Ход Собора

Состав Собора

Епископских кафедр было ок. 1000 на Востоке и ок. 800 на Западе (в основном в лат. Африке) (Болотов. Лекции. Т. 4. С. 24). Представительство их на Соборе было далеко не полным и весьма непропорциональным. Запад был представлен минимально: по одному епископу из Испании (свт. Осий Кордубский), Галлии, Африки, Калабрии (Юж. Италия). Престарелый еп. Римский свт. Сильвестр прислал представителями 2 пресвитеров. Было по одному епископу из сопредельных империи вост. стран - Готии и Персии. Епископ крупнейшего города Персии, Селевкии-Ктесифона, прислал как представителей неск. пресвитеров. Но большинство отцов Собора было из вост. части империи - Египта, Сирии, Палестины, М. Азии, Балкан. Источники называют различную численность участников Собора: ок. 250 (Euseb. Vita Const. III 8), ок. 270 (свт. Евстафий Антиохийский - ap. Theodoret. Hist. eccl. I 8), более 300 (имп. св. Константин - ap. Socr. Schol. Hist. eccl. I 9), более 320 (Sozom. Hist. eccl. I 17). Вошедшее в традицию точное число участников - 318 первым назвал свт. Иларий, еп. Пиктавийский (Hilar. Pict. De synod. 86), и вскоре свт. Василий Великий (Basil. Magn. Ep. 51. 2). Свт. Афанасий Великий неск. раз упоминал о 300 участниках, но в 369 г. назвал число 318 (Athanas. Alex. Ep. ad Afros // PG. 26. Col. 1032). Этому числу сразу приписали символическое значение: таково число воинов - рабов Авраама (Быт 14. 14) и, еще важнее, греч. цифры Т I Н (318) изображают Крест и 2 первые буквы имени Иисус. Т. о., на Соборе присутствовало более 6-й части вселенского епископата. Гонения, особенно на Востоке, закончились совсем недавно, и среди отцов Собора было много исповедников. Но, по замечанию В. В. Болотова, они могли оказаться «слишком ненадежными, слабыми» защитниками веры в богословских спорах (Лекции. Т. 4. С. 27). Исход зависел от того, за кем пойдет большинство. Притом что епископов, сочувствующих Арию, было немного, положение было тревожным. Весь Восток уже был погружен в спор, распространенный предсоборной перепиской епископских кафедр.

Епископы должны были съехаться в Никею к 20 мая 325 г., 14 июня император официально открыл заседания Собора, а 25 авг. Собор был объявлен закрытым. Последнее собрание отцов совпало с началом празднования 20-го года царствования имп. св. Константина. Собравшись в Никее и ожидая открытия Собора, епископы проводили неофиц. дискуссии, в к-рых могли участвовать клирики и миряне. Вопрос о председательстве на Соборе не очень занимал современников и ближайших историков, к-рые не дали на этот счет никаких конкретных сведений, но он имеет принципиальное значение для католич. историографии, к-рая, в духе позднейшей доктрины папизма, хотела доказать, что Собором руководил папа через своих представителей. Почетным председателем на Соборе, однако, был император, деятельно участвовавший в заседаниях (он тогда не был ни крещеным, ни даже оглашенным и принадлежал к разряду «слушающих»). Это не противоречит тому, что кто-то из отцов первенствовал на Соборе. Евсевий неопределенно говорит о «председателях» (προέδροις - Euseb. Vita Const. III 13), а также о «первенствующих» каждой из двух «партий» (πρωτεύων τοῦ τάϒματος - Ibid. III 11). Возможно, председательствовал свт. Осий, однако, безусловно, не как представитель епископа Рима, каковым он не был, но как главный в то время церковный советник имп. св. Константина. Именно свт. Осий значится в списках отцов Собора на 1-м месте. На 2-м месте стоят посланцы епископа Рима, но они не играли на Соборе заметной роли. Высказывались предположения о председательстве свт. Евстафия Антиохийского, Евсевия Кесарийского.

Офиц. заседания происходили в самой большой зале имп. дворца. При их открытии все собравшиеся безмолвно ждали имп. св. Константина. Вошли немногие придворные, затем возвестили о приходе императора, и все встали. Выйдя на середину, имп. св. Константин сел в поданное ему золотое кресло; затем сели и остальные. Один из епископов приветствовал императора краткой благодарственной речью. Затем имп. св. Константин обратился к Собору по-латыни, призывая к единству. Краткая его речь была переведена Собору на греч. язык, после чего император передал слово «председателям». «Тогда одни начали обвинять своих ближних, другие защищались и порицали друг друга. В то время как с той и другой стороны сделано было множество возражений и поначалу возник великий спор, царь выслушивал всех терпеливо, внимательно принимал предложения, и, разбирая в частностях сказанное той и другой стороной, мало-помалу примирил упорно состязавшихся… Одних убеждая, других усовещивая словом, иных, говоривших хорошо, хваля, и каждого склоняя к единомыслию, он сообразовал понятия и мнения всех касательно спорных предметов» (Euseb. Vita Const. III 10-13). Имп. св. Константин, т. о., действовал как «примиритель», за к-рым, впрочем, стояла вся полнота имперской власти. В первую очередь было рассмотрено откровенно арианское исповедание веры Евсевия Никомидийского. Оно было сразу же отвергнуто большинством. Арианская партия на Соборе была немногочисленна - не более 20 епископов. Едва ли не меньше было просвещенных, с ясным догматическим сознанием, защитников Православия, таких как свт. Александр Александрийский, свт. Осий Кордубский, свт. Евстафий Антиохийский, Макарий I, еп. Иерусалимский. Нет оснований считать сторонником Ария Евсевия, еп. Кесарийского. Будучи оригенистом, в своем умеренном субординационизме он не доходил до признания Сына Божия творением. Для единомышленников Кесарийского предстоятеля, составлявших 3-ю влиятельную группу, было характерно стремление сохранить традиц. формулировки, почерпнутые из Свящ. Писания. Вопрос заключался в том, за кем пойдет большинство Собора. Та «традиционность», к-рую предлагали сторонники еп. Евсевия Кесарийского, означала уход от ответа на арианский вызов в догматическую неопределенность. Требовалось противопоставить учению Ария ясное исповедание правосл. веры. Евсевий предложил в качестве такого исповедания крещальный символ своей Церкви (Theodoret. Hist. eccl. I 12; Socr. Schol. Hist. eccl. I 8). Это был сильный ход: Евсевий, первоиерарх Палестинского округа, имел в своей юрисдикции церковь св. града Иерусалима. Император одобрил символ, но предложил внести в него «всего лишь» одно слово - «единосущный» (см. ст. Единосущие). По всей вероятности, термин был предложен свт. Осием Кордубским (ср.: Philost. Hist. eccl. I). Для Запада термин был вполне православен. Тертуллиан, рассуждая о Св. Троице, говорит о «substantiae unitatem» (единстве сущности), «tres... unius substantiae» (единой сущности Трех) (Tertull. Adv. Prax. 2). История термина на Востоке была осложнена его еретическим словоупотреблением. Антиохийский Собор 268 г. осудил учение о единосущии Сына Отцу, развитое Павлом Самосатским, сливавшим Лица Св. Троицы (Athanas. Alex. De decret. Nic. Syn. // PG. 26. Col. 768). В то же время мн. попытки найти на доникейском Востоке правосл. употребление слова «единосущный» страдают тенденциозностью. Так, поздний апологет Оригена Руфин в своих переводах, искажающих александрийского учителя, хотел анахронически представить его богословие вполне соответствующим никейскому Православию. В Руфиновом пер. «Апологии Оригена» сщмч. Памфила есть место, где термин употреблен Оригеном в связи с тринитарным догматом, но в применении не к Св. Троице, а к ее вещественным аналогиям: «Истечение представляется единосущным, то есть одной субстанции, с тем телом, из которого происходит или истечение, или испарение» (Pamphil. Apol. pro Orig. // PG. 17. Col. 581). В доникейских творениях свт. Афанасия это слово не употребляется. И впосл. на Востоке термин «единосущный» не всегда понимался православно. Модалистскую тенденцию обнаружил Маркелл Анкирский, активнейший противник Ария на Никейском Соборе. Его упорно гнали и осуждали ариане, а православные всегда оправдывали; однако после смерти (ок. 374) его осудил II Вселенский Собор (прав. 1). Неожиданное, ввиду подавляющего вост. большинства на Соборе, принятие его отцами термина «единосущный» объясняется, по всей видимости, предварительными совещаниями до офиц. открытия Собора, на к-рых удалось заручиться поддержкой вождей правосл. стороны. Авторитетное предложение императора, поддержанное «председателями», было принято большинством Собора, хотя многим могла быть по душе догматическая неопределенность кесарийского символа. Отредактированный Собором Символ, завершавшийся анафематствованием арианского учения, подписали почти все. Даже самые воинственные вожди арианской партии, епископы Евсевий Никомидийский и Феогнид Никейский, под угрозой ссылки поставили свои подписи. Сомнительно сообщение Созомена (Hist. eccl. I 21) о том, что эти 2 епископа, признав Символ, не подписали отлучения Ария: на Соборе то и др. было жестко связано, хотя в самом Символе имя Ария не упомянуто. Лишь двое, Феона, еп. Мармарикский, и Секунд, еп. Птолемаидский, скорее из солидарности со своим земляком Арием (все трое были ливийцы), отказались подписать Символ, и все трое были сосланы.

Осуждение арианства - важнейшее, но не единственное дело Собора. Он занимался также различными каноническими и литургическими вопросами. В Послании Собора «Церкви Александрийской и братиям в Египте, Ливии и Пентаполе» (ap. Socr. Schol. Hist. eccl. I 9) кроме осуждения арианства говорится о решении относительно мелитианского раскола. «Собор желал оказать Мелитию более человеколюбия». Сам Мелитий сохраняет сан, но лишается права рукополагать и участвовать в выборах епископов. Поставленных им можно принимать в общение, «утверждая более таинственным рукоположением». Архиеп. Петр (Л'Юилье) считает, что это рукоположение имеет сакраментальный характер, восполняя дефектность схизматических хиротоний, но при этом не утверждалась категорически их полная недействительность (The Church. p. 29).

Собор принял решение и относительно даты празднования Пасхи. Эти 2 постановления были распространены в форме посланий. Часть постановлений Собора сформулирована в виде 20 канонов (правил). Имп. утверждение давало всем постановлениям Собора силу гос. закона.

Собор несомненно сознавал свои полномочия «святого и великого» Вселенского Собора, но фактически рецепция Собора во Вселенской Церкви растянулась более чем на полстолетия, до II Вселенского Собора. Опережая свое время, Никейский Символ с его терминологией не соответствовал богословской традиции Востока. Принятие этого Символа - момент промыслительный и богодухновенный, но когда понадобилось вставить Символ в контекст предшествующего вост. богословия, обнаружилось их существенное несоответствие. Именно этим объясняется тот факт, что немалое число епископов, одобривших Символ на Соборе, впосл. от него отказались. Имп. давление здесь исключено: церковная политика имп. св. Константина и его сыновей вовсе не состояла в навязывании Церкви совершенно чуждых ей формулировок. Это была политика приспособления к церковному большинству. Становясь на сторону одной из церковных партий, имп. св. Константин стремился не навязать одним мнение других, но всеми силами созидать церковное единомыслие. Трудности рецепции Собора нельзя объяснить и одними только кознями еретиков. Консервативное большинство на Востоке, легко отвергнув чистое арианство (только лет через 30 после Собора оно начало вновь обнаруживать себя), испугалось никейского «единосущия», потому что оно требовало решительной ревизии всего доникейского богословия. Для Православия десятилетия после Собора - в высшей степени плодотворное время уяснения Троичного догмата, не только в аспекте антиарианской полемики, но прежде всего в положительном его раскрытии. Никейский Собор дал краткий Символ. Ко времени II Вселенского Собора Церковь обогатилась основанным на этом Символе тринитарным богословием в творениях 2 поколений защитников Православия - свт. Афанасия Великого и каппадокийцев.

Дата добавления: 2015-06-28