Франц Йозеф Гайдн 7 страница

ручья, дарующих человеку покой и облегчение. Центральный но­мер всей части — гроза и буря. О приближении грозы предуп­реждают уже отдельные тремоландо литавр соло в речитативах Симона, Лукаса и Ханны, говорящих о предгрозовой тишине, когда вся природа застыла под надвигающимися темными туча­ми. Большой хор крестьян (c-moll, Allegro assai, Allegro) — это и есть картина грозы и бури, налетающей шквалами, и одновре­менно сцена смятения крестьян, застигнутых стихией. Оркестр с подлинным размахом, с чередой нарастаний передает волнение грозы, а затем постепенное успокоение и просветление. Хор же ведет самостоятельную партию, выражая чувства ужаса и тре­воги, причем в разделе Allegro его звучание еще активизируется полифоническим развитием (имитации хроматизированной нисхо­дящей темы). Заключительный терцет с хором — мирное завер­шение трудового и грозного дня: спокойный вечер, бой башенных часов, возвращение скота с пастбищ, пение перепелов, стреко­тание кузнечика, кваканье лягушек, сладостный домашний отдых хорошо потрудившихся, здоровых, чистых сердцем людей.

Третья часть оратории — «Осень» — особенно выделяется яркими жанровыми картинами. Гайдну здесь чуждо романтиче­ское восприятие осени как времени увядания и грусти. Напротив, это самая радостная, оживленная, «массовая» часть оратории. В центре ее — увлекательная охота и праздник урожая. Доволь­но большое инструментальное вступление уже звучит празднич­но: оно выражает «радостные чувства крестьянина, снявшего богатый урожай». После терцета с хором (гимн трудолюбию) следует дуэт Ханны и Лукаса, своей простой мелодией поначалу напоминающий песню Папагено из «Волшебной флейты» Моцар­та и пастораль из «Пиковой дамы» Чайковского: «Сюда, сюда, городские красавицы! Взгляните на дочерей природы» (пример 175). Это прославление сельской жизни, ее радостей, ее естест­венности и чистоты, а также верности в любви, которая соедини­ла сердца молодых крестьянина и крестьянки. Текст идилличен, но музыка во всех разделах дуэта (B-dur, Allegretto, C-dur, Ada­gio, B-dur, Allegro), то легкая и грациозная, то лирически ши­рокая, то радостно-оживленная, лишена всякой слащавости и проникнута здоровыми и светлыми чувствами. Полна увлечения и чуть ли не буффонной динамики ария Симона, по-своему даже виртуозная в передаче впечатлений от охоты с собакой на зай­ца, — со многими изобразительными деталями. Следующий за ней хор крестьян и охотников (A-dur, Vivace, ⁶/₈), подобно фина­лу из симфонии № 73, представляет собой картину большой охо­ты. Его предваряют «охотничьи» сигналы валторн, которые слы­шатся и дальше. Музыка захвачена единым стремительным дви­жением, причем изобразительна в основном партия оркестра с ее «роговыми» звучаниями, а хор выражает лишь радостное воз­буждение в самом ходе охоты и только на миг присоединяется радостными выкриками «Га-ла-ли!» к сигналам рога. Заключает эту часть оратории большой хор — праздник урожая. Ликующее,

подъемное начало этого хора местами напоминает... Марсельезу. Вторая часть его (народные пляски под звуки крестьянского оркестра) носит яркий жанровый характер и основывается на приемах народного искусства: вокальное двухголосие, подража­ние звучности народных инструментов (фидель, лира, волынка), плясовое движение (пример 176).

Четвертая часть оратории — «Зима» — начинается развитым инструментальным вступлением (c-moll, Adagio ma non troppo). Гайдн стремился здесь изобразить «густой туман в начале зимы». Весьма тонкое и одухотворенное по своей выразительности, со­держательное, мелодически свободное, со сложными гармониями и частыми сменами тембров это вступление (в патетическом для Гайдна c-moll) сильнее всего передает чувства и настроения, пробуждаемые наступлением зимы. Грустный поэтический порыв вначале и скорбное томление ниспадающей хроматической мело­дии к концу придают ему даже субъективно-романтический отте­нок (пример 177). Да и вся последняя часть оратории проникну­та особым поэтическим настроением, серьезная, порой даже уг­лубленная лирика сочетается здесь с почти театральными жан­ровыми сценками. Большая ария молодого крестьянина Лукаса о зимнем путнике, потерявшем дорогу и бредущем в глубоком снегу, носит вначале патетический, взволнованный характер (e-moll). Но затем e-moll сменяется светлым E-dur и наступает умиротворение: увидев огонь жилья, путник ощутил новые силы и надеется на отдых в деревенской хижине. В центре «Зимы» мирные картины крестьянского домашнего быта. Речитатив по­вествует о том, что путник, приближаясь к деревне, слышит до­носимые ветром голоса, а затем видит в окно, как собрались крестьяне дружным домашним кругом и проводят вечер в беседе за работой: жужжит прялка (струнные подражают ей) и звучит простая песня. Дальше и следует эта песня (d-moll, Allegro, ⁶/₈), которую поет Ханна с хором (сначала одни женские голо­са, потом общий хор), — «песня прялки», бесхитростная и поэ­тичная, развертывающаяся в простодушных девичьих мечтах под неумолчное жужжание прялки. Ее сменяет совсем иная, конт­растирующая по настроению песня с хором (G-dur, Moderato) — подлинная комическая сценка, хотя и в рамках оратории. Ханна исполняет один за другим куплеты на броскую, народного харак­тера мелодию, и каждому куплету отвечает хор (пример 178). Это старая история о том, как проезжающий дворянин соблаз­нял деревенскую девушку, сойдя с коня и предлагая ей деньги, кольцо, золотые часы... Но она отвергла его и, отведя ему глаза, ускакала на его же коне. Каждый куплет начинается той же бойкой, задорной мелодией, но может включить в себя и декла­мационные фразы (передача слов дворянина). Хор исполняет комические припевы, задавая вопросы, выражая недоумение или сочувствие, разражаясь хохотом. Эти варьированные куплеты с народно-жанровой, все возвращающейся живой темкой как бы приоткрывают нам возможный образный смысл некоторых

медленных частей в поздних симфониях Гайдна — такой же шу­точно-жанровый.

Самый сильный контраст в оратории возникает между этой песней Ханны — и следующей большой арией Симона (Es-dur, Largo, Allegro molto), которая не имеет себе аналогий в преде­лах всей обширной композиции. После жанровых картинок она отличается наибольшей серьезностью и выражает главную идею произведения, его итоговую мораль. Очень свободная по форме, патетически-декламационная, переходящая в вокально-драмати­ческий монолог с остро драматизированным сопровождением, эта ария имеет по существу философский смысл: взгляни, чело­век, на свою жизнь... за короткой весной — летний расцвет... осенняя старость — и зима разверзает могилу; но что же вечно в этой смене дней? — лишь добродетель! Величественное и ши­рокое Largo — это размышление; нервное и страстное Allegro molto — взволнованные вопросы о смысле жизни, об истине; светлое и победное окончание, вершина — сама истина, открыв­шаяся в ответ на все сомнения (пример 179 а, б). Заключитель­ный терцет и хор утверждают эту идею, торжественно прослав­ляя жизнь в добродетельном труде.

Итак, в оратории «Времена года» выражена цельная и пос­ледовательная творческая концепция, многосторонне раскрытая в системе образов жизненного кругооборота и даже идейно «сформулированная» к концу произведения. Однако музыка Гайдна не позволила этой концепции превратиться в чисто умоз­рительную или откровенно утопическую, хотя и не избегла приз­наков идилличности. Композитор создал в своей последней ора­тории, в итоге всего творческого пути, наиболее широкую и пол­ную «картину мира», к которой он постоянно так или иначе приб­лижался в лучших своих симфониях и других произведениях. Он напоследок раскрыл и высказал все — не оставил ни­чего неясного. Можно заметить, что эта «картина мира» полу­чилась идеальной и в точном соответствии с идеалами Гайд­на. Но, во-первых, многие ее образы жизненны и реальны, а во-вторых, композитор всегда был верен этим идеалам и они помога­ли его современникам и помогают нам лучше понять самую суть его творчества.

Дата добавления: 2015-06-28