Под единым знаменем 1 страница

НАЧАЛО

Пусть их светлые образы и героические дела послужат примером нашей славной молодежи в борьбе за счастливое будущее, за коммунизм.

С. КОВПАК.

ДВАЖДЫ ГЕРОИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА

Тізе рефлексі.

Емтихан алушыларға ақпарат: төменде берілген өлшемдерге (критерийлерге) сәйкес студент адамдардың проприоцептивті сінір рефлекстерін дұрыс бағалай білуі керек. Студент пациентің (волонтердің) рефлекстерін анықтайды және өзінің іс-әрекеттерін түсіндіруі керек.

.

Қадам №	Қадамдарды бағалау өлшемдері	Балдық көрсеткішпен бағалау
Өте жақсы*	Қолайлы**	Түзету талап етеді***	Қолайсыз****
1.	Пациентпең визуальды қарым- қатынас жасады.		7,5	5,0
2.	Амандасып,өзін таныстырды.		7,5	5,0
	Зерттелушіні аяқ бұлшық еттерін босаңсыған күйде екі аяғын айқастырып, орындыққа отырғызды.		7,5	5,0
	Пациентің эмоциональдіқ жағдайын бақылады		7,5	5,0
	Пациентің эмоциональдіқ жағдайын түсіндірді		7,5	5,0
	Неврологиялық балғашамен төрт басты сан еті сіңірінің үстінен, тізесінің төменгі жағынан ақырын ғана соғып жіберіді		7,5	5,0
	Студент тізенің жазылу рефлексін байқап, балғашықпен соққан орынында сінір рецепторлардың орналасқан жері деп түсіндірді.		7,5	5,0
	Рефлекс доғаның тұйықталған орыныны. (Рефлекс доғасы 3-4 бел омыртқа сегментінің нейрондарында тұйықталады).		7,5	5,0
	Нәтижесін бағалау: рефлекс айқын байқалуы мен симметриялылығы міндетті түрде ескеріледі. Бүлшык ет күші мен рефлекторлық доғаның бөлімдері сақталуында, рефлекс айқын байқалуы мен симметриялығы қалыпты деп бағаланады Рефлекторлық доғаның бөлімдері зақымдалса, рефлекс болмайді, не төмендейді. Пирамид жүйесі зақымдалғанда рефлекстің төмендеуі, не бүзылуі байқалады.		7,5	5,0
	Студент жұмысты орындағанда кәсіби терминдерді пайдаланып, сөз сөйлеу мәдениеттің көрсетті.		7,5	5,0
	Барлығы

Кезеңде қойылатын максимальды балл - 100. Тапсырманы орындау уақыты - 5 мин

Эту книгу автор посвящает памяти мужественных разведчиков, сражавшихся в глубоком тылу фашистских войск и погибших за свободу и независимость нашей Родины.

В тот субботний вечер в клубе райкома комсомола было особенно многолюдно. Играли в шахматы, шашки, кружились в танцах под хриплые звуки патефона, шутили, смеялись. В помещении было душно. Разгоряченные юноши и девушки часто выбегали на улицу подышать свежим воздухом, остыть, благо у клуба, прямо на тротуаре, расставили свои лотки продавцы мороженого. Вот и сейчас на улицу вышло несколько юношей. — Ну и духота! Быть дождю! — сказал кто-то из них. — Чего каркаешь! — Матч может сорваться! — набросились на доморощенного метеоролога.

На следующий день в Измаиле предстояла встреча местной футбольной команды «Ялпуг» с областной командой «Дунай», и плохая погода не устраивала любителей футбола.

Сколько разговоров и споров было по поводу этого матча еще за много дней до того, как все было решено и утверждено, и теперь только и слышалось:

— Горсовет будет кормить бесплатно!

— Автотрест бесплатно дает автобус!

— Осоавиахим обещал премировать лучших игроков!

Обо всем этом совсем недавно молодежь Болграда, небольшого городка, расположенного вблизи границы, на юге Бессарабии, и не мечтала. Всего год назад здесь хозяйничали румынские бояре.

В бывшем здании филиала «Банка комерчиалэ» — клуб райкома комсомола. Здесь бывает не только молодежь, но и люди некомсомольского возраста. И, конечно, здесь всегда собираются футболисты. В этот вечер они должны были отдохнуть перед матчем, но только когда кончились танцы, и публика стала расходиться, футболисты тоже пошли по домам.

Капитан команды Евгений Алексеев, черноволосый, смуглолицый парень лет двадцати, на прощанье сказал: - Смотрите, не проспите! Сбор ровно в семь и сразу трогаемся. К девяти должны быть в Измаиле.

Алексеев шел медленно, обдумывая предстоящую встречу с областной командой. «Наконец-то «Ялпуг» сможет показать свой класс!» — думал он. Свернув с бульвара в парк, Евгений пошел вдоль высокой железной ограды величественного собора, славившегося своей архитектурой и росписями по всей Бессарабии. Старожилы хвастались, будто он был скопирован с Исаакиевского собора.

Евгений бросил взгляд на храм. Еще несколько дней назад, когда он проходил здесь, между его куполом и зданием бывшей женской гимназии висела огромная круглая луна. Она показалась ему необычной. Никогда прежде не приходилось видеть ее такой багрово-огненной. Вспомнив об этом, он опять испытал какое-то неприятное ощущение. Однако приподнятое настроение, вызванное предстоящей встречей с областными футболистами, перебороло. Ночь была необыкновенно тихая, люди спали с открытыми окнами: донимала духота. Евгений услышал бой кремлевских часов. Звуки доносились из большого репродуктора, установленного напротив райисполкома. Повесили его еще при примаре, отставном полковнике королевских войск, заядлом фашисте. По радио часто передавались воинственные речи министров, указы его величества, а то и просто извещения о явке рекрутов на мобилизационные пункты для переподготовки. Иногда в переводе на румынский язык транслировались речи германского министра пропаганды доктора Геббельса. Королевская Румыния тоже готовилась к войне с Советским Союзом... Но теперь все это кануло в вечность... Алексеев шел, слушая перезвон курантов и торжественную мелодию «Интернационала». На этом местная радиосеть закончила свою трансляцию.

Войдя к себе во двор, Евгений поздоровался со сторожем размещенного здесь склада горторга. Со стариком у юноши сложились хорошие отношения. Он угощал его папиросами, а тот рассказывал разные истории из далекого прошлого. Вот и сейчас Евгений предложил ему «Казбек». Закурили.

Затягиваясь московской папироской, старик закашлялся, а потом хрипловато сказал:

— Помнишь, Женя, какая луна-то взошла намедни?

Алексеев признался, что только сейчас вспоминал ее.

— Вот такая же была и в четырнадцатом. Большая и красная, будто кровью облитая. А на утро урядник забил в барабан: война! И пошла беда по земле! Пошла смерть косить народ... Как сейчас помню, такая точно... Прошло-то уже никак более четверти века... Ох, Женя, бежит же время... бежит и нас не спрашивает!..

Гавкнула лежавшая у него в ногах лохматая собака. С улицы послышались слова популярной песни: «Любимый город может спать спокойно...» Веселая компания возвращалась из «Казенного сада», так болградцы по старинке называли большой сад, раскинувшийся вдоль озера Ялпуг. Знатоки уверяли, будто в саду сохранился дуб, на стволе которого ссыльный Пушкин ножичком вырезал какое-то острое двустишие.

Прислушиваясь к пению удалявшейся компании и все отчетливее доносившемуся с озера кваканью лягушек, Евгений молча курил и предавался радостным раздумьям: «Хорошо! Скоро Москва, учеба... Какая все же необычная жизнь в Советском Союзе! Желаешь работать? Пожалуйста! Учиться? Все двери открыты! А ведь еще два года назад... Хотел быть летчиком, даже уже учился в авиационном училище. Носил пышную форму с королевской кокардой и аксельбантом. Вдруг исключили! Почему? Бессарабцы, видите ли, ненадежный народ... все поглядывают за Днестр! Поступил на работу в гараж «Леонида», но и тут долго не задержался: попал в бухарестскую полицию, колотили до полусмерти, угрожали расстрелом за распространение большевистской литературы. Пришлось познакомиться и с сигуранцей, побывать в карцерах «Вэкэрешть» А теперь?.. Года еще нет, как пришла Красная Армия, а сколько хорошего, радостного появилось в жизни!»

В соседнем дворе пискляво прокукарекал молодой петушок. Евгений оставил сторожу несколько папирос и вошел в дом. Наскоро поужинав, он лег и с мыслями о предстоящем матче быстро заснул. Разбудил его не звонок будильника, поставленного на шесть часов, а стук в дверь. Спросонья посмотрел на часы и удивился: без десяти четыре! Дверь снова затряслась от ударов. Евгений недовольно поморщился: «Наверное, Цолев приперся в такую рань, побоялся, что я сам не встану». Но что это? Будто стреляют из пулеметов?! И грохот моторов! В эту секунду дом тряхнуло так, что зазвенели стекла, ходуном заходила посуда в буфете, дверки шкафа распахнулись. Со двора донесся истошный крик соседки мадам Коган.

— Землетрясение! Спасайтесь, землетрясение!..

Действительно, землетрясения здесь случались. Полгода назад были такие же толчки. Кое у кого повалились дымоходы, в стенах появились трещины. А на Алексеевых большое горе свалилось: рухнула стена и задавила деда. В городке было еще несколько жертв. И теперь сонные испуганные люди выбегали во дворы, на улицы, дети плакали, с лаем носились собаки...

— Землетрясение! Не стойте у стены, я говорю, — кричала мадам Коган.

Евгений выбежал во двор. «Кажется, где-то летят самолеты. И стрельба будто в небе», — подумал он и прислушался. Земля снова задрожала.

Бледная, как полотно, мадам Коган стояла в накинутом поверх нижней рубашки одеяле. Мать Евгения, выбежавшая в одной сорочке, тряслась как в лихорадке. Никто не мог понять, что произошло. Только Смилянного, начальника пожарной команды, внезапная суматоха не смутила, хотя и он выскочил во двор в нижнем белье. И когда мадам Коган снова запричитала, он невозмутимо произнес:

— Ерунда!.. Это же обыкновенный гром!

— Нет, вы слышите? Гром! — возмутилась мадам Коган. — Ничего себе «гром», если с моего окна упал горшок с цветами!.. Ну, вы еще видели когда-нибудь такого человека? Горшок на кусочки, а он «гром»!

— Это вы сами с перепугу разбили горшок, да, поди, не с цветами, а тот, что под кровать ставят...

Мадам Коган возмущенно пожала плечами. «Ну его, этого соседа! Известный спорщик. Если заупрямится, то и на белое скажет — черное. К тому же обидчив и заносчив, да и... в общем, лучше от него держаться подальше». Мадам Коган сразу так и сказала, когда Смилянный поселился в доме: «Наш начальник важничает! Ай, ай! На всех как с каланчи смотрит. Нет, вы на него только посмотрите, будто он в помощниках Стаханова ходит! А?»

Низко с ревом пронесся двухмоторный самолет.

— Немецкий! «Хейнкель!»... — крикнул Евгений.

Смилянный принял начальнический вид.

— Послушайте... бывший авиатор «аэропланного флота его величества», — презрительно сказал он, — не паникуйте!.. За такие штуки у нас привлекают...

Договорить он не успел. Над самым двором пролетел еще один самолет. Теперь уже все увидели на фюзеляже и под крыльями черные кресты, а на хвосте свастику. От самолета потянулись к земле две огненные нити. Евгений толкнул за угол дома мать и соседку.

— Он же стреляет! Прячьтесь!..

Самолет скрылся. Мать и мадам Коган бросились к погребу. Один Смилянный оставался спокойным.

— Молодой человек, я говорю серьезно. Вы распространяете провокационные слухи! Это вам не пройдет так просто! Я позвоню вашему начальнику...

Напрасно Евгений пытался доказать, что самолеты немецкие, что стреляли трассирующими пулями...

— Не ерундите, молодой человек, — произнес он глухо, — это просто маневры! Понятно? Наши сами могли нарисовать на самолетах кресты, чтобы изобразить неприятеля. Советую в другой раз не паниковать. Иначе... Понимаете?

Евгений недоуменно пожал плечами и замолчал: «Может быть, так и есть!» Стало тихо. Из приоткрытых дверей погреба выглянула мадам Коган. Новое объяснение показалось ей более правдоподобным. Да и зачем вступать в пререкания с самоуверенным соседом. Как-никак, он все же начальник городской пожарной команды! С ним считаются!.. А у мадам Коган при румынах был небольшой магазин писчебумажных товаров. Поэтому мадам Коган заискивающе сказала:

— А ведь наш начальник прав. Это-таки скорее маневры!..

Она вышла из погреба и, сделав несколько шагов, вскрикнула.

— Ой, что это? Посмотрите, наш сторож!..

Все оглянулись. Неподалеку от ящиков в луже крови лежал старик. Кто-то крикнул: «Дайте воды, полотенце!»

Евгений нырнул в дыру забора; в соседнем дворе жил военный врач.

Вокруг старика собрались все жильцы. Смилянный стоял с потускневшим лицом и молчал. Мадам Коган не выдержала:

— Ну, товарищ начальник! Что вы на это скажете?

Вместо ответа он побежал в дом, придерживая рукой кальсоны.

— Что ты стоишь, как столб! Дай мой свисток! — крикнул он жене.

Вернулся Евгений один:

— Врач уехал на границу. Там уже идет бой...

Мадам Коган поняла это по-своему.

— Тоже мне маневры!.. И кому они нужны? Чтобы людей убивать! Вот вам и советская власть!.. Маневры какие-то придумала...

— Это не маневры! — огрызнулся Евгений.

— Так что же это? Войн-а-а? — взвизгнула мадам Коган.

— Не знаю... Но это не землетрясение, не гром и не маневры... Понимаете? На границе есть убитые и раненые. А сторожу нужно срочно сделать перевязку и везти в больницу!

Мадам Коган вздохнула и потрусила снова к погребу. С порога она крикнула:

— Перевязку? Ему она поможет, как компресс утопленнику. Он уже давно не дышит. Прячьтесь лучше в погреб! Говорят, когда стреляют, там не так опасно...

Евгений с жалостью посмотрел на старика и в полной растерянности побежал на работу. На улице встретил друзей по команде. Они шли, перекинув через плечи футбольные бутсы.

— Слушай, что происходит? — спросил Валентин Каракулаков.

— Точно не знаю, — ответил Евгений, — летали немецкие самолеты. У нас во дворе убит сторож. Бегу на службу, там узнаю...

— А как же матч? Едем в Измаил или нет?

— Не знаю. Идите в райком, там скажут...

Над вокзалом поднялось черное облако. Изредка откуда-то доносились глухие взрывы, но встревоженные горожане все же тянулись с корзинами на базар. Ведь день был воскресный, и в этот день в Болграде всегда бывал большой привоз. Может быть, и в самом деле это военные учения!

В городском отделе Наркомата внутренних дел Евгений застал только дежурного. Начальник горотдела Студенцов со всеми сотрудниками выехал по тревоге на границу. Вскоре оттуда вернулся один из сотрудников. И он, и шофер были уже с противогазами и винтовками. Он сказал, что с той стороны атаковали государственную границу на всем протяжении Дуная и Прута...

— Кое-где пытались переправиться на этот берег, но им дали прикурить... — заметил шофер. — Есть, правда, и у нас потери...

«Неужели война?» — подумал Евгений.

В то утро многие еще не верили: «Не беспокойтесь, все обойдется, увидите... Ведь с Германией — договор!»

В горотдел непрерывно поступали сведения обо всем, что происходит в городе: самолеты с черными крестами сбросили бомбы на базарную площадь, убито несколько крестьян; около райисполкома сразило постового милиционера; на вокзал сброшены зажигательные бомбы; на нефтебазе загорелась цистерна с нефтью; пожар угрожал бакам с бензином, краны перекрыл сам заведующий нефтебазой, но это стоило ему жизни: он сгорел; пожар ликвидирован подоспевшими воинскими частями, которые уже заправляют свои бензовозы и танки...

Под конец примчалась городская пожарная команда. Долговязому начальнику команды намяли бока...

Евгений уехал с сотрудниками горотдела на «пикапе» к границе. На окраине города у развилки дорог красноармеец-регулировщик взмахнул флажком. «Пикап» остановился. На обочине стояла молодая женщина в нарядном белом платье. На руках она держала пухленького мальчика в матроске с игрушечной саблей через плечо. Регулировщик попросил довезти жену командира из пограничной части до деревни Вулканешты.

Сотрудник горотдела и шофер ответили, что они недавно оттуда и что сейчас там идет бой, но женщина стала упрашивать взять ее. Рыдая, она объясняла, что приехала накануне с границы к врачу, что дома остались две маленькие девочки, и все порывалась взобраться в кузовок «пикапа». Сотрудник уступил женщине с мальчиком место в кабине, и «пикап» помчался по дорожным ухабам. Навстречу шли санитарные машины и повозки, а к границе подтягивались артиллерия и пехота. Где-то в районе железнодорожного моста загрохотали зенитки. Далеко в небе вспыхнули белые шарики разрывов, в воздухе нарастал гул моторов. Приближались бомбардировщики с черными крестами. Они летели на большой высоте и, судя по всему, держали курс на военный аэродром.

«Пикап» мчался к границе. Жара в этот день была невыносимой. В пыльном мареве двигались войска. Красноармейцы шли с полной боевой выкладкой: в касках, со скатками, противогазами, саперными лопатками, флягами, котелками...

«Пикап» то останавливался, когда впереди создавалась пробка или шли встречные транспорты, то вновь срывался с места. У длинного и узкого деревянного моста, где брало свое начало тридцатикилометровое озеро Ялпуг, движение и вовсе замерло. Женщина с мальчиком решила... идти пешком, надеясь найти по ту сторону моста другую попутную машину.

Наконец, передние машины тронулись. Юркий «пикап» вырвался вперед, но через некоторое время снова остановился. Из-под пробки радиатора со свистом выбивался пар.

— Окончательно перегрелся! — сказал шофер и выключил мотор. — Пойду к болоту за водой, иначе заклинит поршни — и тогда нам хана...

Женщина с ребенком тотчас же вышла из кабины. Ей удалось остановить обходившую «пикап» легковую автомашину, и она, забыв даже проститься со своими прежними попутчиками, уехала.

Вернулся шофер, ему помогли залить воду, потом по очереди крутили ручку. Наконец мотор заурчал, и «пикап» снова тронулся в путь.

Далеко впереди послышались глухие взрывы. Вскоре из-за бугра поползло вверх и стало растекаться в стороны облако густого черного дыма. Когда «пикап» добрался, наконец, до гребня бугра, Евгений впервые по-настоящему ощутил, что война началась...

Перед железнодорожным переездом творилось нечто невообразимое. Горели грузовые машины. Бушевало пламя вокруг трехтонного бензовоза, опрокинутого в придорожный кювет. Из разорванной взрывом цистерны ползли огненные языки. Темное облако дыма заволакивало небо. Люди метались среди этого хаоса: одни сбрасывали грузы с горевших машин, другие пытались сбить с них пламя. Отовсюду подносили раненых и грузили их в уцелевшие машины.

«Пикап» затормозил у самого переезда. В жиденьком кустарнике Евгений заметил ту самую машину с двумя запасными колесами сзади, в которую пересела женщина с мальчиком. Машина уткнулась в кустарник, боковые дверцы были распахнуты. Она напоминала подбитую птицу с распростертыми крыльями. Евгений подбежал к машине. Возле нее лежал убитый подполковник. Шофер сидел за рулем, безжизненно свесив окровавленную голову. От ветрового стекла остались одни осколки в углах. Но где же женщина с мальчиком? Озираясь вокруг, он заметил поодаль, в кустарнике, белое пятно. То, что увидел Евгений, приблизившись, заставило его содрогнуться. На земле, раскинув руки, лежала та самая женщина. Ее лицо было залито кровью. Возле нее, ухватившись ручонками за ее шею, сидел мальчик и, всхлипывая, твердил: «Мамочка, мамочка...» Подбежавший шофер пытался взять его на руки, но малыш кричал, отбивался и еще крепче прижимался к матери.

«Что же это такое?» — подумал Евгений и зажмурился. Из состояния полной растерянности его вывел окрик. Надо было ехать. Он взял на руки обессилевшего от крика малыша и направился к машине.

К границе они не попали. Оттуда в переполненных машинах и на подводах везли раненых. Пришлось «пикап» тоже отдать. Сотрудник горотдела поехал к границе на подножке попуткой машины с боеприпасами, а Евгений с малышом вернулся обратно в город. Там он передал мальчика родительскому комитету, только что образованному при Доме Красной Армии. Детей, оставшихся без родителей, было уже немало.

За эти несколько часов болградцы переменились неузнаваемо. Все как-то посуровели, повзрослели. Радио передавало правительственное сообщение о вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз. У госпиталя, разместившегося в школе, толпились молочницы. Они бесплатно раздавали молоко раненым.

Значит не провокация, а настоящая война! Но неужели же везде так? По всей границе? Мысли Евгения путались...

Вечером Евгений пришел в горотдел. Кое-кого из сотрудников уже не было в живых, несколько человек ранило, их отправили санитарным поездом в Одессу. Ранен был и начальник отдела Михаил Игнатьевич Студенцов, но работу не оставил. А ее прибавилось. Из разных мест поступали сведения о появлении парашютистов-диверсантов. Вести об этом быстро распространялись среди населения. Лазутчиков искали повсюду, хотя, как оказалось, их сбросили не так уж много. Но слухи! Они ползли и ползли: говорили, что диверсанты убивают крестьян, едущих в город на рынок; клялись, что видели в нескошенных хлебах несколько человек в необычной одежде; утверждали, что приземлилась группа головорезов во главе с бывшим жандармским офицером — сынком местного помещика и что они в какой-то деревне уже перерезали весь сельсовет; одни говорили, что наши войска отступают, другие, напротив, уверяли, что Красная Армия перешла в контрнаступление и теперь гонит врага на его территории...

С началом военных действий личный состав городского отдела полностью влился в действующую армию. Его сотрудники остались в частях, а Студенцова направили в распоряжение штаба корпуса. Туда же был откомандирован и Евгений Алексеев. Студенцов взял его в отдел, который ему было приказано возглавить. Вчерашние чекисты стали военными.

Как-то вечером Алексеев забежал домой. Мать поставила на стол молоко и пирог — пусть сынок поужинает. Но, не успел Евгений сделать и двух глотков, как за ним зашел Смилянный. Он носил уже другую форму. Вместо синих петлиц на его гимнастерке алели малиновые и вместо двух «звездочек» выстроились в ряд четыре «треугольника». Оказалось, что начальника пожарной охраны за плохую подготовку команды уже сняли с должности и направили в распоряжение военкомата. По званию Смилянный был старшиной, и надо же было случиться, чтобы он попал в тот же отдел, куда был зачислен и Евгений. В отделе Смилянного назначили завхозом. Правда, вид у него был уже не такой заносчивый, однако он не преминул уязвить своего соседа:

— Для вас, молодой человек, война будто и не начиналась! Прохлаждаетесь... Молочко попиваете... Идите скорее, вас начальник требует!..

Студенцов начал разговор издалека. Военное командование интересовалось положением в тылу вражеских войск, наличием резервов немецкой армии и их передвижением по румынской территории.

— Установить все эти данные можно только взяв «языка», — сказал Студенцов. — Но сделать это не так просто. Противник осторожен. Время от времени он пытается форсировать Прут, но при этом не проявляет особой настойчивости. По мнению начальника штаба полковника Крылова, это ложный маневр. По-видимому, главный удар враг попытается нанести на севере Бессарабии, чтобы таким образом отрезать наши войска, расположенные южнее...

Студенцов замолчал. Достав из коробки длинную папиросу, постучал мундштуком о крышку и, поглядывая на карту, висевшую на стене, добавил:

— Нам приказано уточнить наличие резервов по ту сторону Дуная и Прута... И выполнить задание в данный момент, Женя, можно, только переправив на ту сторону разведчиков...

У Евгения учащенно забилось сердце. Он уже представил себя разведчиком.

— Речь, однако, идет не об обычной разведке... — словно угадывая его мысли, продолжал Студенцов. — Нужны надежные парни, которые бы знали местность, язык, обычаи и могли бы проникнуть далеко вглубь страны. Кого ты можешь рекомендовать из местных ребят?

Алексеев сказал, что это задание может выполнить он сам.

— Знаю, Женя, — ответил Студенцов. — Но тебе, возможно, придется поручить другое дело. Ты знаешь кое-каких людей там, может случиться, что надо будет установить с ними связь. Ведь настоящие патриоты-румыны на нашей стороне... Так как же?

— Что ж, ребят найду, Михаил Игнатьевич. Есть хорошие, смелые...

В тот же день Евгений отправился к Каракулакову, своему хорошему приятелю, с которым несколько лет тому назад учился в местном лицее «Его величества короля Карла второго». Теперь Каракулаков работал в горкомхозе счетоводом. Парень он был уравновешенный, много читал, а в свободное время увлекался футболом. Фашистов Каракулаков ненавидел, это Алексеев знал. Еще год назад, когда советские войска только подходили к городу, они вдвоем подняли красное знамя на пожарной каланче. По ним стреляли, пулеметная очередь скосила флагшток, и полотнище упало. Парни уцелели чудом. Но как только последние жандармы покинули город, они раздобыли новое полотнище и снова водрузили флаг. Позднее Валентина Каракулакова и Евгения Алексеева одними из первых приняли в комсомол.

Вот почему Алексеев без раздумий направился к Каракулакову. Узнав, в чем дело, Валентин сразу согласился. Вместе они зашли к Иону Патрашку — тоже комсомольцу, но моложе года на два. Этот приземистый парень с пушистыми, черными как смоль бровями, по-девичьи стеснительный, тоже дал согласие.

В тот же день Евгений Алексеев подыскал еще несколько ребят. Все они с нетерпением ждали, когда военкомат призовет их в армию, и теперь охотно согласились пойти на выполнение задания.

Поздно ночью в штабе корпуса Студенцов беседовал с будущими разведчиками. Самым энергичным оказался Будашицкий — один из лучших игроков команды «Ялпуг». Это был высокий широкоплечий блондин с крупным мясистым носом. Работал он судебным исполнителем.

— Румынский язык мы все знаем. Он для нас как родной. Немецкий тоже... — встряхивая пышной золотистой шевелюрой, говорил Будашицкий. — У меня и гимназическая форма сохранилась. Есть даже старое удостоверение Бухарестского лицея «Лазэр»... Тоже может пригодиться! А уж местность как свой карман знаю...

— Не беспокойтесь, товарищ капитан... Задание мы выполним! — поддержал Цолев, слывший одним из лучших гимнастов в городе.

Студенцов подчеркнул, что знание языка, обычаев и местности — это, конечно, важный фактор, но нужна еще и трезвая голова, смелость и, разумеется, преданность делу.

Будашицкий кивнул головой, дескать, этого им не занимать.

Было организовано несколько пар. Обстановка к тому времени уже достаточно накалилась: на северо-западе немецко-фашистские войска рвались вперед. Каждый день радио приносило тревожные вести: немцы уже шагали по Прибалтике, Украине, Белоруссии.

Подготовка разведчиков заняла немного времени. Гораздо сложней было подобрать место для переправы. В течение двух дней Евгений вместе с пограничниками и армейскими разведчиками под вражеским огнем изучал местность: исследовали подходы к реке Прут и особенно противоположный берег.

Наконец место нашли. Первыми на задание шли комсомольцы Валентин Каракулаков и Ион Патрашку. Переправить их удалось благополучно. Но уже на следующую ночь они вернулись. Оказалось, что в течение всего дня разведчики пролежали в камышах и дальше одного километра от реки не продвинулись. Всюду были войска. И то, что им удалось узнать, не представляло особого интереса. В ту же ночь была послана вторая группа. Переправа происходила уже в другом месте и тоже прошла благополучно. Разведчики сошли на вражеский берег незамеченными и сразу же скрылись в темноте. Но когда Алексеев и два бойца, переправлявшие ребят на лодке, вернулись на свой берег, на противоположной стороне, где-то недалеко от Прута, началась стрельба, в небе вспыхнули осветительные ракеты...

На следующий день бухарестское радио сообщило о поимке двух «диверсантов», пытавшихся проникнуть в глубь страны...

Наступил черед идти Будашицкому и Цолеву. Они уже знали о несчастье, постигшем товарищей, но ни тот, ни другой внешне не выдавали своего волнения. Переправить их должны были ночью. Но перед вечером Будашицкий пришел с забинтованным горлом, хотя жара стояла невыносимая.

— Утром поел мороженого. Наверное, схватил ангину, — просипел он и закашлялся.

Студенцов поморщился и, будто не придавая значения случившемуся, предложил Цолеву пойти на задание с другим парнем. Тот побледнел, замялся, но все же сказал, что хотел бы пойти только с Будашицким. Студенцову стало все ясно.

Дата добавления: 2015-06-28