Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Любовь против правил 3 страница




«Вы это видели? Фицхью только что отправил мяч за пределы поля. Это шесть очков!» — с энтузиазмом выкрикнул ярый болельщик Итона. «Нет, не за пределы; во всяком случае, он коснулся земли, так что всего четыре очка, — возразил ему преданный приверженец Харроу. — Фицхью уже набрал девятнадцать очков. Какой молодец!»

Наконец Милли с матерью добрались до своего ландо и приступили к ленчу.

— Теперь-то мы можем уйти? — спросила Милли миссис Грейвз, когда они поели.

— Конечно, нет! — ответила миссис Грейвз. — Когда игра прервется для чаепития, мы отправимся в павильон Итона и попросим твоего жениха представить тебе своих друзей.

Его сокурсники наверняка знают, как он на самом деле себя чувствует. Они скорее всего уже сочувствуют ему. Уместно ли миссис Грейвз проявлять свою безмерную радость, не обращая внимания на откровенное отвращение графа к неизбежной прогулке к алтарю? Милли прекрасно представляла себе, как нелепо будет выглядеть подобная церемония.

— Но нас не приглашали в павильон Итона. Мы попадем в неловкое положение.

Миссис Грейвз сжала затянутой в перчатку рукой ладонь Милли.

— Дорогая, ты не должна испытывать ни малейшей неловкости по поводу вашего брака. Никогда не забывай, что конкретно ты приносишь с собой в этот союз, и никогда не считай себя ниже только из-за того, что он молод и красив. Он заключил очень выгодную сделку. Ты понимаешь?

На самом деле следовало спросить: понимает ли он?

Он не понимал. И никогда не поймет.

Миссис Грейвз ласково коснулась щеки Милли.

— Я очень люблю твоего отца, но как бы мне хотелось, чтобы он не был столь безрассудно упрям в отношении твоего брака. Ты заслуживаешь мужа, который бы высоко ценил и берег тебя. Считаю, что мужчине, который получит твою руку, несказанно повезет. Но реальность такова, как она есть. Сегодня я привезла тебя сюда. Не прячься, любовь моя. И не отступай. Я знаю, тебе придется нелегко. Но будет только хуже, если ты возьмешь и запрешься в чулане. Держи голову высоко. Отстаивай свои права. Он не пригласил нас, хотя должен был это сделать. Значит, надо самой заявить о себе. Заставить его публично признать твое место в его жизни.

Она не могла. У нее не было сил кого-либо заставлять. Ей лишь хотелось исчезнуть.

— Да, мама, — сказала она.

— Прекрасно. — Миссис Грейвз похлопала Милли по плечу. — А теперь позволь мне немного вздремнуть. Затем мы во всем своем великолепии предстанем перед лордом Фицхью. И лучше бы ему остаться джентльменом и отнестись к нам с должным почтением.

Миссис Грейвз задремала. Милли не выпускала из рук носовой платок. Мальчик из соседней кареты громко комментировал ход игры, к счастью, не упоминая имен отдельных игроков.

Внезапно юнец замолчал на полуслове. Милли взглянула на него, подумав, не подавился ли он чем-то, что только что уплетал. Но мальчик замер, глядя вперед, челюсть его отвисла едва не до земли.

И не он один так реагировал. Остальные, сидевшие с ним в карете, — родители, сестра и брат — тоже замерли в немом изумлении. Вокруг них почти все находящиеся в экипажах побросали свои дела и уставились в том же направлении.

Милли повернулась кругом и увидела самую прекрасную женщину в этом Божьем мире. Сказочное создание, должно быть, возродившаяся Елена Троянская, или сама Афродита, спустившаяся с Олимпа, чтобы встретиться со своим Адонисом.

Она словно бы не шла, а скользила над землей. Ее кремовый кружевной зонтик прикрывал черты лица, поражающие своей безукоризненностью и в то же время тревожащие чем-то неясным, отделяющим прекрасное от просто красивого. Милли могла бы поклясться, что облака, защищавшие толпу зрителей от солнца последние полчаса, внезапно позволили одному сверкающему лучу упасть на эту женщину, чтобы высветить ее неземную красоту, потому что было бы невежливо оставить подобное очарование неосвещенным.

Невероятно, но она подошла к ландо Грейвзов.

— Мисс Грейвз, если не ошибаюсь? — спросила она с улыбкой.

Ее улыбка была настолько ошеломляющей, что Милли едва не упала в обморок. Ей стоило больших усилий обрести голос. И действительно ли она мисс Грейвз? Может быть, красавица спрашивает о ком-то другом?

— Ах... да?

— Я понимаю, что невежливо представляться самой, но, учитывая, что мы скоро станем родственниками, надеюсь, вы не станете слишком возражать?

Милли никак не могла взять в толк, о чем говорит с ней эта незнакомка. По правде говоря, она почти не слышала слов, ее внимание полностью сосредоточилось на движении ее губ. Но в одном она была твердо уверена: о чем бы ни попросила эта женщина, никто бы никогда не осмелился ей возразить.

— Нет, нет, конечно же, нет.

— Я миссис Таунсенд. А эта симпатичная юная леди — моя сестра, мисс Фицхью.

Пока миссис Таунсенд не представила свою спутницу, Милли даже не заметила, что с ней есть кто-то еще. Действительно, рядом стояла высокая, стройная рыжеволосая девушка, по-своему очень хорошенькая.

— Очень рада познакомиться с вами обеими, — сказала Милли, все еще потрясенная красотой миссис Таунсенд.

— Вы помолвлены с моим братом-близнецом, — сказала мисс Фицхью, заметившая, что Милли никак не сообразит, в чем дело.

— О, конечно.

У него есть сестры. Милли знала об этом. И теперь, оправляясь от потрясения, она даже вспомнила, что его сестры долгое время находились за границей. Мисс Фицхью в школе в Швейцарии, а несравненная, миссис Таунсенд в Гималаях, на охоте со своим мужем.

— Мы с мистером Таунсендом решили вернуться, как только узнали о кончине прежнего графа. Мы старались поспеть как можно быстрее, но только вчера пересекли пролив, — объяснила миссис Таунсенд, — прихватив в Женеве мисс Фицхью.

Сначала Милли подумала, что миссис Таунсенд не имеет возраста, как богиня. Но она действительно была очень молода, ей едва исполнилось двадцать.

— И я очень рада, что мы поспешили, — продолжала миссис Таунсенд. — И только когда мы высадились на английский берег, нам стало известно, что дата свадьбы уже назначена.

Мистер Грейвз, не желая потерять еще одного потенциального зятя из-за превратностей судьбы, потребовал, чтобы венчание состоялось, как только финансовое соглашение будет подписано. Но лорд Фицхью наотрез отказался. Он не может жениться, пока не закончит школу. Поэтому свадебная церемония была назначена на следующий день после окончания летнего семестра, до нее оставалось чуть больше двух недель.

— Наш брат прекрасный молодой человек — самый лучший из всех, — продолжала миссис Таунсенд. — Но он мужчина и поэтому ничего не знал о том, что необходимо делать в случае помолвки и свадьбы. Кроме того, он не мог руководить всем из Итона. Но теперь, когда я вернулась, мы быстро все уладим. Начнем с приема в саду, чтобы представить вас нашим друзьям, затем званый обед, чтобы отпраздновать помолвку, и, конечно, когда вы вернетесь после медового месяца, бал в вашу честь — то есть бал в деревне, потому что Лондон к тому времени опустеет.

Милли была крайне разочарована. Все оказалось совсем не так, как она предполагала. В ее сердце еще сохранялась тень надежды, вера в то, что прохладное отношение лорда Фицхью объясняется недовольством его родных тем, в какого рода брак он вынужден вступить, чтобы спасти их фамильное достояние.

Теперь, когда его сестры оказались добрыми и готовыми оказать поддержку, а миссис Таунсенд предложила использовать все свое влияние, чтобы помочь Милли войти в высшее общество, ей не на что было надеяться.

Этот брак уничтожит ее.

Она не могла бежать. Ей некуда было спрятаться. И свадьба должна была состояться через две недели.

Когда ее осенила спасительная идея, Милли только удивилась, как она не додумалась до этого раньше.

Или, возможно, додумалась за все те дни и ночи, прошедшие с тех пор, как стало ясно, что ей суждено стать женой лорда Фицхью. Пытаясь не зацикливаться на самом худшем, наверное, она планировала именно это.

Миссис Грейвз проснулась вскоре после того, как миссис Таунсенд объявила о своих планах относительно приема в саду, званого обеда и бала. Участия Милли больше не требовалось, и она могла свободно уточнять и улучшать свой план, притворяясь, будто прислушивается к обсуждению.

Потом подошло время вечернего чая и прогулки в павильон игроков Итона. Представление друзьям лорда Фицхью прошло для нее как в тумане. Милли была безмерно благодарна миссис Таунсенд, в чьем присутствии молодые люди с трудом могли произносить связные фразы. Не говоря уже о том, чтобы помнить, что лорд Фицхью не горит желанием жениться на этой серой мышке, которой их представляют.

Затем она попросила лорда Фицхью отойти на пару слов. Благодаря магнетическому влиянию миссис Таунсенд лорду Фицхью не оставалось ничего, кроме как отвести Милли на несколько шагов в сторону от возбужденных игроков в крикет, пытающихся произвести впечатление на его красавицу сестру. Шум окружающей павильон толпы обеспечивал Милли и ее жениху уединение, в котором они нуждались.

Он показался ей худощавее, чем она помнила, более настороженным, но голос его звучал спокойно:

— Чем я могу вам помочь, мисс Грейвз?

Неужели он всегда будет так говорить с ней, с этой педантичной отстраненной вежливостью?

— Я много думала о том, что вы сказали в тот день. Вы заставили меня лишний раз осознать, что меня принуждают к браку. У меня никогда не было другого выбора, я всегда знала, что единственный способ оправдать мое существование на этой земле — это стать средством, объединяющим имя Грейвзов с древним аристократическим семейством. Это нелепая цель. Но таковы уж обстоятельства нашей жизни, что мы должны забыть о себе и продолжать делать то, что от нас хотят, иначе нам обоим будет гораздо хуже. С вашим предшественником вопросов не было. Я должна была как можно скорее произвести на свет наследника. Но... могу ли я предположить, что вы не торопитесь стать отцом? — Он посмотрел налево. Милли не стала прослеживать его взгляд, но она не сомневалась, что если бы сделала это, то увидела бы юную леди, которую он любил.

— Наверное, вы правы, — сказал он. — У меня нет желания посещать детскую в ближайшее время.

— Я того же мнения. Я не хочу становиться матерью ни сейчас, ни через несколько лет.

— Так что вы предлагаете? Договор о неразмножении? — Мрачный юмор промелькнул в его голосе, но не в глазах.

— Что-нибудь чуть более исчерпывающее. Договор о свободе.

Он вскинул голову. Разговор, похоже, впервые его заинтересовал.

— Что вы имеете в виду?

— Мы произнесем свои обеты, а затем, пока не встанет вопрос о наследниках, будем жить свободно будто никогда и не стояли у алтаря. Заметьте, я ни словом не обмолвилась о вашем титуле. Здесь я не смогу вам помочь. Пока не найдете генерала, готового терпеть лорда в своих рядах, вам не сделать карьеру в армии. Но во всем остальном можете поступать, как вам угодно: путешествовать, проводить время с друзьями, ухаживать за всеми женщинами, которые вам нравятся. Поступайте в университет, если хотите. Вас не станет допрашивать ворчливая жена, когда вы будете возвращаться домой. Никакой ответственности, никаких последствий.

— А вы? Что вы станете делать?

— То же самое, за исключением очевидных различий, конечно. Есть вещи, которые добропорядочная девушка не должна себе позволять, и я собираюсь придерживаться тех же правил. Скажем так, я буду счастлива вести хозяйство в собственном доме, и мне не надо будет беспокоиться о том, как поладить со своим мужем — по меньшей мере в течение нескольких лет.

Он молчал. В лучах послеполуденного солнца его спортивная форма сверкала белизной, он был удивительно хорош собой.

— Ну, что вы об этом думаете?

— Звучит соблазнительно. Но в чем подвох?

— Никаких подвохов.

— Все хорошее рано или поздно кончается. — По его тону было заметно, что он не совсем ей поверил. — Когда же закончится срок этого договора?

Она не подумала об определенном временном пределе, только решила, что срок будет долгим.

— Как насчет шести лет?

Шесть лет — это, пожалуй, слишком. Но даже если он урежет срок наполовину, ей все равно хватит времени, чтобы вновь обрести веру в себя и чувство собственного достоинства.

— Восемь, — сказал ее жених.

«Он никогда не прикоснется к тебе, если у него будет выбор».

Ей пора бы стать нечувствительной к унижениям, сопутствующим этому браку. Но ее сердце сжалось от боли. Она расправила плечи и протянула ему руку, чтобы обменяться рукопожатием.

— Значит, договорились?

Он взглянул вниз на ее протянутую руку. На мгновение его невозмутимость дрогнула. Его лицо исказилось от возмущения — но только на миг. Дело было сделано. Брачный контракт подписан. У него не было выбора. Его желания не принимались в расчет.

Когда он снова встретился с ней взглядом, глаза его ничего не выражали.

— Договорились, — сказал он, пожав ей руку. Голос его был столь же бесцветным. — Благодарю вас. Ваша любезность превосходит все ожидания.

Внутри у нее все дрожало.

— Не надо благодарить меня. Я делаю это ради себя.

Более правдивых слов она никогда не произносила.

 

Глава 4

 

1896 год

Из-за затора на улице Милли с Хеленой так задержались, возвращаясь с чаепития в доме леди Маргарет Дирборн, что им едва хватило времени, чтобы переодеться, перед тем как отправиться на званый обед.

Фиц уже ожидал их внизу, когда они спускались по лестнице.

— Вы обе выглядите восхитительно.

Хелена не заметила никаких видимых изменений в облике своего брата-близнеца, который, должно быть, уже поговорил со своей Изабелл в первый раз за восемь лет. Но взгляд его задержался на жене дольше, чем обычно.

— Благодарю вас, сэр, — сказала Милли. — Мы должны поторопиться, не то непременно опоздаем.

Ее тон был тоном обычной жены, состоящей в обычном браке, в обычный день. Странно, что Фиц, как видно, никогда не замечал, насколько это необычно. Такие неизменно учтивые, но ничего не говорящие сердцу ответы звучали неестественно — по крайней мере для Хелены.

Разговор в экипаже по пути к дому Куинзберри тоже протекал обычно, перескакивая с одного на другое. В обществе все еще обсуждают побег их сестры Венеции с герцогом Лексингтоном. Консервированные продукты расходятся все в больших количествах. Хелена достигла соглашения с мисс Эванджелиной Саут, чьи прелестные книжки с картинками она давно хотела издать.

И только когда они свернули на улицу, ведущую к особняку Куинзберри, Милли спросила, словно ей пришла в голову запоздалая мысль:

— А как поживает миссис Энглвуд?

— Кажется, хорошо. Рада, что вернулась назад, — ответил Фиц. Затем, после короткой задержки, добавил: — Она представила меня своим детям.

Наконец-то Хелена заметила, как у него прервался голос. У нее сжалось сердце. Она помнила его безысходное отчаяние, когда он сообщил новость о своей неизбежной женитьбе. Она помнила слезы, струившиеся по щекам Венеции — и по своим собственным тоже. Она помнила, как трудно было не расплакаться на людях, когда она в следующий раз столкнулась с Изабелл.

— Должно быть, у нее красивые дети, — прошептала Милли.

Фиц посмотрел в окно.

— Да, очень. Исключительно красивые.

Милли точно рассчитала время для вопроса. В этот самый момент экипаж остановился перед резиденцией Куинзберри, и больше ни слова не было сказано об Изабелл Пелем Энглвуд или ее детях, когда они вошли в дом и приветствовали собравшихся друзей и знакомых.

К великому неудовольствию Хелены, виконт Гастингс тоже был здесь. Гастингс был близким другом Фица, и именно он сообщил ее родным об их романе — после того как обманом выманил у нее поцелуй под предлогом, что будет хранить ее секрет. Его бесстыдное объяснение состояло в том, что он обещал всего лишь скрыть личность ее любовника, а не молчать о самом романе.

К счастью, его не усадили рядом с ней за обедом — она не была уверена, что не ткнет его вилкой в глаз, если проведет рядом с ним более четверти часа кряду. Но после обеда, когда джентльмены вновь присоединились к дамам в гостиной, он, не долго думая, приблизился к ней.

Хелена сидела на кушетке вместе с Милли и миссис Куинзберри, которая сердечно приветствовала Гастингса, а затем, словно по тайному сговору, они с Милли поднялись и отошли в сторону, смешавшись с другими гостями в комнате.

Гастингс уселся на кушетку и положил руку вдоль спинки так, чтобы ясно дать всем понять, что он не хочет, чтобы к ним присоединился кто-нибудь еще.

— Вы выглядите расстроенной, мисс Фицхью. — Он понизил голос. — Ваша постель пустует последнее время?

Он прекрасно знал, что за ней следят более пристально, чем за ценами на фондовой бирже. Хелена не могла протащить хомячка к себе в постель, не говоря уже о мужчине.

— Вы неважно выглядите, Гастингс, слишком бледны, — сказала она. — Снова утратили способность доставлять английским красоткам удовольствие, к их великому разочарованию?

— Ах, вижу, вам знакомо это чувство разочарования, — усмехнулся он. — Я ожидал этого от Эндрю Мартина.

— Как ожидаете этого от себя, без сомнения, — язвительно сказала она.

Он демонстративно вздохнул.

— Мисс Фицхью, вы постоянно стараетесь меня очернить, а ведь я всегда только воспеваю вам хвалу.

— Ну что ж, мы все делаем то, что должны, — заметила она с ядовитой улыбкой.

Он не ответил — словами по крайней мере.

Большую часть времени она отвергала его без всяких колебаний. Но стоило ему бросить взгляд на нее с этой легкой усмешкой на губах и сотней грязных мыслей в голове, и она обнаруживала, что сердце ее начинает учащенно биться.

Он занимался греблей, когда учился в Итоне, а затем в Оксфорде, и все еще отличался мощным телосложением спортсмена. В ту ночь, когда он повздорил с ней по поводу ее романа, когда Хелена позволила ему прижать ее к стене и поцеловать, она очень отчетливо ощутила его силу и мускулистость.

— Я подыскиваю издателя, — неожиданно заявил он.

Ей пришлось сделать усилие, чтобы вырваться из плена воспоминаний об их полночном поцелуе.

— Я и не знала, что вы умеете писать.

Он укоризненно поцокал языком.

— Моя дорогая мисс Фицхью, если бы Байрон сегодня вернулся к жизни, он бы захромал на обе ноги от зависти к моему блистательному таланту.

Ужасная мысль промелькнула у нее в голове.

— Только не говорите мне, что вы сочиняете стихи.

— Боже милостивый, нет. Я романист.

Хелена вздохнула с облегчением.

— Я не издаю беллетристику.

Его это не обескуражило.

— Тогда рассматривайте мой труд как мемуары.

— Не вижу, что вы сделали в своей жизни такого, что заслуживает быть увековеченным в печати.

— Разве я не упоминал, что это эротический роман — или любовные мемуары, там видно будет?

— И вы полагаете, что это подходящий материал для моего издательства?

— Почему нет? Вам нужны книги, которые пользуются спросом, чтобы субсидировать нудные произведения мистера Мартина.

— Это не означает, что я готова ставить название моей фирмы на порнографии.

Он откинулся назад с выражением притворного ужаса на лице.

— Моя дорогая мисс Фицхью, все, что возбуждает вас, вовсе не порнография. Зачем такие громкие слова?

Жаркое чувство захлестнуло ее. Ярость? Да... но, наверное, не только.

Она подалась к нему, стараясь наклониться достаточно низко, чтобы продемонстрировать прелести, скрывающиеся за глубоким декольте, и прошептала:

— Вы ошибаетесь, Гастингс. Меня возбуждает именно порнография.

Его глаза широко раскрылись от изумления, а она стремительно поднялась, взметнув пышные юбки платья, и ушла, оставив виконта одного.

 

— Могу я попросить вас уделить мне минутку? — спросил Фиц.

Хелена удалилась в свою комнату сразу же, как только они вернулись домой. Жена Фица, переговорив с экономкой, тоже направлялась к лестнице.

Она повернулась кругом.

— Конечно, милорд.

Ему нравился ее слегка игривый тон. Когда они только поженились, он считал ее пресной, как вода из-под крана, в то время как Изабелл казалась более опьяняющей, чем чистое виски. Но с тех пор он осознал, что у его жены острый живой ум, тонкое чувство юмора и иронический взгляд на мир.

— Полагаете, Гастингс когда-нибудь поймет, — спросила она, поднимаясь по ступенькам, — что циничное подшучивание — не самый лучший способ ухаживания за нашей Хеленой?

Жемчужины и бриллианты сверкали в ее волосах. Его графиня была далеко не прочь придать себе немного очарования по вечерам.

— Наверное, это приходит ему в голову постоянно, но он слишком самонадеян, чтобы изменить подход.

Милли управляла хозяйством из своей гостиной, расположенной этажом выше. Но когда они с мужем принимали посетителей по делам бизнеса или хотели что-либо обсудить, то всегда пользовались его кабинетом.

Она села на свое обычное место — в кресло по другую сторону письменного стола — и открыла веер, изящную вещицу из черных кружев на планках из панциря черепахи. Ее вкус в выборе украшений иногда удивлял его — этот веер был более чем соблазнителен. Но вряд ли можно было винить ее за то, что она оживляет свой обычно строгий гардероб одним или двумя неожиданными аксессуарами.

Она пробежалась пальцем в перчатке по черепаховым планкам.

— Вы хотели поговорить со мной о миссис Энглвуд?

Конечно, она догадалась.

— Да.

Неужели веер в ее руках задрожал? Фиц не мог бы с уверенностью утверждать это, потому что она резко закрыла его и положила на колени.

— Значит, вы собираетесь восстановить прежние отношения?

Должно быть, она видит его насквозь.

— Нам бы этого хотелось.

Она повернула к нему лицо и слабо улыбнулась:

— Я рада за вас. Как ужасно, что вы двое вынуждены были так долго находиться в разлуке.

— Насчет нашего договора... — начал он.

— Об этом не беспокойтесь. Меньше всего мне бы хотелось встать между вами и миссис Энглвуд.

— Вы не совсем верно меня поняли. Я не завожу роман с миссис Энглвуд — не просто роман, во всяком случае. Это будут чисто дружеские отношения, которые позволят нам общаться.

— Я все поняла правильно, — спокойно возразила Милли. — Иного я от вас и не ожидала. И желаю вам обоим всего наилучшего.

Что-то в ее сочувственном согласии возбудило в нем жгучее желание обнять ее. Она редко выглядела такой одинокой, как сейчас.

— Прежде чем вступить в отношения с миссис Энглвуд, я намерен сначала выполнить условия нашего договора.

Веер выскользнул из ее пальцев и с глухим стуком свалился на пол.

— Что вы имеете в виду?

Он поднял веер и протянул ей.

— Было бы нарушением долга с моей стороны поступить иначе. И кроме того, это было бы несправедливо по отношению к вам и вашей семье — принять это огромное состояние и даже не попытаться подарить вам сына, который унаследовал бы титул.

Ее обычная сообразительность, похоже, покинула ее.

— Вы хотите подарить мне сына... — глухо повторила она.

— Это будет справедливо.

— Но мы не знаем, сколько времени у меня уйдет, чтобы произвести на свет наследника. Может быть, вам придется ждать неопределенно долгое время. — Милли вскочила на ноги. Ее голос поднялся на две октавы. — Что, если я бесплодна? Что, если я из тех женщин, у которых родятся только девочки? Что, если...

Она осеклась на полуслове, осознав, что реагирует на происходящее в совершенно несвойственной ей манере. Фиц остолбенел. Он не видел, чтобы она проявляла столь бурные эмоции со времени их медового месяца — да и тогда это случилось с ней только потому, что ему угрожала опасность лишиться и здоровья, и рассудка.

Милли судорожно сглотнула.

— Я смотрю на это дело иначе, чем вы. — Голос ее опять звучал ровно, Милли снова обрела контроль над собой. — Я прекрасно понимаю, что ваша договоренность предполагает длительные отношения, и приветствую это. И полагаю, что после стольких лет разлуки вам больше не следует терять время.

Внезапно Фиц осознал ошеломляющую истину: она не хочет, чтобы он ее касался. Даже несмотря на теплую дружбу и привязанность, связавшие их за годы брака, мысль о том, чтобы переспать с ним, все так же расстраивает ее, как и в самом начале, когда она предложила заключить столь удивительный договор.

— Это будет недолго, — сказал он. — Шесть месяцев. И не важно, забеременеете вы или нет. И не имеет значения, мальчик это будет или девочка. Шесть месяцев, а в остальном — как Бог даст.

— Шесть месяцев, — еле слышно повторила она, словно он предложил ей провести шестьдесят лет где-нибудь в Сибири.

Фиц мог по памяти процитировать ее расписание на любой день вплоть до минуты. Однако ее сердце было как огороженный стеной сад, невидимый для того, кому туда вход запрещен.

— Я знаю истинную причину, почему вы не хотите, чтобы наш договор подошел к завершению, — услышал он собственные слова. — Вы собирались продлить его несколько месяцев назад, до того как мы узнали о планах миссис Энглвуд возвратиться в Англию.

Она посмотрела на него так, словно боялась того, что он сейчас скажет.

— Вы не упоминали о нем, но я не забыл. У вас был кто-то, кого вам пришлось бросить, чтобы выйти замуж за меня.

— Ах вот что? — Она коротко деланно рассмеялась.

Он подступил к ней ближе. Она никогда не пользовалась духами, но ее мыло пахло лавандой из их поместья, с легкой примесью чего-то неуловимо нежного. Так что в комбинации с теплом ее тела простой запах лаванды становился утонченным. Волнующим. Даже возбуждающим.

Он положил руку ей на плечо. Она вздрогнула — почти неощутимо — при его прикосновении. Он надеялся, что от неожиданности, а не от неприязни.

— Милли — думаю, я могу называть вас именно так?

Она молча кивнула.

— Мы друзья, Милли. Более того, добрые друзья. Мы все с нами случившееся пережили вместе. И когда все точки, видимо, расставлены, я не хочу быть единственным, кто добился исполнения своей давней мечты. Вы можете делать то же самое — с моими наилучшими пожеланиями.

— Не знаю даже, что и сказать. — Она отвела взгляд.

— Тогда скажите «да».

— Надеюсь, вы не потребуете, чтобы мы начали исполнять наш план сегодня, не правда ли?

Его пульс участился. Конечно, нет, но даже от одной мысли об этом его охватил жар.

Затем он понял, почему она сочла его способным на такое внезапное бестактное требование. Его пальцы не оставались на одном месте, а блуждали по ее шее, исследуя нежное место под ухом.

Движение, которое можно было назвать лаской.

Он поспешно отдернул руку.

— Нет, разумеется.

— Когда же в таком случае? — Ее голос был едва слышен.

Он посмотрел туда, где побывала его ладонь, — на ее гладкое обнаженное плечо, стройную шею, изящное ухо.

— Через неделю.

Она промолчала.

— Послушайте меня, все будет хорошо. И кто знает? Вы можете сразу же забеременеть.

Она отвернулась от него, но даже под таким углом Фиц, годами изучавший еле уловимые изменения в выражении ее лица, легко заметил, что ей стоило больших усилий не поморщиться.

Он колебался, можно ли снова прикоснуться к ней так скоро, но было просто немыслимо ее не утешить.

— Все будет хорошо, — сказал он, слегка обняв ее. — Я обещаю.

Все будет хорошо для него, но не для нее.

Неужели он не может осознать, о чем ее просит? Стать его любовницей, зная, что в назначенный срок ее оставят? Знать, что даже ложась с ней в постель, он будет мечтать о благословенном будущем с миссис Энглвуд?

«Скажи ему. Это будет только твоя вина, если не скажешь».

Он поцеловал ее в голову.

«Стой. Не прикасайся ко мне».

Но она любила эти редкие мгновения физического контакта. Когда он поднял ее на руки и закружил. Когда протанцевал с ней четыре вальса подряд. Когда обвил ее плечи рукой на аэростате. И конечно, той ночью в Италии. Это были воспоминания, которые она все снова и снова вызывала в памяти, смакуя, как изысканное лакомство, шлифуя до блеска каждую мельчайшую деталь, наслаждаясь каждым давно испытанным ощущением в полной мере.

Даже сейчас ее тело жаждало прижаться к нему. Ей хотелось уткнуться носом в его кожу и жадно вдохнуть — от него пахло всегда так, словно он только что прогулялся по солнечному лугу. Ей хотелось провести ладонью по его подбородку, чтобы ощутить пробивающуюся щетину. Проникнуть ладонями к нему под рубашку и изучить каждый дюйм его мускулистой груди с тем же пылом, с которым когда-то она овладевала «Трансцендентными этюдами».

«У меня больше никого нет. Я люблю тебя. Я всегда любила только тебя. Умоляю, не заставляй меня это делать».

Он поцеловал ее в ушко сжатыми губами, легкое целомудренное прикосновение. Но ее все равно опалило желание. Она была сожжена дотла. Разбита на мелкие осколки.

— Скоро все это кончится, — прошептал он. — Кончится прежде, чем ты успеешь понять.

И до конца жизни она останется только туманным воспоминанием в его с миссис Энглвуд лучезарном счастье.

«Я не могу. Не могу. Оставь меня в покое».

— Я буду самым внимательным и деликатным любовником. Обещаю.

Слабые рыдания вырвались из ее горла, несмотря на все ее отчаянные усилия сдержаться.

Он крепче прижал ее к себе. Она едва могла дышать. Ей хотелось, чтобы он никогда ее не отпускал.

— Хорошо, — сказала она. — Шесть месяцев начнем через неделю.

— Благодарю вас, — прошептал он.




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-07-13; Просмотров: 167; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.011 сек.