалка.

Название русалки мавка характерно для поверий южной, юго-западной (реже – центральной) России. Крестьяне Орловской губернии считали, что «дети, родившиеся мертвыми и некрещеные, превращаются в мавок (то же, что русалок) и что тоскующие души их... просят себе крещения». Стать мавками-русалками могли, по поверьям, и девушки-утопленницы (см. РУСАЛКА).

МАВРИДА – лихорадка (см. ЛИХОРАДКА).

МАЛАХЙТНИЦА – дух в облике девушки, обитающей в залежах малахита. «Слыхал, что хозяйка эта – малахитница-то – любит над человеком мудровать» (Урал).

Малахитница – «хозяйка» подземных недр, в частности, залежей малахита. Она охраняет подземные сокровища и лишь по своему выбору допускает к ним людей.

МАМАЙ – фантастическое страшилище, которым путают детей.

«Баю-бай, баю-бай, К нам приехал мамай, К нам приехал мамай, Просит, Арсеньку отдай. Мы Арсеньку не дадим, Пригодится нам самим» (Мурм.).

Слово мамай заимствовано из тюркских языков и может употребляться в обобщенном значении «носитель зла» (очевидно, и в связи с воспоминаниями о татаро-монгольском иге). Мамай – таинственное существо (в облике страшного незнакомца, старика), особенно опасное для детей.

МАМОН, МАМОНА, МАМУНА, МАМОНТ – демоническое существо, бес; фантастический зверь, который обитает под землей.

Упоминание о Мамоне беззаконном, мамонте насыльном и нахожем – опасных демонических существах – ветречается в заговорах и историко-литературных памятниках. В «Молитве Архистратига Михаила от ускопу» (рукопись XIX века) говорится о Мамонте – «бесе проклятом» [Черепанова, 1983].

В апокрифах демонический персонаж Мамона (Мамонт) (облик его подробно не описывается) – один из представителей «силы бесовской», противостоящей Богу и ангелам. Этот образ, по-видимому, возник вследствие народного переосмысления евангельского образа мамоны (божества богатства). В ряде русских говоров мамона – «имя божества богатства у некоторых древних народов»; мамон во многих областях России означает и «желудок, брюхо»; «мамонить» – «соблазнять, обжираться». Служение «Мамоне неправедному» искони противопоставлялось служению Христу (ср. «Работати Мамоне неправедному» – Слово Иоанна Златоустого о играх и о плясании).

В поверьях Сибири образ Мамоны – демонического существа – слился с образом мамонта – огромного зверя: «Мамонт-зверь ходит под землей, как рыба в воде; если выйдет в яр, то умирает» (Том.).

МАН, МАНИЛКА, МАНИЛКО, МАНИЛО, МАНИХА (ПОМАНИХА) – привидение; дух, обитающий в различных постройках; пугало, бука. «Хозяева говорят: – Это наш дом, да мы в нем не живем, потому что в дому очень манит. – Пустите меня туда, я всех манов выведу [из сказки]» (Новг.); «Она подумала, либо это ман, а то и покойник...» (Новг.); «Манило, он в лес манит» (Печ.); «Дома поманиха, вроде домовой» (Печ.).

«Мана» во многих районах России означает «обман, наваждение», а «манить» – «обманывать, мерещиться»: «Не померещилось ли, не мана ли какая нашла» [Даль, 1881]; «Местечко занятное, как будто манит к себе и что-то маячит» (Урал).

Ман – «лжец, обманщик»; маниха – «тот, кто манит»; соответственно, маном, манилкой, манихой именуются различные нечистые духи, которые, по поверьям, могут появляться в облике призрачного видения (в том числе в облике покойника) и «манить, блазниться», то есть морочить, обманывать и пугать людей, ср.: «У них в доме манит, видно, кикимора завелась» (Волог.); «Мне что-то манится, видится мана» (Сев.).

«Манящие» существа невидимо расхаживают по избе, стучат и шумят, раскидывают посуду, швыряются кирпичами, гасят свет, стонут, причитают. Принимая неожиданные и устрашающие образы, они «выживают» из дома и даже губят людей: «Лег я, значит, на печку, совсем уж начал было засыпать. Слышу: вроде как козочка скачет по полу. А у нас-то сроду коз не держали. Слышу дальше, вроде как кто-то крючок откинул, а дверь не открылась. Потом копытца по полу туп-туп до печки... Я как заору: «Мама!» – и к матери» (В.Сиб.). В рассказе, записанном на Новгородчине, девочке, которая вечером осталась в избе одна, мерещится выходящая из-за печки корова, а в люльке ее маленького брата оказывается какая-то незнакомая девчонка.

Чаще всего манами называются духи, обитающие в доме, надворных постройках и соотносимые с домовым, кикиморой, покойниками (см. БЛАЗНЬ, ПАСТЕНЬ, ДОМОВОЙ, КИКИМОРА). В поверьях Вологодчины манилко – нечистый дух, домовой, которым пугают детей.

Новгородцы и жители Вологодчины маном именуют банника, а также призрака, покойника, обитающего на колокольне (см. КОЛОКОЛЬНЫЙ МАН).

Баенный ман – нечистый дух под каменкой; с ним опасно встречаться в полночь: согнет в несколько раз и сунет в каменку (Новг.); колокольный ман – дух в красном колпаке, обитающий на колокольне и разрывающий попавшегося ему человека на части (Новг.).

По общераспространенным представлениям, «манить» могут и лесные, стихийные духи (леший, «хозяева» подземных недр), которые, однако, обычно не именуются манами.

МАНЬЯ, МАНЬЯК – призрак, привидение; нечистый дух в виде падающей звезды.

Манья, как и ман, – «мерещущееся», «манящее» существо, соотносимое с нечистым духом, бесом, призраком, но имеющее в поверьях ряд специфических характеристик.

В. Даль сообщает, что маньяк – это «призрак, видение, дух»; манья – «безобразная старуха с клюкой». Она «бродит по свету, ища погубленного ею сына» [Даль, 1881].

Аналогично на севере, северо-востоке России и в Сибири манья – призрак, привидение, чаще всего в облике старой, тщедушной женщины. «Занятия» ее в имеющихся материалах не описаны.

В центральной и юго-западной России маньяком именуется тень, видение, а также дух, принимающий облик падающей звезды (увидеть его можно в конце февраля).

Согласно приводимым И. П. Сахаровым поверьям, 5 марта, в день Льва Катанского, «не должно смотреть на падающие звезды с неба. Худая примета заляжет на душу того, кто завидит падающую звезду; она предвещает неизбежную смерть ему или кому-нибудь из его семейства. Простодушные, пренебрегающие старыми приметами, увидевши падающую звезду, говорят: «Маньяк полетел». Опытные люди всегда чуждаются таких людей и даже имеют об них худое понятие «[Сахаров, 1849].

Маньяки – призраки, привидения неопределенного облика, могли, по поверьям, показываться работающим в поле женщинам-жницам и в день Кирика и Улиты, 28 июля. «Кто на Кирика и Улиту жнет, тот маньяка видит» (Ворон.).

МАРА, МАРА, МАРЕНА, МАРУХА, МАРАШКА – призрак, видение; дух в облике женщины, появляющийся в доме (реже – вне дома); Смерть. «Ходит як мара» (Смол.); «Мару побачил» (Брян.); «За печкой мара / Черным-черна» (Тульск.); «Мара – как человек. Оставят прялку ночью, так мара прядет» (Волог.); «На ровнице мара сидит, волосы свои расчесывает» (Онеж.); «А баенщик в байне жывет, водник в воде, а есть еще запечная мара; то тоже в доме жывет, может, за печкой, а может, и еще где» (Онеж.).

Мара – одно из самых таинственных, «смутных» и, по-видимому, древних существ в поверьях русских крестьян.

Мара – дух в облике высокой женщины или, напротив, сгорбленной старухи, но почти всегда с длинными распущенными волосами. На Ярославщине мару представляли красивой девушкой в белом. По поверьям Тульской губернии и Олонецкого края, мара «черна», одета в рвань и даже космата: «Детей раньше бякой да запецельной марой пугали, оденут шубу вверх шерстью и говорят: «Вот бяка или запецельная мара идет»» (Онеж.).

В некоторых местах мару уподобляют кикиморе (см. КИКИМОРА): она незримо обитает в избе, чаще всего за печью, откуда и названия мара запечельная, запечная. В поверьях псковичей марушка, подобно другим духам, проказящим в доме, незаметно похищает вещи. Становясь видимой по ночам, мара допрядает (или рвет, путает) кудель и пряжу, которые оставлены хозяйками без благословения (Волог., Олон., Тульск.).

Крестьяне Калужской губернии верили, что мара шьет и прядет в лунные ночи; но делает это «не к добру». Мара опасна для детей: на Вологодчине, как и в некоторых других районах России, «бабкой Марой», «запечной марой» пугали ребятишек.

Существа, аналогичные маре, духу, являющемуся в доме, есть в поверьях многих народов. Сходны и названия подобных существ, восходящие, по-видимому, к единому корню. Это мара украинцев – «призрак, привидение, злой дух»; мора сербо-хорватов – «домовой»; mura у чехов – «кикимора, кошмар»; mora, zmora поляков – «кошмар». Древне-северное mara означает «домовой, дух-мучитель» и т.п. [Черепанова, 1983].

По мнению И.М. Снегирева, исландское mara, marra, английское nightmare, чешское morusi значит «кикимора, пастень», мучающий людей во время сна [Снегирев, 1838].

Согласно имеющимся пока материалам, мара русских поверий не столько воплощенный ночной кошмар, сколько воплощенная судьба, «божество-пряха», вещающее перемены в судьбах обитателей дома; а также губительный для детей призрак.

Мара – призрак, привидение, мираж – может появляться не только в доме. Это и «злой дух, присутствующий везде» (Вятск.); и «злое существо, воплощающее смерть» (Курск.); (Слово мара означает «туман», «мгла, марево», а в некоторых районах России – «гибель».) В этой своей ипостаси мара схожа с белой женщиной (девушкой в белом одеянии) – видением в облике высокой женской фигуры в белом. Такое видение может возникнуть повсеместно и предвещает несчастья, воплощает смерть (см. БЕЛАЯ (БАБА, ДЕВКА).

Кроме того, на Ярославщине марой именовали полудницу (красивую девушку в белом, появляющуюся среди зреющих хлебов).

В южных и юго-западных районах России Мареной называли и чучело (куклу, дерево, ветку), сжигаемое, разрываемое или потопляемое во время праздника проводов зимы, а также в ночь на Иванов день (7 июля); такое чучело могло, по-видимому, воплощать уходящий отрезок времени – зиму (смерть), весну – или божество, связанное с плодородием, растительностью, соотносимое и с русалкой, ведьмой.

Образ мары в русских поверьях, таким образом, очерчен не вполне определенно и «осколочно» проявляет себя в различных ипостасях. Устойчивыми признаками этого образа остаются его призрачность, влияние на судьбы людей, а также способность мары – «тумана и марева» – появляться только в определенное время; ночью или, напротив, в полдень и в «полдень года» – во время летнего солнцеворота или созревания хлебов, «на переломах» года (смена зимы и весны) и «переломах» человеческой судьбы (жизнь – смерть).

Попытки так или иначе трактовать образ мары предпринимались неоднократно. «Наиболее вероятна связь слов этого гнезда [с корнем мар] с глаголами манить, маять или с образованиями от корня mr (санскрит mrtis, латинское mors, славянское съ-мьрьть) [Черепанова, 1983]. В.В.Иванов и В.М. Топоров полагают, что в образе Мары отразился древний прототип, «связанный со смертью и водой – морем» [Иванов, Топоров, 1974]. «Мара, мора первоначально значило «болото, стоячая вода»... что сопрягается с мотивировкой Мокоши от мок – «сырое, болотистое место». Значит, и та и другая – обитательницы сырых мест» [Мокиенко, 1986].

Ряд исследователей видит в образе мары сложное сочетание «смерти, рождения и плодотворности». Так, О.А. Черепанова считает мару олицетворением судьбы, рока, но подчеркивает и ее традиционную для ряда русских женских мифологических персонажей связь с домашними работами, влагой, плодородием [Черепанова, 19 8 3].

Можно предположить, что мара – это и своеобразная персонификация разных световых состояний мира, универсума в женском облике: она и марево (полдень, полдневный зной), и мрак (ночь, тьма, морок). Некоторым основанием для такого предположения могут служить, в частности, неразрывная связь появления мары с определенным временем суток, а также рассуждения А. Потебни о возможном «противоположном» развитии слов единого корня мар–: «От корня слов мар – жар солнечный, марить, о солнце: жарить, марный, жаркий, происходят и маряный, розовый, багровый («вечер маряный», когда небо покрыто розовыми облаками, «заря маряна» – ясная, красная, Ю.Сиб.), и марать, собственно чернить... (чешское Muriena, смерть, зима, по отношению черного цвета к смерти, морить)» [Потебня, 1914].

О.А. Фрейденберг в своих трактовках объединяет Мару-универсум и Мару-судьбу, Мару-женщину и Мару-дерево, полагая, что в мифологическом мышлении судьба, доля человека может представлять собой «долю», часть универсума (подобную ему) и быть отдельным существом (двойником, огнем, растением). «То она [доля] Мара, душа, душит во сне; она дерево, душа и человека, и растения. На этом образе заложена вся будущая так называемая майская обрядность. «Май», означающий зелень, сжигается, топится, вешается; он представлен в виде дерева, соломенного чучела, куклы...» [Фрейденберг, 1978].




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-06-28; Просмотров: 261; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.067 сек.