Социально-экономическое развитие России после Петра I

Социально-экономическое развитие России после Петра I. Просвещенный абсолютизм. «Наказ». Комиссия по составлению нового Уложения. Воспитание «новой породы» людей.

Для экономического развития России в XVIII в. характерны усиление товарно-денежных отношений, продолжение формирования единого внутреннего рынка, значительный рост внешней торговли. Все это развивалось в довольно своеобразных формах и сопровождалось ориентацией экономики на аграрное развитие, т.е. преимущественное развитие сельского хозяйства и сельской промышленности, относительное уменьшение роли городов, в том числе в промышленности и торговле. Важными особенностями XVIII в. являются настоящая революция цен, рост предпринимательства и торговой деятельности российского дворянства, что наложило свой отпечаток на российскую экономику и судьбу петровских преобразований в промышленности и торговле. Об этом прежде всего и пойдет речь.

В XVIII в. в России произошел колоссальный по мировым стан­дартам скачок цен. Цены на хлеб, выраженные в граммах серебра, на сопоставимой территории повысились в 6,3 раза, цены на дру­гие сельскохозяйственные товары — в 5,5, на промышленные това­ры российского производства — в 4 раза. Общий индекс реальных цен за XVIII в. возрос приблизительно в 5 раз. Причины революции цен заключались, во-первых, в уменьшении громадного, почти 10-кратного, разрыва в ценах в России и западноевропейских стра­нах, который существовал на рубеже XVII—XVIII вв. Преодоление этого разрыва произошло благодаря весьма значительному росту объема внешней торговли: за XVIII в. он возрос (в постоянной валюте) в 26,5 раза. Второй причиной послужило увеличение денеж­ной массы в 7,4 раза на душу населения (в серебре) за счет эмиссии денег. Третьей причиной явилось производство отечественного золота и серебра. В ходе революции цен и под воздействием измене­нии в жизни страны в первой четверти века Россия включилась в процесс международного разделения труда в качестве поставщика сельскохозяйственной продукции и импортера промышленных изделий.

В послепетровское время доля готовых изделий в экспорте России стала сокращаться и к началу XIX в. составляла всего около 14%. Соответственно доля сырья и материалов в 1653—1725 гг. по­низилась с 94 до 27%, а затем начала вновь повышаться и достигла в 1802—1805 гг. 78%. Рост цен и приобретение портов на Балтий­ском и Черном морях стимулировали экспорт российских товаров, но в большей степени сырья и материалов, во-первых, из-за «ножниц» цен в пользу сельскохозяйственных и промысловых товаров;

во-вторых, вследствие малой конкурентоспособности российских изделий на европейском рынке и высокого спроса на российское сырье; в-третьих, благодаря хорошо развитому производству зерна, льна, пеньки, рыбы, пушнины и других сельскохозяйственных и промысловых товаров, так как страна обладала колоссальными зе­мельными ресурсами и промысловыми угодьями. Именно во вто­рой половине XVIII в. шло активное земледельческое освоение южнорусских степей (Новороссия). Наконец, экспорт сельскохо­зяйственной продукции давал значительные доходы государству (от таможенных пошлин, от повышения способности крестьянства платить налоги), а также помещикам, крестьянству, купечеству, не требуя сколько-нибудь существенных капиталовложений и болез­ненной перестройки аграрной экономики. Другими словами, су­ществовали огромные возможности для развития экономики экс­тенсивными методами, т.е. за счет простого вовлечения в оборот все новых и новых природных ресурсов. Особенно увеличивался вывоз зерна: на рубеже XVIII—XIX вв. именно зерно заняло первое место среди экспортных товаров — более 20% объема всего экс­порта, в то время как в начале XVIII в. на его долю приходилось менее 3%, а в 1758—1760 гг. — 1%. В 1796—1805 гг. по сравнению с 1701—1761 гг. экспорт зерновых вырос в весовом выражении в 32 раза, а в стоимостном — в 47 раз (на душу населения по стоимо­сти — в 27 раз). В 1796—1805 гг. на экспорт шла '/5 всего товарного хлеба в стране.

С 1696 по 1796 г. площадь пашни увеличилась с 20 до 31% всей территории, особенно быстро росла пашня в последней трети XVIII в., во время бурного повышения цен: только за 1780—1804 гг. площадь распаханных земель возросла примерно на 60%. Увеличение пашни существенно обгоняло рост населения. Расширение посевных площадей требовало существенного увеличения затрат тру­да, так как техническая база земледелия оставалась практически неизменной. Эта проблема решалась не только посредством ин­тенсификации труда самого крестьянства, но и путем снижения темпов роста промышленности, сокращения миграции крестьян в город и обращения городских жителей к земледельческим заняти­ям. Об усилении аграризации экономики страны в XVIII в. свиде­тельствуют данные о развитии промышленности. По самым опти­мистическим оценкам, среднегодовые темпы роста рабочей силы в 1725-1768 гг. были равны 3,5%, а в 1768-1800 гг. - 2,8% (С.Г. Струмилин). По более объективным оценкам, замедление еще замет­нее: так, в крупной обрабатывающей промышленности среднего­довые темпы роста рабочей силы составляли в 1725—1770 гг. 2,7%, в 1770-1804 гг. - 1,4%.

Такая же картина наблюдается в горной промышленности — особенно заметно сокращение темпов роста металлургии в послед­ней трети XVIII в. Сказанное вовсе не противоречит данным о значительном росте промышленности в послепетровском столетии (в абсолютных цифрах). К концу XVIII в. общее число промыш­ленных предприятий составило 2294, из них 2094 предприятия обрабатывающей промышленности и 200 предприятий — горнозаводской. Как правило, в истории цифры относительные, сравнивающие одно явление с другим, значительно важнее и показатель­нее для характеристики тех или иных процессов, протекающих в обществе. Другими словами, несмотря на заметный количествен­ный рост промышленного производства в России в XVIII в., паде­ние темпов роста численности рабочих в конце века и увеличение доли сельскохозяйственных товаров в экспорте России говорят об изменении соотношения промышленности и сельского хозяйства в народном хозяйстве в пользу последнего, а значит, о растущей аграризации экономики страны. Это же подтверждают и интересные явления, которые происходили в развитии городов. В 1740— 11783 гг. за счет естественного прироста число горожан в среднем возрастало в год на 0,8%, за счет миграции — на 0,18, в 1783— 1801 гг. — соответственно на 0,61 и 0,16%. В отдельные годы показатели миграции имели даже отрицательные значения. При сокращении миграции крестьян в город и более низком естественном приросте населения в городе доля городского насе­ления сокращалась: с 1742 по 1801 г. она уменьшилась с 12 до 8,2%. В силу этих причин развитие промышленности и торговли в городах отставало. Городская промышленность развивалась слабо из-за конкуренции со стороны западноевропейской и в не меньшей степени сельской, прежде всего дворянской, промышленности. Так, если в 1725 г. в городах было сосредоточено 78% предприятий крупной обрабатывающей промышленности (из 56) и 86% рабочей силы (из 12,4 тыс.), а также значительная часть мелкой промышленно­сти, за исключением ручных домен, горнов и соляных варниц, то в 1803—1804 гг. в городах находилось только 58% предприятий (из 1909) и соответственно 55% рабочей силы (из 75,2 тыс.).

Сельская обрабатывающая промышленность своим успехом была обязана отчасти крестьянскому, но в еще большей степени дворянскому предпринимательству, которое на протяжении XVIII в. укреплялось. Если в первой четверти века из 40 частных мануфактур дворянам принадлежали только две (5%), то к 1773 г. из 326 — 66 (20%) мануфактур, которые производили до трети всех товаров, а в 1813—1814 гг. из 1018 предприятий с числом работни­ков более 15 человек 520 (более 50%). Особенно успешной была деятельность дворян в суконной, писчебумажной, поташной, стек­лянной, металлургической областях — более 50% предприятий, а в винокурении с 1754 г. они были монополистами. Успехи дворян в промышленной деятельности определялись не столько их способ­ностями к предпринимательству, сколько исключительно благопри­ятными условиями, которые можно назвать тепличными, в кото­рых протекала их деятельность. Достаточно проанализировать результаты промышленной деятельности титулованных заводчиков А.И. и П.И. Шуваловых, М.И. и Р.И. Воронцовых, И.Г. Черныше­ва, С.П. Ягужинского и им подобных. Во-первых, они получали из казны на весьма льготных условиях предприятия, приносившие доход. Во-вторых, в их распоряжении были в неограниченном ко­личестве сырье (прежде всего руды), лесные и водные ресурсы и самое главное — бесплатная рабочая сила: крепостные и припис­ные крестьяне, обязанные месяцами отрабатывать на заводах свою подушную подать. Государство делало все, чтобы новые заводовладельцы жили безбедно. Оно выдавало им ссуды, предоставляло льготы по выплате долгов, для некоторых из них делались исклю­чения в законодательстве. Заводовладельцы из других сословий и государственные предприятия ставились во всех отношениях в неравные с ними конкурентные условия. И тем не менее к концу XVIII в. дворянское предпринимательство стало терпеть крах.

Дело в том, что с приобретением мануфактур, которое в извест­ной мере продолжало традиции феодальных пожалований, их вла­дельцы не становились капиталистами. Дворянин-заводчик, если и достигал успехов (как правило, временных), то только в резуль­тате применения экстенсивных методов ведения хозяйства: строи­

закладывались новые заводы или домны, приписывалось к заводам большее, чем разрешал закон, количество государственных крестьян, усиливалась эксплуатация собственных крепостных, занятых в промыш­ленности. Но, получая в качестве феодального пожалования мануфактуру — объект, качественно отличающийся от феодального поместья, все заводовладельцы из дворян вели промышленное хо­зяйство теми же примитивными, хищническими методами, каки­ми они вели хозяйство в крепостной вотчине. Потребительская манера ведения хозяйства сказалась даже в том, что дворяне, полу­чив доходные заводы, не только не поправили свои финансовые дела, но даже ухудшили их. Все дворяне - заводовладельцы оказа­лись в неоплатном долгу у казны и частных кредиторов. А причина заключалась в том, что доходы людей высшего света уходили на удовлетворение капризов — своих и императрицы, а в развитие заводов и имений почти ничего не вкладывалось. Следует также заметить, что в первой половине XVIII в., и особенно после смерти Петра I, для экономики России стало характерным повсеместное использование подневольного труда крепостных или приписных государственных крестьян. Предпринимателям (в том числе недво­рянам) не приходилось надеяться на рынок свободной рабочей силы, который с усилением борьбы государства с беглыми, воль­ными и «гулящими» — основным контингентом свободных работ­ных людей — существенно сузился. Более надежным и дешевым способом обеспечения заводов рабочей силой была покупка или приписка к предприятиям целых деревень. Политика протекцио­низма, проводимая Петром I и его преемниками, предусматривала приписку и продажу крестьян и целых деревень владельцам ману­фактур, и прежде всего таких, которые поставляли в казну необхо­димые для армии и флота изделия (железо, сукно, селитру, пеньку и т.д.). Указом 1736 г. все работные люди (в том числе вольнонаем­ные) признавались крепостными владельцев заводов.

Указом 1744 г. Елизавета подтвердила постановление от 18 ян­варя 1721 г., разрешавшее владельцам частных мануфактур поку­пать к заводам деревни. Поэтому во времена Елизаветы целые от­расли промышленности основывались на подневольном труде. Так, во второй четверти XVIII в. на большинстве заводов Строгановых и Демидовых использовался исключительно труд крепостных и приписных крестьян, а предприятия суконной промышленности вообще не знали наемного труда — государство, заинтересованное» поставках сукна для армии, щедро раздавало заводчикам государ­ственных крестьян. Такая же картина была на государственных лредприятиях. Перепись работных людей уральских государственных заводов в 1744—1745 гг. показала, что вольнонаемных среди них было лишь 1,7%, а остальные 98,3% работали в принудительном порядке.

Но наибольшие доходы дворянам приносила торговля — через экспорт хлеба и другого сельскохозяйственного сырья и поощре­ние сельской торговли крестьянами. Верхушка дворянства, заинте­ресованная в развитии торговли, добивалась (и успешно) ликвида­ции внутренних таможенных пошлин (раньше, чем во многих европейских странах, но вовсе не потому, что правительство Рос­сии было мудрее, а потому, что это было выгодно фаворитам им­ператрицы). В то же время была сохранена система монополий и откупов, наносивших огромный вред экономике России, но нахо­дившихся в руках дворянства. В 1757 г. был введен новый таможен­ный тариф ярко протекционистского характера в интересах в пер­вую очередь дворянства.

Более быстрый рост цен на сельскохозяйственные товары по сравнению с промышленными и общее отставание роста зарплаты от роста цен отрицательно сказывались на жизненном уровне го­родских жителей, занятых в промышленности и ремесле. Отсюда стремление горожан не терять связи с сельским хозяйством, до последнего держаться за огород, скот и даже пашню, что в течение долгого времени не только способствовало консервации аграрных черт русских городов, но и породило особого типа аграрные горо­да. В 1760-е годы около 60% городов являлись аграрными, т.е. ос­новным занятием их жителей было земледелие, только 2% — тор­говыми, 4% — промышленными и 31% — смешанного типа, остальные были административно-военными центрами. В конце XVIII — начале XIX вв. — соответственно 55; 4; 1 и 36%.

Заинтересованность помещиков в получении все большего ко­личества хлеба и других сельскохозяйственных продуктов привела к росту эксплуатации крестьян, особенно в форме барщины — наиболее тяжелой для крестьян повинности. Становление барщин­ной системы завершилось именно к середине XVIII в. В конце первой четверти XVIII в. по сравнению с серединой XVII в. коли­чество имений с отработочной рентой увеличилось более чем в 3 раза, а число имений с денежной рентой уменьшилось в 2 раза. Резко возросла и подушная норма барщины, приближаясь, а ино­гда и превосходя ту норму, которая считается предельной в эксплу­атации крестьянина-земледельца. Эта тенденция сохранялась в течение всего XVIII в., число барщинных дней доходило до 4—5, а то и 6 дней в неделю. Некоторые помещики переводили часть сво­их крестьян на месячину, т.е. крестьяне работали только на барской пашне, получая за это лишь питание. Росли и денежные пла­тежи в пользу помещиков — с 40 коп. при Петре I до 2—3 руб. уже в 1860-е годы.

Но следует учитывать, что государственные прямые налоги в XVI—XVII вв. после Петра I были неизменными, подушная подать равнялась 70 коп. с души, и только в 1795 г. она выросла до 1 руб., в 1798 г. — до 1 руб. 26 коп., в то время как номинальные цены на сельскохозяйственные продукты за 1725—1800 гг. выросли пример­но в 4,2 раза. Разницу, возникшую из-за «ножниц» между ростом налогов и цен, получили помещики за счет увеличения крестьян­ских повинностей. В результате реальная тяжесть платежей оброч­ных помещичьих крестьян в пользу государства и помещиков в конце XVIII в. по сравнению с его началом увеличилась всего на 14%.

От «ножниц» между ростом налогов и цен кроме дворян выиг­рали также государственные, дворцовые, удельные и другие кате­гории непомещичьих крестьян, а также податные городские сосло­вия. Так, в течение 1724—1791 гг. у государственных крестьян общее бремя платежей выросло в 3,5 раза, у дворцовых — в 5,4, у мещан­ства осталось без изменений, в то время как номинальные хлебные цены выросли в 5,7 раза, цены ремесленных и промышленных изделий — в 4,7 раза. Таким образом, впервые в российской исто­рии целые категории населения получили передышку, возможность накапливать средства, и это привело к тому, что в конце XVIII в. усиливается торговая и предпринимательская активность этих ка­тегорий населения и даже помещичьих крестьян, бремя платежей которых росло все же не так быстро, как до второй четверти XVIII в. Именно в это время начинает увеличиваться число вольнонаемных мануфактур, растет производство товаров широкого потребления, так как появился платежеспособный спрос широких слоев населе­ния.

Каковы же были социально-политические последствия измене­ний в экономике России в XVIII в.? Громадный рост цен на сель­скохозяйственные продукты при большом спросе на них как вну­три страны (со стороны населения нечерноземных губерний, новой столицы и армии), так и за границей стимулировал товарное сель­скохозяйственное производство на крепостной основе, а развитие барщинной системы хозяйства в конечном итоге привело к усиле­нию крепостного права.

Так же как в странах Восточной и Центральной Европы, где подобные явления наблюдались в XVI—XVII вв., в России XVIII в. под воздействием революции цен, развития товарно-денежных

отношений произошло усиление крепостничества, которое приня­ло суровые формы, близкие к рабству: в 2,5 раза увеличилась бар­щина, в 1,35 раза — реальный оброк. Крепостной крестьянин пре­вратился фактически в собственность помещика, по желанию которого его могли ссылать на каторгу, отдавать в солдаты, пересе­лять на жительство в другую местность, продавать, отрывать от семьи. Характерно, что рост крестьянских повинностей в пользу помещиков особенно быстро происходил во второй половине века, когда экономическая конъюнктура была наиболее благоприятной для сельскохозяйственного предпринимательства.

Однако есть и другая сторона в развитии крепостнического хо­зяйства: дворянское предпринимательство в сфере сельского хо­зяйства и промышленности. В стремлении воспользоваться благо­приятной конъюнктурой и увеличить свои доходы помещики расширяли свое хозяйство, усиливали колонизационное движение, подталкивали развитие товарного производства и товарно-денеж­ных отношений. Так же как рабство в США способствовало воз­никновению капитализма в американской экономике, крепостни­ческое хозяйство в России являлось основой становления рыночных отношений в российской экономике.

Социальные и политические последствия экономического раз­вития России в XVIII в. таковы. Выгодная экономическая конъ­юнктура, возможность получить, может быть, впервые в истории России, за счет эксплуатации крепостных в своем хозяйстве боль­ше, чем на службе, порождало у дворян-помещиков желание пе­рейти из служилого в землевладельческое сословие. Они стали добиваться освобождения от обязательной службы, и после дости­жения этой цели в 1762 г. дворяне в большом числе становятся сельскими хозяевами, усиленно занимаясь торговлей и промыш­ленностью.

XVIII век, особенно его вторая половина, отмечен упрочением социальных и политических позиций дворянства в государстве — это поистине был золотой век дворянства. Этому способствовали хозяйственные успехи дворянского сословия, те миллионы рублей, которые оно заработало от своих сельскохозяйственных, торговых и промышленных занятий. Закон о вольности дворянской 1762 г. и Жалованная грамота дворянству 1785 г. могли бы остаться пустыми декларациями, если бы провозглашенное господствующим сосло­вие не имело твердой материальной базы, которую создали его возросшие доходы от собственных имений, поскольку бедность и политическое господство — вещи несовместимые. Точнее, дворян­ские вольности и появились лишь благодаря возросшему материальному богатству и появлению экономической независимости этого сословия от государства. Но, как это бывает всегда в сослов­ном обществе, повышение роли одного сословия происходит в ущерб другим.

Буржуазии весьма трудно было конкурировать с дворянством в сфере промышленности и торговли из-за наличия монополий и льгот в пользу дворянства, а более выгодное сельскохозяйственное предпринимательство тем более было ей недоступно из-за запрета иметь крепостных и землю. Поэтому верхушка купечества и пред­принимателей стремилась при малейшей возможности перейти в дворянство. Так дворянами стали Демидовы, Строгановы. Буржуа­зия лишалась своих лучших представителей, что ухудшало эконо­мическое и социальное положение как самой буржуазии, так и городского общества в целом. С усилением позиций дворянства происходили соответствующее принижение роли российской бур­жуазии, относительное ослабление экономического и социального значения города, что имело далеко идущие политические послед­ствия — усиление абсолютизма, установление власти дворян, с одной стороны, и чрезмерную лояльность буржуазии, ее неспособ­ность создать альтернативную силу дворянству и бюрократическо­му самодержавному государству, — с другой.

Дата добавления: 2014-01-03