Музыка закончилась. Звучит стихотворение «Новая тетрадь»

Музыка.

Звучит стихотворение «Новая тетрадь».

Смущаюсь и робею пред листом
бумаги чистой.
Так стоит паломник
у входа в храм.
Пред девичьим лицом
так опытный потупится поклонник.
Как будто школьник, новую тетрадь
я озираю алчно и любовно,
чтобы потом пером ее терзать,
марая ради замысла любого.
Чистописанья сладостный урок
недолог. Перевернута страница.
Бумаге белой нанесен урон,
бесчинствует мой почерк и срамится.
Так вглубь тетради, словно вглубь лесов,
я безрассудно и навечно кану,
одна среди сияющих листов
неся свою ликующую кару.

И вот уже в 59-м, её выгнали из Литинститута за то, что вступилась за Пастернака.

О ней вспоминали, как она угодила в опалу и была исключена из института. Знатоки-весельчаки, смакуя подробности, рассказывали, как юная Белла со свойственной ей неукротимостью Овна, одетая в роскошную шубу из беличьих хвостов, вооружившись палкой, якобы ходила вдоль здания студенческого общежития на улице Руставели и громила стёкла чуть ли не по всему первому этажу. И как потом сам заведующий кафедрой творчества писатель Владимир Лидин ездил к ней домой и упрашивал её вернуться в институт.

Начало 60-х... Это время вспоминается, как бесконечный апрель. Весна. Стихи. Полные залы молодёжи... И – «Она - как была хороша с рыжей чёлкой, звонким, ломким голосом. Мы безоговорочно признавали её превосходство. Она восхищала, дразнила:

«Ты раскосым нездешним бельчонком
Пробегала по всем проводам,
То подобно хипповым девчонкам,
то роскошнее царственных дам»,

— писал поэт Евгений Евтушенко.

Тогда, в «оттепель», увлечение поэзией стало «знаменем времени». Молодые люди из хороших семей (Ахмадулина – дочь замминистра, Вознесенский – сын директора Гидропроекта), получившие хорошее образование, сочиняли причудливые, наивные, цветистые, стихи и читали их протяжно, навзрыд, упиваясь восторгом публики.

У Ахмадулиной была особая манера чтения своих стихов. Она любила придать томность и говорить с акцентом, как будто унаследованным от пушкинской эпохи. Это особенно впечатляло в авторском исполнении, когда слышались не столько слова, сколько музыка стиха. Вот как об этом говорил А Вознесенский: «Белла, читая, так закидывает подбородок, что не видно ни губ, ни лица, всё лицо оказывается в тени, видна только беззащитно открытая шея с пульсирующим неземным знобящим звуком судорожного дыхания».

В Фильме Марлена Хуциева «Застава Ильича» есть знаменитый эпизод – поэтический вечер в Политехническом Музее. На 15 минут сюжет фильма замирает в одной точке: герои сидят в битком набитом зале и слушают, как читают стихи Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Роберт Рождественский, Римма Казакова и, конечно же, Белла Ахмадулина. Булат Окуджава поёт про комиссаров в пыльных шлемах – и зал хором подпевает ему. На дворе осень 1962 года. «Оттепель».

Белле Ахмадулиной на этих кадрах 25 лет. Она читает стихотворение «Дуэль», которое теперь редко перепечатывается. Она недавно окончила литературный институт. Буквально только что вышел её первый сборник «Струна». Ей покровительствует Павел Антокольский. Она замужем за главной звездой вечеров в Политехническом – Евгением Евтушенко.

Стихотворение «Дуэль». Видеоролик.

После «Заставы Ильича» Ахмадулина ещё несколько раз появится в кино. В 64-м Василий Шукшин снимет её в фильме «Живёт такой парень» в роли жеманной ленинградской журналистки (фактически самой себя, она ведь и сама писала такие вот очерки «из жизни», когда училась в институте). Все наверняка запомнили юную корреспондентку, берущую интервью у героя дня шофёра Пашки, который спас автобазу от пожара. Роль ей досталась эпизодическая, но абсолютно точно отображающая облик поэтессы, мелодичность её голоса, её деликатность и душевную теплоту.

В 65-м она будет за кадром читать свои стихи в фильме «Чистые пруды» по произведениям Юрия Нагибина – своего второго мужа.

Повезло Ахмадулиной и с режиссёром Эльдаром Рязановым, который использовал её стихи в своих фильмах. Особенно ярко они вписались в культовый фильм «Ирония судьбы, или с лёгким паром». Там её стихи-песни перекликались со стихами любимой ею Марины Цветаевой. Кроме этого всеми любимы и прочувствованы стихи Ахмадулиной из кинофильмов «Служебный роман», «Жестокий романс».

Романс «А напоследок я скажу...». Видеоролик.

Трудно представить Беллу Ахмадулину в окружении подруг. Да и были ли у неё подруги? Ахмадулина категорична: «Чтобы я сидела с ними на завалинке и болтала вздор – таких нет». Однако: «Я преклоняюсь перед многими женщинами, а больше всего обожаю Майю Плисецкую. Но назвать её подругой... Галину Васильевну Старовойтову любила очень. Испытывала к ней огромную нежность. Такая женщина-рыцарь. Она могла быть моим другом». Даже Майю, жену Аксёнова, называла не подругой, а другом. Очевидно, слово «подруга» ассоциировалась у неё с чем-то сугубо бытовым, а её представление о женщине было романтическим:

«Люблю, когда ступая, как летая,
Проноситесь, смеясь и лепеча.
Суть женственности, вечно золотая.
И для меня – священная свеча».

Суть женственности и есть суть Беллы. В юности порывистая, с возрастом изысканная. Ей шли экстравагантные туалеты. Любила шляпы. Одну из них воспел Андрей Вознесенский:

«Белла выглядела не слабо:
Белла ждёт авиатрапа,
Как Сатурново кольцо,
Под аэродромом шляпы
Светит белое лицо...»

Белла не отрицала, что любит красиво одеваться: «Я привыкла». А вот воспоминания Риммы Казаковой: «...Ахмадулина всегда была такая, в вуалетках, с мушкой на щеке, экстравагантная. На вечера она приезжала на автомобиле... Она тогда была женой Юрия Нагибина. И он возил её на своём автомобиле. На ней была куртка из телёнка, на ногах у неё были модные туфли на микропорке. В общем она была красавица, богиня, ангел. Я очень любила её стихи. Признавала её превосходство надо мной и её первенство. И думала, что мне во всём до неё далеко...»

Белла ставила во главу угла дружбу. Эта тема красной нитью пронизывает всё её творчество, особенно в раннем периоде, когда дружелюбие проявляется наиболее искренне и бескорыстно.

Друзья... Это особый сюжет её жизни: «Свирепей дружбы в мире нет любви...»«Дружество» - основа её существования. Она переняла его от великих предшественников: «Дружество в высоком смысле слова указано, завещано нам Пушкиным. Я по мере жизни не утратила моей кровной соотнесённости с теми, кого могу назвать своими друзьями, со своими товарищами».

Евтушенко восхищался ею:

«Дива, модница, рыцарь, артистка,
Угощатель друзей дорогих,
Никогда не боялась ты риска,
А боялась всегда за других».

А сама Белла выразила своё жизненное кредо следующим образом:

«Когда моих товарищей корят
Я понимаю слов закономерность,
Но нежности моей закаменелость
Мешает слушать мне, как их корят».

Посвящённые Андрею Вознесенскому, эти строки были её жизненной философией. Её отчислили из Литинститута за подпись на коллективном письме в защиту Бориса Пастернака. Очередная опала за сборники стихов «Уроки музыки» (1969), «Стихи» (1975), «Свеча», «Метель» (1977) – их будет кромсать советская цензура, и Белла с готовностью примет участие в альманахе «Метрополь», затеянном Виктором Ерофеевым, Василием Аксёновым и Евгением Поповым при поддержке Фазиля Искандера, Андрея Битова и других «непроходных» авторов. На дворе будет глухой «застой», жизнь будет страдать «чем-то вроде хронической хворобы», в литературе будет царить состояние «тихого перепуга». Появление «Метрополя» взбаламутит литературную общественность. Оформлять его будет театральный художник Борис Мессерер – третий муж Беллы Ахмадулиной.

Как будет потом вспоминать Виктор Ерофеев, Ахмадулину за участие в «Метрополе» чиновники от литературы заклеймят проституткой и наркоманкой. Когда Ерофеева и Попова станут исключать из Союза писателей (а это фактический запрет на занятия литературой), она вместе с Аксёновым, Битовым, Искандером и Семёном Липкиным, выйдет из организации в знак протеста.

Её нещадно критиковали, а она, несмотря на это, написала письмо в поддержку академика Сахарова. Объясняла: «Я не надеялась спасти Сахарова – от ссылки, от другого зла. Я как-то себя спасала. Мне так полегчало. Мне так никогда легко не было».

Верность дружбе будет испытана ещё не раз: письма в защиту Льва Копелева и Георгия Владимова, дружба с преследуемым Владимиром Войновчем. Это не было бесстрашием и самосожжением. Скорее это акт экологии души. Да и Белла признавалась: «Я не смогла бы так, как Наташа Горбаневская, выйти на Красную площадь... Нет... Это великий поступок...», и далее размышляла: «...тут даже не в трусости дело, а просто что-то в мою природу не входит. Но всей своей жизнью доказала, что порядочность и преданность – суть её природы».

Друзья отвечали ей взаимностью. «Я чувствую её сестрой, -- писал Василий Аксёнов на её 60-летие. – В ней ощущение непрерывной соединённости жизни. Когда я вспоминаю эпизоды, связанные с Беллой, они наполняют меня вдохновением». «Беллу считаю родственницей», - вторит ему Евгений Попов. Их очень много, этих признаний. Подытожил Андрей Вознесенский: «Белла – Божественная женщина».

Уже в 1993 году, после того как Борис Ельцин разгонит выстрелами из танков Верховный Совет, Ахмадулина вместе с Булатом Окуджавой, Дмитрием Лихачёвым, Алесем Адамовичем, Василем Быковым, Виктором Астафьевым, Даниилом Гранины м и другими писателями «демократического направления» подпишет скандально известное «письмо сорока двух». Она всецело одобрит действия Ельцина по недопущению «красно-коричневого реванша».

Странно, что все эти бури гражданские и тревоги почти не найдут отражения в стихах Ахмадулиной. Они станут изощрённей, чем «Дуэль» из хуциевского фильма, но останутся такими же лиричными. В них будет также много любовного упоения, любовной тоски, зябкой дрожи и усмешки невзначай. Вот, например:

«Прост путь к свободе, к ясности ума -
достаточно, чтобы озябли ноги.
Осенние прогулки вдоль дороги
располагают к этому весьма.
Грипп в октябре-всевидящ, как господь.
Как ангелы на крыльях стрекозиных,
слетают насморки с небес предзимних
и нашу околдовывают плоть.
Вот ты проходишь меж дерев и стен,
сам для себя неведомый и странный,
пока еще банальности туманной
костей твоих не обличил рентген.
Еще ты скучен, и здоров, и груб,
но вот тебе с улыбкой добродушной
простуда шлет свой поцелуй воздушный,
и медленно он достигает губ.
Отныне болен ты. Ты не должник
ни дружб твоих, ни праздничных процессий.
Благоговейно подтверждает Цельсий
твой сан особый средь людей иных.
Ты слышишь, как щекочет, как течет
под мышкой ртуть, она замрёт - и тотчас
определит серебряная точность,
какой тебе оказывать почёт.
И аспирина тягостный глоток
дарит тебе непринужденность духа,
благие преимущества недуга
и смелости недобрый холодок».

Однажды у неё поинтересовались, счастливо ли сложилась её судьба. «Мне другой не надо», - сказала, как отрезала. В другом интервью мягче: «Никто не бывает так счастлив на белом свете, как поэт. Только он один, сколько бы ему ни выпало жить, может поражаться сочетанию цвета и света, капли и солнечного луча, осознать блаженство бытия, всегда думая о небытии больше, чем другие... Я уверена, судьба поэта предопределена». Белла считала, что поэт никогда не уйдёт раньше своего срока. И это знание вызывало у неё скорее горечь.

Дата добавления: 2017-01-14