Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Ник Данн. Вначале я дожидался полицейских на кухне, но от вони сгоревшего чайника так першило в горле, что я с трудом удерживался от рвоты




 

Тот день.

 

Вначале я дожидался полицейских на кухне, но от вони сгоревшего чайника так першило в горле, что я с трудом удерживался от рвоты. Поэтому пришлось перебраться на крыльцо, где я уселся на верхнюю ступеньку, заставляя себя сохранять спокойствие. И по-прежнему не оставлял попыток вызвать Эми по мобильному телефону. Получал голосовые сообщения от автоответчика, что она перезвонит, как только сможет. Эми всегда перезванивала. Прошло три часа, я оставил пять сообщений, но моя жена так и не перезвонила.

Я не ждал ее возвращения. Так мог и полиции заявить. Эми никогда бы не оставила чайник на плите. Или дверь нараспашку. И не бросила бы недоглаженную вещь. Эта женщина изойдет на дерьмо, но никогда не бросит начатого проекта — дрессировку мужа-раздолбая, к примеру. На фиджийском пляже в наш медовый месяц, туча тучей, она продралась через миллион страниц «Хроник заводной птицы», бросая уничижительные взгляды на меня, поглощавшего в это время триллер за триллером. После нашего возвращения в Миссури, после потери работы ее жизнь свелась к бесконечной череде мелких и, в общем-то, бессмысленных дел. Платье было бы отутюжено обязательно.

И еще следы в гостиной, которые, вне всяких сомнений, свидетельствовали о борьбе. Я знал, что Эми не позвонит. Я ждал начала следующего акта драмы.

Наступало самое лучшее время дня. В июльском небе ни единого облачка. Медленно садящееся солнце направляло лучи на восток, делая пейзаж золотистым и хмельным, как на полотнах фламандских живописцев. Подъехала полиция. Казалось, я наблюдаю картину со стороны: я, сидящий на ступеньках, вечерняя птица, поющая в ветвях, и два копа, неторопливо покидающие автомобиль, как будто выбрались на пикник за город. Они выглядели почти детьми, немного за двадцать, самоуверенные и равнодушные, привыкшие успокаивать расстроенных родителей, чьи детишки не вернулись домой к положенному времени. Темноволосая, с длинной косой испанка и чернокожий парень с выправкой морпеха. Пока меня здесь не было, в Карфагене прибавилось цветных, но не сказать чтобы очень. Все еще существует серьезное разделение профессий по цвету кожи. Люди, с которыми я имел дело в повседневной жизни, могли работать экспедиторами, санитарами, почтальонами. Копами. «Этот город такой белый, что не по себе становится», — призналась как-то Эми, которая в бурлящем Манхэттене числила одного афроамериканца в друзьях. В ответ я обвинил ее в показушной мультикультурности, в использовании этнических меньшинств в качестве фона, но успеха не добился.

— Мистер Данн? — заговорила женщина. — Я офицер Веласкес. Это офицер Риордан. Как мы понимаем, вы беспокоитесь о своей жене?

Риордан свысока озирал окрестности, посасывая леденец. Я заметил, как его глаза проследили за стремительным полетом птицы над речной гладью. Потом он резко повернулся ко мне. Скривившиеся губы давали понять: он видит то же, что видят и все остальные, — физиономию, по которой так и хочется врезать. Мне, простому парнишке из рабочей ирландской семьи, досталось тело гламурного подонка. Чтобы чуть-чуть смягчить впечатление, я много улыбаюсь, но срабатывает это не всегда. В колледже я даже заказывал очки с простыми, без диоптрий, стеклами, рассчитывая придать себе приветливый вид, не вызывающий агрессии. «Ты что, не врубаешься, что стал еще членообразней?» — спросила Го, после чего я выкинул очки и стал улыбаться старательнее.

— Зайдите в дом и посмотрите сами, — махнул я копам.

Они поднялись по ступенькам, сопровождаемые писком переговорных устройств и поскрипыванием форменных ремней. Стоя на пороге гостиной, я указал на разгром.

— О! — воскликнул офицер Риордан и хрустнул пальцами.

Скуку с него как рукой сняло.

 

Риордан и Веласкес уселись за обеденный стол и, склонившись над бумагами, задали мне все полагающиеся предварительные вопросы: кто, где, как долго? Их уши, что называется, стояли торчком. Выслушав меня, патрульные сделали звонок, и Риордан сообщил, что следователи выехали. Что ж, имею основания гордиться: мои слова приняты всерьез.

Когда Риордан, дважды спросив, не видел ли я в течение дня поблизости от дома каких бы то ни было незнакомцев, третий раз напомнил о группе карфагенских бродяг, зазвонил телефон. Рванувшись через комнату, я схватил трубку.

— Мистер Данн, — сообщил угрюмый женский голос, — это пансионат «Комфорт-Хилл»…

В этом заведении мы с Го поселили нашего отца, страдающего от болезни Альцгеймера.

— Я не могу говорить, перезвоню позже! — рявкнул я и повесил трубку.

Администраторша «Комфорт-Хилла», неулыбчивая, некоммуникабельная, вызывала у меня отвращение.

Скорее всего, нехватка денег, проклятая нехватка денег являлась причиной того, что персонал никому не создавал комфорта и даже не улыбался. Я понимал, что зря злюсь на этих людей. Просто меня бесила одна лишь мысль, что отец все еще на этом свете, тогда как мама лежит в земле.

Согласно очередности, в этом месяце чек должна была отправлять Го. И я уверен, что июль — ее месяц. Впрочем, как уверен и в том, что она уверена: в июле очередь моя.

Го как-то сказала, что мы, должно быть, подсознательно забываем посылать по почте чек, поскольку не хотим вспоминать о человеке, который является нашим отцом.

Когда я рассказывал Риордану о незнакомце, которого видел в брошенном соседями доме, зазвонил дверной звонок. Мне этот звук показался таким будничным, как если бы я ждал разносчика пиццы.

Вошли два бесконечно усталых детектива. Мужчина стройный, даже тощий, с лицом, сужающимся к подбородку, как капля. Женщина показалась мне жуткой уродиной — просто ходячий кошмар. Круглые глазки, как пуговки, длинный нос, кожа вся в черных точках, длинные жидкие волосы цвета извалявшегося в пыли кролика. Меня растили три женщины: бабушка, мама и ее сестра. Они всегда были веселыми и здоровыми, ладными и крепкими. Но красавицами их никто бы не назвал. Эми стала первой красивой женщиной в моей жизни.

Уродливая заговорила, почти слово в слово повторяя офицера Веласкес:

— Мистер Данн? Я детектив Ронда Бони. Это мой напарник, детектив Джим Джилпин. Как мы поняли, вы беспокоитесь насчет своей жены?

Мой желудок довольно громко заурчал в ответ, но все притворились, что не услышали.

— Мы осмотримся тут, сэр? — проговорил Джилпин.

Я обратил внимание на тяжелые мешки под его глазами и седину в усах. Рубашка не была измятой, но сидела на нем криво; казалось, от него должно вонять сигаретами и дешевым кофе, хотя он пах мылом «Диал».

Я провел их до гостиной и указал еще раз на следы погрома, среди которых копошились на коленях двое молодых копов, как будто рассчитывали найти что-то важное. Бони указала мне на кресло в столовой, подальше от признаков борьбы.

Там Ронда Бони, не спуская с меня внимательных воробьиных глазок, обрушила на мою голову ту же череду вопросов, что немного раньше — Веласкес и Риордан. Тем временем Джилпин ползал на коленях, изучая гостиную.

— Вы позвонили друзьям или родственникам, к которым ваша жена могла отправиться в гости?

— Я… нет, еще нет… Мне казалось, надо дождаться вас.

— О?! — Бони улыбнулась. — Позвольте, я угадаю — родительский любимчик.

— Что?

— Вы в детстве.

— У меня есть сестра-близнец.

Я ощутил, как что-то внутри сжалось. Почему? Любимая ваза Эми лежала на полу целая и невредимая, закатившись под стену. Свадебный подарок. Работа японских мастеров, моя жена прятала вазу раз в неделю перед приходом уборщика, опасаясь, что он разобьет.

— Это только мое предположение — почему вы дожидались нас. Привыкли, что кто-то всегда берет на себя ответственность, — сообщила Бони. — Примерно как мой младший брат. Все зависит от того, кто за кем родился. — Она небрежно черкнула в блокноте.

— Ладно. — Я сердито пожал плечами. — Вам сказать, кто я по гороскопу, или приступим к делу?

Но Бони, любезно улыбаясь, молчала и смотрела.

— Я ждал вас, чтобы начать поиски, потому что она наверняка не в дружеской компании. — Я указал на беспорядок в гостиной.

— Мистер Данн, вы живете здесь два года? — спросила сыщица.

— В сентябре будет два.

— А приехали откуда?

— Нью-Йорк.

— Город?

— Да.

Она указала наверх, безмолвно спрашивая разрешения. Я кивнул и пошел следом. Джилпин двинулся за нами.

— Там я был писателем, — ляпнул я, прежде чем успел прикусить язык.

Даже спустя два года я не хотел, чтобы люди знали, каково мне жилось в Нью-Йорке.

Бони:

— Звучит солидно.

Джилпин:

— О чем писали?

Я растянул ответ, поднимаясь.

— Я писал для журналов (ступенька), писал о поп-культуре (ступенька), писал для мужских журналов (ступенька).

Наверху я обернулся и увидел, что Джилпин смотрит в сторону гостиной.

— Поп-культура? — переспросил он и пошел вверх. — Что это?

— Популярная культура, — ответил я. Бони терпеливо нас дожидалась. — Кинофильмы, телевидение, музыка, но знаете… не высокое искусство, не претенциозное.

Я поморщился. Претенциозное? Высокопарно получилось. Нужно, наверное, перевести этим простакам с моего английского тире впитанного на Восточном побережье, на их английский тире народный говор Среднего Запада. «Ну, я позырю кинишко и чего-нибудь настрочу про него, типа мнение».

— Она любит кино, — заявил Джилпин, указывая на Бони.

— Ага, люблю, — кивнула она.

— Сейчас я хозяин «Бара» в центре города, — сообщил я.

Хотел добавить, что немного преподаю в колледже, но вдруг показалось, что говорить об этом сейчас было бы лишним.

Бони заглянула в ванную комнату, оставив меня и Джилпина в коридоре.

— «Бар»? — говорила она. — Я знаю это заведение. Туда хочется заглянуть. Очень правильное название. Звучит как-то так…

— Похоже на умный ход, — подсказал Джилпин.

Бони зашагала к спальне, мы потянулись за ней.

— Жизнь среди пива не так уж плоха, — сказала она.

— Иногда ответ находят на дне бутылки, — заметил я и поморщился — так неуместно это прозвучало.

Мы вошли в спальню.

— Ну, это не про меня, — хихикнул Джилпин.

— Видите, как утюг стоит? — спросил я.

Бони кивнула, распахнула двери нашей гардеробной и, включив свет, принялась шарить между платьями и рубашками. Вдруг она неразборчиво буркнула и, нагнувшись, подняла коробку, тщательно обернутую серебристой бумагой.

Мои кишки свернулись в узел.

— Чей-то день рождения? — спросила она.

— Годовщина нашей свадьбы.

Бони и Джилпин дернулись, как пауки, но притворились, что ничего не было.

 

К тому времени, как мы вернулись в гостиную, молодые офицеры уже ушли. Джилпин опустился на колени, пожирая глазами перевернутую оттоманку.

— Гм… — заговорил я. — Кажется, у меня мандраж…

— Я вас ни в чем не обвиняю, Ник, — сказал Джилпин.

Его бледно-голубые глаза сковывали, лишали воли.

— Что-то можно сделать? Ну, чтобы найти мою жену. Я имею в виду, раз она явно пропала…

Бони подошла к свадебному портрету на стене: я в смокинге, улыбка в тридцать два зуба приклеилась к лицу, рука неестественно обнимает Эми за талию; белокурые волосы моей жены завиты и распушены, ее фату вздымает бриз Кейп-Кода, глаза открыты чересчур широко, потому что она всегда в последний миг моргала и сдерживалась изо всех сил. Прошли всего сутки после Дня независимости — запах серы от фейерверков смешивался с ароматом моря. Лето.

На мысе было прекрасно. Я хорошо помню, как за несколько месяцев до того обнаружил, что Эми, моя подруга, весьма богата, что она единственный ребенок в семье очень талантливых авторов. Своего рода икона, на которую я молился с детства посредством книжной серии о ее тезке — «Удивительной Эми». Она рассказала о себе спокойным, будничным тоном, как будто я только что вышел из комы. Как будто ей часто приходилось говорить эти слова раньше и всякий раз с аховым результатом, — возможно, о богатстве она рассказывала бы с большим энтузиазмом, если бы не понимала, что сама не слишком много усилий потратила для его достижения.

Эми выложила свою подноготную, а потом мы отправились к Эллиотам в дом на берегу Нантакет-Саунда, который является официально зарегистрированным историческим памятником, а оттуда махнули поплавать на яхте, и я думал: «Я, парень из Миссури, лечу над океаном с людьми, которые видели куда больше моего. Даже если начну сейчас наверстывать, будучи взрослым, то все равно не наверстаю». Но это не вызывало ревности, напротив, была радость. Я никогда не стремился к богатству или славе. Мои родители не были великими мечтателями, они не видели в своем чаде будущего президента. Нет, мои прагматичные предки прочили мне карьеру средней руки клерка, более или менее зарабатывающего на жизнь. И мне с головой хватало близости к Эллиотам, катания с ними по Атлантике и возвращения в их шикарно отреставрированный дом, который в 1822 году построил капитан китобойного судна; и там я буду есть экологически чистые продукты, названий которых мне даже не выговорить. Например, киноа. Помню, я предположил, что киноа — это рыба.

Мы играли свадьбу на пляже в густо-синий летний день, ели и пили под белоснежным тентом, полоскавшимся, как парус, а через несколько часов я увлек Эми во тьму, поближе к волнам, потому что все казалось совершенно волшебным, а сам я как будто превратился в мерцающий свет. Касаясь кожи, прохладный туман вернул меня в реальный мир, а Эми вернула меня в золотистое сияние под тентом, где небожители вкушали амброзию. И наши взаимоотношения были ровней этому празднику.

— А у вас очень симпатичная жена. — Бони наклонилась, чтобы рассмотреть Эми получше.

— Да, она красавица, — ответил я, прислушиваясь к веселому урчанию живота.

— Которая у вас годовщина?

— Пятая.

Я переминался с ноги на ногу, желая, чтобы хоть что-то делалось. Меня не устраивало, что сыщики обсуждают достоинства моей жены, — лучше бы они пошли и отыскали мою долбаную жену. Но я не говорил этого вслух. Я очень часто молчу, даже когда следовало бы высказаться. Держу злость в себе и постепенно нагреваюсь до точки кипения. В погребах моей души хранятся сотни бутылок ярости, отчаяния, страха, но вы никогда не догадаетесь об этом, глядя на меня.

— Пять лет — срок серьезный, — кивнул Джилпин и спросил: — Позвольте, я отгадаю. Конечно же «Хьюстон»?

Он назвал самый классный ресторан в городе. «Вам в самом деле стоит побывать в „Хьюстоне“», — сказала моя мама, едва мы вернулись из Нью-Йорка. Она считала, что это заведение — настоящая карфагенская жемчужина, способная удовлетворить взыскательные вкусы моей жены.

— Конечно «Хьюстон».

Так я солгал полиции в пятый раз. И это было только начало.

 




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-06-28; Просмотров: 267; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.056 сек.