От ценностей Просвещения 3 страница

В этих условиях роль биоэтиков еще в большей степени возрастает. Для того чтобы быть «проповедниками», им недостаточно следовать за практикой, необходима работа на опережение, и здесь важна не только концентрация на отдельных «кейсах», процедурных вопросах, высоких стандартах прозрачности и подотчетности в корпоративном секторе, но и разработка нормативных и мета­этических составляющих — разработка для партикулярных культур ценностных ориентиров, нормативных принципов, кодексов этики, технологий этической экспертизы. Становясь неотъемлемой частью «хорошей» прикладной науки, науки-практики, биоэтика в своей сердцевине сохраняет и непрерывно воссоздает в виде нормативно ценностных принципов утерянные когда-то научным обществом приоритеты. В отличие от прежних молчаливо-подразумеваемых и редко артикулируемых самими учеными идеалов научной деятель­ности, она нацелена на четкую артикуляцию, «прогова­ривание» и публичное обсуждение предлагаемых ею этических стандартов, и, в конечном счете, на их легитимацию.

Не удивительно, что в связи с такой своей миссией, «этика жизни» приобретает черты, сходные с прикладной наукой: утили­тарный и технологический характер; установку на оптимизацию; стремление к эффективности и стандартизации; прагматичность.

В нашем понимании утилитаризм и технологичность в этике проявляются в следующем: стремлении соизмерять задачи с имею­щимися средствами; постепенности перемен; сознательном плани­ро­вании и последовательности в выполнении имеющихся задач; ритмизации и структурализации духовно-практической деятельности; признании неизбежности «частичных» решений и компромиссов; многоуровневой защите живого.

Подобно технологии, этика начинает ориентироваться на оптимизацию решений, операционализацию целей, ценностей, прин­ци­пов, норм и правил. Разрабатываются эмпирически измеряемые параметры и критерии этических ценностей, которые перестают быть научными или моральными критериями в чистом виде и получают свое обоснование в науке о рисках, формирующейся на стыке техногенной действительности и ее нравственного осмысления. Примером таких критериев могут служить критерии: оценки степени «автономности» пациента; антропогенной нагрузки на окружающую среду; «выгорания» профессионалов; компетентности подростков-субъектов исследования; отношения к содержанию сельскохозяйст­венных животных и т.д. Во всех перечисленных случаях разрабаты­ваются специальные методики (опросники, анкеты, шкалы), направ­ленные на количественную оценку изучаемых параметров.

Оптимизация выражается в том, что ни одна ценность и ни один этический принцип в биоэтике не приносится в жертву: они удерживаются в критической области значений и активизируются для решения той или иной практической задачи (поиск наилучшего варианта из множества возможных). Оптимизация здесь означает подвижность конфигурации, системы, структуры принципов, их «трансформные» (от слова «трансформер») возможности. Вместе с тем, она не отменяет шкалы ценностей, но даже высшая ценность в конкретной ситуации может стать предметом для обсуждения и выбора.

Особенностью и спецификой биоэтики как кентаврового знания выступает то, что выбор cреди существующего многообразия принципов и ценностей осуществляется ad hoc и prima facie, в зависимости от ситуации, как результат гипотетического мысленного эксперимента, взвешивания и оценки наиболее эффективных способов разрешения ситуативной задачи. Как правило, на роль управляющего принципа, подчиняющего себе все другие, выбирается тот, что «хорошо работает», обеспечивая воплощение биоэтических идеалов в практику в каждой отдельной ситуации наиболее «безболезненным» и эффективным способом.

Существует достаточно настороженное отношение к введению в лексикон такого понятия как «этический стандарт», к тенденции расширения этого понятия на практику кодифицированных профес­сиональных этик[175]. Термин этический стандарт, по мнению В.И. Бакштановского и Ю.В. Согомонова, не «артикулирует», не выражает духовной глубины, творческих, рефлексивных аспектов человеческой деятель­ности, практически исключая ситуации выбора, поэтому приоритет следует отдавать «старой доброй моральной норме». Поведение, основанные на норме, предполагает развитую способность субъекта понимать смысл моральных предписаний и конкретизировать возможные санкции.

Мы не можем в полной мере согласиться с такой точкой зрения на вопрос об этическом стандарте. По-видимому, авторы восприни­мают стандарт как буквальную рекомендацию, инструкцию, отступ­ление от которой не может даже обсуждаться и поэтому у морального агента как бы «нет выбора». Что авторы имеют в виду, когда говорят о «старой доброй моральной норме», также необходимо уточнить. Если речь идет о добродетелях, которые следует культивировать субъекту, то без актуального проявления «этих добродетелей в тех или иных поступках», той или иной профессиональной деятельности, их достаточно трудно нормировать, а, следовательно, и оценивать. Если же это нормы традиционной «общественной морали» или христи­анской религии, то для того, чтобы они «начали работать» в той или иной профессиональной или практической этике, требуется также их преобразование, во многом определяемое целями унификации и стандартизации.

В наши дни само понятие стандарта становится полисеманти­ческим, включающим в себя не только технические и техноло­гические, но и этические, правовые и юридические требования и нормы. Стандарты конкретных областей практической деятельности человека начинают смыкаться с этическими, правовыми, юриди­ческими стандартами и выступать как «этико-правовые стандарты и нормы», выгодно отличаясь от моральных норм. В отличие от послед­них, подразумевающих развитое моральное самосознание субъекта, они могут оцениваться в соответствии с определенными критериями, регулироваться «извне» самим обществом в лице его разнообразных институтов.

Стандартизация является неотъемлемой частью прагматического подхода, характерного для сегодняшней этики. Моральный прагма­тизм готов считаться со всем, что имеет практическое следствие, с тем, что лучше работает. Он отражает неувядающие формулы жизненного оптимизма: «хочешь изменить мир — начинай активно меняться сам», «твори благо! и станешь добродетельным», «хочешь быть спра­ведливым — поступай справедливо». Вильям Джеймс считал, что свобода воли в прагматическом смысле означает надежду на обнов­ление мира, право ожидать, что будущее не будет одинаково повторять прошлое, не будет таким же неудачным.

Сегодняшняя этика основана не на долге как «принуждении» и «воздержании от вреда», но на ответственности и заботе о других живых существах, даже о вещах. Такая забота требует не только минимизации вреда, но деятельной активной позиции и определенных прагматических навыков «взвешивания» поступков с точки зрения баланса польза/вред, умения добиваться минимизации вреда и максимизации пользы. Как подтверждение этому, в дополнение к принципу «не навреди», в медицине актуализируется принцип «делай благо» (и ряд других принципов), а ее традиционная цель борьбы с болезнями трансформируется во множественные цели превентивных и здравосозидающих практик, предполагающих активную позицию, индивидуальные умения и навыки заботы о своем здоровье.

Нормативные этические принципы включаются в широкое поле регулятивности благодаря тому, что они получают не только функцию предписания, но и функцию оценки и соответствующих санкций по поводу того или иного поведения.

Большое значение в процессе прагматизации и инструмента­лизации этики приобретает этический структурализм и функци­онализм. Этика становится все более «управленческой» и «деловой», структурированной и функциональной. Наблюдается процесс ее инфракструктуризации и институализации в виде: разработки профес­сиональных этических кодексов; учреждения специализиро­ванных научных и научно-популярных журналов; открытия соответствующих научно-исследовательских центров; создания этических комитетов и комиссий, «горячих телефонных линий» и информационных служб по вопросам защиты прав потребителей, пациентов.

В отличие от деловой и профессиональной этики, этики управ­ления, цели и задачи биоэтики лишь частично инкорпорированы в тот или иной практический пласт действительности или производ­ственной практики, ибо она, на наш взгляд, имеет универсальный характер.

Одним из первых философов, акцентировавших внимание на процессе универсализации этических принципов, стал Г. Йонас, положивший принцип ответственности за выживание человечества в основу аксиологии и метафизики новой этики, в которой нуждается человечество[176]. Она показал, что принцип ответственности человека за свой вид и за природу в целом имеет фундаментальное значение и может подчинять себе все остальные, например, принцип уважения автономии личности.

Биоэтика структурирована своими инвариантами [177], которые могут приобретать вид принципов, прав, ценностей. Инвариант сохраняет свою онтологическую структуру, несмотря на преобразо­вания, связанные с его переменными. Благодаря инвариантам между этическими принципами, правами и ценностями поддерживается функциональная связь. Этические принципы могут выполнять роль прав, в свою очередь, и те и другие могут трактоваться как ценности или даже добродетели.

С точки зрения сторонников биоэтики как универсальной этики, принцип уважения автономии личности может трактоваться как ценность свободы личности, принцип справедливости — как ценность равенства всех людей, принцип уязвимости — как ценность уникальности и разнообразия природного мира.

Этические принципы могут непосредственно стать частью законов или опосредованно найти отражение в виде определенных «созвучных» им нормах и положениях. Например, принцип уважения автономии личности законодательно воплощается в виде требования «информированного согласия» пациентов, субъектов исследования. Принципы уважения достоинства, уязвимости, целостности и невмешательства в частную жизнь личности находят свое выражение в статьях о «репродуктивных правах» человека, его праве распоряжаться своим телом (и его частями) как при жизни, так и после смерти. Эволюция принципа целостности, представлений о человеческом теле как неотъемлемой части личности, способствовала формированию специальной области юридической защиты: законов об анонимности донорства органов, закона о запрете на репродуктивное клонирование человека и коммерциализацию его тела, фрагментов генома и пр.

Таким образом, с одной стороны, этические принципы могут трансформироваться в права человека или других живых существ и применяться в конкретных юридических нормах. С другой стороны, права человека сами имеют характер не только деонтологических, но и этических принципов и норм[178]. Например, когда в международных актах формулируется право каждого человеческого существа «не подвергаться пытке», это также означает, что «никто не должен пытать», совершать насилие над человеческой природой. Право человека «на защиту собственного здоровья» означает, что никто не должен «подвергать природную среду загрязнению выше предусмотренных стандартами норм» (например, химических или радиационных). Правовая регуляция, основанная на биоэтических принципах, сегодня выступает в качестве «четвертой генерации» человеческих прав наряду с политическими, экономическими и социальными правами[179].

Даже добродетели становятся производными от принципов и правил, они начинают рассматриваться как особые предрасположения, характерологические особенности, скорее внешние по отношению к благу жизни, призванные лишь облегчить повиновение правилам морали. Традиционная этика добродетелей, позвляющая человеку достигать внутренних по отношению к практике благ, уступает место принципизму. Добродетель справедливости становится предраспо­ложе­­нием повиновения правилу справедливости, добродетель чести и достоинства — предрасположением «правильного понимания» и следо­вания принципу «уважения» чести и достоинства личности и т.д.[180]. Так, Дж. Роулз, определяет современную точку зрения на добродетель не столько как черту характера, сколько как моральный принцип: «Добродетель — это чувства, т.е. семейство предрас­положений и склонностей, регулируемых желанием высших порядков, в данном случае действовать в соотвествии с моральными прин­ципами»[181].

Принципы, права и добродетели оказываются открытыми для интерпретации и сосуществования с различными традициями. Так, с позиции либерального индивидуализма и феминизма, концепт «автономия» трактуется как право женщины распоряжаться собственной жизнью: самостоятельно решать вопрос о прерывании или сохранении нежелательной беременности в случае обнаружения серьезных нарушений развития у плода. С точки зрения православного христианства, «автономия» — это право ребенка быть рожденным, несмотря на обнаруженные нарушения, так как зарождение человеческого существа является даром Божьим и посягательство на жизнь будущей человеческой личности — это нарушение его предопределения.

Степень целенаправленной структурализации и институциона­лизации этики будет и далее возрастать по мере осознания того, что в глобальной рыночной системе любая структура достигает успеха только в том случае, если ее функции наилучшим образом удовле­творяют потребностям международного сообщества.

***

Биоэтика представляет собой изменчивую, в смысле наличия возможных механизмов и разнообразных принципов, и, одновременно, устойчивую в плане определенных универсальных составляющих-инвариантов, структуру. Изменчивость проявляется в многообразии ее моделей, плюрализме ее форм и методов, наличии множества нормативных принципов и прав. Что же касается «краеугольных камней», собственно ценностей биоэтики как универсальной этики, то сегодня они, во многом определяются либерально-демократическими идеалами Просвещения, которые в нынешней ситуации подвергаются пере­смотру. Регуманизация либеральных ценностей позволяет переставить акценты с вопроса о том, каким должен быть человек, к той первой, неизменно уже лежащей в его основе актуальной заповеди, что он должен быть, и, разумеется, быть как нравственная личность[182].

Соглашаясь с тем, что рациональная мысль может быть всего лишь марионеткой молчаливо принимаемых нами политических и социальных идеологий, следует признать, что функция науки в «этике жизни» остается достаточно важной. Это делает практически невозможным ее обоснование при помощи религиозной веры. В то же время вопрос о том, можно ли удовлетворительным образом соединять ценности универсальной глобальной биоэтики с партикулярными традициями разнообразных профессиональных этосов, религиозными традициями той или иной страны, той или иной социальной группы не вызывает сомнения. В этом случае партикулярное начинает выполнять функцию уточнения, прагматизации, «вписывания» абстрактного в жизненный мир конкретного.

Раздел 2. Философские и социокультурные предпосылки и основания биоэтики

­­­­­­­­­­­­___________________________________________

Философские исследования, посвященные изучению предпосылок и оснований биоэтики, можно условно разделить на две категории. В первой биоэтика приравнивается к ценностно-нормативной системе, регулирующей отношение человека к процессам жизни и смерти, рождения и умирания. Исходя из этого, считается, что доказательства существования идей биоэтики можно обнаружить в философии древней Греции (учениях Платона и Аристотеля) или великих мировых религиях (Индуизм, Буддизм, Христианство, Ислам). Как следствие, складывается впечатление, что биоэтика — это эпифеномен традиционной философской тематики, размышлений о проблемах жизни и смерти, что в значительной степени затрудняет (или делает невозможным) выяснение ее специфики.

В исследованиях второго рода, напротив, вполне отчетливо про­яв­ляются редукционистские тенденции — желание свести биоэтику к этике науки, практической либо профессиональной меди­цинской этике, к идеологии правозащитного движения за счет абсо­лют­изации ее прагматического измерения. Так, например, российский философ П. Д. Тищенко в качестве «четырех источников, идеологичес­ких предпосылок и составных частей» биоэтики предлагает рас­сматривать: 1) идеологию экологического движения; 2) идеологию правозащитного движения; 3) развитие междисциплинарного подхода в осмыслении и практическом решении проблем, порождаемых науч­но-техническим прогрессом; 4) последствия научно-технического прогресса[183].

Разнообразие подходов к предпосылкам и основаниям биоэтики объясняется различными взглядами на ее предмет. Если рассматривать биоэтику как философию и этику жизни и смерти, то нам дейст­вительно придется проследить вектор философской мысли от антич­ности до наших дней[184]. Отождествление биоэтики с меди­цинской или биомедицинской этикой повлечет за собой углубленное изучение истории становления медицины как науки. Определение биоэтики как экологической этики будет сопровождаться анализомтрадиций природоохранного дела и истории этики защиты природы.

Любой из указанных подходов использует свою логику и методологию исследования. Поэтому очень важно еще в самом начале поставить все точки над «і» и определить то, какой смысл мы вкладываем в понятие биоэтики.

Мы исходим из того, что биоэтика — это феномен пан-евро­пейской культуры, результат универсализации некоторых цен­ностей и принципов — свободы и разума, автономии и достоинства личности, справедливости, солидарности, научной истины, диалога, сформу­лированных и получивших интеллектуальное обоснование в эпоху Просвещения.

Как было показано в предыдущем разделе, демократические идеалы Просвещения, первоначально миролюбивые и гуманисти­ческие: сво­бо­да, равенство, солидарность, всестороннее развитие личности, соци­аль­ный консенсус, аргументированная рационализация индивидуаль­ной и общественной жизни — в дальнейшем транс­форми­руются в цинизм, модерную элитарность, жесткую социальную иерархию и непримиримую борьбу различных идеологий[185].

Биоэтика возрождает утерянные смыслы и цели, переосмыс­ливает ценности и идеалы эпохи Просвещения не только в свете идей новейшей философии, культуры постмодерна и постнеклассической науки, но и в контексте мировоззренческой проблематики ХХ века, и ее центральной онтологической проблемы — сохранения и развития жизни на Земле. При этом жизнь начинает пониматься в терминах единства биологического и интеллегибельного, природного и культур­ного, духовного и телесного, пронизывающего все направления коэво­лю­ционного развития природы и общества. По сути, принципы и цен­ности биоэтики начинают исполнять роль механизма «вписыва­ния» современного человека и его жизненного мира в тотальность жизни.

На наш взгляд, нельзя преувеличивать роль каких-либо одних предпосылок в становлении биоэтики: философских или социокуль­турных. Все вместе они способствовали кристаллизации определенных идей и принципов, послуживших отправной точкой для формирования «этики жизни».

Дата добавления: 2015-07-13