Я уничтожу вас. 10 страница. Я чувствовала, что скоро опять потеряю сознание

Я чувствовала, что скоро опять потеряю сознание. Не было ни сил, ни желания продолжать ощущать на себе эти прикосновения. К тому же появилось лёгкое чувство тошноты. Всё поплыло перед глазами, краски сделались тусклыми, а контуры – размытыми. Темнота и пламя свечи слились в единое целое и закружились, завертелись было в бешеном водовороте…

Как вдруг темная фигура быстро, точно приняв какое-то решение, наклонилась ко мне… И мои разбитые губы накрыла волна удивительного тепла. До меня, сквозь тьму и огонь, дошло только через несколько секунд: то, что сейчас происходит, называется поцелуем. Я лежала всё в том же положении, широко раскинув руки в стороны и подогнув ноги к окровавленному животу, всё в той же круговерти пламени и темноты, и чувствовала, чувствовала, чувствовала, как Клык касается своими губами моих губ, то легко и нежно, то сильно и настойчиво. Я по-прежнему не шевелилась и никак не отвечала ему. И не могла понять, как от этого ужасного человека может исходить такое мягкое, настоящее, полное энергии тепло. Словно он мне его отдавал. Словно пытался извиниться за всю ту боль, которую принес, и объясниться. В этом было что-то зачаровывающее, гипнотизирующее. Я чувствовала, как у меня теплеет внизу живота, и где-то внутри зарождается желание поднять руки и обхватить ими склоненную надо мной шею. Но сознание было спокойно, и умом я понимала – никогда этого не будет. Никогда. Ни за что. Ты меня не сломаешь, Клык.

Я смотрела на него. Карие глаза были в нескольких сантиметрах от моих, и так же широко открыты. И когда мои губы сжались чуть сильнее, словно пытаясь отстранить его, а в зрачках появился ответ на немой вопрос, в его глазах мелькнула неприкрытая досада, и, словно хватающийся за соломинку утопающий, он лишь крепче прижал свои губы к моим, обхватив руками плечи, …

… но мне уже было всё равно. То чувство, которое заставляло колебаться, пропало. И ничто больше не помешало темноте схватить меня и увлечь за собой на самую глубину, аккуратно затушив едва тлеющее пламя сознания.

Это был день, когда Клык поцеловал меня в первый раз.

Глава 11.

Темнота полна неизвестности.

Легко же привыкают к простому: силён, значит, всё можно.

Начинают задумываться, только если споткнутся,

только если с кем-то не вышло.

А на самом-то деле и мысли быть не должно...

И тоже не потому, что вдруг придут и накажут...

(Мария Семенова, "Волкодав. Право на поединок").

Два, три, четыре… Я перевернула страницу учебника, склонилась над тетрадью и сделала вид, что пишу в ней.
Пять, шесть, семь… Секундная стрелка ползла медленно, залипая на каждой цифре. Я считала каждое мгновение и, кажется, спешила быстрее часов.

-К доске пойдет…

Подняв голову, я наткнулась на пристальный взгляд Елены Михайловны. Она вопросительно смотрела на меня, уже готовясь произнести фамилию, но я прикрыла веки и слегка покачала головой. Пожалуйста, только не сейчас. Я же в данный момент даже имя своё правильно написать не в состоянии… Она еще раз взглянула на меня, потом в журнал, поводила ручкой по списку и вызвала другого человека. Что ж, должны же у лучшей ученицы класса по русскому языку быть хоть какие-то привилегии. Я снова склонилась над тетрадью, отгородившись от остального мира закрывшими лицо волосами.

Восемь, девять, десять…

Утром я едва сумела подняться. Проспав меньше половины ночи, через несколько часов проснулась, и всё, сна ни в одном глазу. Зато после звонка будильника едва получилось оторваться от подушки.

Назад дороги больше не было. Я долго смотрела на подвеску, достав её из рюкзака и крепко сжимая в кулаке. Он ведь поймет, всё поймет. Или нет? Что меня ждет сегодня? Вернусь ли я домой? Что же теперь делать, Господи?..

Назад дороги больше нет... Вчера я думала об этом с радостью, даже с гордостью, чувствуя внутри легкую эйфорию от победы, но с приходом серого утра эйфория рассеялась, и я наконец начала осознавать, какой ужас вчера натворила.

В комнате было душно после ночи с закрытой форточкой. Я завернулась в одеяло, подошла к окну и как можно тише открыла обе створки. Резкий порыв холодного ветра едва не сбил с ног, но я лишь поморщилась и забралась на подоконник вместе с одеялом. Утро еще не наступило, на сугробах внизу лежала ночь. Кое-где в деревне позади моего дома уже начал загораться свет – тусклые утренние лампочки.

Я ведь правильно поступила. Или нет? В конце концов, между чем я выбирала? Между предательством и приговором. Между Карой и мной. Могла я предать Кару, могла отказать ей в помощи? Ответ один – нет. Никогда. А могла ли я приговорить себя? Впрочем, теперь уже неважно, что я могла, а что нет. Я уже это сделала. Теперь… Теперь остается только взять себя в руки, слезть с подоконника и идти дальше. «Мы еще посмотрим, кто из нас будет плакать». Я правда вчера так сказала? А ответ-то, по-моему, очевиден…

Когда я отдавала Каре подвеску, то ждала, что она обрадуется. Но её реакция оказалась весьма странной. Она смотрела на мою ладонь, протягивающую ей кусочек чистого золота, широко раскрытыми глазами и словно бы с ужасом. Уголки губ медленно поползли вниз… Но Кара всё-таки взяла себя в руки. Шагнула ко мне, не обращая внимания на подвеску, обхватила, уткнувшись в плечо, и расплакалась. Она сжала меня так крепко, что, казалось, еще минута – и задохнусь. Я взяла её за плечи и мягко отстранила. Потом взяла её руку и вложила туда проклятый медальон. Он был горячий и всё равно что жёг ладонь, сплавляя линии жизни и смерти воедино.

-Больше никогда не носи её нигде, кроме дома.

Карина всхлипнула.

-Ань… Ты…

-Поняла меня?

Она осеклась на полуслове и медленно кивнула. Я отвернулась, чтобы уйти.

-Ань, как ты нашла её?!

Шепот, которым она начала предложение, перешел в крик.

-Какая разница. Главное, что нашла.

-Я… Поверить не могу…

-И не надо верить. Просто больше никогда не надевай эту вещь вне семьи.

Первая ступенька, вторая ступенька.

-Ань, ты куда?!

Я повернулась к ней. Медленно-медленно.

-Я устала… Очень устала.

-Куда ты?!

-Не знаю…

Я снова развернулась и пошла вниз, не оглядываясь и не прислушиваясь, будто бы погрузившись в воду, не слыша ничего вокруг, кроме гулкого стука сердца внутри. И только на последней ступеньке до меня долетело едва слышное:
«Аааань…. Простиииии…. Меняаааа….».

Стоя на улице и подставляя лицо ледяному ветру, я думала, куда теперь пойти. Почему-то было тошно, очень тошно. Я едва ли не физически ощущала, как где-то внизу в животе бродит комочек тошноты. Хотелось вырвать его прямо через кожу и бросить на снег, но это было невозможно. Куда же пойти? Домой? Сидеть в четырех стенах наедине с собой, страхами и мыслями? Тошно. В школу? Не только тошно, но и опасно. Не дай Бог попадусь на глаза… Бродить – холодно. Макс! Надо к Максу. Расскажу ему всё, уткнусь в плечо – пусть уши надерет, пусть треснет как следует, но станет легче и… С ним я буду в безопасности. Красными от холода пальцами я достала мобильник и вызвала знакомый номер через быстрый набор. Длинные гудки… Я позвонила на домашний, потом снова на мобильный. Ни там ни там трубку никто не брал. Вот же чёрт! Макс, где ж тебя носит? Почему ты меня не предупредил?! Ведь ты же всегда говоришь заранее, если куда-то уезжаешь.

Внутри затеплилась слабая надежда: а что, если он в школе? Поэтому не отвечает по домашнему телефону, а мобильник, ну, скажем, разрядился, или дома забыл. Мало ли как бывает.

Значит, надо идти в школу. Если и там его нет, снова пойду к нему домой, останусь, и буду ждать, пока он вернется. А когда вернется, так от меня получит!

На первый урок я опоздала, зато как раз успела на второй. Русский. Это хорошо. На русском с меня домашки требовать не будут, а со всем остальным и так справлюсь. Даже учебник в рюкзаке оказался. Надо же, ухватила утром со стола нужный.

… И вот теперь я сидела, низко склонившись над партой, делала вид, что пишу, и считала секунды. И изо всех сил пыталась сдержать всё нарастающую и нарастающую тошноту.

Клыка я не встретила, повезло. Но кто даст гарантию, что сегодня я с ним так и не столкнусь? Не сегодня, так завтра, рано или поздно. Важно было только одно – встретиться с Максом раньше, чем с Клыком. Макс защитит меня, не знаю как, но защитит.

Двадцать пять минут от урока, тридцать… Упражнение закончилось, буду рисовать на полях кресты. Ну почему я так боюсь? А вдруг всё обойдется? Может, он и не вспомнит про эту подвеску. А если и вспомнит… Вдруг подумает на кого-нибудь другого. Ага, подумает, как же. На Кару. Зашла она, значит, к нему домой, вся такая на каблучках и с маникюром, взяла и ушла. Без сомнения. Я жирно обвела черной ручкой один особо крупный крест. Не надо себя обманывать. Я знаю, как всё будет, потому что знаю Клыка. А он знает меня. Возможно, не так хорошо, но всё же. Надо вытряхнуть из головы и сердца предательскую дрожь, перестать бояться и начать готовиться. К очередной битве. Хотя я, наверное, даже и не боюсь. После всего, что он сотворил со мной и моей жизнью, уже не боюсь. Когда ты прошел через все пытки, сам подписал себе смертный приговор и оказался сто сорок седьмым в очереди на казнь, а теперь сидишь и смотришь, как умирают эти сто сорок шесть человек перед тобой, умирать самому решительно не страшно. Честное слово.

Я так увлеклась дизайном своего будущего надгробного креста, что не услышала, как прозвенел звонок. На землю меня вернуло лишь легкое прикосновение к плечу. Я подняла голову: рядом стояла Елена Михайловна и пристально разглядывала моё мрачное творчество на полях тетради. Я хотела её захлопнуть, но не тут-то было – рука учительницы мягко придержала мою дернувшуюся было ладонь.

-Ань, у тебя всё хорошо? Что-то случилось?

Елена Михайловна меня любит, я знаю, потому что лучше меня в школе её предметы никому не даются. А я уважаю её как хорошего человека и учителя. Но даже ей ничего не могу рассказать. Она всё равно ничем не сможет помочь, так зачем волновать человека зря? Я давно уже уяснила, что кроме меня самой, мне не может помочь никто.

-Простите. Я… Не очень хорошо себя чувствую.

-Да уж вижу, на тебе лица нет. Болит что-то?

-Н-нет… Тошнит немного, - я коснулась рукой живота и слегка согнулась. Действительно было немного больно.

Лицо Елены Михайловны из обеспокоенного стало озабоченным.

-Отравилась?

-Не знаю…

-Пойдем, провожу тебя в медкомнату.

Я покачала головой.

-Не надо. Я посижу внизу немного, может, пройдет.

-Аня, а если что-то серьезное?

-Нет.

Я сгребла тетради и учебник в рюкзак и быстро закинула его на спину. Резкое движение отдалось легкой болью внизу живота.

-Точно ничего серьезного?

-Честное слово.

-Ну, как знаешь, - она еще раз обеспокоенно глянула на меня и отошла к столу. А я, выскользнув в коридор, понеслась на третий этаж, в класс, где сейчас должен быть урок у Макса. Хорошо, что не пришлось врать, живот-то в самом деле побаливает. Хоть я и умею врать почти виртуозно, но стараюсь испытывать свой талант далеко не на всех людях.

Я остановилась на пороге и оглядела кабинет. Несколько бывших одноклассников помахали мне руками, я рассеянно махнула в ответ. Макса не было, равно как не было и рюкзака на его месте. Может, он в столовой или в курилке?

-Привет, Ань, - раздался сзади знакомый голосок. Я обернулась.

-Лер, ты не знаешь, где Макс?

-Не знаю, - пожала плечами девочка. – Его сегодня вообще-то не было.

Я почувствовала, как пищевод немедленно стал наполняться чем-то вроде липкого мазута. Наверное, это отразилось на лице, потому как Лера внимательно посмотрела на меня и спросила:

-Ты в порядке?

«Нет, подруга. Я охренительно далека от того, чтобы быть в порядке,» - подумалось мне, но вслух я этого, конечно же, не сказала, только покачала головой. И вдруг вспомнила кое-что.

-А вчера? Вчера он был?

-Нет, - махнула головой Лера. – Мы подумали, может, заболел, звонили, но он трубку не берет. Дома отлеживается, наверное, - и она вошла в класс, прикрыв за собой дверь.

Не знаю, как я тут же не сползла по стене на пол.

Дома… Но вчера я была у него дома, два раза. И Максом там даже не пахло.

Приехали, мать.

Самое лучшее сейчас было бы… Чёрт возьми, да не было сейчас ничего лучшего. Может, застрелиться? Ну конечно. Самое время. Только сначала надо найти Макса.

Я медленно спускалась вниз по лестнице и думала, где же он может быть. Дома, в школе, в больнице, в морге… Тьфу. Ненавижу иногда своё больное воображение. Да и с чего бы ему там быть? Клык трогает Макса только тогда, когда тот меня защищает. А сейчас не то что защищать, я его вообще несколько дней не видела. И про подвеску Макс ничего не знает. Вряд ли всё это связано с Клыком. Но куда он тогда делся?!

Холодная ладонь легла мне на плечо, да так резко, что я подпрыгнула. Рука инстинктивно потянулась к карману за ножом, но я уже разглядела того, кто потревожил мои размышления. Это был, к сожалению, не Макс, но, к счастью, и не Клык. Всего лишь Ромка, один из моих бывших одноклассников.

Усилием воли вытащив ладонь из кармана, я глубоко вдохнула и выдохнула, успокаивая дыхание. Ромка ничуть не удивился моей реакции, он был из тех, кто знал. Хоть и не всё, как Макс, но многое.

-Прости, - виновато сказал он, - наверное, надо было сначала позвать.

-Да ничего. Это ты прости, нервы совсем ни к черту стали.

Мы помолчали.

-Ты чего не на уроке? – наконец спросила я.

-Сейчас геометрия, контрольная, - неопределенно помахал рукой Ромка. – Я в ней и так ни в зуб ногой, а вчера еще игруху классную скачал… А ты чего здесь?

Я посмотрела через окно на улицу. Солнца не было, серые тучи целый день собирались над школой. Наверное, скоро будет снегопад.

-Есть проблемы поважнее уроков.

-Я могу чем-то помочь? – Ромка слегка коснулся моего запястья.

Я покачала головой.

-Вряд ли. Ты ведь тоже не знаешь, где Максим?

-Макс? Разве он не болеет?

-Не знаю.

Снова молчание. Ромка когда-то тоже был моим другом, но это «когда-то» кончилось вместе с детством. Хорошие отношения остались, но заменить мне Макса он вряд ли когда-нибудь сможет.

-Пойдем покурим, - неожиданно вырвалось у меня. Ромкины глаза от удивления стали круглыми, как у совёнка.

-Анька, ты же не куришь.

-Кажется, сегодня начну, - я вспомнила, сколько выкуривал Макс, когда нервничал, и поняла, что вот теперь-то начинаю сама осознавать, каково ему бывало при этом.

-Еще чего! – Ромка слегка треснул меня по затылку. - Курят только слабаки. А ты сильная.

-А ты, выходит, тоже слабак? – я слегка усмехнулась.

-Еще какой.

-Не говори глупостей, - я хлопнула его по плечу. – Ну пошли хоть так постоим, воздухом подышим.

-Пойдем.

Мы накинули куртки и вышли на улицу. Ни в коридоре, ни на крыльце никого не оказалось, и наорать на нас за прогул было некому. Оглянувшись по сторонам, мы с Ромкой нырнули за угол, в курилку. Там было не так холодно, а от теплотрассы, что совсем рядом, и вовсе шел пар. Ромка присел на трубы, достал пачку «Союз-Аполло» и закурил. С минуту я наблюдала за дымом, потом перевела взгляд на серое небо. Мыслей в голове не было совсем.

-Ань, всё плохо?

Я с трудом оторвала взгляд от облаков. Серый цвет хоть и не слишком красив, но взгляд притягивает не хуже черного.

-А? О чём ты?

-Не о чём, а о ком. Ты знаешь.

Я глянула на Ромку. Он смотрел на меня внимательно и серьезно.

Я вздохнула.

-Не бери в голову, всё нормально.

-Вижу, как нормально.

-Ну синяков-то на лице нет, уже хорошо, - невесело пошутила я.

-Анька, почему ты никому не разрешаешь себе помочь?

-Потому что никто этого сделать не сможет, а попытки мне не нужны. Они обычно плохо заканчиваются. Для меня. И для тех, кто пытается.

-Но неужели совсем никто?!

-Нет. Ты знаешь, кто его отец.

-Знаю… Но блин, Анька, почему ты и нам тоже запрещаешь помогать? – Ромка даже вскочил на ноги.

-Кому «нам»?

-Мне и остальным ребятам. Мы не взрослые, и нам плевать на его отца. Нас много.

-Ты ничего не понимаешь.

Он подошел ко мне, положил руку на плечо, развернул к себе.

-Ну чего я не понимаю, Рыжик, скажи, чего?

Детское прозвище больно ударило по памяти, я едва не вздрогнула.

-Ты сам сказал – вы не взрослые. Взрослых Клык не тронет, а вас раздавит. Ты знаешь, он это умеет.

Ромка не отводил взгляд, и я продолжила:

-Взрослые мне не помогут, потому что боятся его отца. Вы мне не поможете, потому что Клык вас за это передушит, как котят. Замкнутый круг, сам видишь.

-А родители? – тихо спросил Рома.

-Пока. Я. Жива. Они. Об Этом. Ничего. Знать. Не будут, - сказала я тихо, но отчетливо.

-Но Ань…

-Ты бы своим тоже не сказал.

-Не сказал бы...

-Вот видишь.

Мы снова помолчали. Ромка, не отходя далеко, спиной прислонился к стене и уставился на снег, в тусклом свете облаков казавшийся не белым, а серым и блёклым. Сигарета прогорела почти наполовину. Я легко вынула её из Ромкиных пальцев – он и не заметил даже – поднесла к замерзшим губам и глубоко затянулась пару раз, а потом медленно выдохнула дым наружу. Ромка удивленно посмотрел на меня, не поняв, откуда дым, потом увидел в моих пальцах свою сигарету. Брови у него сначала поползли вверх от удивления (видно, он всё же не воспринял мои слова о «покурить» серьезно), а потом он резко выхватил почти догоревший до фильтра, едва тлеющий окурок и швырнул на землю, раздавив его ногой.

-Не глупи, Анька.

Из всех ребят в школе он один никогда не называл меня Ниакрис. Только родным именем. Ромка считал, что я слишком добрая, чтобы быть ею, и искренне верил в свои слова. Он, конечно, многого обо мне не знал, куда больше, чем не знал Макс. Но разочаровывать его не хотелось: порой Ромка казался последней нитью, связывающей меня с тем временем, когда я действительно была доброй.

Наконец он снова повернулся ко мне.

-Ань, ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь. Ты же знаешь это.

Я кивнула как можно уверенней, но внутри отрицательно покачала головой. Если присутствие Макса Клык как-то терпит, потому что знает, как тот дорог мне, то вмешательство Ромки будет уже явно лишним. Один Бог ведает, как Клык ревнует меня к Максиму, а если в этом тупом треугольнике появится еще один угол, четвертый… Ну уж нет.

-Ты сегодня совсем хмурая, - вдруг расстроено произнес Рома. – Что-то случилось ведь, да? Серьезное что-то.

-Еще не знаю, - я лишь пожала плечами. Я и в самом деле еще не знала.

Ромка нахмурился вслед за мной.

-Как же, не знаешь, - начал он, - ведь наверняка из-за Него опять во что-то вляпалась…

-И еще как.

Это сказала не я. Это произнес человек, стоявший за нашими спинами на расстоянии нескольких метров. И голос этого человека мне, к несчастью, был очень хорошо знаком.

На этот раз вздрогнул Ромка, не я. У меня всегда так: пока чего-нибудь не случилось, наружу разом вылезают все нервы, вся раздраженность и весь матерный запас, но когда отступать уже некуда, всё это сбивается в кучу и мгновенно исчезает в неизвестном направлении. К тому же, бояться сейчас просто глупо. Я ведь знала, что встречусь с этим человеком сегодня же, рано или поздно, так почему бы и не в эту самую минуту?..

Но Ромка-то моих мыслей знать не мог, как не мог их и прочитать. Он резко обернулся. Клык стоял у самого угла курилки, прислонившись плечом к стене, засунув руки в карманы и с прищуром наблюдая за нами обоими. Ромка снова обернулся ко мне, попытался поймать мой взгляд, будто силясь выпытать, насколько серьезная опасность мне грозит. Но мне было не до того, чтобы что-то ему объяснять взглядами. Я смотрела на Клыка – безразлично, как на одно из покрытых снегом деревьев. Вот теперь уже действительно не было страшно. Совсем.

Ромка снова обернулся к Клыку. Взгляд у того из оценивающе-нейтрального становился всё жестче и тяжелее. Становился таким, от которого расступается или вовсе исчезает с его пути всё живое, когда он идет по коридору.

В какой-то момент мне показалось, что и Ромка не выдержит этого взгляда; сейчас я закрою на секунду глаза, а когда открою, его уже не будет. Но он сделал другое – то, чего я не ожидала от него совсем. А именно развернулся к Клыку всем телом, шагнул назад и, вне всякого сомнения, загородил меня от него.

-Не смей подходить к ней! Уходи отсюда! Уходи! - я никогда еще не слышала в Ромкином голосе столько ярости.

Будь Клык сегодня не в духе – и Ромку от уменьшения количества целых конечностей не спасло бы даже моё заступничество. Но Клык лишь усмехнулся, не двигаясь с места.

-Ниакрис, скажи сама этому недоноску, чтоб проваливал. А то моих слов он, боюсь, не поймет.

-Не смей называть его так!

-Ну хорошо, хорошо. Скажи этому милому мальчику, чтоб он соизволил незамедлительно покинуть сие место, - Клык откровенно смеялся.

Я прижалась к Ромке сзади, встав на цыпочки, чтоб дотянуться губами до его уха, и шепнула:

-Ром, пожалуйста, уходи. Послушай его.

Но он меня будто не слышал и по-прежнему смотрел только на Клыка.

-Никуда я не уйду! – это он, похоже, ответил мне. – Ты, тварь, если её хоть пальцем тронешь, слышишь, хоть пальцем…

-Да Бог с тобой, - наигранно удивился Клык, пропуская «тварь» мимо ушей. – Я поговорить хотел, только и всего.

Но Ромка всё равно не двигался с места, всё так же закрывая меня собой. Я уже начала бояться, что сейчас Клыку надоест с ним играться, и он от слов перейдет к делу, но у того, видно, сегодня был просто неисчерпаемый запас терпения.

-Ну хорошо, хорошо, - сказал Клык, еще раз цепко глянув на Ромку, - не хочешь оставлять свою драгоценную девочку. Но всё же мне надо с ней поговорить, парень, поэтому не зли-ка ты меня и отойди хотя бы за угол. Я не люблю, когда подслушивают мои личные разговоры.

Я снова приникла к уху друга:

-Ром, пожалуйста, уходи, подожди на крыльце. Он и вправду меня не тронет. Ну иди, пожалуйста, иди же!

Наверное, в моем голосе было столько мольбы, что Ромкина каменная решимость защищать меня до последней капли крови всё же дрогнула. Он посмотрел на меня, потом медленно дошел до Клыка, взгляды их на миг скрестились, и Ромка исчез за углом.

Конечно, на самом деле мне совсем не хотелось, чтобы он уходил. Но гораздо сильнее я желала, чтобы Клык запомнил его как можно меньше. Уж я-то знаю, что бывает с теми, кто накрепко попадает к нему в память.

-Хорошие у тебя друзья, Ниакрис.

-Да уж получше, чем твои.

-Чем же тебе мои ребята не нравятся?

-Я, конечно, не очень разбираюсь в людях, но не настолько, чтобы мне нравились выродки, которых ты собираешь вокруг себя.

Будь Клык в другом настроении, моя голова за такие слова несомненно впечаталась бы в стену, но сегодня он был просто самой добротой. И только лишь усмехнулся.

-За что я тебя люблю, маленькая, так это за то, что всегда найдешь, чем меня срезать.

-Не называй меня маленькой!

-Да ладно тебе, не злись. Мне вот нравится, что ты маленькая. Дылд высоких терпеть не могу.

То, что Клык ходит вокруг да около, нисколько не успокаивало, наоборот, настораживало. Это как поверхностная, расплывчатая боль, которую нельзя убрать, потому что не знаешь, из какой точки она происходит. Такая боль плавает по всему организму, и невозможно её остановить и уничтожить. Только ждать, когда она сама успокоится. Но ждать я не желала.

-Ты о росте моем пришёл поговорить, что ли? – спросила я с раздражением.

Клыку, судя по всему, тоже наскучил этот цирк, поэтому он ухмыльнулся и сквозь зубы произнес:

-Почти. Я пришел поговорить о тебе… Маленькая воровка.

Если внутри всё и оборвалось, то виду я не подала.

-И о той золотой подвеске, которую ты должна мне вернуть.

А вот это наглое заявление чуть не вывело меня из равновесия. Но я всё же не поддалась.

-О чём ты говоришь? Какая еще подвеска?

Клык только глаза закатил:

-Ой-ой-ой, Ниакрис, только не надо вот этой святой невинности! Знаешь что, давай-ка я существенно сокращу время нашей дискуссии. Сейчас ты будешь отпираться, включать дурочку и всё такое, потом поймешь, что это бесполезно, потом я скажу тебе, что у меня есть доказательства, мы будем нудно их обсуждать, и неизвестно, на сколько всё это растянется. Так вот что я тебе скажу. Я и ты – мы оба знаем про подвеску. А так же знаем про то, кто был у меня дома и стащил её с настольной лампы, на которой она висела.

Похоже, отпираться и впрямь было бесполезно. А если учесть, что внутри всё потихоньку закипало, то сохранять при этом спокойное лицо было еще и чертовски сложно. И я не выдержала.

-Стащил её ты! А я лишь вернула законной хозяйке!

-Не придирайся к словам, маленькая княжна.

-Подожди-ка минутку, - я почувствовала, как кулаки от злости начинают сжиматься, - ты что, хочешь меня обвинить в том, что я сделала?! В вину мне это ставишь?!

-Да, - просто сказал он.

-Так иди к чёрту! - я замолкла на секунду, не в силах подобрать подходящее матерное слово (впервые в жизни). Так и не сумела выбрать и развернулась, чтобы уйти. Внутри всё уже не просто кипело, но плавилось и взрывалось.

Клык схватил меня за руку, не больно, но ощутимо. Руки у него сильные, порой кажется, что железные. Сколько раз я пыталась разжать эту стальную хватку, уму непостижимо! Никогда не получалось. Он притянул меня к себе почти вплотную.

-Разговор не окончен.

-Мне с тобой не о чем говорить.

Клык прижал меня еще сильнее. Кажется, еще немного и мы сольемся в единое целое.

-Ниакрис, не злись, а послушай. Я не задержу тебя надолго.

Я глубоко вдохнула и выдохнула. Кажется, выхода нет.

-Хорошо. Слушаю.

Он ухмыльнулся кончиками губ.

-Ты должна мне её вернуть.

Одним богам известно, сколько мне понадобилось силы, чтобы не плюнуть ему в лицо.

-С какой стати я должна возвращать тебе то, что принадлежит другому человеку?

-Она ей не принадлежит.

-А кому же?

-Мне.

Всё это выглядело и звучало настолько бредово, что я даже не сразу сумела подобрать подходящие слова.

-Как это тебе? Она была и является собственностью всех женщин Кариной семьи, в том числе и её самой.

-Я знаю.

-Так какого ж чёрта я должна её тебе вернуть?!

-Потому что она моя.

Замкнутый круг. Бредовый замкнутый круг. Я вдохнула так глубоко, что легкие пресытились воздухом, и я едва не закашлялась.

-Ну, что еще в этом мире принадлежит тебе, Клык? – спросила я с плохо скрываемой злостью. – Может, часы на Спасской башне тоже твои? Может, тебе и их принести?!

-Нет. Только подвеску.

Я закрыла лицо ладонями.

-Ты издеваешься.

-Нет, - голос у него и впрямь был серьезный, без тени иронии.

-Но ты же сам понимаешь, какой бред несешь.

-Вполне.

Я убрала ладони и внимательно на него посмотрела. Клык глядел в ответ очень даже серьезно.

-Может, соизволишь тогда объясниться?

Теперь вздохнул уже Клык.

-Я бы рад это сделать. Да не могу.

-Почему же?

-Потому что ты пока не поймешь.

-Чего?

-Причины. Объяснения.

-Я, по-твоему, настолько тупая?

-Нет, конечно. Просто… Не нужно тебе сейчас этого знать.

Я дернулась, отстраняясь от него. Одну руку Клык выпустил, но вторую по-прежнему держал крепко, только уже не за локоть, а сжав в двух своих ладонях мои замерзшие пальцы.

-Ниакрис, я обязательно расскажу тебе. Только не сейчас.

Я смотрела на него, пропуская все слова мимо ушей. Всё это даже на бред уже было не похоже. Дурной сон. Просто дурной сон. Очередной кошмар.

-Клык, - тихо начала я, - ты слишком заигрался в «моё императорское высочество». Пусть другие поддерживают твою иллюзию, а я не буду. В жизни есть такие границы, которые никому преступать не дозволенно, а ты сейчас настырно пытаешься через одну из них перешагнуть. Чёрт с тобой, пытайся дальше, только один. Никакой подвески ты от меня не получишь. Можешь прямо сейчас закопать меня под тем кустом за эти слова, но так оно и будет. Всё. Оставь меня в покое.

Пошёл снег. Легкий и невесомый, совсем как пух. Я посмотрела вверх, но даже за пеленой падающего снега небо было совсем серым. Ничего не меняется в этом мире. Ни-че-го.

Клык смотрел на меня, слегка склонив голову на бок. Думал над моими словами.

-Ниакрис…

-Чего?

-Я люблю тебя.

-Иди к чёрту!

-Почему?..

-Потому что ни хрена ты меня не любишь.

-Люблю!

-Не любишь. Но хочешь. Как игрушку.

-Не правда!

-Правда.

Ветер усилился. Снег уже не просто падал на землю, но кружился в безумном танце. Вечером будет метель. Сильная, на всю ночь. Я чувствую.

-А если, - серьезно начал Клык и вдруг запнулся.

-Что если?

-Если… Я хочу… Всегда, - каждое слово, казалось, давалось ему адским усилием, - Всегда… Вот так стоять рядом с тобой… И держать тебя за руку… Это тоже не любовь?

-Не знаю. Наверное, что-то похожее.

Усталость навалилась сверху мокрым ледяным сугробом. Может, всё это пройдет вместе с зимой? Как бы хотелось поверить. Я хочу дожить до весны. И это, пожалуй, единственное, чего я сейчас хочу.

Дата добавления: 2015-06-28