Кое-что об индивидуальности и посредственности

Мы говорили о сотворчестве индивидуальностей. Не мешает уточнить и сказать хотя бы несколько слов и о том, что следует считать индивидуальностью в искусстве.

Индивидуальность в жизни — это дело известное: человек, имеющий свое собственное «я», свое собственное, не вбитое ему в голову со стороны мнение, имеющий свой собственный взгляд на вещи, свои собственные особые устои и, может быть, правила. Это не безличная посредственность,

которая вся во власти чужих мнений, внушений, традиций, у которой ничего нет своего, хотя она этого и не подозревает.

Индивидуальность в искусстве в сущности то же самое, только все эти качества проявляются именно в искусстве.

В жизни художник может быть во многом посредственным, даже безличным, но когда дело касается искусства, он неузнаваем: он тверд и решителен, каким в жизни мы его и не знали, он богат в своей творческой фантазии, он непоколебим в своих взглядах, он своеобразен, неожидан, талантлив и убедителен.

Однако бывает и наоборот. Человек, индивидуальный в жизни, частенько в искусстве представляет собой вполне определенную посредственность.

Печальный опыт показывает, что именно такие люди и разрушают больше всего театр, в котором они волею судеб оказались. Это понятно: в жизни они сильные, устойчивые, изобретательные, напористые, а на сцене — пустое место. Примириться с этим всякому чрезвычайно трудно, а уж индивидуальности, сильному человеку — никак невозможно.

И вот, вместо того, чтобы оглянуться на себя и понять, что здесь совсем не его место, и как можно скорее уйти, он находит виновников своего жалкого положения и пускает в ход все пружины житейской ловкости, интриги и часто изживает, вытесняет самое ценное, что было в этом театре, на чем театр и держался — сотоварища ли режиссера, или сотоварища актера, или даже самого руководителя и вдохновителя театра.

И делает это в полном убеждении своей собственной правоты.

Что вполне логично и верно: у него, у человека посредственного и недалекого в искусстве, роковым образом и неизбежно встали поперек дороги талантливые индивидуальности. Их надо убрать или самому уходить. Убрать для него легче.

Конечно, только индивидуальность и талант имеют полное и неотъемлемое право быть в искусстве. От индивидуальности идет ее собственный свет, его надо только раздуть, усилить, расширить и обезопасить от случайного ветра. Что бы вы ей (индивидуальности) ни подсказывали, если вы сумели это сделать тактично, она все преломит через свое творческое «я», и все заблестит у нее вполне своеобразным, самостоятельным и неожиданным для вас блеском.

Из безличного не индивидуального актера не исходит никакого света. У него нет своего «я». Он способен только исполнять то, что ему дает режиссер. Проделав все, что ему показано, он останавливается и ждет: «А что же делать дальше?»

Что бы вы с ним ни делали, как бы ни мучились, —лампочка внутри не загорится.

Но не презирайте все-таки его. Актеров теперь развелось, что песку морского, а индивидуальности среди них — единицы.

Если индивидуальность можно сравнить с лампой, испускающей свой собственный свет, то актера безличного сравним ну, хотя бы с таким «осветительным прибором»... не удивляйтесь, с самоваром. Эту полезную утварь можно так отполировать и начистить, что ежели его выставить на сильный свет, он так засияет, что глазам больно.

Конечно, свет этот не его, чужой, но что же делать, и на том спасибо. Глину как ни полируй, такого блеска все-таки не получишь. Значит, и этот свою цену имеет.

Спешу оговориться, что отсутствие активности, творческая безличность, не индивидуальность не всегда нечто абсолютно прочное, непоколебимое. При некоторой ловкости подхода индивидуальность частенько просыпается,

и актер из начищенного самовара превращается в беспокойный, сначала редко вспыхивающий, мерцающий, частенько гаснущий, испускающий немало дыма, гари и копоти, но все-таки фонарь.

А при умелом обращении свет его все крепнет, разгорается и, наконец, утверждается на много лет.

Бывают и другие случаи. Индивидуальное дарование, плохо приспособленное к обращению с людьми, попадает на грубого, властного, деспотичного и, в сущности, с точки зрения подлинного режиссерского искусства невежественного режиссера, и... фонарь дарования актера сначала

дымит, коптит и воняет, а затем беспросветно и безвозвратно гаснет...

Возможно ли его восстановление и возрождение?

Конечно. Только, вероятно, не здесь, не с этим режиссером.

Здесь же и стекла его будут скоро побиты, и лампа даст течь, и вообще, недолго ждать, и место ему будет только на свалке.

Дата добавления: 2017-01-14