Solitude et grandeur de la France

C'est à MARCEL-EDMOND NAEGELEN que nous demanderons une conclusion
pour cette -partie de notre ouvrage.

Cet Alsacien, qui appartient à la gauche du Parlement, s'est penché avec une
tendresse, inquiète sur l'histoire de notre pays. Son témoignage est celui d'un
patriote et d'un ardent champion de l'humanité.

Le cardinal de Florence, légat du pape Clément Vil auprès du roi de
France Henri IV de 1596 à 1598, écrivait au Saint-Siège: «Ce pays que l'on
gouverne au petit bonheur, c'est miracle qu'il puisse subsister.» C'est un
miracle qui dure depuis des siècles, avec des hauts et des bas, avec des
périodes où la France dominait et d'autres où elle semblait abattue (...).

Nous savons que la France avec sa population de quarante-trois millions
d'habitants, son Afrique du Nord impatiente d'échapper à sa tutelle, son
industrie insuffisante pour l'armement qu'exigerait la guerre, sans bombes
atomiques devant les forces énormes qui montent, ne peut plus, ne veut
plus connaître ses hauts et ses bas, grimper au premier rang pour retomber
dans la défaite: 1811 -1815; 1919- 1940. Elle doit être avare de son sang
répandu par tant de guerres. Il lui faut se tenir fermement à sa place, qui
correspond à son passé et à sa présente valeur. Il lui faut savoir qu'elle ne
peut plus obtenir par la force brutale la prédominance ou la gloire. Sa force
ne peut être désormais que dans la pensée, sa prédominance et sa gloire
dans la qualité des idées qu'elle répandra et qu'elle fera admettre.

Il n'est pas de solitude dans le monde de la philosophie, de la littérature,
des arts, des sciences. Nous ne serons pas seuls quand nous serons, à l'О.
N. U., dans les conférences internationales, politiques, littéraires, scienti-
fiques, la voix de la sagesse et de l'humanité. Nul, nous l'avons vu, ne peut
sacrifier si peu que ce soit à la France en souvenir des sacrifices qu'elle a
consentis. Nous sommes seuls quand il s'agit de nos propres intérêts. Nous
ne le serons pas quand nous exprimerons ce qui est l'éternelle aspiration
des hommes au temps où plane la menace des bombes et des nuages
atomiques.

Il faut renoncer à la forme de grandeur et de solitude où s'est endormi
Napoléon dans Sainte-Hélène. Il faut conquérir la grandeur et l'universel
amour qui engendrent les œuvres impérissables de l'esprit que ne peut
détruire aucun Waterloo.

Malgré le poids de sa grandeur politique passée, malgré ses faiblesses
présentes, malgré sa solitude quand sont en cause ses biens matériels, la

France peut et doit être une très grande nation.

Avec Ernest Renan nous croyons en «ses éternelles puissances de
renaissance et de résurrection». Le monde attend, car il en a besoin, de la
France une nouvelle preuve de sa vitalité. Nous ne serons plus une grande
puissance militaire. Nous serons une grande force intellectuelle et morale
et par conséquent politique.

Et si la guerre devient impossible parce que les hommes auront trop
peur de ses effets, si la paix durable et sûre règne sur la terre, alors qui
pourra disputer à la France une des toutes premières places? Cette ambition
peut paraître dans cette période si agitée un rêve insensé. Mais c'est
justement parce que le monde est en pleine ébullition et que l'homme vient
de s'emparer de la force atomique que nous pouvons espérer être à la veille
de temps nouveaux où la France redeviendra très grande, lorsque au règne
actuel de la force, de la méfiance et de la haine aura succédé l'ère de
l'harmonie, de l'idée et de la beauté*.

M.-E. NAEGELEN. Grandeur et Solitude de la France (1956).

Вопросы:

* L'ambition éprouvée et exprimée par M.E. Naegekn correspond-elle à l'idée que vous
vous faites de la France? '

V. Нравы и обычаи

Хотя француз по своей природе индивидуалист, не слишком
склонный подчиняться коллективной дисциплине, он тем не менее не
может обойтись без общения с другими людьми и без приятельской
беседы. Он должен высказывать свои мысли, сопоставлять их с мыс-
лями соседа, причем критики он не боится, даже нарывается на нее,
причем не столько для того, чтобы "прояснить проблему", сколько
для установления в беседе простых человеческих отношений.

Так что мизантроп, анахорет, отшельник — человеческие типы, не
слишком распространенные в нашей стране. Альцест всего лишь бли-
стательное исключение в своем столетии, и когда Жан-Жак Руссо
объявил общество источником всех наших бед, он навлек на себя все-
общее негодование. Зато какое чувство светскости у наших класси-
ческих писателей, многие из которых, скажем, Ларошфуко, кардинал
де Рец, мадам де Севинье, мадам де Лафайет — смогли удостоиться
имени светских. Естественная тяга к общению заставляла наших по-
этов объединяться в группы наподобие "Плеяд", "Сенакля", "Эколь".
Огромное значение для истории нашего общества и истории литера-
туры имеют прославленные "салоны". Впрочем, как остроумно заме-
тила в начале XIX века мадам де Сталь, французы читают книги и хо-
дят в театры вовсе не из желания что-то узнать или просто из любо-
пытства, а затем, чтобы иметь возможность поспорить о прочитанной
книге или увиденной пьесе...

Впрочем, не следует думать, будто вся общественная жизнь во
Франции сводится лишь к светской. Волнения, которые потрясают так
называемый "весь Париж", ничуть не затрагивают провинцию, где
образ жизни куда основательней и вкусы не так переменчивы, а уж
тем более деревню, нисколько не интересующуюся выборами в Ака-
демию или показом последней коллекции "высокой моды". И однако
же провинциальная буржуазия умеет организовывать блистательные
приемы; она аплодирует приезжающим на гастроли театрам, которые

знакомят ее с последними достижениями парижской сцены; на фести
вали драматического искусства, устраиваемые в Безансоне, Анже, Ар
ле, Оранже, Эксе собирается восторженная публика; молодые труппы
в Ренне, Тулузе, Ницце упрямо стремятся к децентрализации теат-
ральной жизни. Кроме того, существует множество всевозможных
обществ, свидетельствующих о склонности французов объединяться
по интересам: одни объединяются из любви к хорошей кухне — тако-
вы "Клуб без Клуба" и "Братство знатоков вина"; другие вступают в
общества ветеранов войны или бывших узников концлагерей; моло-
дые люди организуют команды, чтобы играть в футбол или регби:
любители фольклора сходятся, чтобы совершенствоваться в игре на
бретонской волынке, баскском тамбурине, беришонской виеле, про-
вансальской свирели... Необходимо отметить также величайшую жиз-
ненность кафе, куда крестьянин приходит не только для того, чтобы
выпить стаканчик после воскресной мессы, но и затем, — и это, по-
жалуй, главное, — чтобы поспорить о политике, а также перекинуться
в карты или сыграть партию в биллиард. Следует сказать, что кафе и
кабачков во Франции гораздо больше, чем где бы то ни было в мире, и
все потому, что француз любит пить только в компании, и для него
это больше некоторый социальный акт, чем времяпровождение. Лю-
битель выпить в одиночестве у нас воспринимается как маньяк или
неврастеник.

Так что склонность пойти куда-нибудь, встретиться с людьми, раз-
влечься, поболтать, посмеяться присуща не какой-нибудь одной, не-
значительной части французского общества; она обнаруживается во
всех социальных классах — и у сноба, который бегает с одного лите-
ратурного коктейля на другой, и у работницы, что всю ночь самозаб-
венно танцует на балу 14 июля...

Дата добавления: 2015-06-28