Герб Болгарии 4 страница

гарская ризница, которую император приказал тогда открыть и обнаружил там огромную сумму денег, золотые венцы и сто сотен [фунтов] золота. Раздав часть этих сокровищ в качестве подарков своим воинам, он передал город в управление патрикию Евстафию Дафномелу (Eustatio Patritio Dafnomelo), оставив в нем сильный гарнизон. Затем, выйдя за стены горо­да, он радушно принял жену Ивана Владислава, которая прибыла к нему с тремя сыновьями и шестью дочерями. Помимо этого, она привела с собой внебрачного сына Самуила, а также двух дочерей и пятерых сыновей Радо-мира, сына Самуила. Один из этих сыновей Радомира был ослеплен Вла­диславом в то время, когда он убил его отца Радомира с женой и его зятя Владимира. Было у Марии от Владислава еще трое сыновей, но они, бежав на Томор (Tmoro), одну из самых высоких Керавнийских гор, нипочем не хотели являться к императору. По приказу императора все должны были оказывать Марии должный почет. По этой причине к императору пришло немало других болгарских вельмож, и среди них Несторица, Лазарица (Zarico) и юный Добромир, каждый со своим пешим войском. Император с радостью принял их, воздав подобающие их положению почести. Прибыл и сын Владислава Пресиан (Prosiano) с братьями, которые, как было ска­зано, бежали на гору Томор. Вынужденные оставить свое убежище по при­чине непрерывной осады, которой обложил их император, они, получив от него разрешение на свободный проход, добровольно сдались. Император, ободрив их добрым словом и дав то, о чем они просили, покинул Охрид. Прибыв на Преспанское озеро, он заложил две крепости: первую — на од­ной из окружающих озеро гор, назвав ее Василида (Basilide), а вторую — на упомянутом болоте, или озере. От Преспы он направился в Девол (Diaboli). Устроив там суд, он вновь принял Пресиана с его братьями. Они поклялись в верности императору, и он удостоил Пресиана звания магистра, а осталь­ных [братьев] — патрикия. Был приведен на суд и ослепленный Ивац (Iuanze). Рассказ о том, как он лишился зрения, мне представляется не столько занимательным, сколько удивительным, и будет тут к месту.

Итак, как был сказано ранее, после гибели Владислава его жена Мария вместе со своими сыновьями и прочими болгарскими вельможами сдалась

на милость императора. Один лишь упомянутый Ивац бежал и, захватив почти неприступную гору, стал жить там в роскошной цитадели с садами и другими удовольствиями. Эту цитадель одни авторы именуют Врохот (Prochoto), а другие — Пронища (Pronista). Идя супротив императора, он домогался болгарского трона, что нарушило и расстроило многие замыслы императора. Император, сойдя с главной дороги, повернул на юг и пришел в Девол, чтобы понять, что можно предпринять: либо заставить его сло­жить оружие и покориться, либо одолеть его в бою. Проведя там некоторое время, он попытался через послания убедить Иваца оставить свою затею, которая не могла принести ему ничего, кроме гибели. Тот умелыми ответа­ми продержал императора в неопределенности более пятидесяти шести дней. Префект Охрида Евстафий, видя, какую озабоченность и огорчение вызы­вает у императора Ивац, доверив дело лишь двум слугам, в верности кото­рых он был уверен, выждал подходящее время и сделал следующее. Был день Успения Богородицы, и Ивац, по обычаю тамошних славян, устраи­вал пир для своих [подданных], причем прийти на этот пир могли не только соседи и знакомые, но и гости из далеких стран. Евстафий без приглашения отправился на упомянутый праздник. Задержанный дозором, охранявшим проходы, он попросил передать Ивацу, что с ним желает переговорить Ев­стафий. Ивац, немало удивленный, что тот по своей воле явился во вражес­кий стан, приказал привести его и с радостью принял. Когда по окончании заутрени все разошлись по домам, Евстафий сказал Ивацу, что должен переговорить с ним с глазу на глаз. Ивац, уверенный в том, что Евстафий отложился от римлян и должен обсудить с ним важные для обоих дела, взял его за руку и, приказав слугам находиться поодаль, медленно направился с ним в одно тенистое место, где росло множество яблонь, столь больших, что за ними никто не мог их услышать. И вот, когда Ивац оказался там один на один с Евстафием, мужем сильным и отважным, тот стремительно бросился на него и, повалив на землю, уперся ему коленом в грудь, почти не давая дышать. Тем временем по поданному им знаку прибежало двое его слуг и, заткнув Ивацу рот рушником, чтобы он не мог ни кричать, ни по­звать на помощь, выкололи ему глаза. Отведя его во дворец, они поднялись

на чердак и, обнажив мечи, стали ждать нападения врагов. Те, услышав об их дерзости, немедленно сбежались к дворцу, вооруженные кто мечом, кто копьем, кто луком, кто камнем. Толпа несла горящие поленья и факелы, крича, чтобы их убили, сожгли, изрубили и забили камнями, и никто не жалел этих негодяев и злодеев. Евстафий, видя ярость болгар и ни на мину­ту не сомневаясь в неминуемой гибели, тем не менее все время подбадривал своих товарищей, призывая не падать духом и не дать схватить себя, как пугливым бабам, врагу, от которого нечего ждать, кроме жалкой и лютой смерти. Высунувшись из окна и сделав болгарам знак рукой, чтобы они поутихли, он обратился к ним с такими словами: «Болгары! Вам хорошо известно, у меня никогда не было личной вражды к вашему государю, по­скольку он — болгарин, а я — римлянин. Более того, я римлянин не из Фра­кии или Македонии, а из Малой Азии, которая лежит так далеко от вашей родины, что об этом знают только ученые мужи. Посему всякий, кто не ли­шен разума, поймет, что поступок мой вызван не безрассудством, а необхо­димостью. Если бы я был лишен рассудка, то никогда не отважился бы на такое дело с очевидной опасностью для жизни. Поймите, все, что я сделал — я сделал по приказу и воле моего императора. Если за это вы хотите убить меня, мы — в вашей власти, однако мы погибнем или сложим оружие не рань­ше, чем воздадим достойную месть за наши жизни. Мы будем биться на­смерть! И если мы погибнем, что вероятно, да что там, неизбежно: ведь нас так мало, а вокруг — толпа, то свою смерть мы будем считать наисчастливей­шей. Тот, с которым вы хотите вести затяжную войну, отомстит за нашу кровь!» Болгары, выслушав эти слова и понимая, что остались без предводи­теля, в то время как император с войском стоит поблизости, утихомирились, и их старейшины ответили, что согласны признать римского императора своим господином и клянутся хранить ему верность. Посему Евстафий без помех привел Иваца к императору. Император, воздав великую хвалу Евстафию за его беспримерный подвиг, назначил его префектом Драча и подарил все иму­щество Иваца, а самого Иваца приказал держать под стражей.

В то же время прибыл и Николица, который не раз прежде оказывался в руках у римлян, но всякий раз обретал свободу. Он бежал в горы, и был там

осажден. Одни из его товарищей были схвачены римлянами, другие — сда­лись им по доброй воле. Когда он среди ночи пришел в лагерь, император не пожелал его принять и, отослав в Салоники, приказал держать под стра­жей. После этого император устроил дела в Драче и Адрианополе. Снаб­див свои провинции воинами и военачальниками, он позволил римским не­вольникам, если они пожелают, остаться там, остальным же — следовать за ним. Когда он прибыл в Костур, к нему привели двух дочерей Самуила Болгарина. Те, увидев в числе приближенных императора Марию, вдову прежнего болгарского царя Владислава, яростно набросились на нее, угро­жая смертью. Император же смирил их ярость, обещав дать им богатое приданое и выдать замуж согласно их достоинству. Удостоив Марию титу­ла зосты, он отослал ее с детьми в Константинополь. Затем руками Ксифия он разрушил все крепости, которые были в Сербии (Seruia) и Соске (Sosco), и прибыл в крепость под названием Стаги (Stago), куда для встречи с ним прибыл в холопском платье бератский князь Элемагус (Elemago Principe di Belegrado) со товарищи. Проезжая по пути оттуда через Зетунион (Zetunio), император осмотрел кости болгар, павших в сражении, когда Самуил был разбит Никифором. Это зрелище привело его в большое изумление, однако гораздо в большей степени его изумила стена под названием Скелос (Scelos), возведенная Рубеном (appresso Rupena) в Фермопилах (Termopoli) для устрашения болгар. По прибытии в Афины он отслужил в храме Пресвя­той Девы Марии (Chiesa della Madonna) молебен в благодарность за одер­жанную победу и сделал упомянутому храму множество богатых подноше­ний. Оттуда он вернулся в Константинополь, где прошел с триумфом через Золотые ворота в золотой зубчатой короне на челе, ведя перед собой Ма­рию с дочерями Самуила и прочими болгарами. Так римляне покорили Бол­гарское царство и владели им на протяжении тридцати пяти лет. В течение упомянутого времени болгары постоянно бунтовали, поскольку не только никогда никому не были холопами, но и помнили о своих предках, которые почти покорили [Восточную] Римскую империю, сделав ее своей данни-цей. Не было у них недостатка и в тех, кто, воодушевляя остальных, ходил и воспевал славные подвиги своего славянского рода, которому всегда со-

путствовала победа и покорялись другие народы. Посему при императоре Михаиле Пафлагонце болгары, взявшись за оружие со своей древней отва­гой, сбросили римское иго. Совершили они это под началом своего сопле­менника по имени Делян (Dolianin), мужа низкого происхождения, обла­давшего немалой рассудительностью. Он был рабом в Константинополе, затем бежал и прибыл в Болгарию, где стал выдавать себя за незаконного сына прежнего болгарского государя Арона. Вскоре он побудил весь упо­мянутый народ отложиться от римлян и совершить вторжение во Фракию. В связи с этим император послал одного из своих военачальников, чтобы дать ему отпор, однако тот по причине дурного обращения со своими вои­нами подвергся с их стороны нападению и, если бы во время бегства не удвоил шаг, вне всякого сомнения, был бы ими убит. Войско, оставшись без начальника, избрало себе в командиры одного из своих по имени Тихомир, болгарина родом, и провозгласило его царем Болгарии. Таким образом, упомянутое царство оказалось разделено: одна его часть была на стороне Деляна, другая — Тихомира. Делян, не видя другого средства избавиться от соперника, кроме обмана, однажды послал за Тихомиром, приглашая его стать своим соправителем и соратником в борьбе с римлянами. Тихомир, поверив в искренность его слов, прибыл в Болгарию. Делян, повелев со­браться всему народу, устроил посреди него суд и обратился ко всем с таки­ми словами: «Для славы и величия Болгарского царства было недопустимо, чтобы доблесть болгарского народа, подчинившего себе за долгие века многие королевства и царства, затмило не только римское, но и, вообще, какое-либо другое господство. Если Господь за грехи наши захотел так [наказать нас], все мы должны со смирением принять то, что посылает нам Небо. Однако ныне, как вы видите, мы свободны почти как прежде, и ничто так не мешает нашему процветанию, как разлад между мной и Тихомиром. Как гласит изречение, "царская власть не терпит соперников". Посему, если все вы желаете себе преуспевания, выберите одного из нас двоих своим царем. Если вы признаете, что я из колена Самуила, уберите с моего пути Тихоми­ра, или же выберите его, лишив меня трона». Тогда весь народ единогласно провозгласил Деляна болгарским царем и предал смерти Тихомира, побив

его камнями. После этого Делян незамедлительно двинулся на Драч. За­хватив его, он вторгся в Грецию и овладел Никополем со всей его округой. Император, узнав о восстании болгар, решил отомстить его зачинщику. Пока он готовился к войне, явился тот, кто освободил его от этой заботы. Сын Арона Болгарина Алусиан, удостоенный титула патрикия, живя среди рим­лян, за какое-то преступление против императора был лишен им права вхо­дить в императорский дворец и даже передвигаться по Константинополю, будучи посажен под домашний арест. Посему он, узнав о восстании болгар, переоделся армянином и бежал в Болгарию. Там в непринужденных бесе­дах он стал намеренно упоминать об Ароне, говоря болгарам: «Если бы вдруг явился один из законных сыновей Арона, не кажется ли вам, что его следовало бы предпочесть ублюдку?» Все отвечали, что больше всего хоте­ли бы иметь своим царем подлинного законного сына Арона. Тогда Алуси­ан открыл тайну одному мужу, который более других знал всех родных Аро­на. Тот, пристально вглядевшись в его лицо, сказал, что хотел бы увидеть другой, более надежный знак, который отмел бы все сомнения, а именно, черное родимое пятно на руке, окруженное густыми волосами. Увидев его, он признал в нем подлинного сына Арона. Немедленно преклонив колена, он припал к его стопам и дал знать остальным, что среди них находится муж царского рода. По этой причине многие оставили Деляна и перешли на сторону Алусиана. Видя, однако, что Болгарское царство не в состоянии более выносить такого разделения, они договорились править по общему совету и согласию. Алусиан, будучи более искушен в интригах, сумел упре­дить козни Деляна. Приказав приготовить роскошный пир, он позвал на него среди прочих и Деляна. Во время трапезы Делян был схвачен, а затем по приказу Алусиана связан и ослеплен. Став упомянутым образом едино­властным правителем Болгарии, он дал знать императору, что хочет вновь подчинить Болгарское царство Римской империи, при условии, однако, что император обещает милостиво принять его и наградить по заслугам. Импе­ратор ответил ему, что Римская империя без всякого колебания сделает все, о чем он попросит. Посему Алусиан прибыл в Константинополь, где был немедленно удостоен титула магистра. Преданные упомянутым образом

болгары, оставшись без вождя, были без труда вновь покорены римлянами. Однако не прошло и года, как один из болгарских вельмож по имени Не-делько (Nediglco) поднял народ на восстание. Убив императорского пре­фекта, болгары выступили в поход, причиняя, по своему обыкновению, ог­ромный ущерб римским владениям. Римляне, не в силах предпринять ниче­го иного, чтобы справиться с такой бедой, с помощью немалой суммы денег подкупили некоторых болгар, и те во время пира предательски убили Не-делько. С того времени, а именно (по мнению некоторых) с 1175 года, вплоть до восшествия на престол Исаака Ангела, что произошло примерно в 1185 году, болгары находились под властью Римской империи. Хотя в течение упомянутого времени империя и направляла туда своих пра­вителей, болгары обращали мало внимания на их приказы, вынуждая их блюсти интересы болгар в большей степени, чем свои собственные. Всякий же раз, когда получалось по-иному, они начинали роптать. И поскольку римлянам приходилось часто воевать как на востоке, так и на западе, ни один поход (по словам Георгия Кедрина) не обходился без участия болгар со своей конницей. Посему, пока упомянутый славянский народ был в со­юзе с римлянами, дела империи шли хорошо. Однако при императоре Иса­аке Ангеле болгары, всегда относившиеся к римлянам с презрением, по слу­чаю конфискации скота из их стад и отар, а также податей, которые они должны были платить, открыто отложились от Римской империи. Зачин­щиками этого восстания были болгарские вельможи братья Петр и Асень (Iasen), именуемый греками Асан (Asane). Братья (дабы не подумали, что они совершили это без причины) отправились в Кипселы (Cypselle) к им­ператору, прося зачислить их в римские легионы и даровать небольшие вла­дения на горе Гем. Когда и тому, и другому было в этом отказано, они ушли, ропща про себя, что им не только отказали в просьбе, но и унизили. При этом они позволил себе некоторые высказывания, по которым можно было понять, что по возвращении домой они поднимут восстание. Особенно от­личился Асень, муж отважный и свирепый, которому за его распущенный язык по приказу севастократора Иоанна была дана пощечина. Итак, вер­нувшись домой с пустыми руками, они впоследствии так жестоко отомсти-

ли Римской империи, что (как пишет Никита Хониат в жизнеописании Исаака Ангела) не найдется человеческого языка, на котором можно было бы во всей полноте описать размах их возмездия Римской империи и те разрушения, которые были содеяны ими в римских провинциях. Поскольку подвигнуть болгар поднять оружие против римлян было делом нелегким ввиду связанных с этим немалых трудностей, упомянутые два брата для воодушевления болгар возвели на свои средства храм во имя святого муче­ника Димитрия. Собрав в нем множество бесноватых обоего пола, они под­садили к ним несколько человек, которые, притворяясь одержимыми, при­нялись возглашать, что настало назначенное Богом время для возвращения болгар к своей исконной свободе, и что для этого святой мученик Христов Димитрий оставил салунскую митрополию и свой храм и пришел к ним на помощь. Болгары, услышав об этом, словно по божественному внушению исполнились отваги и сил, и стали кричать, что нельзя более медлить, а нужно, взяв оружие, напасть на римлян, а тех, кто попадет в плен, немедлен­но лишать жизни, не внимая их мольбам и отвергая любой выкуп и дары — и быть в этом тверже алмаза. Итак, распаленные болгары взялись за ору­жие. Посему вышеупомянутый Петр возложил на себя золотую корону и надел красные сапоги (по обычаю тамошних царей), позволив и своему брату Асеню именоваться царем. Осадив Великий Преслав, он задержался там несколько дней. Не в силах захватить его, он снял осаду и с невероятной быстротой устремился на завоевание некоторых римских городов и крепос­тей, где захватил большую добычу и увел в полон множество знатных рим­лян. Император со всем войском выступил против него, однако он со свои­ми болгарами отступил для охраны опасных проходов. Там в течение неко­торого времени они доблестно сопротивлялись, отбивая все атаки импера­тора. Однако, случилось так, что вопреки всем ожиданиям в тех местах выпал густой туман. Он пришелся на руку римлянам: внезапно напав на неприятеля, они вынудили его бежать и оставить упомянутые места. Тогда Асень со своим братом и некоторыми вельможами, перейдя Дунай, обрати­лись за помощью к жившим поблизости валахам. Император тем временем мог совершить набег на всю Болгарию и поставить свои гарнизоны в много-

численных городах на Геме, большинство из которых (если не сказать по­чти все) расположены на крутых обрывах или на высоких неприступных холмах. Однако император не сделал ни того, ни другого. Предав огню не­сколько хлебных скирд, он вернулся назад, скорее обострив, чем смягчив, противостояние, что сделало болгар более дерзкими по отношению к рим­лянам. Возвращался император в Константинополь с таким триумфом, как если бы разгромил врага. В связи с этим один из сановников, принадлежав­ших к судейскому сословию (по имени Лев Монастириот), остроумно за­метил: «Болит теперь душа Василия Болгаробойцы, [потому что император не последовал его примеру, и совершил более, чем тот завещал.]» После окончательного разгрома болгар упомянутый император издал эдикт: «Если когда-либо болгары опять восстанут, то должно следовать его примеру: вся­кий, кому придется с ними сражаться, должен первым делом закрепиться у них в стране, предавая все огню и мечу». Этот эдикт против болгар он при­казал потом вывесить в Сосфеновом монастыре (Monasterio di Sothenio). Тем временем болгарский царь Асень, собрав немалое войско из болгар и валахов, вернулся на родину и, найдя ее полностью свободной, исполнился еще большей дерзости. Не довольствуясь одной Болгарией и своим мир­ным владением ей, он обратился к нанесению еще большего ущерба Рим­ской империи, задумав присоединить Сербское царство к Болгарскому, как это было прежде. Несмотря на это, император не пожелал выступить про­тив него лично и послал вместо себя своего дядю севастократора Иоанна, который весьма успешно давал отпор врагу. Однако после обвинения в до­могательстве власти в империи он был отозван, и на его место был послан кесарь Иоанн Кантакузин, муж сестры императора. Иоанн был муж высо­кого роста, мужественный и обладал громким голосом. Он имел большой опыт в военном деле, однако по причине своей чрезмерной дерзости, как пишет Никита (I), имел несчастливую судьбу и, в конце концов, был ос­леплен Андроником. Итак, Иоанн, видя, что болгары укрываются в горах, не учел, что они делают это для восстановления своих сил после понесен­ных тягот или для большей безопасности, а приписал это их страху и подло­сти. Посему без всякой опаски он разбил лагерь на равнине, не позаботив-

шись об устройстве рва и выставлении надежного дозора. Видя это, болга­ры под покровом ночи напали на него. Иоанн едва успел бежать, а его вой­ско было разбито и подверглось жесточайшему обращению: одни были обез­главлены, другие уведены в полон. С теми, кто спасся бегством и достиг шатра кесаря, он обошелся более жестоко, чем сами враги, осыпая их бра­нью и называя изменниками империи. Чтобы смыть свой позор и бесчес­тье, он во всеоружии вскочил на арабского скакуна и, потрясая щитом, с громким криком: «За мной!» ринулся на врага, хотя сам не знал ни куда скакать, ни что происходило в его лагере. Посему император, узнав о его упомянутых промахах, отозвал его домой и послал на его место Алексея Врану (Brana Alessio), мужа малого роста, но редкого ума и столь же ред­кой рассудительности, которого в те времена считали одним из самых даро­витых военачальников. Сняв войско, Алексей стал продвигаться вперед, разбивая лагерь с большой осторожностью. На марше он требовал непре­менно соблюдать строй и быть готовым без подготовки вступить в бой. Более же всего он старался наносить [как можно больший] урон врагу, не подвер­гая при этом опасности своих воинов. Перенеся немало тягот в пути, он преодолел опасные проходы и прибыл в место под названием Черная Горка (Monticello Negro). Разбив там лагерь, он внушил всем надежду на славное завершение похода. Однако, всегда мечтая о троне, он тогда обнаружил этот свой замысел и оказал большую помощь болгарам. Вскоре он понес за это наказание, пав в бою с маркграфом Монферратским кесарем Конра­дом. Тем временем болгары продолжали наносить ущерб римлянам. Раз­гневанный этим император решил еще раз лично выступить против них. Желание выступить в поход усиливало и то обстоятельство, что, согласно его сведениям, болгары, получив в подкрепление множество скифских от­рядов, уже не скрывались в горах, а, разбив лагерь в окрестностях Агафо-поля, совершали разорительные набеги на близлежащие земли. Импера­тор, не сумев сразу собрать большое войско, выступил с малыми силами и, прибыв в Тавроком, поселение близ Адрианополя, стал ждать там подхода остального войска, которое по его приказу без промедления должен был привести кесарь Конрад. Конрад поначалу обещал сделать это, но затем,

видя, что обманулся в своих надеждах на императора, изменил решение и, сев на новый и хорошо вооруженный корабль, отплыл в Тир. Там он был принят тамошними своими соплеменниками как оракул. Выступив в поход на сарацин, он возвратил [своим соплеменникам] Яффу (Ioppe), иначе име­нуемую Акрой (Асе), вместе с другими городами. Однако вскоре многие знатные христиане, последовавшие на свои средства за Конрадом, погиб­ли, а сам Конрад, не успев проявить в полной мере свою доблесть, был убит одним из хасисийцев (Chasij). Хасисийцы питают такое глубокое почтение к своему государю, что готовы немедленно подчиниться любому его пове­лению. Стоит ему двинуть бровью, как они стремглав бросаются с обрыва, на отточенные мечи, в бушующие волны и палящее пламя. Желая убить врага своего государя, они или дружелюбно приближаются к нему или при­кидываются посланцами, а затем бросаются на него с клинком, который прячут [под одеждой]. Их нисколько не заботит, каким образом они дос­тигнут цели и какое наказание или пытки их ожидают. Вернемся, однако, к рассказу об императоре. Оказавшись в трудном положении и видя, что бол­гары продолжают грабить римские провинции, он отобрал тысячу человек и, дав им самых быстрых коней, выступил из Таврокома на поиски врага, приказав обозу и прочему люду, непригодному для войны, двигаться в Ад­рианополь. Тем временем лазутчики донесли, что болгары разоряют селе­ния близ Лардеи (Lardea) и, перебив множество народа и взяв большой полон, с большой добычей намереваются вернуться домой. Император при­казал трубить в трубы и, вскочив на коня, двинулся [наперерез врагу]. До­стигнув Вастерн (Basterne), император дал небольшой отдых войску, по­скольку неприятель еще не показывался. Пробыв там три дня, он напра­вился в сторону Верой (Вегое). Едва войско покинуло упомянутое место, к императору явился лазутчик с тревожной вестью о том, что неприятель на­ходится рядом и движется крайне медленно, поскольку, во-первых, не опа­сается нападения врагов, а во-вторых, нагружен добычей. Тогда импера­тор, разделив войско на отряды под началом командиров, направился к той дороге, по которой, по его сведениям, двигались враги. Те, как только уви­дели римлян, поручили охрану добычи нескольким отрядам болгар и ски-

фов, приказав им самыми короткими путями добраться до гор, а сами стали бесстрашно ждать нападения римской конницы. Тогда Петр, брат Асеня, желая поднять дух своих воинов, громогласно прокричал: «Пришло время, I мои доблестнейшие воины, вернуть себе нашу утраченную свободу, уваже­ние и славу. Теперь вы должны показать римлянам, что им придется биться с сыновьями и потомками тех, кто некогда сделал их своими данниками». Воодушевленные его словами болгары ринулись на врага с таким напором, что римляне после первой атаки бросились бежать. Император, видя себя покинутым, сам обратился в бегство и прибыл в Адрианополь. Затем, видя, что болгары, грабя и предавая все огню, продолжают продвигаться вперед, он собрал сильное войско и выступил навстречу им в Верою (Веге), где в кровопролитной битве потерпел поражение. Несмотря на это, он с большой поспешностью вновь собрал войско и повел его к Агафополю, чтобы там остановить их набег, [однако болгары в это время стали] грабить селения близ Филиппополя. Когда он желал прийти на помощь селениям, которые от них страдали, болгары, следуя за ним по пятам, разоряли те места, отку­да он уходил. По словам Никиты Хониата, всем этим руководил Асень, муж отважный и в затруднительных обстоятельствах весьма находчивый. Император из-за этого пребывал в меланхолии, не зная, что предпринять. В конце концов, он счел за лучшее вторгнуться в Загору и испытать дух болгар, попытавшись склонить их к восстанию против Асеня, но, убедив­шись в их верности, почти в отчаянии оставил эту затею. В это время (как пишет Зонара в жизнеописании императора Михаила, сына Дуки) хорва­ты (Crabati), иначе именуемые сербами (Seruij), напали на Болгарское цар­ство и захватили несколько городов, однако затем после нескольких крово­пролитных сражений вынуждены были отступить в свои земли. Болгары же, обезопасив себя со всех сторон, с еще большим рвением продолжили борьбу за возвращение остальной части своего царства, нанося немалый урон римским владениям. Это побудило императора собрать такое большое войско, которого никогда прежде не было, и совершить с ним вторжение в Болгарию. Переправившись в Анхиал, он пошел самыми короткими путя­ми горы Гем, однако за два месяца своего пребывания там не совершил

ничего примечательного, поскольку обнаружил, что города и крепости ук­реплены гораздо лучше, чем прежде. Когда же он захотел вернуться назад, то болгары перекрыли все проходы, так что почти все его войско было там уничтожено, а сам он с горсткой своих воинов спасся, потеряв во время прорыва круглый шлем, который защищал его голову. Болгары же, возгор­дившись после одержанных побед, увезли домой немало римских сокровищ и всевозможного вооружения. И ничто не могло в дальнейшем удержать их от вторжений: жертвой их набегов становились не только села и деревни, которые они подвергали жестокому разграблению, но и на крупные хорошо укрепленные города. Они разрушили Анхиал, захватили Варну и сровняли с землей значительную часть Триадицы, которая прежде именовалась Сер-дикой (Sardica). Из Стопониона (Stumbio) они изгнали жителей, а из Ниша увели неисчислимый полон. В то же самое время жупан Сербии, вторгшись в римские владения, наносил им немалый урон, всеми силами пытаясь овла­деть городом Скопье. Император послал против него своего военачальника по имени Калоком (Calocomo) с тридцатью двумя тысячами воинов. Встре­тив жупана близ реки Моравы, тот вступил с ним в битву, в которой римля­не понесли поражение, а жупан вернулся домой с богатой добычей. Тем временем болгары продолжали наносить урон империи и несколько раз опу­стошили окрестности Филиппополя и Верой (Веггео). Против них высту­пил Константин Ангел, однако все его усилия оказались тщетными. После него был послан Василий Ватац (Bataze Basilio) с тридцатью семью тыся­чами воинов. Вступив в битву с неприятелем, римляне потерпели столь со­крушительное поражение, что ни одному из них не удалось спастись. Итак, когда после стольких славных побед дерзость болгар стала [для римлян] почти невыносимой, Алексей Ангел, став императором, попытался утихо­мирить их, направив к братьям Петру и Асеню посла для переговоров о мире. Однако надменный ответ болгар императору и их непомерные требо­вания свели эти переговоры на нет. Посему император был вынужден по­слать в Болгарию войско. В сражении с болгарами под Серрами (Serre) римское войско было разбито и уничтожено, а дука Алексей Аспиет (Alessio Aspiate) был захвачен в плен. Вскоре после этого болгары овладели множе-

ством крепостей и, поставив в них сильные гарнизоны, вернулись домой с богатой добычей. Император, стремясь хоть как-то обуздать их дерзость, послал [против них ] большое войско под началом севастократора Исаака. Тот, встретив три тысячи болгар, совершавших набег на Фракию, напал на них и уничтожил. Тогда некоторые болгарские вельможи, находившиеся в Константинополе, предупредили болгар, чтобы те впредь не вступали столь безрассудно в сражения с римлянами и знали, что управление империей находится в руках у мужа, весьма искушенного в военном деле. Когда бол­гары передали это Асеню, тот с немалой заносчивостью ответил: «Не все­гда следует верить молве и опасаться или бояться того, силу и доблесть которого она превозносит (как если бы он воистину был таким). Более того, не следует недооценивать и сбрасывать со счетов и того, кто слывет робким или трусливым. Однако и молвой не следует пренебрегать, считая ее пус­той и напрасной, особенно тогда, когда она широко распространилась. В любом случае, лучше всего постараться испытать на деле тех, кого пре­возносят или поносят, подобно тому, как проверяют золото на лидийском камне. Зачастую в некоторых делах следует полагаться на зрение, а не на слух. Ухо ничего не видит, но слышит чужие толки и враждебные речи. Глаз — более верный и надежный судья. Как говорит Корник, судья, кото­рый видел, стоит десяти, которые слышали. Этот судья опирается не на чужое свидетельство, а на собственный опыт. Это всем известно. Посему вы не должны пугаться, когда говорят, что римский император отличается редкой доблестью. Следует рассудить, был ли он таковым в уже прожитой им жизни. Тщательно рассмотрев ее, мы не найдем среди его свершений ни одного, которое заслуживало бы такой похвалы: он никогда не участвовал в войнах и сражениях за Римскую державу, не помогал своему брату в тяго­тах и опасностях войны, насколько я могу помнить, поскольку сам непрес­танно разорял вражеские владения, умножая победы и триумфы. Ни пор­фира, ни императорская корона не достались ему в награду за его труды — все это он получил благодаря превратности судьбы. Посему я не понимаю, по какой причине следует опасаться того, кто до сих пор не нанес болгарам никакого урона ни действием, ни советом. Постараюсь, насколько в моих

Дата добавления: 2015-06-28