Исчезающее небо 7 страница

За все время, что маг здесь существовал (не жил – жизнью назвать это было трудно), ему удалось узнать несколько интересных вещей. Во-первых, за стеной живет сущность – некий маг, не сумевший обуздать свой гнев и превратившийся в кровожадного зверя. Именно от него регулярно защищались жители блокпоста (хотя маг не видел еще ни одного нападения чудища), именно ему отдавали людей, в чем-либо провинившихся. Зверь контролировал обширную часть окраины Столицы, не давая проходу редким людям, отважившимся пройти мимо него в центральную часть города. Во-вторых, в крепости, жили все те, кто участвовал в плане по будущему захвату власти (в таком прежде участвовал старик) – они прибыли на поезде прямиком до Столицы, но продвинуться дальше не сумели, так как к тому моменту в городе появилась сущность. Именно поэтому эти люди «ждали спасения» уже несколько лет, зная, что любая попытка пройти по дороге, где обитал зверь, неизбежно обернется гибелью людей. В-третьих, это долгожданное спасение несколько раз приходило – солдаты с местных воинских частей были готовы помочь уничтожить опасного хищника, но каждый раз, как войска подходили к блокпосту, они прекращали любую деятельность, оставаясь жить (вот что странно!) в крепости.

Ничего убедительного в последнем факте не было: просто Майкл, наподобие «царьков» из других городов, что контролировали какой-либо жизненно важный ресурс, объявил себя «феодалом». Вероятно, в прошлой жизни никто, а сейчас всеми уважаемый господин, владеющий обширным участком земли и людьми, преданно трудящимися только на него, не пожелал расставаться с такой жизнью, где ему были гарантированы и спокойствие, и почет, и относительное богатство, ради того, что его ждало в будущем – возможно, лишь какая-то там купленная им же должность. Уничтожение зверя гарантировало бы неминуемую потерю всего, что он «нажил непосильным трудом» и угрозой оружием, и поэтому Блер создавал лишь видимость каких-либо действий, направленных против главной беды жителей крепости, и ограничивал деятельность солдат, ссылаясь на невозможность выступить против сущности именно сейчас.

Замкнутый круг.

«Животные не могут без вожака. Вожак дает направление стаду, ведет его к необходимой для всех цели. А что касается людей, то тут практически ничего не меняется, принцип тот же, что и в дикой природе. Люди не могут жить хаотичным стадом – это ведет к неизбежной деградации общества, если эти «необразованные демократы» это еще не поняли. Я, полноправный вожак этого «стада», готов вести людей за собой в светлое будущее…».

Готов вести за собой, устроив локальный феодализм, который был так привлекателен для многих властолюбивых людей с самого начала беспорядков в стране…

Джервейс напряженно обдумывал дальнейшие действия, не приступая к реализации ни одного из своих планов, пока не представилась достаточно неожиданная и достаточно простая возможность оказаться за стеной.

В один из дождливых дней мага от его ставшей уже привычной работы оторвали истошные крики. Джервейс быстро бежал на звук, усиливая каждый шаг заклинанием, будучи уверенным, что кому-то в общине стало плохо и требуется неотложная помощь. На пути мага с каждым метром, приближающим его к главной площади небольшого поселения, встречалось все больше людей, возбужденных и оживленно переговаривающихся. Было в лицах этих людей что-то, стирающее все черты забот, тяжелой работы и горя (которые были раньше), но делающее их вновь похожими друг на друга как две капли воды (только уже с другими чувствами): оказавшись в непосредственной близости от площади, волшебник понял, что это ожесточенный азарт. Люди шутили, переговаривались и делали ставки (!) на то, выживет ли сегодняшний человек, которому так не повезло оказаться за стеной.

Картина, представшая перед магом, выглядела поистине кошмарной: два сильных высоких человека держали за руки извивающегося и верещащего человека и тащили его наверх крепостной стены. Его тощее тело выгибалось под самыми немыслимыми углами, стараясь хоть как-то замедлить неизбежное движение к смерти, но его палачам это, похоже, нисколько не мешало. На лице провинившегося был написан такой ужас, такая растерянность, он издавал такие крики, напрасно разрезающие серую пелену облаков, что становилось не по себе: Джервейс не мог представить, как, глядя на такую сцену, можно оставаться абсолютно спокойным. Люди же вокруг него находили себе удобные места для просмотра будущей казни и бросали непринужденные шутки в адрес наказуемого.

- Жители моей общины! – Громкий высокий голос разом перекрыл весь шум и гам, раздававшийся на площади – на свой «постамент», созданный из строительного мусора, влез Майкл Блер. На его лице было написано удовлетворение сегодняшней ситуацией и положением дел в целом. Было видно, что наказания доставляют ему настоящую радость. – Запомните этот день и этого человека. Собственно, вы можете спросить, по какой причине мы отправляем его «погулять» за ворота? По кодексу моей общины, этот человек наказывается за… кражу. Это ж надо же так – он украл хлеб с моего стола! Как повар он бы настоящим профессионалом, таким днем с огнем не сыщешь! Однако он нарушил закон, пытаясь создать в нашей общине хаос, и должен быть наказан, вне зависимости от прошлых заслуг! - Услышав последнюю фразу и не поверив своим ушам, Джервейс глубоко вздохнул – как все-таки предводитель любил все преувеличивать и лгать! – Он утверждал, что его в последнее время мало кормили. Ну так раз не кормили – значит работал плохо! – Майкл повернулся к испуганному маленькому человечку и зловеще ухмыльнулся, обнажив свои ровные, но желтые зубы. – Ты ведь знаешь, что тебя ждет за кражу с моего стола. Твой голод – не повод отнимать еду у меня – я день и ночь не покладая рук работаю и думаю о вашем благосостоянии! Я, как никто другой в этой общине, заслуживаю больше всех еды! – смахнув слезу и громко шмыгнув носом, этот прекрасный внешне, но ужасный внутри человек резковато махнул рукой в сторону, отворачиваясь от наказуемого и коротко приказывая стражам, удерживающим виновника: – Все, надоело, бросай его! Народ жаждет зрелищ.

Раздался громкий возглас одобрения. Народ радостно поднял руки вверх, аплодируя самим себе и будущему представлению, предвкушая славную потеху, что непременно устроит им сущность. Человечка стражи, не сговариваясь, пинком сбросили за стену с высоты трех метров, кинув ему вдогонку короткую палку.

- Попробуй продержаться больше минуты! Я сделал на тебя ставку, и жалко будет, если мои деньги и несколько килограммов еды пропадут даром! – громко крикнул Блер, спускаясь с постамента. Его место на стене, куда он поднимался ранее, тотчас оказалось занято любителями кровавых развлечений.

Джервейсу стало противно созерцать подобную развращенность нравов местного общества. Он отправился было по своим делам, к тяжелобольным, но желание посмотреть на сущность (только на нее, чтобы знать, с чем он столкнется в будущем) пересилило, и маг, быстро поднявшись на ближайшую крышу посредством магии (народ, слишком увлеченный предстоящей кровавой бойней, не обратил на полет никакого внимания), приготовился ждать.

Сущность появилась достаточно быстро, двигаясь неуклюже, но с силой, которую трудно было скрыть, иногда делая огромные мощные прыжки длинной примерно в двадцать метров. Ее вид был неопределенным, но пугающим, он точно менялся с каждой минутой, и запомнить изображение ее оказалось делом совершенно невозможным. Иногда на том месте, где у существа должна была быть голова, появлялись сотни тысяч глаз и миллион кровожадных ртов, растянутых в страшной гримасе. Количество рук и ног также менялось, то умножаясь до нескольких пар, то лишаясь их вовсе. Зверь прерывисто и тяжело дышал, выговаривая странные звуки, иногда похожие на отдельные простые слова. Люди, сидящие на крепостной стене, возликовали – кажется, сущность, смерив жутким взглядом тысячи глаз свою потенциальную добычу (все-таки было и такое, что некоторые из наказуемых умудрялись с помощью одной только палки отбиться от зверя и убежать вперед), произнесла что-то наподобие «спасибо». Джервейс, вернув к себе в руки из астрального хранилища свой любимый блокнот, быстрыми резкими штрихами зарисовал неопределенную внешность хищника и, закончив рисунок, осторожно спланировал вниз, стараясь не попасться никому на глаза. Смотреть зрелище кровавой расправы над этим обреченным маг никогда бы в жизни не стал.

Все произошло быстро, даже слишком – не прошло и минуты, как жалобные крики стихли, и теперь уже навсегда.

- Идиот. Не знал что ли, в каком мире мы живем – сражаться так и не научился… Теперь из-за него еда моя пропала, как и деньги… - вздохнул Майкл, опуская руки. Его лицо исказилось, как от чудовищной боли. Разочарование прокатилось волной по толпе, и люди, кто потерявшие свои поставленные на кон деньги (а иные что-то выигравшие), кто просто недовольный сегодняшней расправой, медленно, с угрюмыми лицами расходились в стороны, даже не обсуждая казнь. Людям, видевшим тысячи чужих смертей и получавших от них наслаждение, достаточно трудно угодить с развлечениями, и то, что произошло сегодня, они вообще не посчитали для себя чем-то значимым.

«Мертвые души!» - с отчаянием подумал Джервейс, вглядываясь в равнодушных к издевательствам и убийствам людей. Старик, растерянно стоящий прямо посреди дороги, на пути медленно уходящих назад людей, похоже, никого не удивлял, и его слабые мольбы и взывания к ним о человечности остались незамеченными.

Какие тут могут быть заботы о своей душе и нравственных ценностях, когда такая казнь не удалась?

Маг, устало переставляя ноги, вновь двинулся в сторону площади, но, немного не дойдя до нее, свернул в одно из высотных зданий, где в относительной роскоши и достатке проживал Майкл Блер. Стражи на входе не было – вся она находилась возле крепостной стены, и занималась тем, что внимательно рассматривала кровавые останки тела жертвы, обсуждая способ, которым сущность расправилась с наказуемым.

Пройдя по безлюдному холлу, заваленному стульями и прочей офисной мебелью, Джервейс, полагаясь на чутье внутреннего хищника (чувства зверя в последнее время несколько ослабли), безошибочно нашел нужный ему кабинет. С силой распахнув дверь, маг застал предводителя сидящим на грязных подушках и с наслаждением поедающим жареное мясо какого-то маленького зверька. Блер испуганно отпрыгнул в сторону, явно не ожидая в это время посетителей, и слабо замахнулся на волшебника своей едой.

- Эй, уйди! – грозно рявкнул предводитель, приходя в себя. – Я сейчас…да и вообще никогда не принимаю посетителей! То, что ты уважаемый мною член моей общины, не значит, что ты должен врываться в покои своего предводителя в любое время дня и ночи!

- Мне начать делать тебе выговор с того, что в то время, как ты просиживаешь свою задницу в относительной безопасности и роскоши, каждый день поедая что-нибудь, другие умирают от голода, зачастую не дождавшись выдачи пропитания твоими приспешниками?

- Выговор?! – взревел Блер, вскакивая с подушек и пыльного дивана. – Ты что, совсем, - предводитель грязно выругался, заменив сочетание «сошел с ума» более резким выражением, - мне тут выговоры устраивать? Ты вообще кто такой, а?

- Я пожил достаточно, чтобы иметь понятие, как себя должен вести справедливый предводитель, а не его подобие. – Добавив к своим словам чуточку магического убеждения, маг увидел, что Блер перестал делать попытки выгнать Джервейса из его комнаты, спокойно вернувшись на свое место и послушно замолчав. – Я всегда успею надоумить тебя, все твое окружение и жителей общины на то, как вообще следует поступать, чтобы потом не мучила совесть, и чтобы впоследствии вы все не превратились в ужасных чудовищ. Итак, для чего я здесь? Отвечу: увиденное сегодня меня не порадовало, точно так же, как и все твои действия – то есть отчаянное стремление удержать власть в своих руках и не допустить освобождение общины от нападок сущности. Жители боятся сущности, но ничего поделать с ней не могут, силы не те. Военные могут ее уничтожить, но они действуют по вашей указке. Но, неужели вы не понимаете, что если вам хочется оставаться на этом месте, то точно такое же желание имеют и все остальные члены «вашей» общины? – Майкл заметил, что пыл Джервейса несколько поутих, и в его словах появилось обращение на «вы». Блер решил для себя, что ему можно снова начинать качать свои права, но пока не решался прервать речь странного старика. – Я – один из тех, кто хотел бы уйти из вашей общины за пределы блокпоста. Вы должны понять, что ни у одного меня имеется такое желание. Но, зная ваш буйный нрав и ваши поступки, которые напрямую зависят от вашего настроения и вашей «благосклонности», я предвижу, что вы не отпустите вместе со мной на разведку за пределы стены еще нескольких человек, а возможно, и солдат. Поэтому я, во избежание ваших расправ над людьми, которые бы хотели меня сопровождать, я сообщаю, что за стену вынужден отправиться только я один.

- Что за идиотское желание – выйти из-под защиты крепости в опасную зону? Да я уверен, что ты не пройдешь и несколько десятков метров, как тебя поймают и сожрут.

- Я был охотником на магов и встречался с сущностями.

- Ох, хорошо! – Майкл радостно вскочил, разводя руками. - Шуруй отсюда! Рад, что ты хотя бы не берешь с собой моих верных общинников – это ощущение мнимой свободы и безопасности, которую ты бы им внушил, непременно погубило бы их. Ты их вряд ли бы защитил, ты слишком стар. Отправляйся за стену. Конечно, я буду сожалеть, что столь прекрасный доктор меня покидает, но если уж ты так хочешь смерти, то…отговаривать тебя не стану.

- Вы не будете сожалеть. Вам ничего не важно, кроме своей собственной персоны, – добавил Джервейс, стоя уже в дверном проеме.

- А что, разве ты уверен, что другие люди не думают о себе? Я такой же, как и все, только от рождения наделенный…

- …кучей комплексов – в противном случае ты бы не стремился так удержать свою власть.

- Нет! – крикнул Блер, замахиваясь куском мяса. – Талантом управлять этим стадом, которое некоторые именуют народом.

- Поэтому и нравы тут такие, в твоей общине – потому что ты всех приучаешь думать только о себе. Ежедневно, с помощью самых ужасных методов, ты внушаешь, что отношения между людьми – ничто, что чувства не нужны, что предназначение людей – только работать на тебя, есть (в зависимости от того, как они поработают) и созерцать кровавые расправы над провинившимися.

- От того, как они позаботятся, прежде всего, о своей персоне, зависит их личная свобода, а так же их положение в иерархии общины.

- Ты пытаешься разобщить людей, чтобы они не пытались выступить против тебя. Хотя, на самом деле, тебе не казалось, что требуется лишь один только повод, чтобы люди объединились и немного поучили тебя морали? Этим поводом могу быть я – я могу поднять любой народ на восстание, - («Дух Революции», - со страхом прошептал Майкл, забираясь повыше на подушки), - а можете быть вы и ваши действия.

Майкл, все еще не веря своим глазам и напрасно пытаясь сопоставить образ Духа Революции, виденный им однажды, с этим щуплым стариком, медленно нащупал под подушками пистолет.

- Но люди могут объединяться и переставать думать только о себе не только ради достижения общей цели. Иногда цельное общество получается, если только люди думают друг о друге, помогают друг другу, работая, как единый организм – абсолютно бескорыстная забота о ближнем своем… Правда, чтобы с людьми такое произошло, им надо сначала избавиться от угнетателей. От таких, как вы.

Палец Блера дрогнул на спусковом крючке, и пуля прошила насквозь голову Джервейса. Маг не только не упал с криком боли, но остался жив, вопреки ожиданиям Блера, да еще и улыбнувшись убийце с презрением.

- Ты живой? Но как? Ты еще жив! – истерично вскрикнул Майкл, закрывая и отрывая глаза.

- Жив. До свидания, мистер Блер. Подумайте над моими словами. Иногда власть – это не главное в жизни.

Оставив Каллисту на попечение одному местному жителю, с которым у мага сложились хорошие отношения, Джервейс без страха отправился за стену искать сущность. Над его стремлением уйти из поселения посмеивались практически все, а предводитель, у которого побывал волшебник накануне своего ухода, по какой-то причине (неизвестной жителям крепости) никак не отреагировал на отправление за стену сумасшедшего старика – он заперся в своей комнате и просил оставить его одного.

Все люди боялись сущностей – не только конкретно эту. Переродившиеся маги представляли смертельную опасность для любого проявления жизни в определенном радиусе, и поэтому народ считал необходимым от них избавляться. Но, за время работы в крепости, Джервейс открыл удивительное свойство: сущность, которая ранее захватила половину его тела, отступила, едва только маг начал заниматься безвозмездной помощью местному обществу. Напротив, любое проявление агрессии, зла, жестокости, приближало мага (любого) к состоянию хищника. Поэтому Джервейс, сначала намеревавшийся попытаться исцелить досаждавшую всем сущность, теперь решил попробовать и «план номер два» - внушить хищнику, как необходимо поступать, и таким образом зверь, если, конечно, поймет, о чем вещает ему маг, начнет лечить себя сам – обращаться в человеческое состояние. Затея казалась безумной, но, тем не менее, имевшей под собой определенную основу.

Город за стеной не представлял ничего примечательного – те же самые жилые дома, сильно разрушенные землетрясениями и гражданской войной, такие же пустые унылые площади, по которым холодный ветер гонял осенние листья и мелкий мусор, те же самые улицы, наполненные ржавыми остовами автомобилей. Джервейс шел по следу сущности, с трудом (теперь уже с трудом - в связи со своим превращением обратно в обычного мага) улавливая слабые колебания магической энергии. Длительное путешествие по мрачному безлюдному городу оставляло самые унылые чувства в душе волшебника, и он, чтобы хоть как-то разнообразить одинаковые дни, не наполненные ничем интересным, кроме просмотра видов заброшенного города, занимался рисованием шедевров местной архитектуры и игрой на гитаре грустных песен, что приходили ему на ум.

Проходили дни. Колебания магической энергии то исчезали, то появлялись вновь, но явных следов проживания здесь сущности маг не находил. Однако уже несколько дней подряд волшебник чувствовал: за ним следят тысячи глаз. Джервейс понимал, что он уже стал объектом для выслеживания, «потенциальной добычей», и хищник все это время был рядом и следил за волшебником неотрывно, выжидая удачный момент для нападения.

Оставалось только ждать.

Дайр никогда не чувствовал себя таким смущенным, как при каждой встрече с сыном. С самого детства Джервейс отличался от своих сверстников, и только со временем Дайр понял, почему: маг с самого рождения знал больше, чем ему было положено. Он сразу имел весь жизненный опыт, который другие маги получали лишь со временем, знал все, что знали взрослые люди – и от этого каждое его слово было наполнено бескрайним спокойствием и несоизмеримой мудростью. В глазах Джервейса было начертано что-то такое, что нельзя было понять, что-то бескрайнее, как сама вселенная – и Дайр прекрасно знал, что лишь глядя в них, можно потерять рассудок от всего увиденного в них. Образы, которые несли глаза молодого мага, всегда были различными, и у каждого человека они были своими. Глубина этого взгляда была неизведанной, не всегда смертоносной, но затягивающей надолго и почти лишающей воли.

Едва встав на ноги, его, как и любого волшебника, поместили в изолированную от других, пустую комнату – как поговаривали учителя, посмеиваясь, для «лишения рассудка». Маг должен был быть послушным и всемогущим, как марионетка, от рождения наделенная множеством контролируемых магических талантов. Но Джервейс не потерял себя – напротив, в таких поистине кошмарных условиях жизни, когда упорные занятия чередовались с бесконечным сидением в пустой комнате в одиночестве, сформировались его жажда справедливости, обостренное чувство добра, качества, неотделимые от его бескрайних знаний и понятий о морали. Джервейс покорно терпел издевательства над ним со стороны Дайра, однако молодой маг пытался проводить с ним нравоучительные беседы, стараясь достучаться до глухой души своего отца.

Чтобы не слушать речей, больно ранящих сердце, чтобы не видеть эти глубокие глаза, чтобы не встречаться с безграничными знаниями непосредственно лицом к лицу, дабы не чувствовать себя последним беспомощным дураком при каждой встрече, Дайр позволял себе частенько выпить плоховатого вина. Конечно же, волшебник не мог знать, что происходить с ним во время состояния опьянения, и не мог видеть, каким образом он преподавал, в общем-то, ненужные Джервейсу знания (которые и так были у него в голове), однако то, что молодой маг вел трезвый образ жизни и никогда впоследствии не прикасался к алкоголю, наводило на кое-какие мысли о «способе обучения». Это видел лишь Джервейс: Дайр под влиянием вина мог самовольно превращаться в сущность. Алкоголь высвобождал в нем всю ярость и зависть, что ежедневно накапливались у него от общения с молодым магом, и волшебник, используя только сильнейшие заклинания, срывал злость на своем сыне.

Однако лишь одно могло вывести Дайра из состояния опьянения – сильный голос Джервейса, подкрепленный магией убеждения. Умело соединяя заклинания, слова и свое знание морали и правил приличия, сын несколькими жесткими фразами останавливал жестокого отца и его очередную попытку сорвать свою злость.

Вот и сейчас, заслышав приятный голос Джервейса, поющего что-то достаточно заунывное под гитарную мелодию, алкогольный туман предательски покинул голову Дайра, оставляя мага наедине со своими страхами, сомнениями и постоянным комплексом неполноценности. Маг точно определил, что перед ним находится именно его сын, хотя и имеющий другую внешность, и Дайр, как и прежде, боялся подходить к нему, достаточно долгое время простояв в укрытии, опасаясь безграничных возможностей Джервейса.

- Не прячьтесь, Дайр. Я давно почувствовал ваше присутствие, - медленно, но четко и громко проговорил Джервейс, когда прекратил петь и отставил гитару в сторону. Дайр громко вздохнул, едва только фразы, сказанные приятным голосом и обращенные именно к нему, достигли его ушей, и жадно припал к горлышку темной бутылки с ужасным вином. Опьянение не наступало. Для мага настала самая кошмарная из всех его жизненных ситуаций: один на один со своим сыном.

Один на один с кем-то большим, чем просто волшебник.

- Я тут пришел по делу, маг… - неуверенно начал Дайр. Он не знал, что от своего сына можно ожидать – до отца дошло известие, как Джервейс одним лишь заклинанием привел к безумию жителей нескольких городов и пилотов летательных аппаратов другой страны, проводивших в том районе «зачистку». Благоразумие подсказывало ему, что вести себя следовало как можно спокойнее. – Я снова хочу предложить тебе пойти со мной, вернуться в нашу страну, однако, я полагаю, что ты со мной снова откажешься идти или, возможно, создашь своего клона. – Старик, заслышав это, закрыл глаза и покачал головой. – И уговорить тебя, я так понимаю, мне не удастся – ведь тебя не интересует то, в чем заинтересованы обычные маги. Однако, видно, судьба распорядилась так, что ты остановился, чтобы развлечься, именно здесь – в непосредственной близости от места обитания сущности. – Дайр снова хлебнул красноватую жидкость, но туман посетил его лишь на мгновение, покинув его сразу, как только глаза мага встретились с глазами своего сына. – Тебе полезно будет посмотреть на сущность – в будущем, если ты и дальше будешь шататься на воле, тебя ждет то же самое. Поэтому я не буду пытаться уговаривать тебя вернуться прямо сейчас – после увиденного ты сам позовешь меня с криками страха. Знай, я здесь, неподалеку. Я всегда приду к тебе, всегда тебя поддержу. А пока…наслаждайся.

Дайр направился под ненадежную защиту одного из зданий, где прятался ранее, но на полпути остановился. Что-то заставило его обернуться, и через некоторое время напряженного созерцания спины Джервейса пришло понимание – бездействие мага. Он, казалось, никак не отреагировал на слова своего отца, продолжая неподвижно сидеть и греться на тусклом осеннем солнце, подставляя лицо слабым лучам. Никаких криков, никакой паники и беготни, никаких поисков укрытия или оружия, только безграничное спокойствие, какое бывает у людей, точно знающих свое будущее или свое дело. Вибрации безграничной умиротворенности, существовавшие в это время на всей площади, неприятно проникали в душу Дайра, оставляя не самые лучшие чувства. Ведь перед ним сидел его сын! И сейчас перед ним должна была появиться жестокая и безжалостная сущность, для которой будут безразличны его мольбы о пощаде. Но, подумав немного, Дайр вспомнил всю ту зависть, которая неизбежно возникала у него от общения со своим сыном, всю ту злость, которую ему не всегда удавалось срывать на нем, и поэтому волшебник отогнал от себя неожиданно нахлынувшие родительские чувства (редко его посещавшие). Дайр, с глумливым выражением лица, продолжил путь в укрытие, решив понаблюдать сцену «наказания своего всезнающего и всемогущего сына» издалека.

- Эй! А может, вина хлебнешь? Все-таки, ты увидишь перед собой самое ужасное существо на свете… Для храбрости выпьешь, а? – крикнул отец, выглядывая в оконный проем одного из зданий.

- Извините, Дайр, я не пью, - отрезал сын, не оборачиваясь на голос отца. В руках Джервейса появилась электрогитара, и он, извлекая из нее звуки без всякого усилителя, начал играть что-то достаточно мелодичное, что-то, что было как раз под настроение осени.

Дайр хотел сказать слишком многое, может быть, даже слова некоторой поддержки (опять эти родительские чувства!), но ничего так и не вымолвил, беззвучно открывая и закрывая рот и напрасно набирая воздух в легкие, чтобы слова получились более громкими. Единственное, что у него получилось сказать, было:

- Помни, я здесь, рядом! Позови меня, в случае чего.

Однако даже во время этой фразы голос его сочился сарказмом…

Осенний дождь, больше напоминавший туман, накрыл серой, унылой пеленой весь город. В разрушенных зданиях, лишенных тусклого солнечного света, безраздельно поселилась тьма, и теперь все строения выглядели как никогда мрачно и пугающе. По небу медленно кружило воронье, сбираясь в огромные шумные стаи с хаотичным на первый взгляд движением. Черный вихрь выжидающе вился над одним только местом в городе, над площадью, над возможной, но такой желанной добычей, которая по какой-то причине все не хотела умирать.

- Кар-р! – громко раздалось над пустым городом, и на этот призыв (а может, сигнал к долгожданному обеду) в небо поднялся еще один десяток черных птиц, присоединяясь к томительному ожиданию смерти двух людей, сидевших внизу, прислонясь друг к другу, на холодном мокром асфальте. В тяжелый воздух ненадолго поднимались маленькие облачка пара – люди все еще дышали, а значит, оставались живы, к великому разочарованию стаи.

Джервейс уже несколько дней искусственно поддерживал жизнь сущности, хотя надежды на ее выживание не было никакой. Она, хотя и не без труда, поняв и приняв те принципы, которые пытался вложить в ее душу маг, добровольно отказалась совершить очередное убийство. За этим последовало неминуемое превращение зверя обратно в существо, имеющее очертания тела, мысли и речь человека, но только что-то пошло не по плану: сущность не выдержала стремительного возвращения в почти человеческое обличье, и ее сердце то колотилось с неимоверной частотой, то практически останавливалось, и поэтому сущность часто теряла сознание и испытывала сильнейшую боль, которая передавалась и лекарю. Теперь маг пытался уже с помощью своих сил вытащить практически превратившегося обратно волшебника с того света, но магии явно было недостаточно, и сознание сущности надолго покидало уродливое звериное тело, грозя не вернуться обратно. Хищник внутри Джервейса, который на время затих и сделал вид, что отпускает душу мага из своих цепких когтей (во время бескорыстной помощи людям), вновь вернулся, почуяв, как и воронье, скорую смерть сущности, и начал выпускать из тела мага тонкие черные нити, связывающие почти умершего зверя и чародея-лекаря. Джервейс, если находил в себе силы сопротивляться влиянию внутреннего хищника, уничтожал крепкие нити, но они все равно появлялись через некоторое время, вытягивая из тела слабой сущности воспоминания.

«Я был таким же магом, как и он…

Соседняя страна имеет монополию на магию, и волшебники там никогда не уничтожались, а служили при дворе короля (или иного правителя). Однако чтобы управлять магами, чтобы отправлять эти «универсальные» создания на какие-либо задания, иногда неприемлемые для сознания чародеев, со всеми ними проводилась операция по отделению души от тела. Маги становились бессмертными, а их телом и разумом можно было управлять, держа в руках сосуд с их душой…

Когда-то и мне отделили душу от тела, маг, превратившийся в сущность, это видел. Мне было к тому моменту сорок лет; я имел свое мировоззрение, свои чувства, мысли. Я навсегда застыл в одной поре, не старея. Однако не только вечная жизнь была мне обещана с отделение души от тела, но непременное управление мною и моими способностями. Именно это и произошло: некто вышестоящий, имеющий свои какие-то планы, совершенно противоречащие моему сознанию, послал меня устраивать революции в тех странах, которые и были основной частью их грандиозных замыслов.

Ранее в моей голове не укладывалось, каким образом я мог, опираясь на свои нерушимые основы морали, стать ужасным Духом Революции, приносящим кроме своих «светлых» идей еще и множество разрушений. Но с некоторых пор (а вернее, с поглощением воспоминаний мага-сущности) все прояснилось: я просто был одной из частей грандиозной системы, направленной на удовлетворение потребностей и желаний властей. Не только меня, но и других магов отсылали в другие страны в качестве непобедимых воинов (в таком случае их душа тщательно контролировалась и сдерживалась в определенных рамках, чтобы не допустить превращения в сущность), но лишь я стал центральной фигурой всех бедствий, что происходили в необходимых странах и на нужных территориях. Вероятно, кто-то вышестоящий так стремился от меня избавиться, либо показать несостоятельность моих принципов морали, что я был постоянно в центре кровавых сражений и хаоса, учиняемых мной же по указке имеющего мою душу.

Дата добавления: 2015-06-28