Я уничтожу вас. 9 страница. А потом звериная сущность моей же правой рукой ухватила осколок (ей дела не было до одновременного вопля Макса и Клыка: «Не-е-е-е-ет!») и резко выдернула его

А потом звериная сущность моей же правой рукой ухватила осколок (ей дела не было до одновременного вопля Макса и Клыка: «Не-е-е-е-ет!») и резко выдернула его из запястья, ведь единственным, что хотел зверь, было избавиться от боли. Но легче не стало. И потом эта боль была рядом еще очень-очень долго. Кровь взметнулась фонтаном. Мне показалось, что я почувствовала её капли на своём лице. Последнее, что я помню, это бегущий Макс, протягивающий ко мне руки и, кажется, прижимающий к себе (его белая майка вся испачкалась в моей крови), и Клык, в ужасе отступающий назад.

Вот и всё.

Темнота… Темнота… Темнота…

…вспышка…

Глава 10.

Кража со взломом.

Быть свободным не значит делать все, что ты хочешь.

Быть Свободным - значит понимать, чего делать нельзя.

Быть смелым не значит ничего не бояться.

Быть Смелым - значит спокойно смотреть в глаза своему страху.

(с)

Темнота, как ни странно, оказалась мягкой и успокаивающей. «Усыпляющей бдительность!» – вякнуло было подсознание, но усилием воли я заставила его заткнуться.

-Но вперед дороги нет – догорел заветный свет. А идти опять назад – лучше сразу спрыгнуть в ад, - тихонько прочитала я темноте свои стихи. Тьма, конечно же, промолчала, но звук собственного голоса успокоил меня окончательно. Я толкнула входную дверь, и спустя секунду она захлопнулась за спиной с тихим щелчком, похожим на выстрел из пистолета с глушителем. Рука непроизвольно дернулась, и я прижала её к тому карману, где лежал нож. Это придало уверенности, но всё же я не в первый раз задумалась о том, что огнестрельное оружие куда более эффективно, чем холодное. Слово Воина, первым, что я куплю, закончив проклятую школу, будет…

Странный шорох за дверью мгновенно вытащил меня обратно в реальность. Я вздрогнула всем телом, в сердце снова что-то кольнуло; но это оказался всего лишь сильный порыв ветра, несущий с собой хлопья снега.
Клянусь всеми демонами мира, именно этот порыв и разбудил Ниакрис. До тех пор она тихо подрёмывала где-то в глубине сознания, предоставляя мне действовать и размышлять самой, но сейчас, кажется, устала от моих страхов и нерешительности. Я прикрыла глаза, и два сознания слились воедино. Когда я снова их открыла, мне уже больше не было страшно, потому что Ниакрис, в отличие от меня, понятия не имеет, что такое страх.

За то время, пока я стояла в коридоре (а это, несомненно, мог быть только он), глаза успели привыкнуть к полумраку, и я начала осторожно осматриваться. Впереди через несколько метров коридор разветвлялся. Одна из комнат была, скорее всего, кухней или столовой, потому что я углядела холодильник, вторая же пока оставалась недоступной взору. Из обеих комнат в коридор падали тонкие тусклые полосы белесого света – видимо, окна были не занавешены. Мысленно я поблагодарила Клыка за этот подарок, ведь если бы шторы были задернуты, коридор оказался бы тёмен, словно задворки подсознания, и либо я бы тут всё в темноте посшибала к чертям, либо пришлось бы включать фонарик, а это ой как нехорошо. Уж очень легко заметить скользящий лучик света в окнах тёмного дома.

Всё, хватит посторонних мыслей, пора как можно быстрее сделать то, зачем я сюда пришла. Раз, два, три, четыре, пять, я уже иду искать. Ну и где же ты можешь быть спрятана, чёртова подвеска?..
Что-то мне подсказывало, что если дурацкая побрякушка всё-таки где-то в доме, то точно не внизу, не в общих комнатах. Но всё же, для очистки совести, следовало окинуть их хотя бы поверхностным взором, может, найду хоть какую-нибудь подсказку.

Мягкая ворсистая дорожка скрадывала шаги. Я оглянулась, чтобы посмотреть, не оставляю ли следов. Не оставляла. Едва приминающийся под ногами ворс тут же возвращал себе прежнюю форму, стоило только убрать ступню. Эта дорожка, как и полутьма вокруг, тоже будто бы усыпляла бдительность.

Первая комната, до которой я дошла, действительно оказалась гибридом кухни и столовой. Заходить туда не стала, лишь мельком всё осмотрела, стоя на пороге. Кухня была большой. Туда вместились и внушительных размеров гарнитур, и барная стойка, и гигантский холодильник, и мощный дубовый стол. Было ощущение, что здесь питается не один человек, а целый цыганский табор. Не представляю, как бы ходила по такой кухне, живи я здесь. Лишь кинув один единственный взгляд, я почувствовала внутри дикую тоску от того, как много здесь всего... И как пусто. Я поспешно сделала шаг назад и пошла по дорожке к следующей комнате. Ниакрис внутри молча помотала головой, будто подсказывая, что и там я ничего не найду, но любопытство, как известно, убило кошку, поэтому я всё же дошла до второй комнаты и заглянула внутрь.

Это помещение было абсолютной противоположностью того, первого. Я, кажется, упомянула, что кухня была очень большой? Так вот, по сравнению с этим помещением она казалась крошечной. Вторым отличием было то, что здесь почти ничего и не было. Комната была огромной и полупустой. Вдалеке у окна стояло несколько маленьких диванчиков, на стене висела огромных размеров плазма, чуть подальше находилось нечто, напоминающее гигантский музыкальный центр. Всё было обклеено какими-то плакатами, в углу стоял самый большой кальян, который я только видела за всю жизнь, а по стенам змеились самые настоящие цепи, и они же свисали с потолка прямо в середине комнаты. Дальше я не стала присматриваться и отступила в коридор. Что-то мне подсказало, что Клык не любит эту комнату и почти никогда в ней не бывает. Она для чужих людей, когда к нему приходят его парни. Здесь слишком чувствуются пустота и одиночество; я знаю, ему такое не нравится.
А дальше по коридору была стена. Я внимательно её рассмотрела и спросила у Ниакрис, что же делать дальше. Та лишь пожала плечами, но жест этот в данном случае означал не незнание, а нечто очевидное, до чего я могла бы додуматься и без подсказки. Ну конечно. Второй этаж. Там должно быть то, что я ищу, без сомнений. Ведь здесь Клык почти не бывает, а мне нужно место, где он находится постоянно. Мне нужна его комната.
Я обернулась – слева за спиной начиналась широкая лестница на второй этаж.

Я помедлила перед ступеньками. Как ни силён был инстинкт самосохранения, который верещал в оба уха, что надо спешить, но всё же… Это острое, как заточенный нож, чувство… Будто я, девочка из касты неприкасаемых, тайком вхожу в священный храм жрецов-брахманов. И если меня за этим поймают, то немедленная смерть будет самой лёгкой из всех возможных казней.

Ступени лестницы были широкими и слегка поскрипывали под лёгкими шагами. И каждый такой скрип заставлял меня внутренне вздрагивать, хотя внешне я оставалась спокойной. Лестница кончилась, и я очутилась на небольшой площадке напротив одной-единственной двери, слегка приоткрытой. И в этот момент я уже точно знала: подвеска где-то там, за ней. Я будто почувствовала её зов, услышала тихое позвякивание драгоценного металла, – «найди же меня, найди» – быстро подошла к двери, схватилась за ручку и резко дернула на себя. Поток белесого света, лившийся из незанавешенного окна, чиркнул лезвием по глазным яблокам и на пару секунд совсем меня ослепил. Поморщившись, я провела ладонью по векам, будто стряхивая с них капли грязи. Вот поэтому я никогда не буду любить день сильнее ночи. Ненавижу солнце. Его свет причиняет такую боль… И дарит это поганое чувство беспомощности. Ненавижу свет.

Комната оказалась неожиданно большой, почти точно такой же, как зал и столовая внизу. Но в отличие от них, в ней не было этого навязчивого ощущения пустоты, незаполненности. Здесь было много всяких вещей, лежащих где в порядке, а где и в бардаке, но у каждой из них было своё место. Это был такой ясно сформированный маленький мир, что меня оттуда будто выталкивало неведомой силой. Я сразу поняла, что только здесь Клык бывает настоящим, только тут оставляет за порогом тот огромный ворох масок и ролей, которые он вечно таскает с собой, как уродливый горб, и меняет как перчатки. Он никого больше сюда не пускал, это точно, потому что в этой комнате жило настоящее отражение его души. Для своих парней и прочих псевдодрузей у него были другие маски и другая комната, там, внизу. А здесь… Клык ведь никого не пускает в свою душу, и на самом деле окружающие знают о нём совсем мало, почти что ничего. Я могу судить об этом по тому, что знаю этого человека на капельку лучше. Когда демон отпускает его виски и ненадолго исчезает, он перестает видеть во мне врага или желаемый объект обладания, и мучительно пытается понять, что же значит слово «дружба» и существует ли оно вообще. Именно в такие моменты он рассказывает мне что-то вроде того, что я упомянула о его матери. К сожалению, это бывает очень и очень редко, но с другой стороны, он ведь никогда не рассказывает это никому вообще. Кроме меня.

Что ж, Клык, раз ты иногда всё-таки пускаешь меня в свой внутренний мир, то дозволь посетить и эту его часть. Не бойся, надолго не задержусь.

И, глубоко вдохнув, я на цыпочках пошла вперед, пытаясь разглядеть каждую мелочь.
Всё здесь было расставлено весьма гармонично. Комната словно делилась на несколько частей или секций. Первая была спортивной. Казалось, будто на один маленький участок кто-то умудрился впихнуть целый спортзал со всевозможным спортивным инвентарем. Шведская стенка, турник, тренажер-велосипед, беговая дорожка, баскетбольное кольцо, боксерская груша, тяжелые гантели-пятикилограммовки на полу… Может, я даже что-то и забыла. На стене висела мишень для дротиков. В её середине была прикреплена фотография чьего-то лица; шесть или семь дротиков были вогнаны в неё по самое острие по всему периметру. Я подошла поближе и поднялась на цыпочках еще повыше, вгляделась… Но фото было слишком истыкано и изуродовано, чтобы можно было понять, кто на нём изображен. Я уже хотела отвести взгляд, как внезапно зацепилась за одну деталь, заставившую меня вздрогнуть. Нос у человека на фотографии (нельзя было даже понять, парень там или девушка) – а нос оказался единственной уцелевшей частью тела – был сплошь покрыт веснушками. Я подняла руку, коснулась собственного носа и отошла от мишени. Внутри сразу стало как-то холодно и неуютно, но пришлось пересилить себя и пойти дальше.

Следующая часть комнаты (вернее, души) состояла из мягкого уютного кресла, большого торшера и … Огромного книжного шкафа. Вот это действительно ввело меня в ступор аж на несколько минут. Если честно, я внутренне давно решила про себя, что Клык за всю жизнь и одной-то книжки в руки не взял, поэтому никогда с ним о книгах не заговаривала. Но этот огромный, от пола и до потолка шкаф с множеством секций просто вынес меня из устоявшейся реальности. Я медленно подошла к нему, приблизила лицо к стеклу, отделяющему меня от самых ценных сокровищ мира. Сначала попадались какие-то незнакомые зарубежные названия и авторы, но потом я перевела взгляд чуть ниже. Боже мой, сколько же у него фантастики! Почему Клык никогда не говорил, что любит фэнтези даже больше, чем я?! Полное собрание историй братьев Стругацких, все книги Лукьяненко, и это было только начало списка. Сколько же здесь космической фантастики, боже мой! Это просто одна из разновидностей моего посмертного рая. Книги по истории занимали отдельную полку. Здесь было много биографий, особенно всяких выдающихся полководцев. Хм. Фантастика и история. Чего я еще не знаю о тебе, а, Клык?..

Следующая часть комнаты была третьей и последней. И самое большое, что там было, это кровать. Она была не просто большой – огромной. Даже не двуспальной, а целой трёх. И несмотря на то, что выглядела она, покрытая мягким белым пледом, очень уютно, я всё равно поежилась. Мне на такой уж точно не заснуть. Спишь и будто в белом омуте тонешь… Нет уж, максимализм явно не моё направление.

Окончательно всё испортила вдруг некстати закравшаяся мысль. Я снова посмотрела на красивую кровать и с горечью подумала «Интересно, а скольких девушек он… Здесь…», сощурила глаза и резко махнула головой в сторону. Само представление всего этого показалось до ужаса противным, настолько, что кошачьи когти вновь заскребли по пищеводу. Но я сдержалась и лишь внимательнее посмотрела туда, куда случайно повернула голову.

Напротив кровати стоял большой стол. Чего на нем только не было! Монитор, принтер, стопка книг, куча тетрадей, каких-то альбомов, ручки и карандаши, газетные вырезки, зажигалки… В центре стояла большая настольная лампа, а на ней, зацепившись за один из ажурных металлических завитков, висело то, за чем я сюда пришла.

Внутри что-то ёкнуло. Конечно, сразу я не поверила тому, что увидела, поскольку порой не доверяю даже себе самой – так уж научила жизнь. Если бы что-то было в моих руках, оно бы сейчас разбилось, выпав на пол из разом ослабевших ладоней. Еще секунду я смотрела на подвеску, не решаясь поверить. А потом медленно подошла к столу и легонько дотронулась до неё пальцем. Цепочка качнулась, и качнулось что-то внутри меня. Значит, я была права. И всё сделала правильно. Надо хватать дурацкую подвеску и быстрее, быстрее бегом отсюда!

Но что-то незримое не давало этого сделать. Я смотрела и смотрела на кусочек золота, на его легкие покачивания и не решалась взять в ладони.

Что-то не давало.
Взгляд растерянно скользнул по пыльному монитору, по корешкам растрёпанных книг… И остановился на фотоальбоме. В отличие от подвески он буквально притянул меня к себе. Я коснулась обложки, чуть помедлила. Что там? Детские фотографии Клыка? Фото его матери? Зачем мне вообще это знать?.. Надо хватать подвеску и бежать…

НЕТ.
Слово НЕТ вдруг чётко выплыло из тумана подсознания. Интуиция? Ей я привыкла доверять. И потому отвела взгляд от подвески и открыла фотоальбом.

С первой фотографии на меня смотрела милая девочка-подросток. Фото было старое, один краешек и вовсе оторван, но лицо видно вполне отчетливо. Большие зеленые глаза, развевающиеся волосы белого цвета…Девочка будто бежит навстречу фотографу, широко раскинув руки. По губам скользнуло что-то вроде улыбки. Кто же это? Может, его сестра или?.. «Посмотри дальше», - шепнуло подсознание. Я перевернула страницу. На меня снова смотрела девушка, но уже другая. Эта улыбки не вызвала. Она сидела на кровати, широко расставив ноги, так, что было видно всё, скрывающееся под коротенькой юбочкой, и курила. Выражение лица с лихвой выдавало всю её сущность. Про таких говорят – конченная стерва. И чего только общего между двумя этими девчонками?.. Снова перевернула страницу, и снова другая девушка. Я листала всё дальше и дальше, и предо мной представали новые и новые девичьи лица. Некоторые из них были перечеркнуты, какие-то тонкими, а какие-то жирными, несколько раз обведенными крестами. Что за странная коллекция?.. Я перелистнула еще несколько страничек, и вдруг что-то заставило меня остановиться и вернуться назад…
А вот эту девочку я знала. Вера… Вера из 10-го «А», та самая, про которую говорил мне Максим еще тогда, в столовой. Она уже не училась в нашей школе, но забыть её внешность было сложно. Длинные-длинные блондинистые волосы, яркие глаза, пухлые губки... Не было таких людей, кому бы она не нравилась. Красота её была не кукольной, но природной, натуральной… А здесь тонкий черный крест рассекает лицо на четыре части. В голове начала зарождаться одна страшная догадка… Я пролистала еще несколько страниц. Так и есть. Катя и Ленка, бывшие ученицы выпускного класса. Лиза, которая была младше меня на год… И несколько других девочек из нашей школы, которые больше с нами не учились. Догадка в голове обрела твердую форму, но я не могла, не хотела смириться с тем, что она шептала мне на ухо. Я развела ладони, альбом выпал из рук и от удара открылся на последней странице. Взгляд зацепил неровно написанные слова на внутренней стороне обложки – «my bitches».

В голове не осталось ни одной мысли. Я молча подцепила обложку кончиком мизинца, захлопнула её и пододвинула альбом к тому месту, где он лежал. Если сейчас начну думать и пытаться что-то понять, будет больно. Очень больно вот здесь, в середине груди, в маленькой, едва заметной ложбинке.

Но на столе лежал еще и второй фотоальбом. Я спросила у интуиции, открывать его или нет, но та молчала. Что я там увижу? Продолжение коллекции? А оно мне надо?.. Внезапно, вопреки внутреннему сопротивлению, я быстро наклонилась и схватила альбом. Почему-то это вдруг показалось очень важным. Но открыв первую страницу, я едва снова не разжала руки, потому что на меня смотрела… Я сама. Это была моя фотография, моё лицо. Я дотронулась до прозрачной пленки, закрывающей фотографию – может, зеркало? Но нет, не оно. Я перевернула лист. И снова два моих фото, в полный рост, издалека. Ни на одном из них я не смотрю в объектив, будто и не знаю вовсе, что меня снимают. Да похоже, так оно и есть. Я листала дальше и, тихо шевеля губами, считала фото. Их оказалось больше сотни. Все они были очень красивыми, на некоторых я даже будто смотрела в кадр, хотя и всё равно мимо объектива.
Горечь, оставшаяся после первого просмотра, начала потихоньку растворяться, и в конце концов во рту, как и в голове, поселилось прежнее ощущение пустоты.
Что же это, Клык? Ты меня так сильно любишь или так сильно ненавидишь, что жить не можешь без моего лица?..
Я перевернула последнюю страницу и увидела сзади несколько альбомных листов. Сначала просто приподняла их и посмотрела на обложку, но она, слава богу, была чистой, без всяких надписей. Тогда я перевернула первый альбомный лист.

… до сих пор не знаю, стоило ли это делать.
Это был очень красивый рисунок. Несмотря на то, что было изображено, слово «пошлость» с ним вообще никак не ассоциировалось. Только теперь до меня потихоньку начало доходить – это всё серьезно. Не детская игра, не детская вражда. И желание – тоже не детское. Ты ведь не отстанешь от меня так просто, Клык. Теперь понимаю, не отстанешь.
Бумага на ощупь была теплой и слегка шероховатой. Я коснулась пальцем рисунка и провела длинную черту, рассекающую его на две части. Неужели я и вправду такая красивая без одежды?.. Но как четко и точно повторяются контуры тела. Есть даже родинка на лице справа – крохотная точка. Даже три едва заметные морщинки на лбу, и те проведены тончайшими штрихами. Я похожа здесь на кого угодно, кроме себя, и одновременно только на себя и похожа. Наверное, я смогла бы быть такой, если б захотела. Но ведь я не хочу. Это всё чушь и глупости. Бред!
Я резче, чем следовало, прижала листок к обложке альбома – он слегка помялся. Пролистала несколько следующих рисунков, уже зная, что там найду. На них и в самом деле тоже была я – в одежде, без неё, стоя у окна и лежа на кровати. На последнем рисунке Клык нарисовал нас вместе. Мы стояли лицом друг к другу, и он обнимал меня, прижимая к груди. Этот последний рисунок был нечеткий, не обведенный, как будто черновой вариант. На него я смотрела дольше всех. Потом, внутренне не произнося ни слова, аккуратно сложила всё в альбом и положила на место, как было. Меня трясло мелкой дрожью, но я запретила себе думать, отчего. Почему мне так страшно. Я подняла голову и посмотрела на подвеску. Не надо было сюда заглядывать. Нужно было брать и уходить. Брать и уходить…

Я протянула руку за подвеской, намереваясь сдернуть её и бежать из этого дома без оглядки как можно скорее, но внезапно рука замерла на полпути, и сама я тоже застыла на месте. Потому что совершенно ясно услышала, как внизу открывается входная дверь.

Наверное, если б в этот момент я о чём-нибудь думала, то умерла бы на месте. Но в голове было совершенно пусто, и в первую секунду звук хлопнувшей двери сделал лишь одно – вернул меня с небес на грешную землю. И только после этого я резко осознала, в каких масштабах неприятность влипла.

Тело застыло, замерло на месте, сведенное судорогой. В голове потоком неслись отрывистые мысли.
Вернулся. Он вернулся. А что, если насовсем?! Да нет же, ведь я точно видела спортивную сумку в руках! Зачем брать её, если уходишь из дому на десять минут? Наверное, он просто забыл что-нибудь. Вот сейчас возьмет, что ему нужно и уйдет, а я выжду несколько минут и выберусь отсюда. Вот сейчас снова хлопнет входная дверь и…

Но глупой надежде не суждено было сбыться. Внизу что-то еле слышно зашуршало, – я уловила это до боли обострившимся слухом через приоткрытую дверь – и поняла, что не стоило сегодня сюда приходить. Совсем не стоило. Клык шел по коридору в направлении лестницы… И своей комнаты.
СВОЕЙ КОМНАТЫ?! Значит… СЮДА?!! ДА ОН ЖЕ СЕЙЧАС НАЙДЕТ МЕНЯ ЗДЕСЬ!!!

Но настоящая беда пришла откуда не ждали. Я инстинктивно сделала шаг, сама не зная зачем и в какую сторону, и вдруг меня будто пронзило молнией сверху донизу. Я вздрогнула и через мгновение ощутила, как трепыхающееся сердце оказалось в чьей-то когтистой руке, она сжалась, и не меньше сотни острых когтей-игл вошло в беззащитную тонкую оболочку жизненно важного органа. Рот открылся, но закричать я не смогла – не хватило воздуха. Сознание помутнело, ноги отказались держать тело, и я рухнула на пол, как подкошенная. Мягкий пушистый ворс принял меня в свои объятия, заглушив звук падения.
«Да что ж ты делаешь, тварь?!» - мысленно прошептала я, обращаясь не то к Клыку, шаги которого, кстати говоря, стали тише (похоже, он зашел в одну из комнат внизу), не то к своему организму. Вот уж подстава так подстава.

Что ж ты меня так не вовремя подвело, а, сердечко?..

Я лежала на полу, скорчившись и прижав руки к груди, не дыша и не давая грудной клетке шевелиться, и судорожно соображала, что же мне делать, если он сюда поднимется.
Это уже не шутки. Ни разу не шутки. Самое легкое наказание, которое я могу получить за свой безрассудный поступок – это если Клык вызовет милицию, и те меня отсюда заберут. Да я согласна хоть бы и срок отсидеть, только не…

Но никого Клык вызывать не будет, зачем. Когда ему еще представится такой прекрасный случай? Никто ведь не в курсе, куда я пошла. И я точно знаю, что вокруг почти нет людей, а тело так скорчило от боли, что я не могу дотянуться до ножа. И даже если буду орать так громко, как это возможно, мне никто не поможет. Влипла.
И О ЧЕМ Я ТОЛЬКО ДУМАЛА, ИДЯ В ЭТО ЛОГОВО?! Провались она пропадом, эта дурацкая подвеска, выбраться бы отсюда живой!
Мутный, расплывающийся взгляд скользил по комнате. Надо спрятаться. Но куда? Нет сил даже встать, да и места нигде нет. Не за штору же становиться, в самом деле…
Мои размышления прервали вновь возникшие будто из ниоткуда шаги. Они остановились у подножья лестницы (я замерла), и под ногой хозяина дома скрипнула первая ступенька.
Тело сообразило быстрее разума. Панический ужас хорошенько тряхнул меня, я до крови ногтями вцепилась в грудь, и змеёй, оттолкнувшись от стола, подползла к кровати. Схватилась за край правой рукой, рывком подтянула тело, быстро и бесшумно, насколько это было возможно, и скользнула под неё, благо она была достаточно высокой. В тот же миг скрипнула последняя ступенька, и входная дверь распахнулась.

Сердце снова дернулось, и я вцепилась зубами в палец. Только бы не закричать, только не закричать… Боль нарастала, я сжимала челюсти всё сильнее. В глазах потемнело, во рту поселился вкус крови из прокушенного почти насквозь пальца. Но боль в сердце была такой сильной, что ничего другого я не чувствовала. На секунду мне вдруг стало всё равно. Еще пара минут, и я не выдержу – что-то внутри разорвется, и я умру. В голове мелькнула предательская мысль: да пусть делает что хочет, убивает, насилует, уродует, только мне нужна таблетка… Или скорая… Или гильотина… Я сжала челюсти еще сильнее, чуть ли не перекусив палец пополам, в нём что-то хрустнуло, и меня захлестнула вторая волна боли. Приподнятая голова мягко опустилась на пол, и меня, судя по всему, на несколько мгновений вынесло из реальности куда-то в астрал. Но когда я оттуда вернулась, боль уже отпускала. Уходила, откатывалась волнами, пряталась в глубины сознания. Стараясь не думать, сколько продлится это затишье, я медленно, едва дыша, повернула голову набок и пригляделась.

Клык стоял у стола и что-то упорно искал, судя по звукам, рылся в ящиках. Боже, подумала я, храни короля и мою интуицию. Если б не она, то подвеска сейчас лежала бы в кармане, а Клык… Он бы это сразу заметил. И ситуация из трудной разом превратилась бы в безвыходную.

Он резко задвинул ящик, и тяжелые черные ботинки (в этом доме, похоже, разуваться вообще не принято) прошли мимо меня к двери. На пороге он остановился, постоял пару секунд и начал спускаться вниз по лестнице. Еще пара минут, и внизу снова хлопнула входная дверь, на этот раз не принося, а унося прочь неприятности.

Я хотела было перекреститься, но ни одна из рук не слушалась. Пришлось выползать из-под кровати, двигаясь всем телом, по-змеиному.

Думать больше было не над чем. Миг – и подвеска лежит в кармане. Миг – и я уже у лестницы. Миг – у входной двери. Всё, чего мне хотелось на данный момент, это плакать, но я знала, что если сейчас разревусь, то усядусь прямо тут, на коврик, и буду плакать часа два. А может и все три.

Я вышла на крыльцо, ключом закрыла дверь и прижалась щекой к холодному металлу. А вот и нет. Не буду плакать. Ни сейчас, ни потом. Может, войну мне и не суждено выиграть, но уж эта битва останется за мной. Никаких слёз! Сейчас я приду домой, выпью немного горячего чая в честь своей победы и лягу спать. И буду спать долго-долго. А когда проснусь, мы еще посмотрим, кто из нас будет плакать.

… через минуту меня больше не было ни на крыльце, ни во дворе.

… через пятнадцать минут я была дома.

… а еще через десять минут уже крепко спала.

Ночь… Тихий шелест прибоя, ласкающий скованный сном разум… Море, прозрачное, словно слеза, и голубое, отражающее смотрящееся в него небо. Или это небо отражает в себе море? Не знаю. Небо и море… Глубокие цвета… Голубой и синий… Море тоже может злиться, а небо – ласкать. Но всё равно они всегда спокойны. Величественный покой. Я тоже спокойна. Именно спокойна.

Но покой – это не только счастье. Это холод и равнодушие. Замерзшая боль...

Это вечность.

…вспышка…

Во тьме пламя свечи кажется ярким и ровным. Не замечаешь ни капающего воска, ни дрожащий фитиль. Темнота скрашивает все недостатки живых существ и неживых вещей. Темнота… И боль.

Веки дрогнули, я с усилием приподнимаю их. Сделав это, и в самом деле вижу перед собой свечу, точно такую же, какую только что видела в своём забытье. Словно смотрела невидящим взглядом сквозь закрытые веки, и видела …

Пламя колышется и плывет перед глазами. В голове то же самое, тьма, куда ни кинешь взгляд, и лишь в центре, не обращая внимания на подступающую со всех сторон тьму – маленький комочек пламени. Моё сознание. Сознание, не тронутое ни тьмой, ни болью. Пламя, которое будет гореть вечно, пока не вспыхнет в последний раз огонь сердца.

Обреченность и покой. Как же мало нужно, чтобы в 14 лет стать самым мудрым человеком на земле. Чтобы понять, как проста и ничтожна твоя жизнь, как несовершенно твоё тело и слаб дух. А может, не слаб? Может, я сильная? Или… Или просто глупая.

От неподвижного лежания на одном месте резко заболел позвоночник, словно все позвонки вдруг встали дыбом. Я дернулась и тут же об этом пожалела. Сразу заныли все синяки, ушибы и порезы, всё тело. Я попробовала было разлепить губы, но не смогла – склеились от засохшей крови. Она, кажется, была везде: на губах, на животе, на ресницах. Я лежала на спине и чувствовала, что кожа на моём обнаженном (из-за задравшейся майки) животе была неприятно стянула сухой корочкой. Кровь… Может, моя. А может, и нет.

Я с трудом разлепила губы и поняла, что кровь на них принадлежит мне – они были разбиты. А остальное… Что мне до остального. Опять всё точно так же. Опять всё тело – сплошной синяк. Опять придется прятать руки и покрытые засохшей кровью кулаки. Ярко красить губы, чтоб не было видно того, что они разбиты. Одевать свитера с высоким воротом, чтобы не было видно синяков на шее (а на спине и руках их не видно и так). Опять...

Я бы закричала, да не было голоса. Губы едва шевелились, да к тому же кто меня здесь услышит? Только тот, чей силуэт я отчетливо вижу там, за пламенем свечи.

… Стоило лишь подумать об этом, как скрывавшаяся в темноте фигура встала с колен и начала медленно приближаться. Я только что в пол не вжалась и едва не закричала от полной безысходности и безнадежности. Не бей меня! Ну пожалуйста, не надо больше…

Я лежала, зажмурившись, напрягшись всем телом, что дарило просто непередаваемую боль, и ждала очередного сокрушающего сознание удара. Удивительно было то, что даже в этот момент я оставалась спокойной. Быть может, кулаки мои и дрожали, пытаясь сжаться и защитить свою хозяйку, но пламя разума по-прежнему горело ровно. Я знала, что скоро всё кончится. Или он добьет меня, или позволит встать и уйти. И я буду верить, что этот раз был последним. Что больше я никогда-никогда его не увижу.

Но когда сухая горячая рука внезапно коснулась моего мокрого то ли от пота, то ли от крови лба, я вздрогнула так, что даже пламя внутри слегка покачнулось.

-Тихо, тихо…

От звука голоса я едва не вздрогнула во второй раз. Несколько секунд мне потребовалось на то, чтобы осознать невозможное – Клык гладил меня по голове. Гладил легко, словно бы опасаясь причинить боль. Будто бы и не он сделал всё это со мной.

Я неподвижно лежала, глядя вверх, мимо его глаз, куда-то в темноту невидимого потолка. Ни единым движением я не выдала, сколько боли причиняло мне каждое прикосновение, и физической, и внутренней. Лучше бы ты снова ударил меня, Клык, чем в который раз попытался заставить поверить в то, что в тебе есть хоть что-то хорошее. Но вот хорошее ли?

Дата добавления: 2015-06-28