Нормирование труда в странах с развитой рыночной экономикой

Я убил

Доктор Яшвин усмехнулся косенькой и странной усмешкой и спросил так:

– Листок с календаря можно сорвать? Сейчас ровно 12, значит, наступнло 2-е число.

– Пожалуйста, пожалуйста, – ответил я.

Яшвин тонкими и белыми пальцами взялся за уголок и бережно снял верхннй листок. Под ним оказалась дешевенькая страничка с цифрою «2» и словом «вторник». Но что-то чрезвычайно заннтересовало Яшвина на серенькой страничке. Он щурил глаза, вглядывался, потом поднял глаза и глянул куда-то вдаль, так что понятно было, что он видит только ему одному доступную, загадочную картину где-то за стеной моей комнаты, а может быть, и далеко за ночной Москвой в грозной дымке февральского мороза.

«Что он там разыскал?» – подумал я, косясь на доктора. Меня он всегда очень интересовал. Внешность его как-то не соответствовала его профессии. Всегда его незнакомые принимали за актера. Темноволосый, он в то же время обладал очень белой кожей, и это его красило и как-то выделяло из ряда лиц. Выбрит он был очень гладко, одевался очень аккуратно, чрезвычайно любил ходить в театр и о театре если рассказывал, то с большим вкусом и знанием. Отличался он от всех нашнх ординаторов, и сейчас у меня в гостях, прежде всего обувью. Нас было пять человек в комнате, и четверо из нас в дешевых ботинках из хрома с наивно закругленными носами, а доктор Яшвин был в острых лакированных туфлях и желтых гетрах. Должен, впрочем, сказать, что щегольство Яшвина никогда особенно неприятного впечатления не производило, и врач он был, надо отдать ему справедливость, очень хороший. Смелый, удачливый и, главное, успевающий читать, несмотря на постоянные посещения «валькирии» и «севильского цирюльника».

Дело, конечно, не в обуви, а в другом: интересовал он меня одним необычайным свойством своим – молчаливый и несомненно скрытный человек, в некоторых случаях он становился замечательным рассказчиком. Говорил очень спокойно, без вычур, без обывательских тягот и блеяния, «мня-я» и всегда на очень интересную тему. Сдержанный, фатоватый врач как бы загорался, правой белой рукой он только изредка делал короткие и плавные жесты, точно ставил в воздухе небольшие вехи в рассказе, никогда не улыбался, если рассказывал смешное, а сравнения его порою были так метки и красочны, что, слушая его, я всегда томился одной мыслью: «Врач ты очень неплохой, и все-таки ты пошел не по своей дороге и быть тебе нужно только писателем…»

И сейчас эта мысль мелькнула во мне, хоть Яшвин ничего не говорил, а щурился на цифру «2» на неизвестную даль.

«Что он там разыскал? Картинка, что ли». Я покосился через плечо и увидал, что картинка самая неинтересная. Изображена была несоответственного вида лошадь с атлетической грудью, а рядом мотор и подпись: «Сравнительная величина лошади (1 сила) и мотора (500 лошадиных сил) «.

– Все это вздор, товарищи, – заговорил я, продолжая беседу, – обывательская пошлятина. Валят они, черти, на врачей, как на мертвых, а на нас, хирургов, в особенностн. Подумайте сами: человек 100 раз делает аппендицит, на сто первый у него больной и помрет на столе. Что же, он его зарезал, что ли?

– Обязательно скажут, что зарезал, – отозвался доктор – и если это жена, то муж придет в клинику стулом в вас щвырять, – уверенно подтвердил доктор Плонский и даже улыбнулся, и мы улыбнулись, хотя, по сути дела, очень мало смешного в швырянии стульями в клинике.

– Терпеть не могу, – продолжал я, – фальшивых и покаянных слов: «Я убил, ах, я зарезал». Никто никого не режет, а если и убивает, у нас в руках, больного, убивает несчастная случайность. Смешно, в самом деле! Убийство не свойственно нашей профессии. Какой черт!.. Убийством я называю уничтожение человека с заранее обдуманным намерением, ну, на худой конец, с желанием его убить. Хирург с пистолетом в руке – это я понимаю. Но такого хирурга я еще в своей жизни не встречал, да и вряд ли встречу.

Доктор Яшвин вдруг повернул ко мне голову, причем я заметил, что взгляд его стал тяжелым, и сказал:

– Я к вашим услугам.

При этом он пальцем ткнул себя в галстук и вновь косенько улыбнулся, но не глазами, а углом рта.

Мы посмотрели на него с удивлением.

– То есть как? – спросил я.

– Я убил, – пояснил Яшвин.

– Когда? – нелепо спросил я.

Яшвин указал на цифру «2» и ответил:

– Представьте, какое совпадение. Как только вы заговорили о смерти, я обратил внимание на календарь, и вижу 2-е число. Впрочем, я и так каждый год вспоминаю эту ночь. Видите ли, ровно семь лет, ночь в ночь, да, пожалуй, и… – Яшвин вынул черные часы, поглядел, –… да… час в час почти, в ночь с 1-го на 2-е февраля я убил его.

– Пациента? – спросил Гинс.

– Пациента, да.

– Но не умышленно? – спросил я.

– Нет, умышленно, – отозвался Яшвин.

– Ну, догадываюсь, – сквозь зубы заметил скептик Плонский, – рак у него, наверное, был, мучительное умирание, а вы ему морфий в десятикратной дозе…

– Нет, морфий тут ровно не при чем, – ответил Яшвин, – да и рака у него никакого не было. Мороз был, прекрасно помню, градусов на пятнадцать, звезды… Ах, какие звезды на Украине. Вот семь лет почти живу в Москве, а все-таки тянет меня на родину. Сердце щемит, хочется иногда мучительно н поезд… И туда. Опять увидеть обрывы, занесенные снегом. Днепр… Нет красивее города на свете, чем Киев.

Яшвин спрятал календарный листок в бумажник, съежился в кресле и продолжал:

– Грозный город, грозные времена… И видал я страшные вещи, которых вы, москвичи, не видали. Это было в 19-м году, как раз вот 1-го февраля. Сумерки уже наступили, часов шесть было вечера. За странным занятием застали меня эти сумерки. На столе у меня в кабинете лампа горит, в комнате тепло, уютно, а я сижу на полу над маленьким чемоданчиком, запихиваю в него разную ерунду и шепчу одно слово:

– Бежать, бежать…

Рубашку то засуну в чемодан, то выну… Не лезет она, проклятая. Чемоданчик ручной, малюсенький, подштанники заняли массу места, потом сотня папирос, стетоскоп. Выпирает все это из чемоданчика. Брошу рубашку, прислушиваюсь. Зимние рамы замазаны, слышно глухо, но слышно… Далеко, далеко тяжко так тянет – бу-у… гу-у… тяжелые орудия. Пройдет раскат, потом стихнет. Выгляну в окно, я жил на крутизне, наверху Алексеевского спуска, виден мне весь Подол. С Днепра идет ночь, закутывает дома, и огни постепенно зажигаются цепочками, рядами… Потом опять раскат. И каждый раз, как ударит за Днепром, я шепчу:

– Дай, дай, еще дай.

Дело было вот в чем: в этот час весь город знал, что Петлюра его вот-вот покинет. Если не в эту ночь, то в следующую. Из-за Днепра наступали, и, по слухам, громадными массами, большевики, и, нужно сознаться, ждал их весь город не только с нетерпеннем, а я бы даже сказал – с восхищением. Потому что то, что творили петлюровские войска в Киеве в этот последний месяц их пребывания, уму непостижимо. Погромы закипали поминутно, убивали кого-то ежедневно, отдавая предпочтение евреям, понятное дело. Что-то реквизировали, по городу носились автомобили и в них люди с красными галунными шлыками на папахах, пушки вдали не переставали в последние дни ни на час. И днем и ночью. Все в каком-то томлении, глаза у всех острые, тревожные. А у меня под окнами не далее как накануне лежали полдня два трупа на снегу. Один в серой шинели, другой в черной блузе, и оба без сапог. И народ то в сторону шарахался, то кучками сбивался, смотрел, какие-то простоволосые бабы выскакивали из подворотен, грозили кулаками в небо и кричали:

– Ну, погодите. Придут, придут большевики.

Омерзителен и жалок был вид этих двух, убитых неизвестно за что. Так что в конце концов и я стал ждать большевиков. А они все ближе и ближе. Даль гаснет, и пушки вдали ворчат, как будто в утробе земли.

Итак…

Итак: лампа горит уютно и в то же время тревожно, в квартире я один-одинешенек, книги разбросаны (дело в том, что во всей этой кутерьме я лелеял безумную мечту подготовиться на ученую степень), а я над чемоданчиком.

Случилось, надо вам сказать, то, что события залетели ко мне в квартиру и за волосы вытащили меня и поволокли, и полетело все, как чертов скверный сон. Вернулся я как раз в эти самые сумерки с окраины из рабочей больницы, где я был ординатором женского хирургического отделения, и застал в щели двери пакет неприятного казенного вида. Разорвал его тут же на площадке, прочел то, что было на листочке, и сел прямо на лестницу.

На листке было напечатано машинным синеватым шрифтом:

«С одержанием сего…»

Кратко, в переводе на русский язык:

«С получением сего, предлагается вам в двухчасовой срок явиться в санитарное управление для получения назначения…»

Значит, таким образом: вот эта самая блистательная армия, оставляющая трупы на улице, батько Петлюра, погромы и я с красным крестом на рукаве в этой компании… Мечтал я не более минуты, впрочем, на лестнице. Вскочил точно на пружине, вошел в квартиру, и вот появился иа сцену чемоданчик. План у меня созрел быстро. Из квартиры вон, немного белья, и на окраину к приятелю фельдшеру, человеку меланхолического вида и явных большевистских наклонностей. Буду сидеть у него, пока не выбьют Петлюру. А как его совсем не выбьют? Может быть, эти долгожданные большевики – миф? Пушки, где вы? Стихло. Нет, опять ворчит…

Я злобно выбросил рубашку, щелкнул замочком чемоданчика, браунинг и запасную обойму положил в карман, надел шинель с повязкой красного креста, тоскливо огляделся, лампу погасил и ощупью, среди сумеречных теней, вышел в переднюю, осветил ее, взял башлык и открыл дверь на площадку.

И тотчас, кашляя, шагнули в переднюю две фигуры с коротенькими кавалерийскими карабинами за плечами.

Один был в шпорах, другой без шпор, оба в папахах с синими шлыками, лихо свешивающимися на щеки.

У меня сердце стукнуло.

– Вы ликарь Яшвин? – спросил первый кавалерист.

– Да, я, – ответил я глухо.

– С нами поедете, – сказал первый.

– Что это значит? – спросил я, несколько оправившись.

– Саботаж, вот що, – ответил громыхаюший шпорами и поглядел на меня весело и лукаво, – ликаря не хочут мобилизоваться, за що и будут отвечать по закону.

Угасла передняя, щелкнула дверь, лестница… улица…

– Куда же вы меня ведете? – спросил я и в кармане брюк тронул нежно прохладную рубчатую ручку.

– В первый конный полк, – ответил тот, со шпорами.

– Зачем?

– Як зачем? – удивился второй. – Назначаетесь к нам ликарем.

– Кто командует полком?

– Полковник Лещенко, – с некоторой гордостью ответил первый, и шпоры его ритмически звякали с левой стороны у меня.

«Сукин я сын, – подумал я, – мечтал над чемоданчиком. Из-за каких-то подштанников… Ну что мне стоило выйти на 5 минут раньше «

Над городом висело уже черное морозное небо, и звезды выступали на нем, когда мы пришли в особняк. В морозных его узористых стеклах полыхало электричество. Гремя шпорами, меня ввели в пыльную пустую комнату, ослепительно освещенную сильным электрическим шаром под разбитым опаловым тюльпаном. В углу торчал нос пулемета, и внимание мое приковали рыжие и красные потеки в углу рядом с пулеметом, там, где дорогой гобелен висел клочьями.

«А ведь это кровь», – подумал я, и сердце мне неприятно сжало.

– Пан полковник, – негромко сказал тот, со шпорами, – ликаря доставили.

– Жид? – вдруг выкрикнул голос, сухой и хриплый, где-то.

Дверь, обитая гобеленом с пастушками, неслышно распахнулась, и вбежал человек.

Он был в великолепной шинели и сапогах со шпорами. Был туго перетянут кавказским пояском с серебряными бляшками, и кавказская же шашка горела огоньками в блеске электричества на его бедре. Он был в барашковой шапочке с малиновым верхом, перекрещенным золотистым галуном. Раскосые глаза смотрели с лица недобро, болезненно, странно, словно прыгали в них черные мячики. Лицо его было усеяно рябинами, а черные подстриженные усы дергались нервно.

– Нет, не жид, – ответил кавалерист.

Тогда человек подскочил ко мне и заглянул в глаза.

– Вы не жид, – заговорил он с сильным украинским акцентом на неправильном языке – смеси русских и украинских слов, – но вы не лучше жида. И як бой кончится, я отдам вас под военный суд. Будете вы расстреляны за саботаж. От него не отходить! – приказал он кавалеристу. – И дать ликарю коня.

Я стоял, молчал и был, надо полагать, бледен. Затем опять все потекло, как туманный сон. Кто-то в углу жалобно сказал:

– Смилуйтесь, пан полковник…

Я мутно увидал трясущуюся бороденку, солдатскую рваную шинель. Вокруг нее замелькали кавалерийские лица.

– Дезертир? – пропел знакомый мне уже голос с хрипотцой, – их ты, зараза, зараза.

Я видел, как полковник, дергая ртом, вынул из кобуры изящный и мрачный пистолет и рукоятью ударил в лицо этого рваного человека. Тот метнулся в сторону, стал давиться своею кровью, упал на колени. Из глаз его потоком побежали слезы…

А потом сгинул белый заиндевевший город, потянулась по берегу окаменевшего черного и таинственного Днепра дорога, окаймленнап деревьями, и по дороге шел, растянувшись змеей, первый конный полк.

В конце его изредка погромыхивали обозные двуколки. Черные пики качались, торчали острые заиндевелые башлыки. Я ехал в холодном седле, шевелил изредка мучительно ноющими пальцами в сапогах, дышал в отверстие башлыка, окаймленное наросшим мохнатым инеем, чувствовал, как мой чемоданчик, привязанный к луке седла, давит мне левое бедро. Мой неотступный конвоир молча ехал рядом со мной. Внутри у меня все как-то стыло, так же как стыли ноги. По временам я поднимал голову к небу, смотрел на крупные звезды, и в ушах у меня, словно присохший, звучал, лишь по временам пропадан, визг того дезертира. Полковник Лещенко велел его бить шомполами, и его били в особняке.

Черная даль теперь молчала, и я с суровой горестью думал о том, что большевиков отбили, вероятно. Моя судьба была безнадежна. Мы шли вперед в Слободку, там должны были стоять и охранять мост, ведущий через Днепр. Если бой утихнет и я не понадоблюсь непосредственно, полковник Лещенко будет меня судить. При этой мысли я как-то окаменевал и нежно и печально всматривался в звезды. Нетрудно было угадать исход суда за нежелание явиться в двухчасовой срок в столь грозное время. Дикая судьба дипломированного человека…

Через часа два опять все изменилось, как в калейдоскопе. Теперь сгинула черная дорога. Я оказался в белой оштукатуренной комнате. На деревянном столе стоял фонарь, лежала краюха хлеба и развороченная медицинская сумка. Ноги мои отошли, я согрелся, потому что в черной железной печушке плясал багровый огонь. Время от времени ко мне входили кавалеристы, и я лечил их. Большей частью это были обмороженные. Они снимали сапоги, разматывали портянки, корчились у огня. В комнате стоял кислый запах пота, махорки, йода. Временами я был один. Мой конвоир оставил меня. «Бежать», – я изредка приоткрывал дверь, выглядывал и видел лестницу, освещенную оплывшей стеариновой свечой, лица, винтовки. Весь дом был набит людьмн, бежать было трудно. Я был в центре штаба. От двери я возвращался к столу, садился в изнеможении, клал голову на руки и внимательно слушал. По часам я заметил, что каждые пять минут под полом внизу вспыхивал визг. Я уже точно знал, в чем дело. Там кого-нибудь избивали шомполами. Визг иногда превращался во что-то похожее на львиное гулкое рычание, иногда в нежные, как казалось сквозь пол, мольбы и жалобы, словно кто-то интимно беседовал с другом, иногда резко обрывался, точно ножом срезанный.

– За что вы их? – спросил я одного из петлюровцев, который, дрожа, протягивал руки к огню. Его босая нога стояла на табурете, и я белой мазью покрывал изчеденную язву у посиневшего большого пальца. Он ответил:

– Организация попалась в Слободке. Коммунисты и жиды. Полковник допрашивает.

Я промолчал. Когда он ушел, я голову обмотал башлыком, и стало глуше слышно. С четверть часа я так провел, и вывел меня из забытья, в котором неотступно всплывало перед закрытыми глазами рябое лицо, под золотыми галунами, голос моего конвоира:

– Пан полковник вас требует.

Я поднялся, под изуенным взором конвоира размотал башлык и пошел вслед за кавалеристом. Мы спустились по лестнице в нижний этаж, и я вошел в белую комнату. Тут я увидал полковннка Лещенко в свете фонаря.

Он был обнажен до пояса и ежился на табурете, прижимая к груди окровавленную марлю. Возле него стоял растерянный хлопец и топтался, похлопывая шпорами.

– Сволочь, – процедил полковник, потом обратился ко мне: – Ну, пан ликарь, перевязывайте меня. Хлопец, выйди, – приказал он хлопцу, и тот, громыхая, протискался в дверь. В доме было тихо. И в этот момент рама в окне дрогнула. Полковник покосился на черное окно, я тоже. «Орудня», – подумал я, вздохнул судорожно, спросил:

– От чего это?

– Перочинным ножом, – ответил полковник хмуро.

– Кто?

– Не ваше дело, – отозвался он с холодным, злобным презрением и добавил: – Ой, пан ликарь, не хорошо вам будет.

Меня вдруг осенило: «Кто кто-то не выдержал его истязаний, бросился на него и ранил. Только так и может быть…»

– Снимите марлю, – сказал я, наклоняясь к его груди, поросшей черным волосом. Но он не успел отнять кровавый комочек, как за дверью послышался топот, возня, грубый голос закричал:

– Стой, стой, черт, куда…

Дверь распахнулась, и ворвалась растрепанная женщина. Лицо ее было сухо и, как мне показалось, даже весело. Лишь после, много времени спустя, я сообразил, что крайнее исступление может выражаться в очень странных формах. Серая рука хотела поймать женщину за платок, но сорвалась.

– Уйди, хлопец, уйди, – приказал полковник, и рука исчезла.

Женщина остановила взор на обнаженном полковнике н сказала сухим бесслезным голосом:

– За что мужа расстреляли?

– За що треба, за то и расстреляли, – отозвался полковник и страдальчески сморщился. Комочек все больше алел под его пальцами.

Она усмехнулась так, что я стал не отрываясь глядеть ей в глаза. Не видел таких глаз. И вот она повернулась ко мне и сказала:

– А вы доктор!..

Ткнула пальцем в рукав, в красный крест и покачала головой.

– Ай, ай, – продолжала она, и глаза ее пылали, – ай, ай. Какой вы подлец… вы в университете обучались и с этой рванью… На их стороне и перевязочки делаете?! Он человека по лицу лупит и лупит. Пока с ума не свел… А вы ему перевязочку делаете?..

Все у меня помутилось перед глазами, даже до тошноты, и я почувствовал, что сейчас вот и начались самые страшные и удивительные события в моей злосчастной докторской жизни.

– Вы мне говорите? – спросил я и почувствовал, что дрожу. – Мне?.. Да вы знаете…

Но она не пожелала слушать, повернулась к полковнику и плюнула ему в лицо. Тот вскочил, крикнул: – Хлопцы!

Когда ворвались, он сказал гневно.

– Дайте ей двадцать пять шомполов.

Она ничего не сказала, и ее выволокли под руки, а полковник закрыл дверь и забросил крючок, потом опустился на табурет и отбросил ком марли. Из небольшого пореза сочилась кровь. Полковник вытер плевок, повисший на правом усе.

– Женщину? – спросил я совершенно чужим голосом.

Гнев загорелся в его глазах.

– Эге-ге… – сказал он и глянул зловеще на меня. Теперь я вижу, якую птицу мне дали вместо ликаря…

…

Одну из пуль я, по-видимому, вогнал ему в рот, потому что помню, что он качался на табурете и кровь у него бежала изо рта, потом сразу выросли потеки на груди и животе, потом его глаза угасли и стали молочными из черных, затем он рухнул на пол. Стреляя, я, помнится, боялся ошибиться в счете и выпустить седьмую, последнюю. «Вот и моя смерть», – думал я, и очень приятно пахло дымным газом от браунинга. Дверь лишь только затрещала, я выбросился в окно, выбив стекла ногами. И выскочил, судьба меня побаловала, в глухой двор, пробежал мнмо штабелей дров в черную улицу. Меня бы обязательно схватили, но я случайно налетел на провал между двумя вплотную подходившими друг к другу стенами и там, в выбоине, как в пещере, на битом кирпиче просидел несколько часов. Конные проскакали мимо меня, я это слышал. Улочка вела к Днепру, и они долго рыскали по реке, искали меня. В трещину я видел одну звезду, почему-то думаю, что это был Марс. Мне показалось, что ее разорвало. Это первый снаряд лопнул, закрыл звезду. И потом всю ночь грохотало по Слободке и било, а я сидел в кирпичной норе и молчал и думал об ученой степени и о том, умерла ли эта женщнна под шомполами. А когда стихло, чуть-чуть светало и я вышел из выбоины, не вытерпев пытки, – я отморозил ноги. Слободка умерла, все молчало, звезды побледнели. И когда я пришел к мосту, не было как будто никогда ни полковника Лещенко, ни конного полка… Только навоз на истоптанной дороге…

И я один прошел весь путь к Киеву и вошел в него, когда совсем рассвело. Меня встретил странный патруль, В каких-то шапках с наушниками.

Меня остановили, спросили документы.

Я сказал:

– Я лекарь Яшвин. Бегу от петлюровцев. Где они?

Мне сказали:

– Ночью ушли. В Киеве ревком.

И вижу, один из патрульных всматривается мне в глаза, потом как-то жалостливо махнул рукой и говорит:

– Идите, доктор, домой.

И я пошел.

* * *

После молчания я спросил у Яшвина:

– Он умер? Убили вы его или только ранили?

Яшвин ответил, улыбаясь своей странненькой улыбкой:

– О, будьте покойны. Я убил. Поверьте моему хирургическому опыту.

Несомненно, 1917 год. Д-р Бомгард.

http://skladidey.bos.ru/66.html

Переход России к рыночной экономике вызвал у нас повышенный интерес к изучению опыта нормирования труда в странах с развитой рыночной экономикой.

Зарубежный опыт указывает на связь нормирования труда * со всеми сферами деятельности предприятия (фирмы) - это про-44

производственно-технической, финансово-экономической, социально-политической.

Совместное исследование, проведенное Европейской ассоциацией производительности и Международной ассоциацией МТМ, показало, что предприниматели в развитых странах (США, Великобритания, Швеция, Италия, Япония) не только не высказываются против нормирования труда, а наоборот, расширяют сферу его применения во всех производствах.

Главными причинами, обусловливающими актуальность нормирования труда, по мнению зарубежных специалистов, являются экономические, основная из них - необходимость постоянного снижения издержек производства и повышения на этой основе прибыльности и конкурентности.

Важнейшим направлением деятельности капиталистических предприятий и фирм является усиление контроля и учета затрат "живого труда", снижение издержек на рабочую силу. Учитывая, что они имеют ярко выраженную тенденцию к увеличению, центральное место в этой работе уделяется вопросам планирования рабочей силы и определения загрузки персонала на основе норм труда. При этом используются специальные нормативные документы, в которых содержатся описания всех видов работ с указанием соответствующих затрат времени на их выполнение (трудоемкость).

Нормирование труда осуществляется в США с конца прошлого века, в других странах с капиталистической экономикой -примерно с начала двадцатых годов текущего столетия. Основоположником технического нормирования в капиталистических странах признается американский инженер Ф.Тейлор, впервые применивший хронометраж на предприятиях компании "Мид-45

вейл Стал" в 1881 г. Тейлор впервые разработал и применил не только метод изучения затрат труда с помощью хрономегражных наблюдений, но и так называемый аналитический метод нормирования труда. На этой основе Тейлором разрабатывались наилучшие с точки зрения экономии времени методы выполнения различных трудовых приемов, операций и работ в целом. Эти методы Тейлор вводил в качестве обязательных для всех исполнителей, обучал им рабочих и устанавливал нормы времени на их выполнение. Он также добивался, чтобы устанавливаемые им нормы основывались на экономии времени выполнения работ, улучшении методов организации труда, обеспечении бесперебойного снабжения рабочего места сырьем и вспомогательными материалами, ликвидации неоправданных перерывов в работе, рациональном размещении инструментов и материалов на рабочем месте, подборе наиболее подходящего для выполнения данной работы исполнителя, строгом чередовании времени труда и пауз для отдыха. Для проведения хрономегражных наблюдений подбирался наиболее физически сильный, ловкий и искусный рабочий, предварительно обученный наиболее совершенным методам труда и знающий о повышенной оплате за выполнение работы в кратчайший срок. Зафиксированные поэлементно с помощью хронометражных наблюдений показатели выработки этого рабочего устанавливались в качестве нормы, обязательной для выполнения всеми рабочими. Тейлор разработал специальную систему сдельной заработной платы, в соответствии с которой рабочие, выполняющие и перевыполняющие высокую норму, оплачивались по несколько повышенным против обычных расценкам, а рабочие, недовыполнившие46

норму, оплачивались по пониженным (примерно на 20%) расценкам и тем самым штрафовались.

Основоположником современных методов нормирования труда является также американский инженер Ф.Гилбрет, который особое внимание уделял анализу трудовых движений, их целесообразности. Гилбрет утверждал, что любые трудовые движения можно разложить на основные, простейшие микродвижения и что любая работа, выполняемая человеком, состоит из суммы микродвижений рук, ног и корпуса. Таким образом, он заложил основы современного нормирования по микроэлементам.

Специалисты по труду в дальнейшем объединили основные идеи Тейлора о методах изучения и экономии затрат времени на отдельные трудовые операции и приемы со взглядами Гилбрета и его методами экономии трудовых движений, создав наряду с нормированием труда один из основных разделов современной науки о труде, называемой исследованием труда. Под этим понимается изучение и анализ трудовых приемов с целью их рационализации.

Для нормирования работ по обслуживанию производства, а также трудовых процессов, не поддающихся хронометражным замерам, применяется метод моментных наблюдений, основанный на применении статистических принципов и законов теории вероятности. Этот метод является экономичным и простым в применении.

В настоящее время в США, Англии, Канаде, Швеции, Германии и других странах применяется большое число различных систем микроэлементных нормативов времени и их модификаций, которые различаются составом микроэлементов, порядком47

учета факторов, влияющих на их продолжительность, уровнем укрупнения и рядом других показателей.

Наиболее распространенной является система МТМ, что в переводе означает "определение метода и продолжительности работы". Микроэлементные нормативы системы составлены на основе большого фактического материала, анализа многих сотен метров кинопленки, на которую были отсняты трудовые процессы, наиболее часто встречающиеся в разных производствах. Отклонение результатов расчетов норм времени по микроэлементным нормативам и данным наблюдений не превышает 2%, что свидетельствует о точности и прогрессивности системы.

Система МТМ-1 содержит 460 значений нормативов времени, охватывающих 19 основных движений рук, ног, корпуса и глаз. Продолжительность каждого движения установлена с учетом влияющих факторов: расстояния, степени точности, необходимого усиления движения, а также веса перемещаемых предметов и других факторов.

В настоящее время в нормировании широко применяются модификации системы МТМ-1 (МТМ-2, МТМ-3 и др.), основанные на принципах последовательного укрупнения базовых элементов МТМ-1 путем объединения, усреднения, замены и исключения отдельных элементов системы МТМ-1 на основе их анализа. Система МТМ-2, например, состоит из 39 нормативных величин времени, охватывающих 13 элементов. Применение укрупненных нормативов упрощает и сокращает процесс нормирования.

Существенные преимущества по сравнению с действующими системами микроэлементных нормативов имеет система "Модаптс", относящаяся к третьему поколению. Число норма-48

тивов в ней сведено к 21, микроэлементы представлены в виде легко запоминающихся рисунков. Зарубежные специалисты утверждают, что применение системы обеспечивает точность, а также единство устанавливаемых норм труда в большей степени, чем другие. Кроме того, специальные исследования показали, что нормы, рассчитанные по системе "Модаптс", в среднем на 2,7% менее жесткие, чем по системе МТМ. На базе этой системы разработана ее модификация, предназначенная для нормирования достаточно сложных трудовых процессов.

Опыт предприятий различных отраслей производства США, а также стран Западной Европы свидетельствует о широком применении хронометража в нормативно-исследовательской работе по труду. Целью хронометража является не столько изучение затрат рабочего времени, сколько проектирование их минимальной величины с учетом оценки темпа (интенсивности) труда.

В настоящее время при проведении хронометража на большинстве предприятий в качестве исходной величины для расчета нормы времени берут не фактическую продолжительность операции или приема, а так называемое "нормальное время", то есть зафиксированную продолжительность с поправкой на темп выполнения работы. Хронометражист, измеряя время выполнения операций или приема, обязан одновременно оценить темп работы исполнителя - сопоставить фактический, то есть наблюдаемый темп работы, с тем темпом, который предприниматель считает нормальным. Этот "нормальный" темп работы нормировщик должен ясно представлять себе во время курсовые работы по международному частному праву хронометража.49

Американский Комитет по оценке темпа при Обществе передовых методов управления (АМ) дает следующее определение оценки темпа: "Оценка темпа - это такое действие, когда нормировщик сравнивает интенсивность труда рабочего с собственным представлением о нормальной интенсивности".

Нормальным темпом в США и Англии (по шкале Британского института стандартов), как правило, считают темп, эквивалентный ходьбе без груза по ровной местности со скоростью 4,8 км/час, в ФРГ - 4,5-5,5 км/час. Нормировщиков тренируют, добиваясь того, чтобы они могли, наблюдая за идущим человеком, определять скорость ходьбы или отношение этой скорости к нормальной. Хотя ходьба может быть частью трудового процесса, но процесс работы на производстве гораздо сложнее. Поэтому нормировщика учат "чувствовать" нормальный темп конкретных работ, которые ему приходится нормировать. Часто для этого применяют специальные фильмы и неоднократно показанный в них темп работы, нормировщик привыкает считать нормальным. От него требуют умения уверенно и без колебаний оценивать темп работы во время хронометража.

Многие компании регулярно и часто собирают всех своих нормировщиков на тренировочные сборы по оценке темпа с целью обеспечить согласованность и единство в этом вопросе и в требованиях при нормировании труда.

Специалисты по нормированию пытаются создать некое научное определение "нормального" темпа. Одно из широко распространенных определений приводится в "Справочнике по организации производства" под редакцией Г.Мейнарда.

"Нормальным темпом называется темп работы среднего рабочего, работающего под руководством и наблюдением спо-50

собного мастера, без стимула сдельно-премиальной оплаты. Этот темп может легко выдерживаться рабочим день за днем без чрезмерной физической или умственной усталости".

Ясно, что на практике "нормальный" темп фактически будет соответствовать оптимальному, с точки зрения предпринимателя, уровню интенсивности труда. Но установленный таким образом "нормальный" темп отнюдь не считается высоким. "Этот темп, - говорится в руководстве МОТ, принят для того, чтобы дать возможность среднему рабочему, который хочет сделать дополнительное разумное по величине усилие, заработать справедливую "премиальную надбавку".

Таким образом, чтобы заработать больше установленной основной (минимальной) ставки, рабочий должен работать в темпе, превышающем "нормальный".

При определении темпа работы оценивается только эффективная скорость трудовых движений. Нормировщик определяет темп рабочего только после того, как он убедится, что рабочий трудится эффективно, то есть не делает непроизводительных движений.

Субъективность оценки темпа работы отнюдь не означает, что на предприятиях нормировщик не связан никакими пределами и может оценивать темп по своему произволу. Когда мы говорим о субъективности оценки темпа на предприятиях, то мы имеем в виду прежде всего субъективность понятия "нормального" темпа, который предприниматели устанавливают не на основе научных данных физиологии труда, а исходя из собственных экономических интересов. Установив такой приемлемый "нормальный" темп, администрация прилагает все усилия, чтобы нормировщики точно представляли себе этот темп и безоши-51

бочно сопоставляли его с фактическим. Усилия специалистов по нормированию труда направлены не на устранение главного источника субъективности оценки темпа - одностороннего определения "нормального темпа" администрацией, а на обеспечение согласованности оценки темпа всеми нормировщиками данной компании. Считается, что опытный нормировщик оценивает темп работы с отклонениями от 2 до 5%.

Изучение способов учета темпа работы при нормировании труда на западных предприятиях показывает, что предприниматели стремятся обеспечить высокую выработку рабочих путем повышения в первую очередь интенсивности труда.

Для определения темпа разработан и применяется на практике ряд специальных таблиц. Отдел организации труда объединения предпринимателей "Энджиниринг элайд эмплоерс ассо-шиэйшн" (Англия) составил, например, таблицу определений и числовых характеристик различных темпов работы в отношении к нормальному, принимаемому условно за 60, 75 или 100 (таблица 1.2.1).

Таблица 1.2.1

Практическое руководство для оценки темпа работы

1 2 3 4

Оценка наблюдаемого темпа Темп Описание темпа Сравнительная скорость ходьбы в милях (км) в час

40, 50,67 Слишком медленный Неумелые, вялые и нерешительные движения 2(3,2)

60,75,100 Нормальный Размеренный, без торопливости, свойственный повременщику, работающему под надзором мастера 3(4,8)

80,100,133 Быстрый Быстрые и точные движения хорошо обученного среднего рабочего-сдельщика, уверенно выполняющего работу с требуемым качеством и точностью 4 (6,4)

Продолжение таблицы 1,2.1

1 2 3 4

100,125, 165 Очень быстрый Исполнитель проявляет значительно большую уверенность, ловкость и координацию движений, чем у среднего опытного рабочего 5(8,0)

120, 150,200 Исключительно быстрый Требует настолько напряженных усилий и сосредоточенности, что такой темп нельзя, повидимому, поддерживать в течение продолжительного времени; виртуозное исполнение работы, которое доступно только некоторым высококвалифицированным рабочим 6 (9,6)

Применяется и другая система оценки работы многими

американскими компаниями. Эта система, разработанная Мей-нардом, Стегемертоном и Лоури, предусматривает учет во время оценки темпа четырех факторов: 1) умение; 2) усердие; 3) условия труда и 4) постоянство в работе. Умение определяется как "степень овладения стандартным методом труда", усердие - как "воля к труду". В большинстве случаев нормировщики оценивают темп только по этим двум факторам. Гораздо меньшее значение при оценке имеют факторы "условия труда" и "постоянства в работе", проявляющиеся в устойчивости хроноряда. По каждому фактору установлены шесть степеней, соответствующие им цифровые величины и условные обозначения (таблица 1.2.2). Общая оценка равна алгебраической сумме отдельных оценок голос единица. Если нормировщик оценил во время наблюдения умение рабочего В2, усердие С1, условия труда Е и постоянство Д, то алгебраическая сумма этих оценок составит: 0,08 + 0,05 - 0,03 + +0,00 = 0,10. Прибавляя к этой сумме единицу, получают коэффициент темпа 1,1. Если сумма отрицательная, коэффициент темпа будет меньше единицы и расчетное время53

приема будет соответственно меньше средней арифметической от фактической продолжительности,

Характерно, что показатели, обозначенные словом "удовлетворительно", имеют отрицательный знак. Это дает возможность нормировщику, оценив на "удовлетворительно" умение, усердие и условия труда, установить расчетное время на 20 с лишним процентов ниже средней фактической продолжительности.

Таблица 1.2.2

Система оценки по методу Мейнарда, Стегемертена, Лоури

Умение Усердие

+ 0Л5А1 Высшее + 0,13 А1 Чрезмерное

+ 0.13А2 + 0,12А2

+ 0,11 В1 Отличное + 0Л0В1 Отличное

+ 0,08 В2 + 0,08 В2

+ 0,06С1 Хорошее + 0,05 С1 Хорошее

+ 0,02 С2 + 0,02 С2

0,00 Д Среднее 0,00 Д Среднее

-0,05Е1 Удовлетворительное -0,04Е1 Удовлетворительное

-0Л0Е2 - 0,08 Е2

-0.16Р1 Плохое -0Л2Р1 Плохое

- 0,22 Р2 -0Л7Р2

Продолжение таблицы 1.2.2

Условия труда Постоянство

+ 0,06 А Идеальные + 0,04 А Совершенное

+ 0,04 В Отличные + 0,03 В Отличное

+ 0,02 С Хорошие + 0,01 С Хорошее

0,00 Д Средние 0,00 Д Среднее

- 0,03 Е Удовлетворительные - 0,02 Е Удовлетворительное

- 0,07 Р Плохие - 0,04 Р Плохое

Вопросы оценки темпа работы тесно связаны с проблемой пересмотра норм, поскольку перевыполнение норм может быть результатом как рационализации методов труда, так и следствием повышения его интенсивности.

Теоретическим пределом максимальной интенсивности труда считается работа в темпе, приближающимся к темпу машины. Технически обоснованная норма, называемая в литературе "высокой нормой", должна составлять 2/3 курсовые работы по менеджменту темпа работы машины на максимальной мощности при управлении вручную. Средняя выработка обученного рабочего-сдельщика должна составлять 115% высокой нормы, для чего темп работы должен быть эквивалентен скорости ходьбы, равной 6,4-6,5 км/час. Пределом выполнения высокой нормы квалифицированным рабочим считается ее выполнение на 123-133%, что эквивалентно темпу работы, соответствующему скорости ходьбы 7-7,5 км/час. По подсчетам экономистов дальнего зарубежья выполнение нормы в указанных пределах доступно в среднем 2-3% рабочих любого предприятия. Максимальный предел интенсивности труда эквивалентен ходьбе со скоростью примерно 8 км/час, что соответст-55

вует 143-145% выполнения высокой нормы. Согласно принятым стандартам "низкая норма" должна быть не менее 62,5% высокой нормы, что соответствует темпу работы, эквивалентному скорости ходьбы, равной 3,5 км/час. Выработка, равная 60% выполнения высокой нормы, влечет за собой увольнение работника.

Хочется еще раз напомнить, что нормирование и учет затрат времени на производство продукции - органическая составная часть функции управления крупным производством, обусловленная самой природой. Обоснованное повышение интенсивности труда и есть основная функция нормирования, и это важное средство повышения рентабельности производства. Поэтому в капиталистических странах появляются не только новые методы нормирования, а также развиваются научные исследования в области физиологии и психологии. Такие подходы обеспечивают точность норм и нормативов, которые обеспечивают организованный и планомерный ход производственного процесса.

В ходе разработки нормативных материалов в Финляндии большое внимание уделяется рационализации трудовых процессов, определению оптимального темпа работ.

Это способствует обеспечению высокой производительности труда даже при условии некоторого уменьшения удельного веса основной работы в нормируемом времени из-за увеличения подготовительно-заключительного времени, времени отдыха и на регламентируемые перерывы.

В Финляндии нормативы времени на отдых на отдельных видах работ (погрузочно-разгрузочные и работы в теплицах) составляют до 28% времени смены. Эти нормативы разрабатываются с участием специалистов-медиков и утверждаются комис-56

сией из представителей научно-исследовательских учреждений, профсоюзных органов и предпринимателей.

В Финляндии функционирует специальный научно-исследовательский, учебный и информационный центр по труду - Ассоциация по рационализации труда, которая разрабатывает и издает методические материалы, нормы труда, рекомендации по улучшению условий труда на рабочих местах, организует повышение квалификации работников. Ассоциация поддерживает тесные связи с научно-исследовательским обществом по сельскому хозяйству Северных стран. Международной комиссией сельскохозяйственной техники (СОР), Международным комитетом по научной организации труда в сельском хозяйстве (СОТА), а также с Комитетом по вопросам техники выполнения трудовых процессов и обучения им работающих в отраслях сельского хозяйства, отделом домашнего хозяйства и питания и другими международными организациями и учреждениями.

Высший орган управления Ассоциации по рационализации труда - общее собрание, а практической деятельностью ассоциации руководят комиссия депутатов и правление. Контрольные функции осуществляют Министерство сельского и лесного хозяйства и Управление профессионально-технического обучения Финляндии. При министерстве действует постоянная комиссия, которая планирует и координирует научно-исследовательскую работу в масштабах отрасли, рассматривает и утверждает программы исследований, порядок и размеры их финансирования. Примерно 70% объемов выполненных ассоциацией научно-исследовательских работ и вся деятельность по профессионально-техническому обучению субсидируется государством. Остальные средства ассоциация получает за счет выполнения зака-57

зов фирм на научно-исследовательские работы, различного рода консультаций, издательской и прочей деятельности, а также взносов членов ассоциации.

Ассоциация проводит исследования и осуществляет экспериментальную проверку по вопросам рационализации трудовых процессов, моделирования передовых приемов и методов труда, улучшения условий труда на рабочих местах, снижающих утомляемость работников; с учетом возможностей современной техники и действия комплекса нормообразующих факторов она разрабатывает нормативные материалы различной степени укрупнения.

Например, нормативные материалы для сельскохозяйственного производства, разрабатываемые научно-исследовательскими учреждениями, экспериментальными станциями и лабораториями, носят рекомендательный характер. Поэтому операционные и комплексные нормы выработки, нормы обслуживания, а также показатели численности и затрат труда на 1 гол. скота, 1 ц продукции используются фермерами для планирования объемов работ, потребности в рабочей силе, определении цен на продукцию и прогнозов эффективности производства.

Тесную связь нормирование труда имеет с организацией заработной платы и премированием.

В современной зарубежной литературе по управлению подчеркивается связь нормирования с разработкой премиальных систем в зависимости от точности и продолжительности установленных норм затрат труда. Создаются системы премирования по так называемой убывающей кривой с учетом показателя темпа работы, устанавливаемого в процессе проведения нор-58

мативно-исследовательских работ. Применение таких систем позволяет добиваться большей экономии средств одновременно с интенсификацией труда. Ниже приведен пример подобных систем премирования (табл. 1.2.3).

Таблица 1.2.3

Системы премирования с учетом показателя темпа работы.

Темп работы Размер премий, пропорциональный выработке, % Премирование по так наз. убывающей кривой

105 40,0 40,00

ПО 46,67 47,75

120 60,00 47,50

130 73,33 51,54

140 86,67 55,00

150 100,00 58,00

Установление необходимой численности инженеров -нормировщиков для проведения нормативно-исследовательских работ является важным направлением. Эта задача решается различными способами. Один из них - изучение затрат рабочего времени в течение определенного периода времени (например, года) и установление количества рабочих, которым были разработаны или пересмотрены нормы времени. На основе этих данных в отделах организации и нормирования труда разрабатываются номограммы для определения необходимой численности нормировщиков на текущий период и перспективу.

Зарубежная практика свидетельствует, что по мере увеличения размеров предприятий, число нормировщиков в расчете на каждые 100 рабочих уменьшается, в связи с чем увеличивается59

число рабочих на одного нормировщика. Для определения численности нормировщиков в зависимости от размера предприятия рекомендуется использовать данные, представленные ниже (табл. 1.2.4).

Таблица 1.2.4 Зависимость количества нормировщиков от размеров

предприятий

Размер предпри-

ятия(численность

занятых, чел.) Средняя численность штата нормировщиков, чел. Число нормировщиков на 100 рабочих, чел Число рабочих на одного нормировщика, чел.

200 3 1,60 67

500 5 1,00 100

1000 8 0,77 125

2000 13 0,67 154

4000 24 0,60 167

6000 32 0,53 188

8000 37 0,46 216

10000 40 0,40 250

Таким образом, нормирование труда остается важным звеном хозяйственного механизма, на его основе осуществляется учет и контроль производства и распределения, т.е. решаются задачи, характерные для рыночной экономики. В одной из американских работ говорится, что если отсутствует нормирование труда, то руководитель работает вслепую. Он не может проконтролировать работу, не знает, какова производительность труда, его эффективность.

В заключение проведенного изучения зарубежного опыта нормирования труда следует отметить, что нормирование труда, зародившись в странах с развитой рыночной экономикой, продолжает оставаться в центре внимания предпринимателей и специалистов по труду и несомненно оказывает положительное влияние на формирование методических основ и функционирование нормативно-исследовательской системы сельского хозяйства России в современных условиях.

Попов, Владимир Константинович

Дата добавления: 2015-06-28