Бессмертник Кощеев и Ночные прогулки при полной луне

Два дня спустя, уже под утро, Тибидохс был потревожен грохотом: кто-то изо всех сил барабанил в главные ворота. Сторожевой циклоп Пельменник привстал на своем дощатом ложе, устланном овечьи ми шкурами, и замотал котлообразной башкой. Он привык, что перед тем, как кто-то стучит в ворота, обычно гремит зудильник, сообщая, что сработало заклинание перехода. Теперь же зудильник помалкивал. Заклинание перехода тоже явно не было произнесено – грохот же не прекращался, а становился все настойчивее. Казалось, массивные ворота вот-вот сорвут с петель.

Нашарив в углу секиру, Пельменник деловито потрогал заскорузлым пальцем острие и, бурча под нос слова песни «Наша служба и опасна, и трудна...», широко распространившейся у магов с подачи лопухоидов, затопал к сотрясающимся воротам.

– Ну! Кого это там принесло? – рявкнул циклоп.

– Откроешь – узнаешь! Шевелись, лентяй! – потребовали с той стороны.

– Сейчас открою! Только ты об этом пожалеешь! – пообещал Пельменник и навалился на колесо, приводившее в действие подъемный механизм.

В приоткрывшиеся ворота решительно протиснулась худощавая фигура в темном плаще. Циклоп отпустил колесо, схватил секиру и ринулся было к ней, но не успел он сделать и трех шагов, как прозвучало короткое, точно рубленое заклинание, Полыхнула двойная красная вспышка.

Пельменника подбросило и, перекувырнув в воздухе, зашвырнуло в ров. Лягушки отозвались на это бесцеремонное вторжение возмущенным кваканье Следом за циклопом в воздухе просвистела секир, Пельменник попытался выбраться, но стенки рва были слишком скользкими. Тогда он уселся на дно кипя от злости, уставился на лягушек. Его единственный глаз вращался по орбите и закатывался. Для всех, кто знал Пельменника, это был верный сигнал, что надо спасаться. Однако лягушкам было хоть бы хны. Они лишь таращились на него из воды и квакали словно приглашая остальных поглазеть на дурака.

Тем временем незнакомец в плаще уже двигался навстречу профессору Клоппу, выскочившему и своей комнаты в небесно-полосатой пижаме с желть ми сердечками. Такой нелепой пижамы не было даже у самого доброго депутата дяди Германа, уже сем лет собиравшего коллекцию пижам.

– Кто ви ест такой? А ну стояль, пока я не стрляль! Руки хох! То есть хенде вверх! – крикнул Клопт вскидывая руку с перстнем.

Неизвестный досадливо отмахнулся и потря перед носом у Клоппа синенькой корочкой с оттиснутой на ней заплесневелой черепушкой.

«Магщество – Продрыглых Магций. Ревизор-консультант Бессмертник Кощеев», – значилось в корочке.

Пока профессор Клопп изучал корочку, новоприбывший маг распахнул плащ и откинул капюшон.

Блеснули стильные серебристые латы от Пако Гробани и рукоять двуручного меча. Лицо у мага было маленькое, ссохшееся, точно череп, обтянутый кожей, с небольшими плутоватыми глазками.

Наконец поняв, кто перед ним, профессор Клопп радостно потер шершавые ладошки.

– О, мы же знаком раньше! Мы виделься на конференции по защите прав троллей и вампиров! Я ожидаль вас ещё вчера! Пойдемте в мой кабинет! Я буду вам все подробно доносиль! – обрадованно воскликнул он и, приседая от нетерпения, засеменил впереди, показывая дорогу.

За лесом, пробиваясь сквозь пахнущий йодом туман, уже разгорался рассвет. Однако ночь ещё не спешила сдавать своих позиций.

Старикашка в серебристых латах и профессор Клопп в пижаме с сердечками были не единственными, кто бродил сегодня по сумрачным коридорам Тибидохса. Существовали и другие...

* * *

– Эй, малютка без родинки, как у тебя с нервами? Ты ведь не поднимешь визг? Я пришел, и, между прочим, не один! – озабоченно зашептал кто-то.

Таня, спавшая на животе, открыла глаза и приподнялась на локтях. В сиреневой дымке рядом с её кроватью плавал поручик Ржевский, смахивавший на тучку, слегка тронувшуюся умом. Рядом из-за раздувавшихся Черных Штор деликатно выглядывала Недолеченная Дама.

– Я дико извиняюсь... У меня такая мигрень. Не найдется таблетки аспирина или хотя бы пузырька с ядом? Я жутко мучаюсь, – певуче сказала она.

– Все она врет! Не давай ей яду! Все равно она его не выпьет. Она в прошлый раз нас подслушивала и теперь вот собралась за шкатулкой Древнира! Даже Ужасу пригрозила наябедничать, если я пойду без нее! – отмахнулся поручик.

Недолеченная Дама порозовела от негодования.

– Жан, ну зачем же так? Я же просила вас сохранить все в тайне! Я же умоляла! – поджимая губы сказала она.

Поручик зевнул.

– Ну, так что, идем? – предложил он. – Безглазый Ужас уже трясет в подвале своими ржавыми по гремушечками. В такие часы даже самые жуткие при зраки становятся сентиментальными. Они роняют слезы, холодные и липкие, как вчерашний бульон. Путь открыт.

Таня покосилась на соседнюю кровать, на которой уже безо всякого «Пундуса-храпундуса» посапывала Гробыня, и задумалась. Еще вчера она отказалась бы от этой авантюры, но теперь, когда в лабиринтах Тибидохса таился неуловимый дух, а Баб-Ягун был переведен в темные маги, терять было, в общем-то, нечего.

Таня быстро оделась и выскользнула в общую гостиную. Призраки плыли чуть впереди, показывая дорогу, которая и без того была известна. Но неожиданно, к удивлению Тани, Ржевский свернул в боковой коридор, явно выводящий в Зал Двух Стихий.

– Эй, мы куда? Ты же говорил, это на чердаке Большой Башни? – не поняла Таня.

– Угу! Но лучше, если мы проберемся наверх лестницей атлантов, а потом уже по галерее перейдем на Главную Лестницу! Поверь мне, старому пройдохе, так будет дальновиднее! – загадочно зашептал Ржевский.

Таня пожала плечами.

– Как хочешь. Но, по-моему, делать такой крюк глупо, – сказала она.

– Уж я-то знаю все уловки Поклепа! Он расставил кучу заклинаний между жилым этажом и чердаком! Но только в самом начале. Дальше все чисто. А раз так, нам придется поискать обходные коридорчики.

Ржевский, увлеченный, новой для него ролью начальника экспедиции, воинственно гремел кинжалом, одолженным у уважавшего традиции горского привидения. Кинжал был просто поразительных размеров. Единственный его недостаток состоял в том, что он не вынимался из ножен.

Морщась от всякого звука, Недолеченная Дама томно скользила в полуметре над полом. Если на пути попадалась стена, Дама по рассеянности не заме чала её и проходила насквозь.

Они уже миновали Зал Двух Стихий, разделенный чертой огня, когда у лестницы атлантов Дама вскинула вверх прозрачную руку. Таня замерла.

– Чего ты?

– Тш-ш! Ты что, оглохла? Там кто-то есть! Таня отчетливо различила доносившиеся сверху глухие звуки. На мраморной лестнице определенно что-то происходило. Ближайший к ним атлант, державший свод, отворачивался, делая вид, что лично он ничего не слышит. Однако его каменное лицо при этом было подозрительно честным.

– Подожди тут! Мы выясним, в чем там. дело, вернемся! – прошептал поручик и бесшумно улетучился вслед за Дамой.

Опасаясь попасться на глаза Поклепу или кому-то из преподавателей, Таня нырнула под лестницу Лестница лежала на плечах ещё у двух могучих атлантов, но эти, уже явно не притворяясь, спали стоя. У одного из них в раковине уха ухал филин.

Уверенная, что, когда будет необходимо, призраки все равно её отыщут, Таня пошла вглубь, держась стены. Округлый зал здесь переходил в узкий коридор, который держали возведенные с равным интервалом арки. Потолок между арками был витражным, со сложным узором. Снаружи сквозь цветные стекла пробивался размытый лунный свет. На полу плясали причудливые отсветы.

Чем дальше, тем ниже и уже становился коридор. Вскоре Таня могла пробираться по нему, только пригнувшись, а потом даже на четвереньках, задевая макушкой арки. Еще немного – и ей придется лезть вперед по-пластунски. Это открытие девочку не вдохновило.

– Ничего себе коридорчик! Интересно, для кого он вообще построен? Для карликов и лилипутов? Полезу-ка я обратно, а то застряну! – проворчала она.

Собираясь так и поступить, Таня стала искать площадку пошире, чтобы развернуться. Такая площадка обнаружилась за одной из арок. Малютка Гроттер стала поворачиваться и... почти уткнулась носом в низкую дубовую дверь.

За дверью кто-то разговаривал. Таня невольно прислушалась.

– Дай мне рубанок!

– На!.. – что-то просвистело в воздухе.

– Эй, Ошурка, ты чего рубанками швыряешься? Сдурел?

– Я сдурел? Я? Да как ты можешь работать после того, как с нами так поступили?.. Нет, ты подумай: её даже не предупредили! Девчонка не расплатилась с нами как положено!.. Не дала ни трех прутьев от веника, ни даже нитки от скатерти-самобранки! – возмущенно пропищал кто-то.

Заинтересовавшись, Таня приблизила глаз к замочной скважине. Гробыня назвала бы это «запуститъ глазенапа». В скважину она увидела тесную комнатку с несколькими верстаками. На стенах, на полках, на полу и вообще везде, где возможно, лежали и висели инструменты – зубила, пилы разных размеров, ручные дрели, плоскогубцы, гаечные ключи лобзики и напильники.

У крайнего верстака ссорились двое домовых. С одного из них – красноносого, задиристого, с растрепанной, будто выщипанной бородой – даже слетела шапка.

– Ничего, ей же хуже! Пускай все идет как идет! Мы-то никому не сказали, что веревка почти что лопнула, – хихикнул он.

– Ну и злой же ты, Ошурка! Ты же сам её подшивал! Два вечера старался! – примирительно сказал другой домовой.

– Подшивал – да, но это уже совсем не то, что вначале... К тому же я использовал дратву для сапогов-скороходов, а это совсем не то, что нитки для волшебных веревок...

Красноносый Ошурка достал кисет с махоркой и примирительно протянул приятелю. Домовые закурили.

– Тут вчерасъ лешак заглядывал... Болтал, огонь теперь каждую ночь вспыхивает и горит до рассвета... Ихние, лесные, туда уж и близко не суются. Водяные тоже из пруда носа не кажут... Раньше задирались, горло драли, а теперь тихо сидят. А тут ещё несуразица всякая началась. Вон, глянь, как керосинка горит? Разве она раньше так полыхала? А в кузне что? Гвоздя нельзя толкового выковать. Только прут раскалишь, как он уже раз – остыл, – сказал Ошурка.

– Магам-то пока не говорили?

– Не-а, наши им никогда ничего не скажут. Маги от нас нос воротят. Мы для них нежить, а кем бы они были без нас? Лопухоидами!

– А Тибидохс им кто строил? Сами они небось даже замка никогда не врезали... – поддержал его приятель.

Больше домовые ни о чем не говорили. Перекурив, они вновь взялись за рубанки. По доскам улитками поползли душистые завитки стружки. Стараясь не привлечь к себе внимания, Таня осторожно выбралась из тесного коридора и вскоре вновь была у лестницы.

«Ну и свинья же я неблагодарная! Я ведь правда им ничего не дала. Даже спасибо не сказала!» – подумала она.

Послышалось деликатное покашливание, и перед ней возникла Недолеченная Дама. За её плечом маячил Ржевский.

– Знаешь, что там за шум был? Атланты устроили одному своему темную, Не хотел держать потолок. Исхитрился так, что вся тяжесть падала на соседей. Вот они его и поучили, – хмыкнул поручик.

Происходящее привело призрака в хорошее расположение духа, и он стал рассказывать какую-то запутанную историю о карточном шулере. Якобы шулер плохо пометил колоду, был заподозрен, и за ним долго гонялись, чтобы приложить бронзовым подсвечником. В результате подсвечником так и не приложили, но засветили по уху гипсовым бюстиком Овидия. Внезапно Таня осознала, что история имеет явно автобиографические подробности. Хотя поручик и повествовал о шулере в третьем лице, он то и дело сбивался на "я" и начинал жаловаться на превратности судьбы.

– Ну так что? Мы идем или мне тоже погоняться за тобой с подсвечником? – нетерпеливо спросила Таня.

Ржевский обиженно повернулся к ней своей утыканной ножами спиной и горделивым лебедем поплыл над лестнице". Четверть часа спустя они были уже на чердаке. Ноги у Тани гудели от множества высоких ступеней. В глазах продолжали мелькать огни сотен факелов.

Чердак Большой Башни был довольно живописен. Полукруглый, с деревянными лесами, поднимавшимися вдоль стен до самой крыши, лежавшей на дубовых опорах. Окна-бойницы выходили на широкий карниз, опоясывавший Башню.

Недолеченная Дама немедленно заныла, что ужасно боится высоты.

– Вот увидите, я разобьюсь! Разобьюсь вдребезги! У меня кошмарное предчувствие! – причитала она.

– Да, но ты же... э-э... того... – осторожно начала Таня.

– Точно, я уже умерла, на что ты сумела намекнуть с такой умиляющей чуткостью. Однако нечего мне об этом постоянно напоминать! Какая дикая, шокирующая бестактность! – рассердилась Дама, с атакующим укором поправляя шляпку с завядшими розочками.

Таня покраснела, Она поняла, что ляпнула нечто совсем несуразное, в духе Баб-Ягуна. От неловкости её спас поручик Ржевский, который был уже на карнизе и размахивал руками, приглашая следовать за собой. Девочка осторожно протиснулась через бойницу и заглянула вниз. Землю сейчас было не видно: все утопало в тумане. Даже луна казалась отсюда желтым пятном яичницы, расплывшимся на шкворчащей сковороде.

Лопатками прижимаясь к холодным камням Башни, Таня стала пробираться по узкому карнизу.

«Интересно, Ойойойс гимякис брякис сработает, если я шлепнусь с такой высоты?» – размышляла Таня, собираясь с духом, чтобы выйти на открытую площадку, где яростно гудел ветер.

Шаг. Ветер толкнул её в плечо и попытался сорвать с карниза.

«Нет, вопрос, конечно, интересный, но лучше я не буду пока на него отвечать», – подумала Таня и сделала ещё шаг.

Девочка сама себе не поверила, когда пальцы её наконец вцепились в край выбитой молниями трещины, из которой уже нетерпеливо выглядывал поручик Ржевский.

– А шкатулочка-то здесь! А вот то самое место, где меня дрыгусом шуганули! – радостно сообщил он, зависая над одним из камней. В следующий миг его с громким чавканьем втянуло в плиты, словно кто-то на миг включил магический пылесос.

– Его убили! Еще один заговор против нас, беспомощных привидений! – потрясая бледными кулаками, возопила Недолеченная Дама.

Внезапно она осеклась и замерцала. Сквозь стену, фосфоресцируя, протиснулся только что исчезнувший призрак.

– Извиняюсь! Кто бы мог предположить, что здесь поставят ещё одно заклинание? Без мерзкого коварства мерзейшего мерзавца и подлого подлеца Поклепа здесь точно не обошлось! – заявил он.

Продолжая стоять у трещины, Таня огляделась. Красноватых и зеленоватых потрескивающих завес, обычно сопровождавших любое защитное заклинание, как будто не было заметно. Не слишком доверяя себе, она выпустила зеленую сигнальную искру, но та пролетела всю каморку, ни разу не мигнув и не изменив цвета. Значит, других заклинаний, кроме того, на которое нарвался Ржевский, и правда не было.

– Ну, чего же ты? Открывай скорее! В похожей шкатулке я когда-то хранила любовные письма! Уверена, что и Древнир поступал так же! – поторопила Таню Недолеченная Дама.

Сизым дымком она давно вилась вокруг шкатулки и явно была недовольна тем, что ей не удается просочиться внутрь.

– Любовные письма? Не думаю, что Древнир когда-то влюблялся. Про него говорят, что он был старый сухарь, – усомнилась Таня.

Дама тонко улыбнулась.

– Все влюбляются. Поверь мне. Я-то знаю, – сказала она с непонятной уверенностью.

Подумав, что Верка Попугаева не одинока в своем стремлении подозревать всюду любовные записки, Таня приблизилась к шкатулке. Шкатулка была с виду самая обычная – деревянная, без резных узоров на крышке и даже без замка. Никакой магией тут явно не пахло. Таня протянула руку и... она сама не поняла, что произошло. Внезапно ей показалось, что она стоит на месте, а Башня уплывает куда-то с короткими пароходными гудками, К тому же со стороны океана почему-то стал доноситься резкий крик чаек.

А потом Таня вдруг сообразила, что все это ей померещилось. Она лежала щекой на полу, а над ней витали поручик Ржевский и Недолеченная Дама.

– Напрасно ты это... Не надо было называть Древнира старым сухарем! – укоризненно сказала Дама. Ржевский поморщился.

– При чем тут Древнир! Все дело в её кольце. Уверен, ему приходилось выбрасывать красные искры. Сними его и попробуй ещё раз, – посоветовал поручик.

Таня села на каменных плитах. Башня больше не уплывала, и пол не уходил из-под ног. Шкатулка Древнира продолжала стоять на прежнем месте.

«Она приняла меня за темную... И не только она. Профессор Клопп тоже считает меня темной. И Зубодериха», – подумала Таня.

Она сняла с пальца кольцо Феофила Гроттера и опасливо приблизилась к шкатулке. Дотрагиваться до неё во второй раз ей хотелось ещё меньше, чем пробовать двумя мокрыми пальцами, сколько вольт в розетке.

– Шкатулка, я не темная. Я... я сама не знаю, какая я. Но темной мне ужасно не хочется быть! – сбивчиво сказала она.

Уверенная, что Башня вновь отправится в плавание, оглашаемое криками чаек, Таня зажмурилась, протянула руку и неожиданно ощутила пальцами теплую деревянную поверхность.

Крышка шкатулки откинулась. Заглянув внутрь, девочка обнаружила, что на темном бархате, в углублении, которое вполне могло бы предназначаться для магического кольца, лежит... А вот дальше начинались сплошные вопросы. Что это? Червяк? Гусеница? Змееныш?

– Эге, да это всего лишь Золотая Пиявка! Вон и присоска у нее. А я-то думал! – разочарованно воскликнул поручик Ржевский, уже ухитрившийся запустить в шкатулку глазенапа.

– Фи, Пиявка! Как это прозаично! – поморщилась Недолеченная Дама. Видно было, что только что она разочаровалась в Древнире и во всем человечестве.

Пока Таня размышляла, что в Золотой Пиявке могло так встревожить Сарданапала, поручик Ржевский прислушался. Он подлетел к стене и просунул голову сквозь каменную кладку.

– Ужас! Чтоб император вновь назвал меня на параде разгильдяем! – воскликнул он.

– Ты что? – не поняла Таня.

– Сюда бежит Поклеп! Я так почему-то и думал, что он сунет куда-нибудь оповещающее заклинание! – воскликнул он и торопливо улетучился, спасаясь от неминуемого дрыгуса.

Недолеченная Дама тоже заспешила.

– Ой, Тань, ты знаешь, я замочила в слезах свои носовые платки и теперь боюсь, что они совсем размокнут. Ты не возражаешь, если я отлучусь ненадолго? Да, кстати, если тоже будешь убегать, не забудь свой магический перстень. А то мало ли кому он попадется на глаза, – посоветовала она, исчезая в глубокой щели между камнями.

«Предатели! Бросили меня здесь!» – подумала Таня и бестолково заметалась по каморке. Где-то рядом, за стеной, Поклеп уже спешил к бойнице. Выход оставался только один – обогнуть Большую Башню по карнизу и улизнуть по лестнице, пока Поклеп будет в каморке.

Не размышляя, зачем она это делает, Таня надела перстень, схватила Золотую Пиявку и, захлопнув шкатулку, шагнула на карниз. Суровый завуч Тибидохса был где-то совсем близко: девочка уже слышала его пыхтение. Прижимаясь спиной к стене, она быстро скользнула в противоположную сторону. Пустота, начинавшаяся всего в полуметре перед ней, манила. Хотелось шагнуть вперед и таким образом сбежать от Поклепа, Пять шагов, десять... Все решали мгновения, Тане показалось, что за закруглением башни мелькнул кафтан Поклепа, но сам он едва ли мог её увидеть, потому что сразу нырнул в трещину.

А ещё полминуты или пятнадцать шагов спустя – в зависимости от того, чем считать время, – из трещины донеслась брань. Таня догадалась, что завуч вновь попытался открыть шкатулку и поплатился за это. Нырнув в первую же подвернувшуюся бойницу, девочка скользнула к лестнице и стала быстро спускаться.

Ей повезло, что Поклеп слишком спешил, чтобы поставить здесь циклопа. Через несколько пролетов, убедившись, что за ней никто не мчится, Таня перевела дыхание и перестала ежесекундно оглядываться.

Опасность наконец миновала. Завуч остался с носом.

Спускаясь вниз, девочка не замечала, что факелы за её спиной поочередно вспыхивают, искрят и гаснут, исходя едким смолистым дымом. Казалось, что нечто невидимое – нечто такое, о существовании чего знал только огонь, – бесшумно крадется следом...

* * *

– Заговоренный пас – один из самых сложных элементов драконбола! – начал Соловей О.Разбойник. – Сложных потому, что здесь требуются не столько ловкость и сила, сколько дозированное и мудрое применение магии. В упрощенном виде суть заговоренного паса состоит в следующем: игрок ловит мяч и, наложив на него заклятие, перебрасывает другому игроку своей команды. Заколдованный таким образом мяч не может быть пойман без произнесения определенного отводящего заклинания. Если раньше вы вполне могли обходиться без заговоренного паса. то теперь перед матчем с афганскими джиннами вам придется им овладеть. Тем более что джинны, по-моему, вообще не знают, что такое обычный пас.

Семь-Пень-Дыр поправил ковровую насадку на хромированной трубе своего пылесоса.

– Да ну, ерунда это все! Заговоренный мяч, незаговоренный... Все равно от меня не уйдет! Тут главное не магия, а хватка! – вызывающе заявил он.

Соловей О. Разбойник остановился и потер длинный шрам, пересекающий щеку и вытекший глаз. Возможно, крестьянский сын Илья Муромец и не был профессиональным лучником, но тетиву он натягивать умел. От всей души. По слухам, даже дуб разлетелся в щепки.

Некоторые из этих щепок до сих пор можно было увидеть в «Музее истории Тибидохса», который открывался исключительно по пятницам, когда они совпадали с 13-м числом, а 13-е число, в свою очередь, накладывалось на солнечное затмение. В другое время экспонаты музея были невидимы и попросту опасны для здоровья учеников вследствие какого-то древнего проклятия. Правда, находились скептики, утверждавшие, что питекантропу Тарараху, которого Сарданапал назначил ответственным за музей, попросту неохота было этим заниматься, вот он и сочинил всю эту чушь про пятницы и солнечные затмения.

– Значит, Пень, ты не веришь в заговоренный пас? Считаешь, что я просто так тут перед вами распинаюсь? А ну-ка подойди сюда! – медленно произнес тренер.

Семь-Пень-Дыр выронил трубу. По Тибидохсу давно бродили слухи, что Соловей превращает разозливших его игроков в конские седла. А что в сарайчике возле драконьих ангаров валяются никому не нужные седла, это всякий мог подтвердить. Гробыня Склепова нервно хихикнула.

– Ты что, оглох? Серой уши забило? Поди сюда! – нетерпеливо повторил Соловей.

Нападающий сборной Тибидохса опасливо выдвинулся вперед. Он уже жалел, что вовремя не прикусил себе язык. Тренер сухо щелкнул пальцами. В ладонь к нему сам собой прыгнул перцовый мяч.

– Я брошу его тебе, а ты лови. Все понял? – спросил он.

Семь-Пень-Дыр облизал губы. По его лицу разлилось облегчение. Поймать мяч да ещё и на земле – разве что-то может быть проще?

– Готов? Держи! – Соловей что-то прошептал одними губами и несильно, почти без замаха, бросил мяч Семь-Пень-Дыру.

Пень слегка пригнулся и расставил руки, уверенный, что поймать такой пас не составит труда. Внезапно перцовый мяч изменил траекторию, завертелся, с поразительной ловкостью увернулся от рук нападающего, проскочил у него между ног, взмыл и легко ударил его по макушке.

Семь-Пень-Дыр рухнул как подкошенный, а мяч тем временем вновь прыгнул в ладонь к Соловью и улегся на ней, словно ожидая поощрения за хорошую работу.

– Видели или ещё есть желающие попытаться? – спросил Соловей. – Нет желающих? Тогда продолжим. Заговорить мяч можно самыми разными способами. Существует три разрешенных заклинания и столько же способов блокировки. Самое сложное – угадать, какое заклинание произнес бросивший. Именно угадать, Как вы понимаете, подслушать его, когда гудит ветер, – нереально. Порой даже с передачами своих игроков возникает путаница, не говоря уже о том, чтобы приноровиться к противнику...

Прихрамывая, Соловей подошел и помог Семь-Пень-Дыру подняться.

– А теперь запоминайте. Заклинания заговоренного паса – Гуллис-дуллис, Труллис-запуллис и Фигус-зацапус, а контрзаклинания – Цап-царапс, Леос-зафиндилеос и Щупс-курощупс. Универсальных блоков нет, так что не перепутайте. Сегодня вы будете отрабатывать их на земле, а завтра уже в воздухе.

– Ну, нет! Я не в состоянии это выучить! Ни за какие коврижки! У нас и так полно уроков, а тут ещё всякие зацапусы – обвиняюще произнесла Гробыня Склепова.

– Тебя никто и не заставляет, Склепова, Все строго добровольно, Не хочешь зубрить – не зубри. Но только тогда сразу договорись, кто будет соскребать тебя с защитного барьера. Я лично не буду, – Соловей кивнул на Семь-Пень-Дыра, который все ещё отплевывал песок.

Гробыня встряхнула фиолетовой гривой, все быстро взвесила и пошла на попятный.

– Ладно. Так и быть. Заговоренный пас я как-нибудь зазубрю, хотя это и бесчеловечно, а вот уроки... э-э... ну я, короче, скажу, что вы разрешили их не делать, – сказала она.

Правда, про уроки Гробыня добавила намеренно тихо, чтобы глуховатый Соловей не расслышал.

Вскоре вся команда Тибидохса, разделившись на пары, отрабатывала действие разных заклинаний.

– Гуллис-дуллис! Цап-царапс! Леос-зафиндилеос! – доносилось с разных концов поля.

Сухо потрескивали магические искры. Мячи описывали в воздухе невероятные кривые. То и дело слышались глухие шлепки, означавшие, что кто-то в очередной раз промахнулся с контрзаклинанием.

Баб-Ягун отрабатывал заговоренный пас в паре с Таней, Отрабатывал неохотно и с кислым лицом. Даже Демьян Горьянов, несколько раз прошмыгнувший у него перед носом и позволивший себе пару сомнительных шуточек, остался ненаказанным. Прежний Ягун не упустил бы случая поставить его на место, теперешний же даже не замечал его присутствия.

То, что он числился теперь на темном отделении да вдобавок был лишен комментаторского рупора, не давало Ягуну спокойно спать. То главное, что составляло смысл его жизни, исчезло, а то, что осталось, его не устраивало.

– Представляешь, Клопп заставляет меня выбрасывать красные искры! А я назло ему зеленые выбрасываю! Вот назло! – сообщил он Тане в перерыве.

– Зеленые? С черномагическими заклинаниями? – с сомнением переспросила Таня, убежденная, что это невозможно.

– Точно! – удовлетворенно произнес Ягун. – Ты не представляешь, что начинается, если темное заклинание и с зеленой искрой! Два раза уже водяных на пожар вызывали! А меня теперь все больше с места спрашивают, а то опять доска запылает.

– А ты не боишься, что Клопп отыграется? Он же страшно мстительный.

Ягун презрительно фыркнул.

– Что он со мной сделает, твой Клопп? Хуже темного отделения все равно ничего придумать нельзя. Зомбировать меня Сарданапал не разрешит, он против зомбирования. К лопухоидам пошлют? Пускай! Я только рад буду – да только фигушки, не отправят меня туда. Они знают, я таких дров наломаю, что они меня всем Тибидохсом забирать приедут... С цветами и сводным оркестром циклопов.

Таня очень в этом усомнилась, однако спорить не стала. Тем более что перерыв уже закончился и Соловей О.Разбойник вновь отправил всех отрабатывать заговоренный пас.

Дела не клеились. Угадать заклинание, наложенное на мяч, удавалось редко. Гораздо чаще опростоволосившийся игрок отправлялся рыть носом норки для сусликов. Наконец, убедившись, что другого выхода все равно нет, команда собралась вместе и стала разрабатывать общие секретные знаки. После долгих споров, едва не приведших к драке, условились, что Гуллис-дуллис будет сопровождаться быстрым кивком головы, перед Труллисом-запуллисом нужно коснуться мячом груди, а перед Фигусом-зацапусом требуется будто случайно пригладить волосы.

Соловей только посмеивался и ни во что не вмешивался. Он даже не советовал сделать секретную сигнализацию менее заметной, отлично зная, что в полете, когда все вокруг мелькает и размазывается, разобраться, что к чему, не так уж и просто.

Но даже и с секретными сигналами неразберихи все равно хватало. Ребята то и дело путались со знаками, и драконюхи устремлялись с граблями разравнивать песочек.

– Тьфу! Опять полный рот этой дрянн! Ягун, как ты ухитряешься угадывать! Тебя одного ни разу не сшибало с ног! Неужели все знаки выучил? – отплевываясь, воскликнула Таня, в очередной раз смешав Леос-зафиндилеос и Щупс-курощупс.

– Я подзеркаливаю, – признался внук Ягге. – Перед тем как ты прошепчешь заклинание, оно у тебя словно вспыхнет в сознании. Раз – и мне все известно! Так что свои знаки ты можешь оставить себе. И потом ты все равно в них путаешься...

– Вот свинтус! – воскликнула Таня.

Она спохватилась, что порой ощущала в голове подозрительное щекотание, но, увлеченная тренировкой, не обращала на него внимания. Теперь же, задетая за живое, Таня решила вышвырнуть Ягуна из своего сознания. Она стала дожидаться, когда он полезет в её мысли в следующий раз, но Ягун все равно успевал выскользнуть раньше.

Тогда Таня решила пойти по другому пути. Она улыбнулась, подула на мяч, подкинула его на ладони, и мяч, описав замысловатую дугу, припечатал Ягуна по макушке.

– Это нечестно! Ты подумала Гуллис-дуллис, а прошептала Труллис-запуллис! Как такое могло произойти? – возмущенно крикнул Ягун, когда его нос вновь приподнялся над песком.

– Обычная женская логика! Женщина думает «да», а говорит «нет». Или, наоборот, думает «нет», а говорит «да». Тут уж никакое подзеркалнвание не поможет. Привыкай, Ягунчик! – пояснила Таня.

Тренировка завершилась уже в сумерках. Перед тем как распустить игроков, Соловей подозвал всех к себе.

Драконьи ангары вздрагивали. Из щелей валил дым. Мимо огнеупорных ворот тревожно шастали драконюхи.

– Гоярын ревет, – задумчиво сказала Катя Лоткова.

– Да, ревет. Я велел его не кормить... Понимаете, что это означает? – спросил Соловей.

– Скоро матч? Неужели назначили день? – предположил Жора Жикин.

– В самую точку. Через девять дней вы встречаетесь с джиннами... А теперь марш к себе и постарайтесь выспаться. Кто станет сачковать на тренировках – будет смотреть матч с гостевых трибун. Все понятно? – рявкнул тренер.

– Чего ж тут непонятного? Понятно! – кивнул Кузя Тузиков, смахивая реактивным веником песок с коленок.

Таня подняла контрабас и, кренясь на одну сторону, догнала Баб-Ягуна. Обычно он помогал ей нести футляр, но теперь был слишком поглощен какими-то своими мыслями, чтобы вообще вспомнить о существовании контрабаса.

– Поберегись!!! Эй, юная штангистка, прочь с дороги! Не путайся под ногами! – насмешливо крикнул кто-то.

Оглянувшись, Таня увидела Гробыню. Склепова шла налегке, демонстративно помахивая пустыми руками. Жора Жикин, Кузя Тузиков и Семь-Пень-Дыр, оттирая друг друга плечами, тащили за ней пылесос. Таня только вздохнула. В первую минуту она испытала легкую зависть, но потом, утешая себя, подумала:

«Предположим, мне предложили бы поменяться телами с Гробыней и получить всех её поклонников. Согласилась бы я? Да ни за какие коврижки!»

Ванька ждал их в общей гостиной. Он как всегда был голоден и как всегда жевал. Перед ним лежал увечный обрывок скатерти-самобранки. Он умел только жарить котлеты и, таинственно прищелкивая краями, извлекать из неизвестности соленые огурцы.

– Вы думаете, я ем? – спросил Ванька. – Ничего подобного: я глушу беспокойство!

– Ясное дело. Так бы сразу и сказал! Дай я его тоже поглушу, – сказал Ягун, забирая у него соленый огурец.

– Это не шутки. У меня правда скверные новости! – сказал Ванька. – Сарданапала вызывают в Магщество Продрыглых Магций. Якобы с докладом. Когда он вернется – неизвестно. А пока он будет отсутствовать, Тибидохсом будет руководить...

Ягун уронил огурец.

– Профессор Клопп? – предположил он.

– Угу! Клопп. Он и Бессмертник Кощеев, мерзкий, надо сказать, тип... Темные теперь вне себя от радости. Весь вечер орут... Никто не хочет котлетку? Нет? Ну, тогда я сам... – Ванька вздохнул и придвинул к себе скатерть.

Глава 7

Дата добавления: 2015-06-28