Методологические и теоретические основы исторической психологии

ЛЕКЦИЯ 1

Курс лекций по исторической психологии

М.В. Иванов

ИСТОРИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ – это изучение психоло­гического склада отдельных исторических эпох, а также изменений психики и личности человека в истории. Истори­ческое время есть связь между прошлым, настоящим и будущим человечества. Исторически можно изучать не только то, что минуло, но и современность, а также гря­дущее. Историческая психология в широком значении сло­ва — подход, помещающий психику и личность в связь времен. Историческая психология в спе­циальном (узком) понимании возникает из стремления подвести под эти наблюдения единый метод, отделить научные выводы от художественного вымысла и диле­тантства.

Историческая психология формируется медленнее и сложнее, чем историческая демография, историческая социология, социальная психология, этнопсихология и другие пограничные дисциплины. Во-первых, психология разбита на много течений и школ, по-разному использующих исторический материал. Во-вторых, встречные интересы исторических наук и пси­хологии также многообразны и разнородны. В-третьих, философско-идеологические ограничения психологичес­ких трактовок общества и его прошлого бывали весьма сильны. Такова борьба с «идеализацией исторического процесса» и «подменой объективного анализа субъектив­ными факторами» в советской науке. В-четвертых, объек­ты исследования, методы работы у историка и психолога различны. Исторические (гуманитарные) науки — пред­ставители книжной учености. То, что мы узнаем о людях прошлого, написано на бумаге и являетсятекстом. Современную психологию нельзя свести к письменным занятиям. Психолог изучает живого современного человека.

Историческая психология принадлежит одновременно исторической и психологической наукам. В первом случае она представляет собой раздел истории общества и культуры, а именно: социальную и культурную историю человека, его психики и личности. Во втором — относится к психологии развития. Психология развития занимается фактами не толь­ко культурно-исторического масштаба. Психологические яв­ления различаются по продолжительности существования. Время самых кратковременных исчисляется часами, мину­тами, секундами. Последовательность их развития называет­ся микрогенезом. Более длительно развитие в пределах жиз­ни индивидуального организма, от его появления на свет до смерти. Это — онтогенез психики. В составе психологии раз­вития историческая психология изучает историогенез. Ее вы­воды распространяются на генетические последовательнос­ти иного масштаба в той степени, в какой ритмы исторического времени проникают в индивидуальное бытие человека и в эволюцию высших приматов.

Историческое и психологическое течения психолого-исторической мысли объединены совместными интереса­ми к истории человека, но организационно они независи­мы друг от друга.

«Никому не придет в голову назвать описание неба в романе астрономией. Так же мало подходит имя «психоло­гия» для описания мыслей Раскольникова и бреда леди Макбет. Все, что ненаучно описывает психику, есть не психология, а нечто иное — все, что угодно: реклама, ре­цензия, беллетристика, лирика, философия, обывательс­кая сплетня и еще тысяча разных вещей».

Истори­ческая психология соединяет психологию развития и куль­турно-исторические науки, поскольку вводит психологи­ческое время человека в историческое время человечества, а также обнаруживает размерности индивидуальной жиз­ни в макросоциальных процессах и свидетельствах куль­туры. Хотя общим знаменателем, ключом для двух исто­рий — малой и большой — является понятие времени, но воспользоваться этим ключом непросто, так как время трактуется чрезвычайно многообразно. Его можно пред­ставить внешним по отношению к потоку явлений, кото­рые оно измеряет и координирует в качестве отделенной от содержания измерительно-хронологической шкалы (та­ково абсолютное время ньютоновской физики), а можно внутренним, неотделенным от процессов изменения кон­кретных субстратов. В последнем случае слова «история» и «развитие» могут употребляться как синонимы. В психоло­гии развития акцент сделан на содержательном измене­нии, тогда как в социально-исторических науках отделен­ное время дат и периодизаций явным образом организует материал.

ЭТАПЫ РАЗВИТИЯ ПСИХОЛОГО-ИСТОРИЧЕСКО­ГО ЗНАНИЯ. Исто­рическая психология — это область взаимодействия исто­рической и психологической наук. Естественно, она не могла появиться ранее того, как ее родительские дисциплины оформились в качестве самостоятельных профессиональных областей исследования. Это произошло во второй половине XIX в., и с того времени в литературе фигурирует термин «историческая психология». Появление психолого-истори­ческих исследований означало применение к познанию людей прошлого критерия научной достоверности. История и психология, объединяя свои дости­жения, обещали представить психологическую картину про­шлого без анахронизмов (т.е. не приписывая эпохе несвойственных ей черт), полно (т.е. с опорой на после­дние знания о психике и личности), обоснованно (в эмпи­рическом отношении), исторично (принимая во внимание развитие и преемственность психологических феноменов во времени).

До появления самостоятель­ных наук о прошлом и психике исторические и психоло­гические знания существуют преимущественно в пределах соответственно литературы (словесности) и философии. «История Пелопонесской войны» Фукидида открывают классическую древнегреческую литературу; «История» и «Анналы» Тацита, «История Рима от основания города» Тита Ливия относятся к самым высоким образцам древне­римской прозы; «История Флоренции» Макьявелли и «Большие хроники» Фруассара являются памятниками итальянской и французской литературы; с «Повести вре­менных лет» ведет начало книжная традиция восточных славян.

Внутри древней словесности историческая проза про­тивостоит мифологическим и развлекательным сюжетам как изображение подлинных событий и фигур. Авторы до­кументальных произведений о прошлом были мастерами психологического портрета. В самых теоретизированных и аналитических произведениях так называемой прагматической истории (Полибий) живо­писанию событий отводится первостепенное значение, в трудах же так называемого риторического направления (Тацит, Тит Ливии) авторская трактовка событий пере­дается через художественные образы действующих лиц и стилистические приемы создания нужного впечатления.

Перелом в сторону психологического историзма наступил только в начале XIX в. Этому способствовали два обстоятельства: разработка учения о диалектике духа (преж­де всего в философии Гегеля) и появление исторического романа. Философия, обосновав, что во времени изменяется все, в том числе сознание и мышление, проложила путь «зо­лотому веку истории». Образованное общество приобретает вкус к изображениям изменчивости человеческой природы. Громадной популярностью пользуется исторический роман. Его творец В. Скотт может изображать людей прошлого не­похожими на современных людей, он вводит в литературу и искусство принцип так называемого исторического колори­та.

Риккерт предлагал разделить науки не по объекту, а по методу. Метод гуманитарных наук — идиографический (индивидуализирующий). В сущности, описания историка принадлежат не столько науке, сколько искусству. Есте­ствознание же пользуется номотетическим методом и любую индивидуальность подводит под общую закономер­ность. «Психика» есть понятие естественнонаучной, гене­рализующей психологии, гуманитарным наукам следует отказаться от него в пользу «духа» как обозначения цен­ностной сути культуры. Между учением о психике как со­вокупности причинно-следственных закономерностей и историческими науками о ценностях культуры так мало общего, что пограничная между ними дисциплина едва ли возможна. Хотя у историков прошлого была особая ин­дивидуализирующая психология (можно назвать ее хотя бы исторической психологией), но, в сущности, эта пси­хология есть понимание историком своих персонажей, а не изучение психики. Историки мо­гут окрыляться перспективами союза с психологией, но это до тех пор, пока они не приступили к делу. Пока окутывающий их еще психологический туман окрыляет фантазию перспективой различных возможностей».

В. Вундт (1832-1920), физиолог, психолог, философ, считал, что психология станет теоретической основой для всех наук. Но одного лабораторного эксперимента (продвижение которого в изучение сознания создало Вундту имя) для этого недостаточно. На рубеже века В. Вундт пытается объеди­нить свою науку с историей. Предпосылки, из которых он исходит, следующие: психология — теоретический фундамент для всех знаний о человеке и обществе, исто­рия располагает эмпирическим материалом для анализа. Суть и самая большая трудность для Вундта, который хочет поставить историю на теоретический, т.е. на психологи­ческий фундамент, в том, чтобы приохотить историков к научной психологии, а психологам открыть глаза на нео­ценимые и незаменимые богатства исторических источ­ников. Пока же, отмечает патриарх психологии, психоло­ги поглощены лабораторными изысканиями, а историки питаются психологическими суррогатами: «ходячими по­пулярными представлениями», «продуктами умозритель­ной философии». Историки предпочитают психологии дисциплины с весьма малой теоретической ценно­стью. Это объясняется их теоретической наивностью: «Они видят в этнологии необходимую при вопросах более общего характера вспомогательную дисцип­лину, но в то же время не хотят ничего знать о психоло­гии, представляющейся им в виде особой формы истори­ческих построений. Это не мешает, конечно, тому, что при нужде и они сочиняют себе свою собственную психо­логию, которая обыкновенно опять-таки сливается с ка­кой-нибудь исторической теорией».

Решающим событиям мировой истории соответствует развитие индивидуальности и воли, необъяснимое уже с точки зрения психологической причинности. Поэтому «история начинается там, где кончается психоло­гия».

Ненужный теоретику «тоталь­ной психологии» стержень гуманитарного опыта исполь­зовал философ, физиолог, автор биографических анализов В. Дильтей (1833— 1911). Дильтей связывает романтическую методологию XIX в. с герменевтикой и феноменологией XX в. Науки о духе, по мнению немецкого мыслителя, должны иметь собственный метод, который дает понимающее чтение первоисточников (герменевтика). При этом история и есть человеческая психология в становлении и многообразии. Схемы теоретиков не могут воспроизвести этого много­образия.

«В жилах познающего субъекта, которого конструиру­ют Локк, Юм и Кант, течет не настоящая кровь, а разжи­женный сок разума в виде чисто мыслительной деятель­ности. Меня мои исторические и психологические заня­тия, посвященные человеку как целому, привели, одна­ко, к тому, что человека в многообразии его сил и спо­собностей... я стал брать за основу даже при объяснении познания и его понятий (таких, как внешний мир, вре­мя, субстанция, причина), хотя и кажется, будто по­знание прядет свои понятия исключительно из материи восприятия, представления и мышления. Метод нижесле­дующего исследования поэтому таков: каждую составную часть современного абстрактного, научного мышления я сопоставляю и пытаюсь связать с совокупностью челове­ческой природы, какою ее являют опыт, изучение языка и истории» («Введение в науки о духе» (1883 г.)).

В. Дильтей возвел в метод приемы старой историогра­фии (подвергнув их некоторой модернизации) в тот мо­мент, когда эти приемы казались устаревшими. Все отра­ботанные навыки традиционной науки о человеке — вчувствование, литературная манера изложения, морально-педагогический пафос, значение личного опыта исследо­вателя — были поставлены под сомнение гипотетико-индуктивными канонами естествознания. «Гипотез входящих в ход научного мыш­ления (как мы видели, в качестве таких они неизбежны), но гипотезы, которые как элементы психологического причинного объяснения должны сделать возможным вы­ведение всех душевных явлений и найти себе в них под­тверждение».

Дильтей опирается на внутренний опыт, само­ощущение, рефлексию. Внутренний опыт у всех людей одинаков, его наличие и достоверность может подтвер­дить каждый. На вызов естественных наук Дильтей отвечает, используя ис­торию. «В исторической школе утвердились чисто эмпирические способы исследо­вания, любовное углубление в специфику исторического процесса, такой универсализм при рассмотрении истори­ческих явлений, который требовал определения ценности отдельных фактов только в общем контексте развития, и такой историзм при исследовании общества, когда объяс­нение и закон современной жизни отыскивались в изуче­нии прошлого, а духовная жизнь везде и всегда ощуща­лась как историческая».

ИСТОРИЧЕСКАЯ РЕКОНСТРУКЦИЯ. Пере­численные выше приемы изучения прошлого обобщают профессиональные действия историка со своим материа­лом. Хотя история — это последовательность времен и череда данных эпох, постигают ее, вырезая из неостано­вимого потока событий отдельные кадры: периоды, эта­пы, хронологические промежутки (или, лучше сказать, останавливая ленту). Историк-профессионал конструирует прошлое последовательными поперечными срезами, ди­станцируя его от настоящего и обобщая в этих единовре­менных (синхронных) сечениях.

Философы сопоставляли синхронное рассмотрение явлений со структурно-функциональным подходом, а диахронное — с генетическим, сделав соотношение двух подходов темой обширных методологических дискуссий. В них, с вариациями, структурализм и генетизм разъеди­нялись и соединялись в единый структурно-генетический метод.

Термин «реконструкция» должен опираться на систематичность и полноту использования источ­ников, относящихся к изучаемому периоду; учитывать прямое отсутствие объекта интерпретации, кото­рый должен возникнуть только в конце фактографичес­кого этапа; зависимость теоретических обобщений от имею­щихся источников.

Усилиями Л. Февра идея реконст­рукции была введена в обиход исторической науки. «От физиологического до духовного, от хлеба насущ­ного до мистики — все в поведении людей должно быть пройдено в рассмотрении, затем соединено друг с дру­гом» — так определяется объем реконструкции у Р. Мандру. У Р. Мандру, наиболее последовательно воплотившего глобальные устремления Л. Февра, полнота человека воссоздается в несколько эта­пов, каждый из которых имеет свою фактологическую ос­нову и обобщаемую модель:

условия материального существования («человек физический»);

средства познания, в том числе так называемый ментальный инструментарий («человек психический»);

социальная среда (классовые и семейно-групповые отношения);

повседневные занятия (включая профессиональную деятельность и развлечения);

духовная деятельность (искусство, наука, религия);

формы социального и духовного эскапизма (бро­дяжничество, мистика, самоубийство и т.д.).

Завершающим этапом реконструкции и синтезирую­щей характеристикой духовности эпохи выступает карти­на мира изучаемой эпохи.

В исторической психологии как относительно консо­лидированной области исследований человека на стыке истории и психологии может быть выделено несколько направлений:

герменевтически-феноменологическое, продолжа­ющее линию полухудожественного прочтения источников индивидуализирующей историографии и понимающей психологии; историческое, с ориентацией на «новую историю» (школы «Исторического синтеза», «Анналов») и метода­ми воссоздания картин коллективной жизни отдельных эпох

психологическое (французская школа И. Мейерсо-на—Х.-П. Вернана;

психоаналитическое — применение неофрейдизма к изучению личности и массовых движений в истории, развивается в США под именем психоистории.

Московская психологическая школа Л.С. Выготского — А.Н. Леонтьева допускала и приветствовала историчес­кую психологию, поскольку рассматривала психику как ре­зультат преобразования внешних отношений в структуру индивидуального действия и сознания (интериоризация). Представители школы охотно конструировали гипотезы для своих работ в лаборатории из исторических, этнографичес­ких примеров, предприняли и полевое этнопсихологичес­кое исследование. В сущности, эта школа рассматривает всю психологическую науку как историческую психологию в широком значении слова. Центром последней является уче­ние о развитии, которое конструируется из исторических примеров и распространяется на опытно-эксперименталь­ное изучение современного человека. Отработанные таким образом выводы могут быть использованы и для интерпрета­ции исторического материала. Слабым местом родоначаль­ников направления было неприятие собственно историчес­ких методов изучения прошлого. Л.С. Выготский утверждал, что между исследовательскими подходами истории и психо­логии нет принципиального различия. Проверяя гипотезы культурно-исторической теории в лаборатории или в поле, психолог действует примерно так же, как и историк, трево­жащий пыль архивов. Объектив­ный метод для Выготского — это способ проследить раз­витие опосредованно наблюдаемого феномена психики, который выступает как составная часть культурных явле­ний — знаков и понятий. Между исследовательскими про­цедурами психологии и других наук не существует прин­ципиального различия: «...глубочайшее заблуждение, будто наука может изучать только то, что дано в непосредствен­ном опыте. Как психолог изучает бессознательное, исто­рик и геолог — прошлое, физик-оптик — невидимые лучи, филолог — древние языки? Изучением по следам, по вли­яниям, методом интерпретации и реконструкции, мето­дом критики и нахождения значения создано не менее, чем методом прямого «эмпирического» наблюдения». Всякая наука идет от опыта, фор­мулирует гипотезы, затем проверяет их, а как это проис­ходит — экспериментальным, сравнительным, логичес­ким путем — не столь важно: «...анализ принципиально не противоположен индукции, а родственен ей: он есть высшая ее форма, отрицающая ее сущность (многократ­ность). Он опирается на индукцию и ведет ее. Он ставит вопрос, он лежит в основе всякого эксперимента; всякий эксперимент есть анализ в действии, как всякий анализ есть эксперимент в мысли; поэтому правильно было бы назвать его экспериментальным методом». Психологические методы для Выготского-теоретика совпадают с историческими, абсолютизация аппаратурных методов — это проявление «фельдшеризма» в науке, а правильность психологических построений определяют исходная философская позиция и практика.

Выготский-исследователь выступает автором новых раз­новидностей лабораторного опыта, обогащая и развивая традиции классической психологии. Исследовательский процесс в культурно-историческом направлении развива­ется по рецептам экспериментального познания. В теоре­тико-методологической части вызревают гипотезы на ос­нове мировоззренческих коррекций психологических пред­ставлений, они проверяются с помощью специальных методик. Историзм ранней советской психологии носит методологический, а не инструментальный характер. При­мер с анализом рудиментарных функций делает очевид­ным предел психологического историзма 20—30-х гг. Рас­смотрение доживших до нашего времени архаичных форм поведения, вроде бросания жребия или завязывания узел­ка на память, дает возможность выявить верхний и ниж­ний полюса развивающейся функции, «пределы, внутри которых расположены все степени и формы высших фун­кций. Обе эти точки, вместе взятые, определяют истори­ческое осевое сечение всей системы поведения личности». Но промежутки между двумя хро­нологическими полюсами выявляются уже не на истори­ческом материале и не историческими методами, а при­емами лабораторной фиксации переменных на современ­ных испытуемых. Ясно, что историческая методология требует не проверки соображений исследователя путем организации сенсомоторных и вербальных актов, но вы­явления действительной исторической последовательнос­ти, лежащей между двумя полюсами, на историческом ма­териале. Только в этом случае может идти речь о собствен­но историческом исследовании. Наука же о прошлом принимала социогенетические построения психологов как разновидность общей теории общественного развития, а именно как учение об изменениях социальной природы человека и человеческой природы общества.

Куль­турная психология США находится в теоретическом род­стве с предыдущими направлениями. Она также является выражением интереса к истории, попыткой перестроить психологическую науку с помощью исторического знания. Культурная психология США ставит себя в оппозицию к сциентизму кросс-культурных представлений и когнити-визма. Истоки и состав движения пестры. В становлении направления, например, заметно участвуют выходцы из бывшего СССР, придавая ему окраску американо-россий­ского синтеза. В представлении Дж. Брунера, культурная психология должна придать психологи­ческому изучению человека гуманитарный характер. От «запечатывания» в узкоспециальные темы может спасти только великая допозитивистская традиция, вечные воп­росы философии, откуда черпали вдохновение все выда­ющиеся умы психологии: Пиаже — от Канта, Хомский — от Декарта, Выготский — от Гегеля и Маркса. Когнитивной науке удалось наладить контакты с гуманитарны­ми дисциплинами, так что появились зоны междисцип­линарного синтеза, но в целом произошло уклонение от исходного импульса под влиянием успеха и внезапно пришедшего от информатики и электроники заказа. Ак­цент стал сдвигаться со значения на информацию, с конструирования человеческих смыслов на передачу фактов. Собственно психологическое содержание иссле­дований было потеряно. Ключевым фактором этого сдвига было введение вычисления и вычислимости как необходимого критерия хоро­шей теоретической модели. Очень скоро когнитивные процессы были уравнены с компьютерными програм­мами. Но компьютерная метафора не имеет ничего общего с целями психологического исследования. Действительным предме­том психологии является ум (mind), порождающий значе­ния. Об этом было заявлено на заре «когнитивной револю­ции» и к подобному пониманию психологии следует вернуться. «В этом духе, — пишет Брунер, — я предложил восстановить создание смыслов (meaning-making) как цен­тральный процесс для оживления когнитивной револю­ции. Я думаю, что понятие «значение», определенное та­ким принципиальным образом, воссоединило лингвисти­ческие конвенции с сетью конвенций, которые оставляют культуру».

Несколько иной вариант культурной психологии пред­лагает М. Коул. Автор совершил поворот от полевых кросс-культурных исследований к теории «куль­турной медиации». Промежуточной стадией была экспе­риментальная проверка С. Скрибнер и М. Коулом выводов Э. Хэйвлок о становлении логическо­го мышления древних греков. Результаты, полученные ав­торами в Западной Африке в целом не подтверждали клю­чевых мыслей эллиниста на решающее влияние письмен­ности на познание и о принципиальном различии интеллектуальной деятельности в дописьменной и пись­менной культурах. Особенностью нынешней «социокультур­но-исторической психологии» М. Коула, поддержанной коллегами, явля­ется отказ от дихотомии «личность — культура» в пользу теоретической центральности культурного действия. В этой американо-российской теории деятельности, обоснован­ной ссылками на А.Н. Леонтьева и Дж. Дьюи, отсутствует акцент на производственной активности и постулируется равнозначность всех артефактов.

ПРОГРАММА ИСТОРИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ В «ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ ФУНКЦИЯХ И ТВОРЕНИЯХ» И. МЕЙЕРСОНА. Это течение является попыткой академических психологов освоить исторический мате­риал. Французским ученым И. Мейерсоном (1888—1983) в книге «Психологические функции и творения» (1948) психология была определена как изучение истории. Пси­хологическая ветвь исторической психологии, в отли­чие от исторической, возникает как генетическое ис­следование: ее цель в исходной трактовке — проследить развитие процессов и свойств в социальном макровре­мени, а не воссоздавать человеческий облик отдельных периодов прошлого. Основной задачей психолога, заня­того историческими исследованиями, является адапта­ция аппарата своей науки к потребностям анализа со­вершенно необычного для экспериментального позна­ния материала. Психолог должен обратиться к материалу культуры, изучать человека конкретной страны и эпо­хи, а ле абстрактное существо, лишенное примет места и времени. «Психология животных стала научной после того, как стала изучать, с одной стороны, поведение в экспериментальных условиях, с другой стороны — по­ступки, характерные для каждого вида, живущего в ус­ловиях собственной среды. Таким же образом объектив­ная психология человека должна начать с анализа пове­дения, но поведения, характерного только для человеческого уровня. Между тем то, что отличает человека от стальных видов, направлено на созидание мира творений, который представляет собой материальные объекты, воспринимаемые и как преходящие, и как си­стема значений, имеющих психологический смысл». Единственным для психологии способом объективного и всестороннего анализа человека яв­ляется выход в широкий мир конкретной человеческой деятельности, мир человеческих творений. Мы ничего не можем сказать о психике как таковой, как о «вещи в себе». Человеческая личность всегда в чем-то объективирована: в психических реакци­ях, поступках, социальных иерархиях, творениях искусст­ва, орудиях труда и т

Психоаналитическое направление в исторической психологии является одним из способов приложения доктрины 3. Фрейда к истори­ческому материалу. Эти варианты можно представить так: а) патографическое описание прошлого на основе учения об индивидуальном бессознательном, вне критериев дос­товерности, принятых в исторической науке (в первую оче­редь — работы самого Фрейда о Леонардо да Винчи, о происхождении цивилизации, религии и морали); б) глу­бинные толкования коллективных символов (аналитичес­кая психология К. Юнга); в) психоаналитические объяс­нения социальных институтов и типов личности на осно­ве клинических аналогий (неофрейдизм); г) разработка психоаналитических схем применительно к требованиям документальной обоснованности исследования (психоис­тория). Последний вариант можно отнести к историчес­кой психологии в узком значении слова. Здесь теорию (пси­хоанализ) стремятся соединить с методом (историческая критика документов). Теория психоанализа — психотера­певтическая, т. е. выводит развитие общества из глубинных предрасположенностей человека.

Фрейд, Адлер, Юнги Фроммрассматривали конфликты личности "изнутри". Иной подход характерен для тех психологов, которые стали подходить к человеку "извне" – из сферы социальной жизни. Сама логика исследования подразумевала, что сперва постулировался факт человеческих взаимоотношений, а затем уже внимание фокусировалось на личности. Основополагающее значение имели работы американских ученых Дж.Мидаи Ч.Кули– основателей того направления в психологии, которое называется интеракционизмом (от англ. interaction – взаимодействие).

Разработка проблем личности у интеракционистов тесно связана с изучением законов социальной психологии. Личность выступает прежде всего как система ролей, которые исполняет человек в группах разной степени общности. Каждая роль имеет свое содержание: шаблон действий, реакций на поступки других членов группы, конкретные навыки и умения.

Интеракционистами была разработана теория зеркального "Я". Реакции и установки окружающих, становясь внутренним содержанием личности, определяют ее самоопределение.

"Говоря о Я-концепции, имеют в виду не некую субстанцию, ограниченную кожей, а комплекс форм поведения – систему организованных действий человека по отношению к самому себе. Я-концепции, следовательно, - это значения, которые формируются в процессе участия в совместных действиях. Сознательное поведение является не столько проявлением того, каков человек на самом деле, сколько результатом представления человека о себе самом, сложившихся на основе последовательного обращения с ним окружающих". (Т. Шибутани).

..Каждая Я-концепция определяется степенью многообразия интегрированности ее элементов – ролей. Историческая психология придает особое значение тому, каким образом система социальных ожиданий (экспектаций) определяет формирование исторических типов личности в процессе изменения характера социального взаимодействия от эпохи к эпохе. И есть все основания считать, что на ранних этапах истории лчность была плотно вписана в групповую жизнь и обладала небольшой свободой в выборе своего поведения, а стечением времени все больше обретала автономию и развивала свои индивидуальные черты

Дата добавления: 2014-01-03