Рейд на Дубно 2 страница

— А этот сержант молодец! Как его фамилия-то? Короткое?

— Короткое, товарищ майор, я его знаю, хороший парень, — ответил я.

— Горстко! Не забудь, — запиши. Надо наградить этого бронебойщика.

В городе уже вовсю шел бой. Автоматные очереди, уханье гранат. Стрельба то приближалась, то удалялась и затихала, но вскоре разгоралась вновь. Часам к семи утра Аронов пробрался к нам в бойню, подошел к Сим-буховскому, доложил, что санчасть развернута и что все чаще и чаше стали приносить раненых. Часа через полтора их было уже около полусотни. А куда их эвакуировать? Командир выслушал, задумался.

— Что ж я могу сказать? Обстановка пока неясная. Надо всех раненых собирать и всем оказывать помощь, ту, которую сможете. И думайте… Может, что и придумаете. Пошлите пару разведчиков к болоту, к Икве. Может быть, и найдется какая-нибудь лазейка. Надо искать, искать!

Трескотня немецких автоматов приближалась. Перед бойней, на небольшом пригорке, кладбище. Каменные невысокие плиты над могилами, никаких памятников — место удобное для обороны. Казаки из третьего эскад-рона. там и залегли.

Один из наших танков и самоходка, пятясь, чтобы не подставлять немецким пушкам борт или корму, подошли к бойне. Танк встал у двери на улицу, самоходка у задней стены.

Пулеметная и автоматная трескотня не прекращалась. Хорошо были слышны голоса немецких солдат, громкие команды их офицеров.

Наших танков, кроме тех, что подошли к бойне, не видно и не слышно. СимбуховскиЙ послал связного передать сержанту Короткову приказ установить бронебойку у нас. Через минуту тот явился, таща свое длинное, тяжелое противотанковое ружье. Поднялся на чердак. Буквально тут же послышался выстрел, за ним еще, еще. Вслед за выстрелами бронебойки под-крышей грохнул взрыв. Туда влетел снаряд, наверное с «Фердинанда».

— Горстко! Поднимись наверх, посмотри, живы ли они там? — приказал Симбуховский.

Капитан осторожно, неторопливо, с видимой неохотой стал подниматься по лестнице, высунул голову в люк на потолке! С чердака на корпус самоходки полетела граната, попав прямо на ее моторную часть. В воздух взлетели какие-то куски, а там, где она стояла, задымились остатки корпуса и как-то неуклюже повис ствол с набалдашником. Горстко скатился вниз.

— Живы они, живы…

— Это мы и так слышим, спасибо, товарищ капитан! — усмехнулся Симбуховский. — Ну что, товарищи, я думаю, немцы поняли, что нас тут не дивизия. А их, я считаю, побольше батальона. Да танки и самоходки. Они видят, что нам подкрепления получить неоткуда, поэтому и наглеют. Ишь орут! Аронов, сколько у тебя раненых?

— Товарищ майор, уже около семидесяти человек. Десять тяжелых. Я посылал переправу проверить, доложили, что пока пробраться можно. Я раненых туда отправил. Пробрались или нет, не знаю. А раненые продолжают поступать…

— А ты как думал? Раз бой идет, значит, и потери будут. Да еще такой бой. А что будем делать, если немцы проход по болоту закроют? Как тогда раненых выносить?

Громкий взрыв, от которого из окон вылетели стекла и сразу потянуло гарью, прервал слова командира полка. Кто-то осторожно выглянул из-за простенка.

— Подбили наш танк. Горит. Но экипажа не видно. Или погибли, или успели выскочить…

По стенам бойни защелкали разрывные пули, ударили один за другим два снаряда. Но стена держала, только снова посыпались штукатурка и пыль.

— Если, если… Если бы да кабы… Я думаю так: нам надо из этой бойни выбираться, пока нас тут как в мышеловке не захлопнули. Надо налево и вниз в ложбину. Там по карте кладбище. Еще одно. Надо организовать оборону так, чтобы до завтра продержаться, может быть, комдив что-нибудь предпримет…

У двери на улицу продолжал гореть наш танк, из второй двери у задней стены был виден пригорок, заросший деревьями. Рядом с дверью стояла наша самоходка СУ-76, пожалуй, одна из последних, оставшихся от нашего танкового «войска». К горящему у двери танку подошла немецкая самоходка и встала рядом, не проявляя никакой активности. Очевидно, шемцы поняли, что в бойне штаб, и решили захватить нас живыми.

Мы с Ефимом осторожно выглянули в проем двери. Немецкая самоходка стояла к двери задом. Вдруг из дома через дорогу, напротив бойни, выбежала женщина с ребенком на руках. Рядом с ней мужчина. Они, очевидно, решили, что в каменной бойне безопаснее, чем в их домишке. Но в это время опять разрыв то ли снаряда, то ли мины. Перебегавшие улицу заскочили в дверь бойни. Но ребенок… Они еще не поняли, что произошло. Женщина отдала ребенка Аронову.

— Перевяжите ребенку головку…

Ребенок был мертв. Осколки попали ему в голову.

Из письма учительницы Сатиевской средней школы Дубновского района Шумельчук Валентины Алексеевны (16 октября 1985 г.):

«Очень прошу вас извинить меня за задержку с ответом и воспоминаниями о военных событиях вДубно на улице Млынувской, против бойни… Мои воспоминания будут, наверное, бедны, потому чтд мне было тогда 12 лет. Я все помню по-детски. Помню бой на нашей улице, мы жили как раз напротив бойни; Помню, началась сильная стрельба. Люди бежали прятаться в бойню даже во время сильной стрельбы. Был такой случай с нашей соседкой Верой Закорчевной. Она бежала с двумя детьми в бойню. Иру, старшую, вела за руку, а меньшего, двухлетнего Игорька, несла на руках. В этот момент бежал мой отец — Алексей Иванович Козлов. Он схватил Иру и отбежал шагов пять, но в этот момент снаряд попал прямо в Веру. Ее разорвало пополам, а Игорьку оторвало обе ножки. Мой отец упал, прикрыл собой Иру, на них хлынула кровь…»

Рядом с дверью во двор, где стояла наша самоходка, стало что-то взрываться. Выглянули — самоходка горела. С кладбища, уже занятого немецкими автоматчиками, трассирующие пули снопами бились о стены бойни. Выход был отрезан.

«Неужели это конец?» — пронеслось в голове. Но нет, не может так быть, не может…

Считаные минуты решали нашу судьбу. Задержались бы мы немного, и бойня оправдала бы свое название и назначение.

Как удалось вырваться, во всех подробностях вспомнить трудно. Помню, что мы с трудом уговорили и заставили Симбуховского и Нетребского уйти из бойни первыми, пока немцы не пристреляли того места, по которому можно было перебежать. Выход на улицу был отрезан. Рядом немецкие автоматчики. У двери во двор горела наша самоходка, в ней рвались снаряды и патроны. Но этим отчасти прикрывалась тропинка в сторону ложбины и дальнего кладбища. Можно было рискнуть.

Симбуховский и Нетребский выскочили первыми и побежали вниз, к дальнему кладбищу. За ними Наумов, Горстко и еще кто-то. В бойне осталось трое: начальник артиллерии капитан Борис Френкель, Ефим и я.

Побежал Френкель, за ним мы с Ефимом. Автоматчики с ближнего кладбища заметили нас. Трассирующие пули пошли строчками в нашу сторону. Френкель бежал чуть впереди и левее нас. Вдруг он споткнулся, словно его кто-то толкнул в спину, упал. Пробегая рядом, я увидел, что разрывная пуля попала ему в затылок… Помощь оказывать было бесполезно.

— Что с ним? — подбежав, крикнул Ефим.

— Пуля в затылок… Борис убит.

В этот момент мимо нас пробегал казак из комендантского взвода. Не успев отбежать и десяток шагов, он как-то резко изогнулся назад, тут же согнулся, громко вскрикнул, споткнулся о землю, чуть не упал на снег. Ефим, подбегая к нему, крикнул:

— Беги! Только не падай! Беги вперед!

Пуля попала казаку в спину и вышла через грудь…

В низине — ворота кладбища. От бойни их-не было видно. Немцы, очевидно, нас потеряли из виду, автоматная стрельба прекратилась.

Огляделись. Солидные, богатые склепы, некоторые как часовенки. Красивые памятники, век прошлый, позапрошлый… За стеной одного из склепов увидели Симбуховского, офицеров штаба. Подбежал казак из разведвзвода.

— Товарищ майор, здесь рядом склеп есть* крепкий, и подземелье приличное, там всего два гроба, места хватит…

— Для кого места хватит? — хмыкнув, спросил Наумов.

— Да не-е, я не то хотел, — смутился парень. — Там безопаснее…

— А ну, пошли посмотрим. — Симбуховский легонько подтолкнул' разведчика в спину. — Веди, показывай.

Склеп действительно был солидным. Снаружи целая часовенка, каменная, крепкая. Со стороны, не простреливаемой немцами, вход, десяток ступеней вниз и… два гроба. Рядом. Тишина. Полумрак…

— А ну, да простят нас покойнички за беспокойство, останемся здесь. Нетребский, связных сюда. А будет у меня нормальная связь с эскадронами?

— А что, Василий Федорович, — Наумов посмотрел на командира, севшего на один из гробов и разглядывавшего карту, разложенную на крышке другого гроба, — перекусить бы не мешало чего-нибудь. Я уж и забыл, когда ели. Семен! — крикнул он своему ординарцу. — Давай-ка организуй!

Ночь в склепе прошла более или менее спокойно. Немцы не наседали. Изредка над городом, над болотом они «вешали» осветительные ракеты, да где-то совсем недалеко урчали танки. Не наши.

Стало светать. Проснулась пулеметная и автоматная трескотня. На кладбище и порой рядом со склепом стали рваться мины, но негусто. Видимо, противник решил приберечь боеприпасы.

В склеп вбежал связной, стащил с головы ушанку, вытер ею мокрое, потное лицо.

— Товарищ майрр, немцы отходят. Комэск приказал узнать, какие будут указания.

— Указ один, дорогой, беги, переда»: вперед! И закрепиться на том кладбище, около бойни, понял?

— Есть, товарищ майор! — Связной убежал.

Остатки двух эскадронов пытались восстановить вчерашнее положение, дважды атаковали противника, стремясь выйти к бойне и кладбищу, но безуспешно. Почти в это же время над городом, над поймой реки, над болотом появились три транспортных самолета. Немецкие. Хорошо было видно, как от них отделились черные точки, полетели вниз, но тут же над ними развернулись парашюты. Десант? Не похоже. Скорее всего, немцы сбрасывали боеприпасы.

Парашюты опускались в пойме Иквы, на окраину болота, в город. Но не в нашу сторону. А жаль. Пытались наши разведчики подобраться к одному грузу, но ничего не вышло, не пустили немцы.

Часа в четыре дня на кладбище опять стали рваться мины и снаряды. Кресты, железо оград разлетались в стороны. Каменные плиты сползали с могил. Как только артналет кончился, густой цепью, прижимая к животам свои «шмайссеры», пошли автоматчики. Остаток эскадрона, занимавший оборону на краю кладбища, не выдержал, стал отходить. Патронов-то, не говоря о снарядах и минах, не было. За трое суток тяжелейших боев в полном окружении мы не получали никакой помощи.

Один раз, правда, наши «катюши» со стороны Иван-не дали залп, но неудачно. Часть мин попала по своим. Наше положение становилось отчаянным.

— Ну что, товарищи, будем отходить? Здесь сидеть — хорошего не высидишь… Будем пробираться болотом в сторону Иванне. Говорят, болото непроходимое. Ну что ж, посмотрим. Эх! Растуды их… Ну ничего, господа немцы, мы еще отыграемся! Так отыграемся, что вам тошно станет! — Симбуховский ударил кулаком по крышке гроба, крепко выругался и, надев кубанку, первым вышел из склепа.

Перебежками, прикрываясь плитами памятников, мы вышли к окраине города. Остатки четвертого эскадрона Петра Кухарева еле сдерживали автоматчиков. У окраинных домов встретили Аронова. Симбуховский подошел к нему:

— Ефим, как дела с ранеными?

— Все в порядке, товарищ майор. Все, кто был у меня, отправлены через болото в Иванне…

— Эх, Ефим… Отходим мы, черт бы подрал… — Симбуховский махнул рукой. — Так вышли раненые или нет?

— Товарищ майор, среди раненых было несколько наших разведчиков и ефрейтор Шматов, вы его знаете…

— И Шматов ранен?

— Да, ранен. Но не тяжело. На ногах. Я его просил пройти по кочкам через болото, это еще до немецкой атаки. Они ушли, обещали дать красную ракету, если переберутся. Есть мостик, но разрушен.

— Ну и что? — нетерпеливо спросил Симбуховский.

— Часа через два была ракета. Я тогда раненым сказал: «Кто хочет остаться живым, идите через болото, помогайте друг другу. Лежачих придется тащить волоком на досках или еще на чем-нибудь».

Маскируясь, насколько это было возможно, мы подошли к болоту. Заросли камыша. На льду среди камышей — несколько бричек, тачанка с молчащим пулеметом. Правее ледяного поля полынья… Тонущие лошади били передними ногами кромку льда. Несколько казаков, обходя край полыньи, пытались помочь провалившимся, но лед не держал, проваливался. А от города методически, с противным визгом летели мины и, крякая, ломали лед. Взрыв — и столб воды, льда, грязи.

Из воспоминаний Е.И. Аронова:

«…В течение двух часов мне удалось отправить всех раненых, в том числе и тяжело раненного Станислава Ростоцкого. Около пяти часов вечера от ограды кладбища стали отходить казаки четвертого эскадрона Петра Ку-харева. — С ними были офицеры штаба полка и майор Сим-буховский. Как только он увидел меня, сразу же спросил, как дела с ранеными. Я ответил, что все отправлены в сторону Иванне, через болото. Я со своим коноводом Ми-никаевым отходил в числе последних. Мне казалось, что по болоту не удастся вывести лошадей, но Миникаев решил по-другому. Он мне сказал, что ни своего коня, ни моего Орлика он не бросит.

Спустившись вниз, мы пошли по болоту, перебираясь с кочки на кочку. Лошади шли за нами. Несколько раз, оступившись, проваливались в грязь, но выбирались и шли дальше. Где-то на полпути конь моего коновода провалился и не смог выбраться. Он жалобно ржал, увязая все больше и больше. Но чем мы могли ему помочь? Пристрелить? Рука не поднималась. Стали пробираться дальше. Своего Орлика я не стал вести в поводу, дал ему возможность самому выбирать дорогу. Мне кажется, это ему удавалось лучше, чем мне. Миникаева я вскоре потерял из виду. Уже совсем стемнело, но обстрел со стороны города продолжался, мины рвались то поодаль, то рядом.

Деревянное перекрытие моста через Икву было полностью разрушено, остались только торчащие сваи и по ним проложенные тоненькие дощечки. По этим дощечкам с трудом удалось перебраться на другую сторону… В Иванне мы всю ночь перевязывали раненых, а к утру пришел Миникаев, и-не один, он привел моего Орлика. Своего коня ему спасти не удалось…»

Где-то недалеко от Аронова брели по болоту и мы, по грязи, по воде, проваливаясь и падая, по тому же полуразрушенному мостику на другую сторону Иквы, к деревне Иванне. Но не всем удалось выйти к тому мостику…

Из воспоминаний сержанта М.И. Короткова:

«…Бронебойщики дошли до реки. Она здесь была около 15 метров шириной. На середине — быстрина, там лед осел, вода сверху. Я положил ружье на лед и, толкая его перед собой, полз вперед, держась за ствол. Левее меня ползли два казака. И вдруг лед под нами на самой середине реки проломился, они пытались ухватиться за обломки льда, но почти тут же скрылись под темной водой. Только куски льда всплыли…

Я, опираясь на ружье, приподнялся на руках… И лед подо мной тоже стал проваливаться, одна льдина так и стала торчком. Но мне повезло, берег был близко, я ухватился за пучок травы, вытолкнул на берег свою бронебойку. Кто-то из казаков помог мне выбраться…»

Вот так запомнилось Мне и моим товарищам непроходимое болото, что было между Дубно и деревней Иванне.

Грязный, мокрый, брел я по окраине Иванне, шатаясь от дикой усталости и всего пережитого за те страшных, тяжелейших три дня.

И вдруг… «Олежка…» — не очень громко, но тут же слышу громче: «Да, Олежка-а!» Обернулся, не веря, что это кто-то меня окликнул. В полку меня никто так просто, по имени, не называл. Ко мне бежал танкист. Ближе… Ближе… Господи! Это же Игорь! Казанский. Игорь, Игорек! Одноклассник мой по школе, по нашей Ради-щевке!

Обнялись. Слезы с грязью пополам…

— Ты… оттуда… живой? — только и мог он проговорить.

Где и как воевал Игорь эти годы, я не знал. Не переписывались.

— О лежка… А мы решили, что все кавалеристы там погибли, кто в городе уцелел, так в болоте… Вот видишь, как получилось, не могли мы вам помочь, через реку на танках не перескочишь. Ну, ты-то как?

— Вот видишь, живой, пока живой.

Как хотелось рассказать о себе, узнать о его военной судьбе, но рядом, фыркнув выхлопом, остановился танк, открылся люк.

— Это мой. Двигать дальше надо. Утром бой. Ищи через денек, запомни номер части. Может, еще разок увидимся…

Игорь уехал. На следующий день он был тяжело ранен, потерял ногу. Встретились мы с ним через пятнадцать лет после Победы. Он стал прекрасным детским врачом, но его, к сожалению, уже нет в живых.

Впрочем, из нашего класса мальчишек в живых осталось пятеро. Трое из них — Федор Шахмагонов, Андрей Ушаков и Саша Шиуков — не воевали, мы с Игорем Казанским выжили. Остальные погибли…

Прошло много лет с тех памятных дней февраля 1944 года. Тот необыкновенный рейд, дерзкий до безумия, закончился неудачей, но сыграл немалую роль в отвлечении больших сил противника, дал возможность другим частям нашей армии провести всю операцию.

В том бою, как и во многих после Дубно, проявлялся исключительный талант нашего командира — Василия Федоровича Симбуховского.

Через десятилетия удалось нам, воевавшим тогда, приехать в Дубно. Мы прошли по всем памятным местам, поклонились братским могилам, постояли у здания бывшей бойни, прошли по кладбищу и заглянули в подземелье того склепа, где был наш командный пункт, прошли по улице города, названной в те годы улицей Симбуховского. В дни сорокалетия Великой Победы решением Дубновского Совета народных депутатов Ефиму Ильичу Аронову, Михаилу Ивановичу Короткову, Станиславу Иосифовичу Ростоцкому и мне было присвоено звание «почетный гражданин города Дубно».

А тогда на следующий день остатки полка ушли из Иванне.

Из моего фронтового дневничка:

«15 февраля. Отдыхаем в районе Похорельце.

16 февраля отдыхаем на хуторе Черешнивка.

18 февраля отдыхаем. Готовимся к предстоящим делам.

19 февраля. Получен приказ. В ночь выступаем. Марш 30 километров. Днем бомбили фрицы по шоссе, но ничего особенного не сделали. Сосредоточились в колонии. Счаст-ливка. Название громкое, а вся колония сожжена. Отдыхаем 30 человек в одной уцелевшей комнате.

20 февраля. Днем получен приказ на наступление и обеспечение операции по взятию Дубно. Вечером отменили. Заняли оборону.

22 февраля. Ведем разведку. Обнаружен противник. Бомбят фрицы.

23 февраля. День 26 годовщины Красной Армии. Ночью отбили атаку танков и пехоты…»

Невозможно, да и нецелесообразно пытаться сейчас восстановить в памяти и описать все бои, день за днем, ночь за ночью. Война шла по нашей стране, но шла уже на запад.

Листаю странички небольшой коричневой книжечки, листок за листком, день за днем. Бои, марши, короткие передышки, опять марши, бомбежки, артобстрелы… Будни войны. Еще две недели мы дрались в округе Дубно, отрезая пути отхода из города частям противника. В лоб на Дубно шла пехота, и 17–18 марта город наконец-то был освобожден.

Из письма учащихся 8-го класса Дубновской средней школы № 3 13 марта 1977 года:

«…Мы представили себе, как вы переходили топкое болото, которое окружало наш город. Сейчас заболоченные места осушены, на том месте растут душистые травы с множеством белых ромашек, которые спят с открытыми глазами, радуясь миру, наслаждаясь солнцем. На том месте, где вы переходили болото, будет разбит парк и открыт памятник Герою Советского Союза Ивану Ивановичу Иванову, таранившему немецкий самолет 22 июня 1941 года в 4 часа утра в небе над Дубно. Мы гордимся, что его имя носит наша школа и пионерская дружина…

С горячим приветом, учащиеся 8 класса».

Глава 14

Дата добавления: 2015-06-28