С.Н. Моторин 2 страница

Своеобразного апогея в изображении бюрократов А. Вампилов достиг в первой части «Провинциальных анекдотов», — в «Истории с метранпажем». Таким персонажем стал Калошин, руководящий всего лишь небольшой провинциальной гостиницей. Характер этого мелкого администратора отмечен всеми «родимыми пятнами» отечественного чиновничества. Даже его внешний вид и манеры не оставляют никаких сомнений в том, кто он такой: «Ему около шестидесяти, он лыс, кругл и вальяжен. Он невысок ростом, но держится очень прямо. При этом голова его почти постоянно откинута назад, брови чаще всего сдвинуты, а глаза обычно слегка прищурены. Благодаря всему этому общий вид его довольно внушителен, а людей выше его ростом для него не существует. Одет он в хороший темный костюм, который сидит на нем, впрочем, довольно мешковато. Прежде чем заговорить, он критически осматривает присутствующих» [2. С.295].

Многие исследователи отмечали, что А. Вампилов для разоблачения Калошина применил хорошо известный прием, испугав своего героя, как это сделал когда-то еще сам Н. Гоголь в «Ревизоре». Но гоголевский городничий пугался реальной угрозы, только не того принял за грозного проверяющего из Петербурга. Калошин же оказывается в куда более смешном положении, струсив от одного лишь незнакомого слова — «метранпаж». Именно человека этой скромной профессии он принял за того, кто: «…что захочет, то и сделает… Посадит на ладошку, дунет — и полетишь. Да еще, может, так полетишь, что нигде и не сядешь, не приземлишься никогда, а так и будешь вечно летать по воздуху!» [2. С.304]. А ведь сначала он предстает как человек уверенный в себе, точнее, уверенный в своей безнаказанности, когда грубо разговаривает с неизвестным ему постояльцем, когда явно вымогает у того взятку, думая, что этот человек оказался в номере девушки не случайно, а с вполне определенными, аморальными, намерениями. Более того, когда возмущенный Потапов требует извинений, выталкивает его из номера. И только узнав, что Потапов — метранпаж, да еще и из Москвы, Калошин начинает сомневаться в том, что поступил правильно. Его сомнения усиливаются и перерастают в страх при известии о том, что метранпаж как-то связан с газетой, и превращаются в ужас, когда звучит магическое для него слово «министерство». Герой готов уже не только принести извинения и Потапову, и Виктории, но вообще на все готов, даже объявить себя сумасшедшим. В панике Калошин звонит своему давнему приятелю, врачу Рукосуеву, умоляя спасти, официально подтвердив, что он сошел с ума, и начинает симулировать безумие, прикидываясь «букашкой, жучком, божьей коровкой», якобы не узнавая никого вокруг, даже собственную жену.

Однако ужас его перед мнимой опасностью настолько велик, что ему действительно становится плохо, начинается настоящий сердечный приступ, и герой, думая, что умирает, невольно начинает вспоминать свою жизнь. В ходе этой спонтанной исповеди выясняется, что человек этот, чем бы ни руководил, ни в одном деле ничего не смыслил, а только и делал, что старался сохранить важный начальственный вид, что всегда был он чудовищно невежествен. Оказывается, что вся его жизнь — абсурдная смесь, состоящая из наглости, введения в заблуждение окружающих и страха перед начальством: «Ничего я на свете не боялся, кроме начальства. Больше скажу: я так его боялся, что, когда сделался начальником, я сам самого себя стал бояться… с одним одно из себя изображаешь, с прочими — другое и все думаешь, как бы себя не принизить и не превысить. Принизить нельзя, а превысить и того хуже…» [2. С.324]. И всякий раз, чем бы герой ни управлял, дело он обязательно проваливал или садился в калошу (фамилия выбрана автором, видимо, сознательно). Казалось бы, налицо рефлексия, герой, наконец-то, пусть и перед смертью, осознал ошибочность и все безобразие своего жизненного пути, но, как только врач объявляет о том, что приступ миновал, что ему посчастливилось выкарабкаться, Калошин, не утруждая себя дальнейшими размышлениями, объявляет: «К черту гостиницу! Я начинаю новую жизнь. Завтра же ухожу на кинохронику» [2. С.330]. Настоящего очищения души не произошло, даже оказавшись на краю гибели, герой не может вернуться к себе истинному, к тому, кем он был, когда еще не выбрал дорогу «начальника». Получается так, что покаяние Калошина ложное, ибо фундаментально в его характере ничто не меняется.

Есть в «театре Вампилова» и еще один персонаж из этого же ряда — Мечеткин в пьесе «Прошлым летом в Чулимске». Формально этот герой не принадлежит к бюрократии, по должности он всего лишь бухгалтер в райздравотделе, играющий роль активного «общественника» и пописывающий «статейки» в районную газету. Примечателен его портрет: «Ему около сорока лет. Он в новом сером костюме, в потешной зеленой шляпе, при галстуке. Держится он до странности напряженно, явно напуская на себя начальственную строгость, руководящую озабоченность. Старается говорить низким голосом. Но часто срывается на природный фальцет…мужчина он, что называется, в теле» [2. С.367]. Уже одно это описание свидетельствует о его страстном желании сделаться «начальником».

Он, как гоголевский Хлестаков и как все истые бюрократы, всячески старается выглядеть лицом более значительным, нежели на самом деле. Это его желание совершенно явно проявляется в первой же сцене, когда он грозно «распекает» неграмотного, наивного, безобиднейшего старика Еремеева за то, что тот всего лишь заснул на крыльце чайной. Мечеткин, конечно, смешон в данный момент, но если представить, что ему когда-нибудь действительно удастся «пролезть» в начальство, то становится не смешно, а жутко, ведь перед нами возникает редкостный самодур, абсолютно бессердечный мучитель.

Как и все бюрократы «божьей милостью», герой напрочь лишен эстетической интуиции и чувства юмора, и поэтому не понимает, что выглядит глупо в этой дурацкой шляпе, не замечает, что над ним смеются, называя «седьмым секретарем». Он и говорит-то сплошь штампами: «Впечатление производите положительное… Имейте в виду, дисциплина у нас для всех существует. Положение общее…» [2. С.376]. И совсем уж нелепо выглядят его поиски невесты; по его же собственным словам, он «все места прочесал, все учреждения» [2. С.425]. Такие понятия, как «нежность», «любовь», «чувства», хотя бы «симпатии», ему недоступны. Да ему вообще все равно на ком жениться: на Кашкиной, на Валентине, на ком-нибудь еще. Для него даже создание семьи не глубоко личное, интимное, а функциональное дело.

Мечеткин и интеллектуально ограничен, и духовно предельно примитивен, неслучайно он совершенно серьезно дает Еремееву «совет» судиться с дочерью, ведь сам-то запросто может подать в суд на близкого человека, у него нет никакого понятия о стыде. Более того, он изображает из себя моралиста и, ничуть не стесняясь, вмешивается в чужую личную жизнь, и делает это грубо, нагло, как прожженный бюрократ: «Все бы ничего. Но сигналы. Сигналы поступают. Надо же как-то реагировать. Что будем делать?» [2. С.374]. Этот персонаж совсем не так безобиден, как может показаться сначала. Он ведь может и в газете «разрисовать», а может и донос написать «куда надо», то есть запросто испортить жизнь любому, кто ему не понравится. Смешон Мечеткин лишь до поры до времени, пока не получит официальную власть.

И все же в обыденной жизни куда более распространен человек иного типа, нежели бюрократ, но тоже «духовный банкрот». К. Рудницкий увидел его в «театре Вампилова» и назвал «дикарем»[5. С.38]. В толковом словаре С. Ожегова первым дано такое определение слова «дикарь»: «Человек, находящийся на ступени первобытной культуры» [4. С.167]. Конечно, вампиловские «дикари» несколько иного рода, хотя с культурой вообще у них тоже не слишком хорошо. Их дикость от «инстинктивности» жизни души, когда нет «разума» в высшем смысле, разума в единстве с совестью. Они осведомлены о «морали» и «приличиях», но при определенных условиях запросто могут «съесть» человека, особенно коллективно. Степень одичания у них может быть разной, но самое главное — они всегда абсолютно точно знают, «с какой стороны на бутерброде масло». А. Вампилов не сразу представил их публике, некоторое время примеривался к ним, присматривался. В первых двух его пьесах черты «дикаря» почти не заметны, разве что в образе бежавшего с позором Сильвы, так и не понявшем, в силу своей духовной ограниченности, ни Сарафанова, ни Бусыгина. В более поздних произведениях драматург взялся за «дикаря» всерьез.

Пашка из пьесы «Прошлым летом в Чулимске» кичится тем, что освоил несколько профессий и нигде не пропадет, убежден, что везде нужен такой ценный «кадр», как он. Только осечка пистолета помешала ему убить Шаманова. И даже в своей любви к Валентине он — «дикарь», насилует девушку и с каким-то мрачным восторгом думает, что теперь она может и должна принадлежать только ему.

В «Утиной охоте» целая компания «дикарей» присылает живому человеку похоронный венок с глумливой надписью. Всякое повидавший Зилов по достоинству оценил такое чувство юмора, но не удивился, ибо чего же еще ждать от людей, подобных его приятелям. Для одного из них, Димы, утки, хотя еще и летят, уже мертвые, потому что он — «настоящий охотник». У него рука никогда не дрогнет от восторга и волнения перед красотой природы; а после не дрогнет рука, чтобы ударить по лицу беспомощного человека, не дрогнет даже голос, когда он будет выговаривать свое право на лодку собирающегося застрелиться Виктора. Саяпин запросто предал друга, когда выяснилось, что документ, подписанный ими обоими, «липовый», да еще и попытался оправдаться тем, что у него под угрозой получение нового жилья. Его жена, Валерия, узнав, что квартира «горит», «спасает» ситуацию ценой супружеской измены (ведь не на футбол же она, в самом деле, пошла с начальником, Кушаком!). А Саяпин, с восхищением даже, после этого называет ее «подругой жизни», что звучит совсем уж дико.

Однако центральной тема дикости является во второй части «Провинциальных анекдотов», которая называется «Двадцать минут с ангелом». И неслучайно действие разворачивается в провинциальной гостинице «Тайга». Само по себе это слово вызывает в памяти довольно длинный ассоциативный ряд, в котором оказывается немало слов и выражений, несущих негативный смысл, например: «закон — тайга, прокурор — медведь», «человек человеку — волк» и тому подобное. И большинство персонажей, населяющих эту гостиницу, судя по всему, живут в соответствии со звериными принципами. В первую очередь, таковы Анчугин и Угаров, пропившие накануне последние деньги и мучающиеся с похмелья. Они даже на секунду не могут поверить в то, что кто-то совершенно бескорыстно даст целых сто рублей, когда никто из соседей не соглашается одолжить пустяковую сумму: всего лишь два рубля и восемьдесят семь копеек. Но на гаерский крик Анчугина о ста рублях взаймы является некто и без всяких условий предлагает эту сотню.

Не веря ни единому слову пришельца, принимая его за вербовщика, пропойцы начинают лихорадочно соображать, что же таится за его предложением, какое коварство: «Лензолото» или «Мамслюда»? А может быть и еще что-то пострашнее. Не добившись от него «правды» по-хорошему, они решают ее выпытать силой и связывают Хомутова полотенцами, а для надежности еще и прикручивают к спинке кровати. На шум и призывы пьяниц, вершащих «дознание» сбегаются все соседи и коридорная, которые совсем недавно наотрез отказывались выручить незадачливых пропойц и с большим интересом присоединяются к допросу с пристрастием, никто из них даже не думает развязывать несчастного. Все выдвигают самые разные версии насчет того, кто же он такой на самом деле: хитрый журналист, ищущий материал для злого фельетона, шарлатан, хулиган, сумасшедший, ангел небесный? Они в ярости и растерянности одновременно. Поверить в бескорыстие Хомутова они не в состоянии, поэтому считают его подозрительным и опасным. Интересно, что из всех персонажей пьесы только девушка по имени Фаина изначально не склонна считать агронома таящим истинные мотивы своего поступка и вполне допускает чистосердечность в основе его порыва помочь людям.

Когда дело доходит до перспективы отправки «подследственного» к специалистам — в сумасшедший дом, Хомутов рассказывает историю о том, что он, якобы шесть лет не виделся с матерью и все никак не мог собраться хотя бы послать ей денег, и вот теперь, когда она умерла, решил отдать их первому попросившему. И только тогда ему верят и даже сочувствуют, потому что им легче видеть в ближнем человека, потерявшего совесть, эгоиста, жадину, чем человека совершенно бескорыстного, искреннего, доброго, способного на сострадание. И все же кое-что заставляет усомниться именно в этой, поведанной агрономом, истории, ведь если у него столько лет не хватало любви к матери, чувства сыновнего долга, то почему все это появилось так внезапно и выразилось в такой форме? Многие критики размышляли об этом и чаще всего приходили к выводу о том, что герой выдумал историю о матери, чтобы его перестали мучить. Кроме того, Хомутова включали в ряд совершенно особенных вампиловских персонажей, которых называли по-разному: идеалистами, праведниками, святыми, сверхположительными, ангелическими героями. Действительно такие в «театре Вампилова» есть, например, Сарафанов в «Старшем сыне», Ирина в «Утиной охоте», а в пьесе «Прошлым летом в Чулимске» их даже два: Валентина и Еремеев.

Покинувшая Сарафанова жена иронично называла его «блаженным», но ведь он и впрямь верит в то, что «все люди — братья», и даже ораторию под таким названием сочиняет, хотя вряд ли продвинется дальше первой страницы. Он действительно необычайно добр, доверчив, открыт душой и готов помочь каждому, если это в его силах, сам же невероятно беспомощен и нуждается в поддержке. Взаимоотношения в семье этого героя беспредельно трогательны и нежны, несмотря на всю их сложность. Именно эта истинно семейная атмосфера и «отогрела» душу Бусыгина, разбудила его сердце.

Образ Ирины в «Утиной охоте» гораздо менее развернут. Эта девушка по сюжету пьесы перепутала двери редакции газеты и бюро технической информации. Она юная, наивная, простодушная провинциалка, приехавшая поступать в университет, в которой никто, кроме Зилова, ничего особенного не видит. Только он сразу же замечает в ней нечто особенное и в разговоре с Саяпиным называет «святой». Главный герой и сам не понимает, чем она так отличается от других представительниц прекрасного пола. Он интуитивно тянется к ней, чувствуя какую-то особенную чистоту, непорочность, ее души. Неслучайно, что именно эта героиня будет слушать полный тоски и порыва к гармонии с миром и самим собой монолог Зилова перед запертой дверью; будет слушать вместо его жены, не сумевшей понять и принять его.

Очень похожа на Ирину в своей искренности и естественности героиня пьесы «Прошлым летом в Чулимске». Но ее образ гораздо более разработан автором, дан во всем многообразии взаимоотношений с окружающим миром, предельно детализирован. Валентине присуща исключительная цельность характера, определяющая ее удивительную стойкость перед жизненными обстоятельствами. Героиня самим своим существованием пытается изменить людей в лучшую сторону, неслучайно ее образ все время сопровождает особый сценический символ-действие — она упорно чинит палисадник, который не желают обходить почти все посетители чайной и постоянно ломают. Она никому не предъявляет претензий по этому поводу, не жалуется. Единственный раз она, отчаявшись, махнула рукой на это дело и отправилась с Пашкой, и произошло преступление. Но на следующий день утром, даже после того, что он с ней сделал, Валентина снова восстанавливает поломанное, продолжая свое странное подвижничество, чтобы вновь напомнить людям об их истинно человеческом начале. И страдание ее не напрасно: «пробудился» Шаманов, да и другие смотрят на нее, а значит и на себя, совсем иначе.

Помогает же Валентине с починкой палисадника старик Еремеев, хотя она и не просит его о помощи. Это еще один праведник в пьесе, а святость его совершенно особого рода, она какая-то совершенно естественная, почти детская. Да он и есть дитя природы, эвенк, простодушный до наивности, не допускающий даже мысли о нечестности людей и, тем более, о зле в их душах. Всю жизнь этот человек работал в тайге: охотился, ловил рыбу, собирал кедровые орехи, был проводником у геологов. Теперь состарился и пришел хлопотать о пенсии, которая ему положена по закону, но он неграмотный, откуда ему знать, что надо было собирать и теперь представить документы, подтверждающие весь его трудовой путь. Никогда ему об этом никто не говорил и никаких бумажек не выдавал, вот и получается, что всегда его обманывали, а ведь он так искренне верил людям. Тем более не может он принять «совет» Мечеткина, чтобы подать в суд на собственную дочь с требованием алиментов. От одной этой мысли старик приходит в ужас и в финале уходит обратно, в тайгу.

Если с Сарафановым, Ириной, Валентиной и Еремеевым все более или менее понятно, не считая разных трактовок в критике мотивации их поведения, то ситуация в «Двадцати минутах с ангелом» видится более сложной, ведь не случайно же А. Вампилов, столь чуткий художник, не поставил в кавычки слово «ангел» в названии пьесы. Допустим, что сделано это сознательно. Тогда получается, что Хомутов-ангел выполнял миссию, целью которой была идентификация людей с их высшей человеческой сущностью, причем, прямая попытка достижения этой цели провалилась, а удалось это осуществить лишь отчасти и только в завуалированной форме «покаяния блудного сына», грешника. Оказалось, люди не верят в бескорыстную помощь со стороны ближнего, хотя сами еще не совсем утратили способность к состраданию и милосердию, то есть естественное стремление к добру, которое совершенно очевидно обнаруживается в финальной сцене.

Герои, относящиеся к различным типам (к рефлексирующему типу, к типу духовного банкрота и к ангелическому типу), безусловно, индивидуальны, но в совокупности одного какого-то типа, при внимательном рассмотрении, оказываются своеобразными этапами некоего художественного эксперимента, в рамках которого А. Вампилов исследовал ту или иную сторону человеческой жизни, выявлял ее болевые точки, искажения, тревожные тенденции и, даже более того, предлагал пути преодоления последствий уже случившихся нравственных потерь. Вот как писал об этой своей главной цели сам драматург: «В целом же вся эта история замышлялась для того, чтобы, говоря высоким слогом, сохранить и преумножить человеческое в человеке» [2. С.456].

Список использованной литературы

1. Боровиков, С. О драматургии А. Вампилова [Текст] / С. Боровиков // Современник: крит. ежегодник. — М., 1979. — С. 227 — 246.

2. Вампилов, А. Утиная охота: Пьесы. Записные книжки [Текст] / А. Вампилов.— Екатеринбург: У-Фактория, 2005. — 544с.

3. Гушанская, Е. Александр Вампилов: очерк творчества [Текст] / Е. Гушанская. — Л.: Сов. писатель, 1990. — 320с.

4. Ожегов, С. И. Толковый словарь русского языка [Текст] / С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. М: АЗЪ, 1993. — 960с.

5. Рудницкий, К. По ту сторону вымысла [Текст] / К. Рудницкий // Вопросы литературы. — 1976. — №10. — С. 29 — 45.

6. Соловьев, В. Праведники и грешники А. Вампилова [Текст] / В. Соловьев // Аврора. — 1975. — №1. — С. 61 — 63.

7. Сушков, Б. Александр Вампилов: размышления об идейных корнях, проблематике, художественном методе и судьбе творчества драматурга [Текст] / Б. Сушков. — М.: Сов. Россия, 1989. — 168с.

8. Туровская, М. Вампилов и его критики [Текст] / М. Туровская // Сибирь. — 1975. — №1 — С. 102 — 115.

Дата добавления: 2015-07-13