Процесс восприятия

Новый взгляд

Символичность – это вопрос обретения нового взгляда. Это значит быть крайне любознательным в желании видеть истинную природу вещей.

Символичность – это вопрос обретения нового взгляда. Это значит быть крайне любознательным в желании видеть истинную природу вещей, а не стремиться постоянно всё переделать. Символическому видению противоположно негодование, страх и излишнее философствование. Ты хочешь переделать весь мир. Хочешь повесить картинку вверх ногами, но это почему-то не работает. Отели, гостиницы, деликатесы и рестораны никуда не делись. Всё это здесь, совершенно реальное и конкретное. Если ты будешь придерживаться лишь одной позиции, всё будет жёстким и совершенно лишённым юмора. В этом нет никакого значения; это всё та же скверная старая жизнь, от которой вся твоя система ходит ходуном. Всю жизнь тебе трудно иметь дело с реальностью вещей, которая тебе не подходит. Но можно сменить позицию, видеть всё как есть, видеть вещи самоценными, в их собственном пространстве.

В сущности, мы воспринимаем квадратный мир с потолком, стенами и полом. Этот всё равно что смотреть на мир через объектив фотоаппарата. Существуют всевозможные перспективы. Для начала у нас есть пространство над нами – потолок или небеса. Некоторым хочется думать, что над потолком есть что-то ещё, что называется чердаком. Там живут самые разные люди и управляют оттуда своими делами внизу. Иные думают, что за стенами кто-то есть: соседи, города, шоссе. Затем у нас есть пол, а под ним, возможно, подвал, или сердце земли, где пыл-жар и много чего происходит. Оно может взорваться в любой момент. Полагаю, такое когда-то может произойти. Итак, мы живём в квадратном мире.

Даже если мы находимся не дома, мы всё равно живём в квадратном мире. Если мы посмотрим вверх и увидим потолок, в этом случае он называется небом. Мы оглядываемся вокруг и видим горы или дома. Смотрим вниз – видим улицы или тропы. Вот такой мир мы обычно и видим. Нам хотелось бы иметь место, где можно было бы откинуться и отдохнуть, стулья со спинкой и подлокотниками, на которые можно опереться. Есть ещё направление вперёд, и туда мы запускаем свои проекты. Но у нас всё равно есть потолок. Нам хотелось бы сохранить и потолок, и крышу в качестве укрытия от дождя, грозы и снега. Иными словами, мы живём в коробке и видение наше тоже коробочное.

Фотографии тоже похожи на коробки. У нас есть квадратный фотоаппарат с квадратным ракурсом, а на плёнке квадраты идут один за другим. Похоже, эта квадратность и есть наша общая схема координат. Но мы не обязаны слишком беспокоиться об этой квадратности – мы можем с ней танцевать. Давайте посмотрим на вон тот угол, на этот, а потом на тот и на тот. Сверху у нас может быть много пространства; внизу добавим много твёрдости; по сторонам мы можем играть с тем, каким мы видим свой мир. Если он толкает нас влево или вправо, мы можем поддаться. Пока мы не боремся, проблем не будет. Может, правая сторона надвигается на левую; это нормально, картина хорошая. Если левая сторона вторгается на правую, картина тоже получается неплохая.

С этой точки зрения основной принцип фотографии – видеть вещи такими, какие они есть в их собственной обыкновенной природе. Это очень просто и прямо. Нам стоит быть готовыми увидеть, как можно представить картину или идею в своём уме. Сможем мы это или нет? Ответ очевиден – сможем. Однако мы должны быть по-настоящему готовы видеть некую картину без ожиданий или концептуализации. Нам необходима позиция готовности сделать любой – старый добрый или старый дрянной – снимок. Весь смысл в том, что мы должны быть чрезвычайно осторожными и любознательными во всём, что мы видим в этом мире: что мы видим своими глазами, что на самом деле воспринимаем – и как мы видим, и что мы видим. Это очень важно.

Есть старое изречение: «Видеть не значит верить». Это верно. Когда мы что-либо видим, нам не обязательно в это верить, но вот правильно видеть мы должны. Мы должны всмотреться в то, что видим, – тогда оно может оказаться истинным. Интересно в этом то, что при оттачивании своего восприятия до полноты и правильности нам не обязательно вкладывать в него философский или метафизический жаргон. Просто мы точно и прямо работаем с тем, как функционирует наше видение или восприятие, когда мы смотрим на объект, и как при этом меняется наш ум.

При обсуждении символичности или иконографии мы должны учитывать всё в мельчайших подробностях. Мы должны думать медленно, сбавить обороты. Вопрос не в том, чтобы как можно скорее получать информацию и идеи, а в том, чтобы делать это как можно медленнее, чтобы понять основную структуру. Например, мы можем исследовать очень качественную тибетскую тханку, выполненную великим тибетским художником. Здесь голубая краска из толчёной ляпис-лазури; белая из какого-то мела; красная – это киноварь; жёлтая – чистое золото; а зелёная – вид растительного пигмента. Если взять такую тханку и разбить её на небольшие части, то, уделив некоторое внимание деталям, можно кое-что понять о том, как всё устроено. Всё, что есть в этой тханке, было тщательно отобрано конкретным человеком, который по-настоящему интересовался такими произведениями искусства. Точно так же и мы должны видеть, сколько усилий и понимания нам надо вложить в свою жизнь, чтобы жить правильно и полноценно. Иначе у нас может возникнуть проблема, потому что нам захочется сделать всё и сразу. Например, нам будет казаться, что завтра мы за один день нарисуем всю тханку, сделаем точную копию. Но это не курс по искусству рисования тханок; мы здесь упражняемся в том, как видеть всё таким, какое оно есть.

Когда увидишь тханку, попробуй просто смотреть – не как на прекрасное произведение искусства, а как на простой зрительный объект. Просто смотри на неё. Почувствуй разницу между тем, когда смотришь на тханку и на сцену автокатастрофы. Увидь движение и неподвижность. Это не какой-то там невероятный контраст метафизических миров, а простое зрительное восприятие. Это можно сделать, можно увидеть. Если ты будешь смотреть достаточно долго, тебе это наскучит, потому что хочется увидеть следующую штучку; в этот момент лучше будет продолжать очень медленно. (См. иллюстрацию «Ваджрадхара» в предыдущей главе, «Раскрашивая свой мир».)

Обычно в своём зрительном восприятии мы неспокойны. Даже когда мы видим что-то изумительно прекрасное, мы стесняемся с ним по-настоящему взаимодействовать. Эта стеснительность связана с агрессией. Мы неспособны видеть всё точно – так, как есть. Если мы видим что-то красивое, мы восхищены и заинтересованы: нам хочется к нему притронуться и повертеть в руках; хочется понюхать и послушать. С другой стороны, когда мы видим что-то неприглядное или отвратительное, например, собачье дерьмо на улице, нам не хочется ни трогать его, ни видеть, и мы стараемся уклониться – «фу!».

Это очень интересно – как работают наш ум и психология, как восприятие определяет нашу жизнь. Но мы не поддаёмся ему по-настоящему, не отпускаем поводья. Нам нет нужды есть собачье дерьмо или отказаться от прекрасных вещей, но интересно, как мы отвергаем вещи, которые хоть чуточку нам неприятны. Они нам совершенно не нравятся. А когда нам что-то нравится, когда есть хоть малейший намёк или обещание чего-то, эта вещь нравится нам так, что мы хотим тотчас на неё наброситься. А в итоге мы обычно вообще ни на что не смотрим по-настоящему. Например, если у нас много денег, то стоит нам увидеть прекрасную ткань, прекрасную картину или любой красивый предмет, как мы просто хотим его купить. Это наш первый импульс. Затем мы его пугаемся. Мы начинаем думать, а стоит ли его покупать, какая цена, настоящая это вещь или нет. Мы начинаем паниковать, немного отступаем и окончательно запутываемся. К этому моменту мы уже не знаем, хочется нам эту вещь или нет, – настолько запутан наш ум.

Проблема заключается в нашей неспособности провести достаточно времени, видя вещи, как они есть, – прямо, корректно, ясно. Похоже, это один из основных моментов видения символичности. Это вопрос реальности, того, как мы её видим. У нас имеется такое представление, что когда мы переживаем реальность, нас это должно развлекать, что никаких страданий больше не будет. Но вполне возможно, что видение реальности приносит ещё больше страданий. Абсолютная реальность может быть гораздо болезненнее любой боли, которую мы переживали за всю свою жизнь. Это важный момент. Пусть нам и хочется, чтобы всё менялось – не развивалось естественным путём, а перегруппировывалось, – всё равно мир остаётся таким, какой он есть.

Есть определённое качество неподвижности, подобное патовой ситуации, в которой комментарии и замечания становятся ненужными, а важным становится видение вещей в их реальности. Это напоминает лягушку, сидящую посреди большой лужи под дождём. Когда на неё попадает капля, лягушка просто моргает, но позы не меняет.

Вопрос реальности очень запутанный. Никто ничего не знает, но всем известно, что кто-то знает наверняка. Похоже, в этом наша проблема: может, вообще никто ничего не знает, а может, знают все. Поэтому надо не слепо доверять информации, предположениям и идеям, поступающим к нам из внешних источников, а по-настоящему работать с собой и стараться развивать собственное понимание и восприятие реальности. Реальность – это базовое пространство, в котором мы функционируем в своей повседневной жизни. Она даёт определённый комфорт и в то же время создаёт некоторую путаницу. Похоже, между двумя этими аспектами идёт игра на глубинном уровне.

Когда мы начинаем воспринимать наш мир явлений, мы не воспринимаем его как совершенно серый и невнятный, как если бы он был закамуфлирован. По сути, мы видим всевозможные яркие моменты. Например, когда мы воспринимаем обыкновенный объект – когда смотрим на яйцо или чашку чая, – нам несколько скучно, потому что это очень обычная бытовая вещь. Чашка чая или яйцо для нас не новость. Но когда нам демонстрируют что-то экстраординарное, мы чувствуем, что нам показывают особенное представление. Поэтому как в обычном, так и в возбуждённом состоянии ума, нагоняет мир на нас смертельную скуку или чрезвычайно занимает – всегда есть запутанность и агрессия.

Такая агрессия является препятствием для визуальной Дхармы, для слухового и иных чувственных восприятий, а также для понимания реальности в самом полном смысле. Поэтому совершенно необходимо и важно обладать некоторой фундаментальной дисциплиной. Без настоящей практики сидячей медитации, которая сможет подружить нас с самим собой, ничего нельзя увидеть или услышать в полной степени; ничего нельзя воспринять так, как нам бы этого хотелось.

Но благодаря нашей дисциплине мы медленно, естественно и постепенно начинаем расширяться в реальный мир – мир хаоса, страдания и тревоги.

Когда мы достигаем состояния неагрессив-ности, мы не перестаём воспринимать что-либо вообще, а начинаем воспринимать особым образом. С отсутствием агрессии увеличивается ясность, потому что ничто не зиждется на тревоге и ничто не зиждется на каких-либо представлениях или идеалах. Вместо этого мы начинаем видеть вещи, не выдвигая никаких требований. Мы больше не пытаемся что-то купить или что-то кому-то продать. Это прямое и очень личное переживание.

То, что мы испытываем в состоянии неагрессив-ности, становится настолько личным, что причиняет ощутимую боль. Так как все возможные препятствия были полностью очищены, мы впервые видим вещи с позиции чистого видения и ясности. Мы начинаем слышать музыку в совершенной чистоте, видеть цвета и зрительные объекты в их полнейшей ясности. Так мы становимся более чувствительными к ощущениям, и они становятся более пронзительными и обретают всё больший смысл. Как следствие возникает возможность раздражения. Но одновременно в этом есть и много юмора. Мы уже не чувствуем, что нам надо суетиться или во что бы то ни стало переплывать океан суровых требований, которые предъявляет нам мир. Нам не надо больше бороться. Есть чувство ясности, очень приятное, и в то же время присутствует ошеломляющая точность, которая делает наше существование ужасно болезненным. Поэтому можно сказать, что такой путь видения вещей, какие они есть, переживание иконографии и священного искусства мира есть состояние ума – в той же мере, что и джин «Бомбей».

Очень часто мы изо всех сил стараемся всё понять. Мы так к этому рвёмся, что наше рвение начинает превращаться в онемение. Мы так рвёмся, что многое начинаем понимать превратно. Иногда наш ум зависает, и мы не можем по-настоящему общаться. Мы забываем, как сформулировать предложения; забываем, что именно надо записать; утрачиваем воспоминания. У нас возникают всевозможные проблемы, являющиеся проявлениями этого рвения (рвение – благозвучный термин для обозначения умственной гонки). Но это долгосрочный проект. Важно изучать этот материал и работать с ним, исследовать свою жизнь и опыт. Мы можем научиться безошибочно переживать этот мир, благодаря чему наша жизнь будет становиться достойной того, чтобы жить, а наше обучение – продолжаться. Мы можем воспринимать мир с обилием пространства, или же воспринимать мир без какого бы то ни было пространства вообще, что одно и то же. Переживание пространства оказывается самим пространством. Поэтому если мы начинаем всё перенасыщать, эта переполненность становится пространством.

Зрительное восприятие становится реальностью постепенно. Согласно традиционной схеме, начать что-то зрительно воспринимать – процесс со множеством уровней. Сначала мы видим глазами, затем ощущаем глазами, затем слышим глазами, а потом начинаем касаться глазами объекта. Те же аспекты есть у каждого чувственного восприятия. Например, на слуховом уровне, когда мы что-то слышим, мы сначала это видим, затем слышим, затем чувствуем запах, а потом касаемся. Психологические сдвиги происходят постоянно. Восприятие – процесс постепенный.

В реальности, когда мы видим что-то и переживаем лично, наша первая связь устанавливается резко, импульсивно. Продолжая воспринимать, мы можем обонять этот объект: его текстуру, устройство и посылаемые им вибрации. Затем мы начинаем слышать этот зрительный объект. Мы слышим его текстуру, а также его дыхание, то, дышит он тяжело или мягко. Мы можем по-настоящему слышать, как бьётся сердце этого зрительного объекта. Так что мы одновременно и видим его сердцебиение, и слышим его. Наконец, поскольку мы прошли через весь этот процесс, в нас пробуждается глубокий интерес к этому визуальному объекту, и мы пытаемся визуально его коснуться. Мы полностью отдаёмся этому восприятию и начинаем по-настоящему взаимодействовать со всем происходящим. Мы начинаем касаться своего мира, чувствовать его реальную текстуру – не просто звук, или запах, или первую зрительную вспышку этой текстуры. Так мы становимся способны погрузиться в полное общение.

Этот процесс происходит постоянно, во всём, чем мы занимаемся, и на любом уровне восприятия. Неважно, слуховая это система, обонятельная, зрительная или вкусовая; едим ли мы пищу, слушаем ли музыку, видим ли объекты, носим ли разнообразную одежду, плаваем ли; эти четыре категории – зрение, обоняние, слух и осязание – функционируют постоянно. Так мы, собственно, и воспринимаем всё таким, какое оно есть. Однако иногда вместо того, чтобы идти через обычный постепенный процесс безошибочного видения всего как есть, мы прыгаем взад-вперёд. Сначала мы касаемся некоего края, затем отскакиваем от него, а потом снова к нему возвращаемся. Мы заводим с собой диалог, рассказываем себе историю: «Может, это неправильно, может, это не так, может, это идеальная ситуация. Давай это обсудим, давай об этом подумаем». И мы так продолжаем без конца и края, всё время прыгая туда-сюда. Это невротическая, или психотическая, тенденция в зрительном восприятии.

Зрительное восприятие никак не связано с тем, правильно ли мы различаем цвета. Даже если мы дальтоники, мы способны видеть. Когда мы начинаем что-то видеть, сначала у нас возникает вопрос визуальной перспективы: видимый нами мир обрамлён глазами, поэтому он имеет немного овальную форму, или форму яйца. Мы не можем видеть за пределами ограничений, налагаемых глазами. Потом мы начинаем ощущать запах, и процесс этот разворачивается в задних отделах нашего мозга. Источник запаха находится за тем, что мы видим. Появляется какой-то комментатор и говорит, что этому объекту присущ запах или аромат. Более того, мы начинаем слышать этот объект со всех сторон – не только сзади и спереди от него, но и под нами, и над нами. Мы начинаем чувствовать, что здесь что-то есть, и пытаемся понять, что же это такое. И, наконец, мы начинаем устанавливать некое отношение с объектом. Мы начинаем его касаться, а это очень прямая и непосредственная ситуация. Мы начинаем лично его чувствовать и пытаемся принимать решения, говоря: «Я это куплю. Мне нравится» или «Я отказываюсь. Мне это не нравится». Весь этот процесс происходит за доли секунды, очень быстро. Чик! Чик! Чик! Чик! Весь этот механизм – очень быстрый и очень простой, и работает непрерывно.

Что касается дхармического искусства или абсолютного опыта, вместе с опытом мы начинаем видеть всё как есть, касаться всего как есть. Затем мы начинаем просто быть вместе с объектами восприятия, не принимая их и не отвергая. Мы просто стараемся так быть. Есть определённое качество неподвижности, подобное патовой ситуации, в которой комментарии и замечания становятся ненужными, а важным становится видение вещей в их реальности. Это напоминает лягушку, сидящую посреди большой лужи под дождём. Когда на неё попадает капля, лягушка просто моргает, но позы не меняет. Она не пытается прыгнуть в лужу или выпрыгнуть из неё. Это качество символизирует сидящий бык, так что лягушка здесь становится сидящим быком.

Дата добавления: 2017-01-14