Через гольцы

ПО ДОРОГЕ ГЕРОЕВ

Часть третья

Глава I

— На север! Через гольцы, через вечные снега! Пойдем по дороге великих героев-партизан! — размахивал руками Паша.

— «Великих, великих»! — передразнил дедушка. — Что за болтушка ты, скажи пожалуйста. Посмотри на Борю: человек как человек — делает дело да помалкивает.

Дедушка был чем-то с утра расстроен и хмуро сосал трубку.

У ребят все было собрано к выходу. Они тепло распростились с дедушкой Михеичем. Тот, едва встало солнышко, оглядываясь и. помахивая тюбетейкой, скрылся в кедраче, даже не подозревая, какой подарок ожидает его вечером.

Экспедиции оставалось навьючить Савраску.

— «Великие»… — ворчал дедушка. — Попрошу я тебя, герой, вот что, — обратился он к Алику: — замени, будь добр, меня — поймай Савраску. Надо напоить его. В общем, все как следует сделай и сюда приведи. Мне вроде нездоровится… Сможешь?

— Сможет он, как же! — презрительно бросил Федя. — Давайте мы с Пашкой! Мигом!

— Сходи, пожалуйста, Алик, — не обратив внимания на слова Феди, повторил дедушка.

Он выбил из трубки пепел, насыпал табаку и, проводив Алика взглядом, повернулся к ребятам.

— А сейчас буду с вами, герои, говорить. По-настоящему говорить. Плохо у нас получается… Надо бы хуже, да некуда!

— Почему плохо? Что плохо? — растерялись ребята.

— А вот что: почему Алик все время в стороне? Приняли мы его? С нами он идет? Так почему он среди нас как чужой?

— А что он — наш, что ли? — возразил Федя. — Женька с Наташей голосовали за него только из жалости. Разжалобились! Не наш он, Алька!

— Не наш? А я, как следопыт, вам повторяю: с хорошей мыслью Алик в хребет шел. Не воровать шел. Правду он сказал, что хотел «Описание» найти и нас обрадовать.

— Обрадовать!.. Не догнали б, то так бы обрадовал! Ничему, что он говорит, не верю.

— А я верю. Хочет он с нами быть, а вы отворачиваетесь. Так, герои, прямо скажу, не пойдет.

— Жалко мне его, — тихо проговорила Наташа, — так, дедушка, жалко!.. А не люблю. Не за что его любить. И слов не находится с ним говорить. Вчера он про голубя правильно сказал, а меня почему-то зло взяло…

— И меня тоже — как на него посмотрю, сразу злой делаюсь, — сказал Паша.

— Ходит вокруг, а дела не найдет, — добавил Боря. Женя промолчал. Он уже не раз раскаивался, что поддался чувству жалости и голосовал за него. Нет, не мог он простить Алику прошлого.

— Так… — Сергей Егорыч хмуро щипал колючий ус. — Ну, герои, вот что: дружба на войне, в походе, ну и в каждой работе — первейшее дело! А у нас где она?. Нет ее! Вы сами держите парнишку на отшибе, не подпускаете к себе. Путь далек, случиться всякое может, а без дружбы до греха недалеко. И решил я: раз дружба у нас не ладится, дальше я в поход не пойду.

Угроза дедушки ошеломила ребят.

— Из-за Альки?

— Из-за него не пойдете?

— Вот так… — сухо повторил дедушка. — Не пойду!

— Что ему надо? — сердито сказал Федя. — Я его ни разу даже не стукнул. А дружить… не буду дружить!

— Никто его, дедушка, не обижает, — растерянно проговорил Женя. — Борька и продукты на него выделил. Бродни выдали. Наташа одежду помогла починить. Спит он со мной. А как с ним дружить? Не знаю я. Научите… «Описание» нашли, голубя с письмом отправили, и вдруг обратно идти!

— «Научите»! — хмуро повторил дедушка. — Знал бы, так давно научил. Что я — учитель или пионервожатый? Они там всякие книги читали, учились — то да се; знают, как с вашим братом ладить. А мне где? Лесник я — все тут. Мое дело вас таежной науке учить, а не всякие эти… Тьфу ты, скажи пожалуйста, вот попал!.. — Дедушка сердито отмахнулся от вившейся около лица осы и несколько минут молчал, смотря перед собой. — Ну ладно, не вешать носы! — Он посмотрел на убитые лица ребят и продолжал: — Пойдем в падь Золотую. А с Аликом, я думаю, вот что: дадим ему какую-нибудь работу. Нехорошо, что он у нас вроде гостя. И в виноватых все ходит. Пришибает его это. Что правда, то правда: насильно мил не будешь. Но раз приняли, все старое забыть надо и виду не показывать. Что спросит — ответьте, сами слово скажите. Хотите, чтобы Алик настоящим товарищем стал, так сами повернитесь к нему, как к ровне.

Закончив эту длинную речь, дедушка молча принялся разжигать погасшую трубочку.

Только бы дедушка пошел дальше! Ребята готовы были принять любое его предложение. Однако Женя осторожно напомнил, что и в школе и дома Алик никогда не работал.

— Гм… Говоришь, в школе не работал? — раздумывая вслух, проговорил дедушка. — Это, герои, как сказать… Учится ведь он неплохо, а без работы пятерки в дневник не валятся. Выходит, работал он не худо. А вот в школьном саду, или по дому, или для общего ребячьего дела — тут отлынивает, норовит, чтобы другие за него работали… Так я понимаю? Значит, для себя только старается, о себе только думает…

Тут дедушка окутался дымом из трубочки, и, когда сквозь табачное облако вновь показалось лицо его, он раздумчиво сказал:

— Одиночкой-то в советскую жизнь не въедешь. Ошибается его мамаша. Наш-то ученый не белая косточка. Не примет такого народ, хотя бы весь в пятерках был. В науке бо-о-льшая дружба с народом требуется! Без черной работки дружно с друзьями-товарищами опять же не обойдешься. Чистенькая тетрадочка — это еще полдела. Ежели парнишка лопату и топор в руках держать не умеет, да леса не знает, да руки в машинном масле не попачкает, то не человек из него получится, а так, недомерок… Так-то, уважаемая гражданочка!.. — продолжал дедушка, как бы ведя спор с матерью Алика. — Ну, вот что, герои, попробуем приспособить Алика к делу. Хуже не будет. А парнишка он цепкий…

— Все равно бесполезно, — сказал Федя. — Для себя он, конечно, работал. А тут для всех надо.

— Опять ты, Федя, в драку лезешь! — Дедушка обиженно пожевал губами. — Давайте спробуем, проверим, подберем ему дело.

Хотя ребята не разделяли уверенности дедушки, но делать нечего — надо подчиняться. Зашел разговор, какую работу поручить Алику.

— Вместо Пашки его, — предложил Боря.

— Почему вместо Пашки? Плохо он помогает тебе? — удивился Федя.

— Хорошо. Только планы сочиняет. — Боря недружелюбно взглянул на Пашу. — Пять планов уже сочинил.

— Эх, Борька! — даже обиделся на такую неблагодарность Паша. — Для тебя же старался.

— Как же! «Старался»! То ужин из восьми блюд, то суп с компотом, то компот с картошкой. Вчера посуду не хотел мыть. В муравейник придумал положить, сказал, что муравьи оближут, еще чище будет. А утром сегодня говорит: «Давай продукты экономить. Очень хороший план. Саранчу поджарим на обед». Я сначала обрадовался, а потом меня затошнило…

— Саранчу?!

— За такой план… — Федя передвинул картуз на затылок.

— Вот так придумал! — с отвращением отплюнулся Женя.

Наташа шагнула к главному помощнику повара. И на этот раз несдобровать бы ему.

— Женя, голосуй быстрее! — крикнула она. — Выгнать его из помощников! Он все равно Борьку перехитрит и чем-нибудь накормит. Выгнать! Голосуй! Я — за.

— Видишь? — показал Женя на дружно поднятые руки. — Достукался, Пашка!

— Это они, Женя, ошиблись. И ты ошибся, — спокойно заговорил Паша. — Надо было раньше меня послушать. Без этого голосование недействительно. Думаете, отравились бы? Даже не почувствовали бы ничего! Я читал, что в Африке саранча самое вкусное блюдо. А мы бы еще проверили. Вперед бы Борька попробовал, потом я, уж потом…

— Пашка, молчи! — Наташа, бледная, двинулась на него. — Еще говорит: голосование недействительно! Попробуй подойди сейчас к кухне — честное пионерское, поколочу!.. Дедушка, скажите ему.

— Однако, герой, так… — заговорил дедушка, усердно пыхтя трубкой. — Раз твоя инициатива не встретила одобрения, тут ничего не поделаешь: надо подчиняться. И от себя скажу: я тоже не одобряю. Такие африканские кушанья для сибирского желудка — яд. Тьфу, пакость… А к кухне тебе в самом деле не надо подходить. Мы тебя, конечно, не увольняем, а только переводим. Сообразительный ты парень. Кто к «Описанию» дороги ключ подобрал? Паша. И потому предлагаю назначить его главным разгадывателем «Описания». Наиважнейшая работа! Будет он у нас вроде штурмана на самолете. И еще: кто специалист приказы сочинять? Опять-таки Паша. Будет он у нас вроде полкового писаря. И историю похода пусть пишет, дневник. Наиважнейшее дело. Как думаете? А для Алика бывшая Пашина работа будет самая подходящая. Пусть-ка посуду помоет да картошку почистит…

Предложение было принято единогласно.

Когда Алик привел наконец Савраску, Паша выступил вперед и прочитал приказ. На этот раз приказ был написан довольно сухо. Паша огорчался…

Как ни почетна работа штурмана, как ни золотил пилюлю дедушка, Паша прекрасно понял, что с должности помощника повара его просто выгнали за саранчу.

В приказе подробно перечислялись обязанности Алика. Про себя Паша написал очень коротко: «За африканское кушанье переведен штурманом экспедиции».

Дедушка незаметно наблюдал за Аликом. Тот, едва дослушав приказ до конца, подбежал к Боре и торопливо, неумело начал помогать увязывать котелки.

— Ну, герой, ждем штурмана. Все дело за тобой! — весело сказал дедушка.

Паша вскочил и, подавив вздох, бодро ответил:

— Сейчас. Вот перечитаю еще раз «Описание».

Наверное, у Паши в этот момент мелькнула мысль: какая интересная штука — дисциплина! Только сейчас совсем ничего не хотелось делать, а как напомнили об обязанностях, так и плохое настроение и обида — все пропало.

Глубокомысленно морщась, он перечитал «Описание».

— На север, через гольцы, до Широкой пади! — прозвучала его команда.

Экспедиция тронулась. Поляна и охотничья избушка остались позади.

Тропа незаметно поднималась в гору. Тайга постепенно редела, кедры становились мельче. Все чаще попадались странные маленькие деревца, каких ребята еще не видывали. Они росли кустиками, как черемуха, но стлались по земле. Это был особый вид горного кедра — кедр-стланик. Шишки стланика, как объяснил дедушка, небольшие, орехи мелкие, но жира в себе содержат много больше, чем орехи обыкновенного кедра. Их собирают специально для получения масла.

Скоро большие кедры вовсе перестали попадаться. Вместе с ними исчез мягкий моховой покров. Его заменила каменистая россыпь. Стланик, точно радуясь, что никто ему не мешает, привольно разросся на камнях и, переплетаясь, образовал местами настоящие заросли. В сообществе с ним появились растения, также не знакомые ребятам. Это были ягодные кустарники сибирского можжевельника, рябины и пахучей смородины.

Дедушка назвал всю эту обширную часть хребта звериной и птичьей кормушкой. Осенью любая птица и любой зверь находят здесь в изобилии самые различные и любимые лакомства. Полакомиться ягодой рябины сюда прибегают даже забайкальские олени — изюбры.

Ветер потянул сверху, с гольцов. Сразу почувствовалась близость вечного снега и, быть может, ледников. Похолодало. Ребята надели тужурки.

Над низкорослым стлаником и ягодниками кое-где возвышались каменистые глыбы. Некоторые скалы удивляли ребят своим фантастическим видом: одни походили на покосившуюся древнюю башню, другие — на огромный гриб или развалины дворца.

Ребят особенно поразила одна скала. Она имела форму почти правильного столба, вершина ее увенчивалась камнем, очень похожим на животное.

— Попалась в беду, дурочка? — сказал, внимательно всматриваясь в скалу, дедушка. — Кабарга. Видите, вон на самой вершинке стоит.

— Это и есть кабарга? — удивились ребята. — Как камень, даже не пошевелится. А почему она не убегает? Нас не видит?

— Ну, как не видит! Почему не убегает? Не иначе, ее волк на скалу загнал, да и караулит.

— Волк? Волков ведь можно всегда уничтожать. Застрелим его!

— Да, неплохо бы. Но не убить сейчас. Хитер разбойник, не подпустит на выстрел.

На всякий случай дедушка зарядил двустволку пулями и велел ребятам идти осторожнее. Ветерок тянул от скалы, и, может быть, удастся увидеть зверя.

Но как ни хотелось ребятам рассмотреть поближе свирепого хищника тайги, это им не удалось. Они лишь издалека заметили среди камней легкое движение. На мгновение на темном фоне скалы показался сероватый, похожий на большую собаку зверь. Ребятам запомнился его хвост — прямой, как дубинка. Дедушка с сожалением опустил ружье: пуля не долетит. В ту же секунду волк прыгнул и исчез в стланике.

— Хитер подлец! Подожди, еще попадешься мне!

Ребята ожидали, что сейчас и кабарга последует примеру волка. Но ничуть не бывало. Они подошли уже к самой скале, а кабарга спокойно и даже с некоторым любопытством посматривала на людей.

Ребята первый раз видели лесное животное так близко: всего в нескольких метрах. Кабарга была ростом с домашнего козленка. Стройная, с тоненькими, точно выточенными ножками и грациозно поднятой маленькой головкой, она походила на изящную игрушку, стоящую на высоком постаменте.

— Красивенькая какая!..

— Вот глупая! От волка спасается, а к нам сама в руки лезет.

— Глупая? — переспросил дедушка. — Глупых зверей, запомните это, нет. Каждый на свой манер умный. Говорите, в руки лезет? Попробуйте возьмите ее, ну-ка!

Ребятам казалось, что кабаргу поймать очень легко. Они окружили скалу и попытались залезть на нее. Но скоро убедились, что это невозможно. Скала не имела уступов, не за что было ухватиться. Кабарга без страха наблюдала своими живыми черными глазами за суетливой возней ребят.

— Что, обожглись? — смеялся дедушка. Вот вам и глупая! Умная зверюшка. Как почует за собой опасную погоню, она прыг на остой, на скалу то есть, и стоит. Волк туда-сюда — близко, рядом, можно сказать, а не возьмешь. И крутится он, как лисица около винограда. Бывают, понятно, упрямые волки: сутки-двое караулят, ждут, не спрыгнет ли. Волк не уходит, а кабарга стоит. Кто настойчивее — тот и победит. Только редко волк возьмет. Надоест серому ждать — он и уйдет.

— Это так, дедушка, а человек сейчас ее и дробью бы убил…

— Экий ты, Паша! Сравнил кабаргу с человеком.

На то он и человек. И не такие умные да хитрые звери есть. Возьми-ка соболя. И тот от человека не уйдет.

Алик что-то говорил Боре. Боря отрицательно мотал головой, но тоже посматривал на кабаргу.

— Что-то наши повара вроде на кабарожку смотрят да облизываются, — усмехаясь, сказал Сергей Егорыч.

— Я, дедушка, предлагаю убить ее. Такой бы обед из свежего мяса приготовили! А консервы сберегутся, — вдруг проговорил Алик.

Ребята с удивлением посмотрели на него. Первый раз за всю дорогу Алик заговорил громко и смело.

— Хорошо, Алик, ты придумал, очень хорошо! — живо обернулся к нему дедушка. — Только я ребятам уже говорил — тебя не было, — что сейчас, летом, птицы и звери плодятся, детенышей выводят. Вот почему в это время охота запрещена. Убьем одну кабаргу, а несколько ее детенышей погибнет. Выходит, не одну кабаргу мы убьем, а целый выводок. Если так, без всяких правил, охотиться, то очень скоро можно всех животных в тайге перебить, уничтожить. Ни один настоящий охотник не нарушит охотничьих правил. Придумал ты правильно, о нашей кухне заботишься. Но не все, что легко в руки дается, брать надо.

— И ни одного зверя до пади Золотой не застрелим? — поинтересовался Алик, довольный похвалой дедушки.

— Ну, как не убить? Что можно — возьмем. Есть у меня разрешение на отстрел изюбра. Может, еще что попадется. Вот тогда наваришь мяса сколько душе угодно. От мяса мы не откажемся — это не саранча…

Экспедиция отошла уже далеко, а кабарга по-прежнему неподвижно стояла на скале.

Стланик становился ниже и реже. Видимо, ребята достигли такой высоты, какой не любило даже это неприхотливое растение.

Экспедиция остановилась на короткий привал. Дедушка велел поднять повыше голенища бродней и застегнуть тужурки. Впереди был снег. Необычно было видеть его летом. Он так сверкал под солнцем, что слепил глаза. Ни дерева, ни кустика впереди — одна голая белая сверкающая равнина. Разноголосо журча, из-под снега вытекали ручейки и терялись в камнях. Между ними кое-где робко голубели подснежники. Да, здесь, почти на вершине хребта, еще только начиналась весна.

Паша был удивлен и разочарован. Не оказалось ни ледников, ни отвесных подъемов, ни пропастей. Не нужно было привязываться веревками, вырубать топориками ступеньки. Перед ними лежал только снег, который в самом глубоком месте едва доходил до колен. Да и тот ничем не примечателен, потому что лежал здесь не вечно, а только до середины лета. Но ничего, Паша, путь далек, опасностей впереди еще много.

К полудню экспедиция поднялась на вершину.

Невольный крик восхищения вырвался у ребят. Какой великолепный открывался вид! Разноцветными искорками переливался на солнце снег. Ниже, за снегом, зеленела тайга. Кедрач выделялся темным цветом. Дальше, до самого горизонта, одна за другой тянулись волнистые линии гор. Самые дальние горы были едва видны. Они казались голубыми, как небо, и почти сливались с ним. Кое-где среди тайги виднелись редкие, крохотные лоскутки степи. Стеклышками поблескивали озера. И воздух был особенной прозрачности: будто его и нет совсем. Так раздвинулись все дали! Так ясно вокруг! Столько яркого света!

Ребята жадно смотрели на север. За какой горой, где она, падь Золотая?

Движущаяся точка внизу привлекла внимание путешественников. Не сразу они поняли, что летит самолет. Интересно его было видеть ниже себя. Это, видимо, совершал обычный осмотр тайги воздушный пожарник.

— А наверное, ему случается и над падью Золотой пролетать, — пришла вдруг Жене неожиданная мысль. — Пожалуй, случается.

— Пролетит летчик над ней и даже, конечно, не подумает, что под ним такая падь — Золотая!

— Да… А вон и Монгон, — повернулся в другую сторону дедушка.

Далеко на юге, меж гор, стлался легкий дым. Но ни одного дома ребята не могли рассмотреть, как ни старались.

— Смотрите, смотрите! Савраска!

Савраска стоял, насторожив уши, и тоже смотрел в сторону Монгона. Наташа потрепала его по шее. «Соскучился, наверное… А может, мама сейчас сюда смотрит…» — мечтательно подумала она.

Все помахали руками — до скорого свидания! — и начали спускаться с гольцов.

— Ребята! — торжественно провозгласил Паша. — Кроме геройских партизан дяди Сережи и дяди Васи, здесь не ступала нога ни одного человека!

Все со значительным видом переглянулись.

Солнце стояло еще высоко, когда экспедиция вышла в широкую падь, к первому пункту, отмеченному в «Описании».

Глава II

Дата добавления: 2015-06-28