Двоеверие и синкретизм

Однако и в среде тех, кто был крещен, истины христианского учения воспринимались медленно, не всегда адекватно, зачастую сосуществуя с традиционными языческими представлениями. Так, Иисус Христос мыслился поначалу как заменивший Перуна княжеский бог, дающий им власть, помогающий в походах, а духовенство - как их слуги (См.: Никольский Н.М. История Русской церкви. М., 1985. С. 36.). Десятилетиями, если не веками, в общественном сознании сохранялись элементы дохристианских верований. Автор "Слова о полку Игореве" (конец XII в.), живописуя драматические события борьбы русских с половцами, постоянно обращается в своих поэтических метафорах к образам языческих богов: вещий Боян у него - внук Велеса, ветры - внуки Стрибога, а сам князь - Дажьбожий внук.

Обращение в новую веру, зачастую формальное, не делало людей христианами по сути, их участие в храмовых богослужениях сосуществовало с традиционными языческими представлениями и обычаями. Особенно прочно они держались среди сельского населения. На рубеже XII-XIII вв., когда масса крещеного населения стала значительной, но языческие верования еще далеко не были преодолены, сложилась своеобразная переходная ситуация двоеверия, т.е. компромиссного равновесия православных и языческих верований. Так, в княжеских погребениях при храмах археологи неоднократно обнаруживали украшения и оружие, что соответствовало дохристианским обычаям. Тело крестителя Руси князя Владимира было внесено в церковь для отпевания на санях, как исстари провожали в последний путь усопших. Долго сохранялись свойственные дохристианской культуре элементы праздничного быта с его музыкой, пением, плясками и прочими "сатанинскими игрищами". В поучениях епископов XI-XIII вв. они бичуются наряду со все еще практиковавшимся принесением христианами жертв языческим богам.

Профессор Московской Духовной академии, крупнейший дореволюционный церковный историк Е.Е. Голубинский так описывает реальную практику двоеверия на Руси: "В первое время после принятия христианства наши предки в своей низшей массе или в своем большинстве, буквальным образом став двоеверными и только присоединив христианство к язычеству, но не поставив его на место последнего, с одной стороны, молились и праздновали Богу христианскому с сонмом его святых, по их представлениям - богам христианским, а с другой стороны, молились и праздновали своим прежним богам языческим. Тот и другой культ стояли рядом и практиковались одновременно: праздновался годовой круг общественных праздников христианских и одновременно с ним праздновался такой же круг праздников языческих; совершались домашние требы через священников по-христиански и в то же время совершались они через стариков и через волхвов и по-язычески; творилась домашняя молитва Богу и святым христианским и вместе с ними и богам языческим" (См.: Голубинский Е.Е. История Русской церкви. T. I. Ч. 2. М., 1997. С. 849.).

Однако постепенно взаимоотношения православия и язычества переходят в новое качество. В процессе как стихийного, так отчасти и сознательно осуществлявшегося синтеза определенных элементов того и другого возникает некое синкретическое (греч. synkretismos - соединение) единство — русское православие. Предпосылки к такому синтезу имелись и в православии, и в язычестве. Христианское учение о Троице, святых, ангельских чинах и бесах, поклонение иконам и мощам, таинства - все это могло быть осмыслено и соотнесено с образами и культовой практикой политеистической религии. С другой стороны, под влиянием христианского мировоззрения в язычестве усиливается монотеистическая тенденция. "За два века формальной христианизации, - пишет Б.А. Рыбаков, - языческие теологи выработали новые представления о силах, управляющих миром, появилось... учение о почитании "света" как эманации высшей божественной силы" (См.: Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. М., 1987. С. 6.).

Языческое представление о Роде как верховном божестве и творце всего сущего ассоциируется с ипостасью Бога Отца в христианской Троице; библейский Илья-пророк обретает качества и функции Перуна-громовержца; Велес в роли покровителя животных облекается в образ христианского святого начала IV в. Власия, епископа Севастии (Малая Азия).

Особое почитание на Руси, как и в последующие времена, воздавалось Богородице. Для русских людей она не только Богоматерь, но и покровительница, заступница, а также подательница благ. Именно эти представления о ней воплощены в созданных в разное время многочисленных иконах, таких, как "Всех скорбящих радости", "Путеводительница", "Целительница", "Вододательница", "Животодательница", "Тучная гора" и др. В подобных атрибутах Богоматери, возвышающих ее над всеми другими почитаемыми святыми, воплощены представления христианизированных язычников о Мокоши - единственном женском божестве восточных славян, дающем плодоносящую силу земле, обеспечивающем урожай и тем самым - благополучие людей.

Во многих христианских таинствах и обрядах, предметах и средствах культа древнерусскими неофитами изначально усматривался определенный магический смысл, привычный им по традиционной религиозной практике. Именно так они понимали освящение воды и последующее ее использование в оздоровительных или охранительных целях, крестное знамение и т.п. Иконы, кресты, напрестольное Евангелие - все это воспринималось в духе традиционных фетишистских представлений о священных предметах. Широко практиковалось обращение к защитной силе икон в случаях болезни, стихийных бедствий, вражеской угрозы и битв. При этом христианские святыни, почитаемые в одной русской земле, нередко игнорировались в другой.

В вооруженном столкновении владимирского князя Андрея Боголюбского с новгородцами в 1170 г. каждая из сторон обратилась за покровительством к "своей" иконе: дружина князя - к Божией Матери Владимирской, новгородцы — к ее же образу "Знамение". Одна из стрел владимирцев, не испытывавших благоговения перед чтимой противником иконой Богоматери, поразила ее. Но, согласно новгородской летописи, владимирцы были жестоко наказаны, потерпев сокрушительное поражение.

Дата добавления: 2014-01-03