Возрастные стереотипы

Традиция старить пожилых персонажей по сравнению с молодыми уходит своими корнями в глубь веков. В этом смысле ничего нового Толстой не изобрел. У Толстого романного старения на год быстрее прожитых лет, то есть десятилетнему герою может оказаться одиннадцать лет, двадцатилетнему герою двадцать два, а пятидесятилетнему пятьдесят пять. Гораздо интереснее, как Толстой подает возрасты своих героев, как он их по шкале "молодые - старые" оценивает. Начнем с самого начала.

· До десяти лет

Персонажей младенческого возраста в романе множество. Общим для них является, пожалуй, то, что они не кажутся самостоятельными единицами, наделенными своими проблемами и переживаниями. Дети в романе видят мир удивительно тонко и правильно. Они, не испорченные бременем цивилизации, успешнее взрослых решают их моральные проблемы и при этом как бы начисто лишены разума. Поэтому столь юные персонажи, число которых к финалу вырастет до невероятных пределов, смотрятся весьма искусственно:

Через пять минут маленькая черноглазая трехлетняя Наташа, любимица отца, узнав от брата, что папенька спит в маленькой диванной, не замеченная матерью, побежала к отцу... Николай обернулся с умиленной улыбкой на лице.

- Наташа, Наташа! - послышался из двери испуганный шепот графини Марьи, - папенька спать хочет.

- Нет, мама, он не хочет спать, - с убедительностью отвечала маленькая Наташа, - он смеется.

Такой вот назидательный маленький персонаж. А вот следующий - немного постарше:

Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе... Малаша... иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между "дедушкой" и "длиннополым", как она называла Бенингсена.

Последний по возрасту персонаж, проявляющий признаки такого же "детски-бессознательного" поведения, как все малолетние персонажи Толстого, - вечно шестнадцатилетняя Наташа Ростова:

В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Все они пели что-то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых в обтяжку панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками...

После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, все это было дико и удивительно ей.

Итак, Наташа видит мир тем же самым детским неразумным образом. Не по возрасту же взрослые дети смотрятся как юные старики. Стремясь к глобальности, автор "Войны и мира" теряет мелочи, индивидуальность младенцев, например, дети у Льва Николаевича идут не штучно, а в комплекте: «За столом были мать, жившая при ней старушка Белова, жена, трое детей, гувернантка, гувернер, племянник со своим гувернером, Соня, Денисов, Наташа, ее трое детей, их гувернантка и старичок Михаил Иванович, архитектор князя, живший в Лысых Горах на покое».

Индивидуальность в этом перечислении полагается всем, даже старушке Беловой, которую мы встречаем в первый и в последний раз. Даже гувернер, и гувернантка, и еще гувернер не сливаются в обобщающее понятие "гувернеры". И только дети, бесполые и безликие, идут скопом.

· До двадцати

Первые "признаки жизни" подает уже девятилетний Петя:

- Петя, ты глуп, - сказала Наташа.

- Не глупее тебя, матушка, - сказал девятилетний Петя, точно, как будто он был старый бригадир.

Петя действительно уже не ребенок, а, скорее, подросток. Возрастное пространство от десяти до двадцати лет у Толстого наиболее насыщено и делится даже на отдельные подпространства. В этом возрасте герой станет военным или штатским; в этом возрасте, наконец, решается, будет ли вообще у героя возраст или не будет, то есть включать для него хронометр или нет. В некоторых случаях отрицательных героев в этот романтический возрастной промежуток не впускают, а положительных, соответственно, не выпускают за его пределы.

· До шестнадцати

Тринадцатилетние герои уже предстают в романе существами заведомо осмысленными: Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими открытыми плечиками, выскочившими из корсажа от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка.

Однако в памяти еще живо то время, когда этот возраст считался вполне взрослым: - О нет, какой рано! - сказал граф. - Как же наши матери выходили в двенадцать-тринадцать лет замуж?

Возраст тринадцать-пятнадцать лет - "первая любовь - первый поцелуй": Наташа... глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены.

Так смотрят именно девочки тринадцати лет, иногда пятнадцати, ни в коем случае не семнадцати, о чем позже. Соня в пятнадцать лет: она плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. К шестнадцати годам формирование благополучно завершится: Соне минуло уже шестнадцать лет, и она была очень красива...

Положительные юноши, подобно своим сестрам, тоже непременно проходят через этот благотворный период: Петя был теперь красивый румяный пятнадцатилетний мальчик.

Николенька был теперь пятнадцатилетний умный мальчик.

Вообще же три стадии формирования взрослого героя наглядно показаны в следующем отрывке:

Вера была двадцатилетняя красивая девица; Соня была шестнадцатилетняя девушка во всей прелести полураспустившегося цветка; Наташа полубарышня, полудевочка, то детски смешная, то девически обворожительная.

На момент появления в романе Вера уже благополучно миновала "пик совершенства" - шестнадцать лет. Соня была к нему близка, и, наконец, достигла. Наташа тоже постепенно движется к этому рубежу, когда она будет неотразимо хороша.

· После шестнадцати

И действительно, положительные героини семнадцатилетними уже не бывают. Для героев же возрастной промежуток от шестнадцати до двадцати вполне нейтрален. Пьер, Николай, Борис появляются в романе двадцатилетними, и для них в этом возрасте жизнь только начинается, они - "молодые люди".

· До сорока

Герои старше двадцати уже явно не "молодые люди": Долохов был человек среднего роста, курчавый и со светлыми голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять.

Жюли было двадцать семь лет...

Вере было двадцать четыре года, она выезжала везде, и, несмотря на то, что она несомненно была хороша и рассудительна, до сих пор никто никогда ей не сделал предложения.

Люди до сорока лет у Толстого не молодые и не старые: Нет, жизнь не кончена в тридцать один год, - вдруг окончательно беспременно решил князь Андре й.

Однако уже через два года мы узнаем, что Князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем.

И это в неполные тридцать три года!

Чем ближе к сорокалетию, тем больше неопределенности. В эту область попадают герои разного возраста и пола, независимо от социального статуса и других индивидуальных характеристик. Так тридцатисемилетний государственный деятель Сперанский предстает в романе как... высокий, лысый, белокурый человек лет сорока.

Здесь же оказывается никому неизвестная Анисья Федоровна: ...толстая, румяная, красивая женщина лет сорока...

Еще один характерный пример - фрейлина Шерер: Анна Павловна Шерер, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.

Оживление для сорокалетней женщины - это что-то почти неприличное.

· После сорока

После сорока в упоминании о возрасте часто присутствует некоторый комизм: Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, огляделагостей...

- Voussavez entre cousin etcousinecetteintinitémènequelquefois à l'amour: le cousinageest un dangereuxvoisinage. N'est-cepas?

Князь Андрей стал шутить с Пьером о том, каким осторожным он должен быть в общении со своими пятидесятилетними московскими кузинами.

В современной литературе эта ирония тоже нередко присутствует, хотя и характерна для более поздних возрастов. Вот, например, эпизод из знаменитой сказки Астрид Линдгрен:

- Это Карлсон, который живет на крыше! - прошептала Гунилла.

- Конечно, а кто же еще! Уж не думаешь ли ты, что старая фру Густансон, которой девяносто два года, незаметно пробралась сюда и разлеглась на полке в шкафу!

Вполне похожи на кузин князя Андрея!

Впрочем, все это уже скорее смех сквозь слезы. Как сказал князь Василии: Мне шестой десяток... Все кончится смертью.

Ирония, переходящая в трагифарс.

Дата добавления: 2017-01-14