Часть первая: На самом донышке души 7 страница

– Не понимаю, о чём ты.

Кривая улыбочка исчезла, Драко задумчиво смотрел на неё:

– А может, ты и уцелеешь. Но то, что пусто, сгорает без следа. Я не мог дать того, чего тебе так хочется, не рискнув собой… А у меня так мало осталось себя… – он тряхнул головой, словно усилием воли возвращаясь из забытья. – Потому я и наставил шлагбаумов на нашем пути. Чтобы не разочаровать тебя. И пусть именно это-то тебя и разочаровывало – мне казалось, такое разочарование лучше, чем то, с каким бы ты столкнулась, люби я тебя.

– Но ты оставлял последнюю ниточку. Отталкивал меня и потом притягивал за неё обратно – зачем?.. – вскрикнула она, опуская палочку.

– Чистой воды эгоизм. Или ты меня не слушала? А ещё трусость. А чтобы это не выглядело ни эгоизмом, ни трусостью, я присыпал всё таинственностью, чтобы ты не… – он осёкся, когда Джинни отчаянно замотала головой, и вымучил из себя смех и мрачное: – Ты заслуживаешь лучшего.

– Ты говорил, что в умирающем сердце любовь не растёт, – пересохшими губами напомнила Джинни. – Сказал, что любил бы меня, если б мог.

– Всеми ошмётками своего сердца, – подхватил он. – Я помню, Джинни. Не утруждай себя цитатами.

– Ты больше не умираешь.

– Знаю. Смерть мне отлично удавалась – куда лучше, чем удаётся жизнь, – Драко помолчал, в упор изучая её серыми глазами. Она видела – он набирается смелости, его взгляд был одновременно и собранным, и беспокойным. – Умер бы – и упростил себе задачу: не пришлось бы отвечать ни на твой вопрос, ни на прочие… Если и есть в тебе что-то постоянное, Джинни, так это умение заставлять меня снова и снова вглядываться в себя – каждый раз убеждаясь, как же мало меня есть на свете, чтобы выдержать такой допрос. Тебя, Джинни, я знаю куда лучше, чем себя – ты цельная, верная, честная и до идиотизма, до умиления упрямая. И красивая. А я – лишь тень, лишь призрак былой лжи, существующий только на благих намерениях и надежде…

Она выронила палочку. Клик – та упала на пол и закатилась под ночной столик у кровати.

– Скажи, что не любишь меня.

Драко сделал шаг к ней.

– Джинни…

– Сделай же мне одолжение – скажи. Я прошу…

– А тебе так нужен ответ? – он внезапно оказался прямо перед ней, захочешь – и коснёшься. На бледном, почти белом лице горели ярким, резким светом серые прозрачные кристаллы глаз.

– Да, – прошептала Джинни. – Да, нужен.

Драко взял её за руку – своей левой рукой, она знала, почувствовала шероховатость шрама.

– Я не могу сказать, что не люблю тебя, – произнёс он сдержанно, – это стало бы ложью. Я люблю тебя. Думаю, люблю гораздо дольше, чем отдаю себе в том отчёт. Я пытался не любить. Хотел не любить. Делал всё, чтобы оттолкнуть тебя, но в один прекрасный день понял, что ты для меня важней всего, ты для меня – суть.

У неё захватило дух.

В комнате внезапно стало очень тихо. Драко смотрел на неё. Губы его сжались в тонкую, резкую линию.

Тиканье часов на прикроватном столике.

Стук ветвей в окно.

Сбивчивое дыхание Драко.

Он посмотрел на их соединённые руки, на свои пальцы, обхватившие её запястье, и так же внезапно, как взял, отпустил его.

– Вот она, правда. Судя по написанному на твоём лице потрясению, ты ждала чего-то иного?

Джинни молчала – пропал голос. Сколько раз рисовала она себе этот миг, сколько раз в фантазиях слышала произносящий эти слова его голос – вот только над собственным ответом ни разу не задумывалась. Грёзы обрывались раньше. Всегда.

Драко упёрся в стенку, словно для того, чтобы удержаться на ногах.

– Полагаю, я заслужил твоё молчание.

А Джинни действительно продолжала молчать. Не сказала ни слова и тогда, когда он отвернулся к окну, где за толстым стеклом светлыми мазками угадывались звёзды. Она видела своё отражение, как в зеркале, – бледное лицо, огненно-яркое платье, металлический блеск застёжек.

Застёжек.

Джинни подняла руки и расстегнула их одну за другой.

Платье с шёлковым шёпотом стекло на пол.

Она перешагнула через него, подошла к Драко и коснулась его руки. Он взглянул на неё – Джинни и представить не могла выражение такого удивления на его лице.

– Джинни…

– Снять его – проще простого… Ты и об этом подумал при покупке?..

– Возможно, – не отводя глаз от её лица, медленно согласился он. – Джинни, ты не обязана…

Она положила ладони ему на грудь. Под правой – там, под белой рубашкой, забилось его сердце. Изумрудные запонки поблёскивали в манжетах – Драко так и не поднял рук.

– Я хочу, – сказала она.

Он потянулся к ней, но замер, на какой-то волосок не донеся кончиков пальцев до щеки – Джинни чувствовала идущее от них тепло, хотя они и не – практически не – соприкасались.

– Что-то не так? – прошептала она.

Выражение его лица не изменилось, разве что потемнели, став почти чёрными, светлые глаза.…Потемнели от страсти, – подумала она и почувствовала странную вспышку – триумф, ликование с примесью собственного желания.

– Ты должна попросить меня. Я сказал, что не трону тебя, пока ты сама не попросишь.

Она подняла голову:

– Пожалуйста…

Его пальцы коснулись лица, ладони легли на щёки – Драко наклонился с поцелуем – в первое мгновение просто нежным и тут же полыхнувший свирепостью, разбивающим ей губы. Всё её тело, до последнего нерва, пело – он целовал её щёки, подбородок, шею… Она нашарила галстук… потом пуговицы на рубашке… Кажется, несколько отлетело, когда она нетерпеливо сдёрнула её прямо через голову, торопясь почувствовать живое тепло его тела.

Шрам от стрелы на плече – серебристый полумесяц. Джинни прикоснулась к нему губами, услышала негромкий смешок, потом какое-то невнятное бормотание…

Объятия.

Драко взял её на руки.

Ах, ну, конечно же – он прошептал «Nox», иначе почему в комнате вдруг стало так темно?.. Только лунный свет.

Драко опустил её на кровать.

Только лунный свет.

Да слабое, неверное сияние звёзд.

* * *

Любому, менее наблюдательному взгляду, изучившему сиявшую сейчас в небесах луну во всех её проявлениях, она показалась бы полной. Но не Ремусу Люпину. Что-что, а лунный цикл был у него в крови – он чувствовал его, как чувствует приливы и отливы старый моряк.

…Три дня, ещё три дня – и полнолуние…

Пока же он наслаждался – сидел на самой верхней площадке древней до раскрошенности каменной лестницы, спускающейся к лоскуту густой травы и камней – не иначе как какому-то заброшенному садочку. Травой пах и воздух. Травой и – немножко – розами.

– Изучаешь заклятого врага? – спросил подошедший с беззвучной грацией Сириус. Когда-то именно за это он и получил своё прозвище. Он присел рядом и покосился на небо. Узел галстука ослаб, манжеты расстегнулись. Темнота скрадывала седину.

– Мы достигли взаимопонимания, – отозвался Люпин. – Я и луна. Так что не могу назвать её заклятым врагом.

– Полнолуние, кажись, – присмотрелся Сириус.

– Нет.

– А, ну да, ну да, – взгляд Блэка оторвался от небес и вернулся к старому приятелю. – Ну, и какие планы на будущее, Лунатик? Опять всё лето будешь преподавать, как и в прошлом году?

– Едва ли. Уж точно не этим летом.

– Знаешь, – Сириус прочистил горло, – мы тут с Нарциссой поговорили…

– Поговорили? Это дело – вы ж теперь, как-никак, муж с женой.

– О тебе поговорили, – уточнил Сириус. – Знаешь, мы были бы счастливы – просто счастливы, – если б ты пожил здесь… Ну, в общем… Пожил здесь летом. Места полно, а в темницах есть камеры, на случай… в общем… если тебе захочется запереться.

– Смотрю, у вас всё схвачено.

– Шутки в сторону, Ремус. Помнишь, Джеймс и Лили всегда говорили, что их дом – наш дом. Я никогда не думал, что смогу предложить свой дом друзьям… Просто сомневался, что доживу до этих времён… А когда сидел в Азкабане, и вовсе помыслить не мог, что однажды окажусь на свободе. Но теперь… У меня есть дом, и я хочу, чтобы ты знал: он – твой. Всё, что есть у меня, – твоё.

Ремус устало потёр глаза и улыбнулся.

– Знаю. Помнится, в школе мы частенько мечтали, как однажды вырастем и поселимся все вместе… И вместе будем работать в Министерстве Магии… И всё-всё будем делать вместе. Но, понимаешь, Сириус, староват я теперь для таких разговоров. Мне нужен собственный дом. И собственная жизнь.

Блэк молчал, выковыривая ногой камешек из пыли.

– Тогда… Если тебе нужны деньги…

– Не нужны.

– Я думал, ты хочешь купить дом…

– Хочу.

– Учителям повысили ставку?

– Может быть.

– И книжки твои влёт расходятся.

– Вот именно, – начал Ремус и, сообразив, осёкся: – Мои… книжки?.. – медленно переспросил он.

Сириус ухмылялся во весь рот:

– Да знаю я, знаю. То же мне, нашёл дурака за десять кнатов…

– Хочешь сказать, что знаешь…

– Что ты – Аврора Твилайт? Ясное дело.

– Но… как?! Я же не… я…

– А кто вечно подначивал Лили – мол, читаешь всякую лабуду, да я-де за неделю такое напишу и миллион галлеонов сколочу?

– Я говорил «миллион»? Похоже, я слегка переоценил…

–…и всё, что нужно, – сочинить какой-нибудь дурацкий псевдоним типа Розамунда и неустанно плести всякий бред, от которого сойдут с ума все ведьмы – а они сойдут, ведь ты, как ни крути, мужчина, а значит, прекрасно знаешь, чего хотят женщины.

– ТАКОГО я точно не говорил.

– Говорил-говорил. Ах, эта свойственная лишь юности самоуверенность…

– Я бы назвал это оптимизмом. Да, думаю, в то время я действительно считал, будто знаю, чего именно хотят женщины… – Люпин облокотился на колено и задумчиво подпёр кулаком подбородок. – Вот только писательский труд оказался на поверку делом не таким и простым. И даже над «всяким бредом» приходится изрядно попотеть.

– Ну, бредом бы я это не назвал, Лунатик. Кое-что мне даже очень понравилось – например, та часть, где Тристан считает, будто вот-вот умрёт, и признаётся в любви до гробовой доски к как-бишь-её. Трогательно.

– Да, – сухо кивнул Ремус, – без сомнения, любовь Тристана и как-бишь-её войдёт в анналы истории.

– Ладно-ладно, – усмехнулся Сириус, – в общем, хорошо написано.

– Теперь я могу купить небольшой домик где-нибудь в тихом и уютном месте. Многого мне не нужно – чашка чая, место для книг да собачьи галеты на случай, если ты вдруг заглянешь в гости.

– И письменный стол.

Ремус задумчиво изучал руки, иссечённые шрамами от бесконечных превращений.

– Знаешь, а я, наверное, мог бы написать настоящую книгу… Историю о четырёх товарищах и о том, как по-разному повернулись их жизни… Совсем не так, как они мечтали в детстве… Только нужен другой псевдоним – скажем… Джоан Роулинг.

– Настоящую… Не больно будет писать, как считаешь? Не боишься всё вспоминать?..

– Теперь я боюсь уже не вспоминать, – тихо ответил Люпин. – Теперь я боюсь забыть.

* * *

Джинни медленно открыла глаза, проморгалась и в недоумении уставилась в потолок, полностью позабыв, где находится. Она могла бы поклясться, что потолок её комнаты украшали геральдические лилии, тогда как сейчас над ней свивались змеи.

Память рывком вернулась на место, и Джинни таким же рывком села. Она была в спальне Драко Малфоя – соответственно, потолок тоже оттуда – в конце концов, она не в первый раз его видит. Ахнув и прихлопнув ладонью рот, она обернулась: рядом на кровати мирно спал Драко, по пояс замотанный в простыню и очерченный лунным светом: тень и изморозь высеребрили и без того сияющие волосы, выгравировали мышцы на его спине. Она на миг залюбовалась, потом выскользнула из кровати, подобрала платье, палочку, тихонько, чтобы не разбудить Драко, оделась, наколдовала себе низкий пучок – простенько и со вкусом. Заколки-бабочки исчезли – не иначе, упорхнули под кровать Драко или запутались в простынях, но не искать же – ещё, неровен час, разбудишь. Не говоря о том, что Джинни не собиралась ни на кого наталкиваться в коридорах. Равно как не хотела, чтобы на неё натолкнулись.

Как была, босая, она спустилась по лестнице, на секундочку заглянув кое за чем к себе, а потом с нескольких попыток отыскала дверь, ведущую в розарий.

Воздух был дивным – не холодным, но прохладным, напоённым ароматом лаванды и розы. С Рождества Джинни розы ненавидела – и цвет их, и запах, но сейчас вдруг поймала себя на том, что неприязнь исчезла. Несколько белых лепестков со вчерашнего бракосочетания ещё реяли призраками в воздухе, щекоча щёки и путаясь в волосах.

Джинни по мощёной дорожке пошла вперёд, отходя от замка всё дальше и дальше. Наконец она остановилась и достала фляжку с Любовным Зельем, которое принесла ей Гермиона. Задумчиво воззрилась на неё. Вытащила пробку. Теперь к аромату свежих роз примешался новый запах – запах гниющих цветов, запах, оскверняющий всю нежность и сладость. Палец медленно очертил сосуд, согретый изнутри жидкостью и снаружи – её рукой, и Джинни решительно опустошила его, выплеснув Любовное Зелье на ближайший розовый куст. Закапала с листьев и цветов серебристая капель, впитываясь в землю.

– Чем занимаешься? – спросил мужской голос прямо за спиной.

Джинни развернулась от неожиданности, наполовину уверенная, что это Драко (похоже, всё ж его разбудила…), но обращённые к ней глаза были синими, а не серыми, а волосы его – золотистыми, не серебристыми. Он был в джинсах и лёгком свитере, с веснушками, заметными даже в темноте.

– Симус?.. – прошептала она, чувствуя, как рука, сжимающая фляжку, начинает дрожать. – Что ты тут… То есть – я думала, ты уехал…

– Я же сказал, что вернусь, – ровным, лишённым всех интонаций голосом ответил он.

Её пальцы стиснули фляжку – тяжёлую, серебряную… Отличное оружие… – тут Джинни очнулась: это же Симус! Симус, не Том – Симус никогда не причинит ей зла.

– Мне и в голову не приходило, что ты вернёшься среди ночи и будешь шнырять вокруг Имения, – сказала она.

Слабая улыбка тронула его губы:

– Я, если честно, прилетел на метле и как раз собирался постучать в дверь, когда увидел, как ты шныряешь по саду – не смог удержаться, чтобы не узнать, что ты замыслила.

Джинни посмотрела на фляжку, потом снова на Симуса:

– Поливаю кустики? – предположила она.

– Поливаешь кустики Любовным Зельем, – уточнил Симус. – Считаешь, это хорошая идея?

Она разинула рот:

– Как ты дога…

– Гермиона мне всё рассказала.

…Вот как чувствовала, что она врёт, – Джинни мысленно присовокупила к этому несколько крепких эпитетов. Вслух же спросила:

– Из-за этого ты и уехал?

– Вообще-то нет. Из-за этого тоже, конечно, – не могу сказать, будто обрадовался, услышав, что тебе придётся опоить себя, чтобы не быть ко мне равнодушной.

– Симус, – обречённо начала Джинни, – я к тебе неравнодушна, честно! Потому-то и обратилась… ну, понимаешь, к Любовному Зелью: просто нужно было капельку себе помочь…

– Любопытно. Тем более любопытней, что, судя по всему, ты передумала.

– Я решила, что ты не вернёшься, – прошептала она.

– Но я вернулся, – в лунном свете его глаза стали чёрно-синими, как самый тёмный сорт анютиных глазок. – И что же будешь делать теперь?

Джинни понурилась. Вина и осознание крушения всех замыслов прострелили грудь.

– Всё, что ты пожелаешь, – сказала она. – Я могу добыть ещё зелья, но, если тебе не хочется, можно попробовать по-другому. Можно убежать вдвоём – а вдруг, если будем лишь ты да я…

– Получается, ты никогда меня не любила? – перебил он. – Или же дело в том, что не можешь любить меня таким, каким я стал?

– Какая разница – этого тебя создала именно я.

– И если я велю тебе собраться и пойти со мной, ты пойдёшь?

– Прямо сейчас? Ночью? – опешила она.

– Да. Ночью.

– А куда?

– Это имеет значение?

– Нет, – оцепенело кивнула Джинни. – Думаю, нет, – она посмотрела на свои покрывшиеся гусиной кожей голые руки. – Мне нужно взять вещи и… и написать родителям.

Симус медленно покачал головой:

– И всё ради того, чтобы искупить вину, Джинни?

Она тут же вскинула голову:

– Я же сказала – ты мне небезразличен.

–…но ты не любишь меня… – он сделал к ней шаг, потом другой, и вот она уже прижата к розовому кусту, и шипы цепляются за платье. – И никогда не любила. Всегда был этот Малфой. Ты бы сделала всё, что бы он ни сказал. Потому что любила его. Мне же доставалась лишь жалость.

– Я не жалею тебя, Симус, – стараясь говорить спокойно, возразила Джинни.

– Да – сейчас не жалеешь. Сейчас ты меня боишься, – его губы горько искривились. – Думаю, мы никогда это не узнаем, правда?

– «Это»?

– Вышло бы что-нибудь у нас или нет. У тебя и меня – такого, какой уж есть, другим не стану. Во мне навсегда сохранится частичка его. Осадочек, как говорится. Душа его исчезла, но тень её осталась. Во мне.

– Симус…

– Нет, позволь закончить, – перебил он так резко, что она невольно сжала фляжку. – Я знаю его, Джинни, куда лучше, чем прочие, за исключением, разве что, тебя. И он любил тебя. На свой извращённый, искорёженный лад. Ты вернула его, смешала свои слёзы с его кровью, стала частью его, и он не мог от тебя освободиться. Как ни убивал твою тень, как ни выжигал тебя из разума – ничего не помогало. Он был одержим тобой.

– Но ведь ты – не он, мы с тобой были вместе и до того, как всё началось…

– Без разницы, – ответил Симус. – Он забрал мои чувства к тебе, вскормился ими и, коль скоро не мог от них сбежать, вывернул их наизнанку. Он не влюблён в тебя был, Джинни, – он был в тебя вненавижен. И мечтал убить тебя – как я когда-то мечтал тебя поцеловать. Когда-то.

– Когда-то? – слабо переспросила Джинни. – А теперь больше не хочешь? Совсем?

Он посмотрел на неё сверху вниз и покачал головой.

– Как думаешь, каково это – смотреть на человека, дороже которого для тебя никого на свете нет, и мечтать убить его? Не потому, что хочется, – потому что не можешь с собой справиться. Я раньше всегда думал, какие у тебя красивые шея и плечи. Том же думал лишь о том, как будет выглядеть эта шея, залитая кровью.

Джинни пискнула от ужаса и отвращения.

…Вот бы успеть размахнуться и тюкнуть его в висок – тогда…

– Знаю-знаю – прикидываешь, как бы приложить меня фляжкой, – усмехнулся Симус. – Не стоит – у меня реакция лучше, чем у тебя.

– Я могу закричать. Прибегут люди.

– Возможно, – с внезапной усталостью согласился Симус. – Но я на твоём месте не стал бы так поступать. Я пришёл не для того, чтобы сделать тебе больно, Джинни. Я пришёл, чтобы тебя отпустить.

– Отпустить? – озадаченно переспросила она.

– Тебя удерживало только чувство вины. Не надо, не спорь – мне всё известно. Поначалу я даже испытывал благодарность. Да-да, благодарность, ведь мне было легче рядом с тобой. Но время шло, и я понял – пока ты рядом, та моя частичка, что была Томом Риддлом, продолжит жить, подкармливаясь твоей близостью. Мне нужно уехать от тебя, Джинни, чтобы эта моя часть умерла раз и навсегда. Ты считала, будто делаешь доброе дело, оставаясь со мной, но вместо этого только истязала меня. Прости, но нам нужно расстаться. Понимаешь?

– Симус… Почему ты раньше ничего не говорил?!

– Я сам себя не понимал. Спасибо Гермионе – она сказала, что ей одного взгляда на меня хватило, чтобы понять, через что я прошёл; сказала, что тебе этого не понять, потому что ты не видишь, какой я без тебя… Не видишь, что я становлюсь совсем другим. А ещё сказала, что ты до полусмерти себя замучаешь, пытаясь мне помочь, хотя с самого начала нас спасло бы лишь одно – расставание. Понимаешь, я думал, что вообще никогда не избавлюсь от Риддла, но стоило с ней поговорить, как осознал: когда тебя нет, те мысли тоже исчезают.

– И если бы я приняла Любовное Зелье… – пронзённая ужасом от одной только мысли о последствиях, начала Джинни.

–…мы оба были бы несчастны. Ты бы любила меня. А мне твоё присутствие было бы невыносимым. Полагаю, в список несчастных можно смело занести и Малфоя, хотя за него ручаться не могу. Он вообще странный малый.

Джинни могла только согласиться.

– Куда ты теперь, Симус?

Он отошёл, наконец-то дав ей возможность выбраться из розового куста и отцепиться от шипов.

– Не знаю. Но и знал бы, не сказал. В следующий раз мы увидимся тогда, когда ни частички его во мне не останется. Не раньше. Ты питаешь его, а значит, без тебя он умрёт от голода, – Симус мотнул головой и повернулся к ждущей его за деревом метле.

Джинни не могла понять, кажется ей или нет, но, похоже, разворот его плеч стал уверенней и даже расслабленней, чем был все последние месяцы.

– Какими же дубинами мы были… Считали, что самоотверженно жертвуем собой, а на деле таскали друг друга по всем кругам ада… – добавил он, осёдлывая Ливень с непринуждённостью умелого седока. – И всё исключительно ради того, чтобы молча пострадать…

Джинни снова оставалось лишь согласиться. Колени задрожали от облегчения – она даже испугалась, что вот-вот сядет в траву.

– Удачи, – уже мягче добавил Симус. – Надеюсь, Малфой сделает тебя счастливой.

…я тоже, – чуть не сказала Джинни, вовремя поймав себя за язык: она совсем не то имела в виду.

– Я счастлива. Но Малфой тут ни при чём.

– Вот и славно.

И до того, как она успела что-то сказать – или хотя бы попрощаться, – он оттолкнулся и взмыл яркой искоркой, моментально растворившейся в облаках. Джинни ещё долго стояла, запрокинув лицо в тёмное небо, а потом повернулась и решительно зашагала к Имению.

* * *

Гарри проснулся ни свет ни заря от сосущего под ложечкой страха, избавиться от которого не помог ни занимающийся великолепный денёк, ни солнце, бьющее в окно, ни доносящийся снаружи – честное слово! – птичий щебет. Что-то явно было не так.

…Дело не в Гермионе, – спуская ноги с кровати, подумал он. Они разрешили все проблемы. Свадьба тоже удалась на славу. А Гарри разобрался, чем же он, в конце-то концов, хочет заниматься в ближайшие полгода. Главное – убедить Малфоя, а вот тут придётся поработать.

…а может, просто кушать хочется?

Он натянул какие-то джинсы и паддлмерскую майку и пошлёпал вниз на поиски завтрака.

Нарцисса полностью переделала огромную кухню: помнится, раньше там стояла здоровенная чугунная плита – такая, что тролля можно было бы запечь, и повсюду – закопчённые горшки-кастрюли. Размеры, конечно, остались прежними, а вот вид стал менее устрашающим, и сейчас на длинном деревянном столе ждал завтрак: мюсли и молоко, тосты и яйца, бекон и копчёности. Гарри подцепил сдобную булочку, йогурт и уселся. Над столом покачивался подогретый заклятьем кофейник, но он решил воздержаться: кофе делало его дёрганым.

Из обеденного зала доносились голоса – похоже, не он один ранняя пташка, может, стоит глянуть…

Аккурат на этой мысли в дверь ввалился Драко – чёрная пижама, волосы торчком, ни дать ни взять Призрак Прошедшего Рождества в школьном спектакле.

Гарри подавился булочкой.

– Мф-мфой, – выдавил он через кусок, когда понял, что уже не задохнётся, – ты фто, ф ума…

Драко обрушился в кресло напротив Гарри и воззрился на него огромными трагическими глазами.

– Случилось нечто ужасное, – объявил он.

Кусок мигом проскочил Гарри в горло.

– Что?! Что ужасное?! Ты как? Что-то с Гермионой?! Может, Рон…

Драко нетерпеливо отмахнулся:

– Я не о них, а о себе! Это со мной стряслось нечто ужасное. Меня, – сообщил он, – бросила Джинни.

Гарри почувствовал, как лезут на лоб брови.

– Бросила?..

Малфой кивнул.

Гарри потянулся к йогурту. Похоже, чтобы осилить эту беседу, потребуется усиленная протеиновая диета.

– Знаешь, – осторожно заметил он, – я всегда думал, что прежде чем кого-нибудь бросить, нужно в некотором смысле… – он сделал паузу, –…с ним быть. Ну, ты понимаешь.

– Она была со мной! – взорвался Драко. – Где тебя носило?! Давай уже, врубайся, Поттер!

– Вообще-то, я думал, что врубаюсь, – возразил Гарри. – До вчерашнего полудня она встречалась с Симусом.

– Именно, – сказал Драко, хотя Гарри казалось, что его замечание требует не столько этого «именно», сколько дальнейших разъяснений. – А потом была со мной.

Гарри тупо захлопал глазами.

– И из чего же ты сделал заключение, что тебя бросили?

– Из того, что, когда я проснулся сегодня, она ушла!

Гарри подавился йогуртом, что оказалось так же неприятно, как давиться булочкой.

– Ты имеешь в виду – из твоей спальни? – наконец, продышавшись, спросил он.

– А как ты думаешь, где мы ещё могли спать?! Поттер, будь логичен.

– Погоди… Ты имеешь в виду, что вы…

Драко выдавил тяжёлый вздох.

– Та-ак. Может, тебе стоит просто прочесть? Это всё объяснит, – он кинул сложенный клочок пергамента, который Гарри поймал с профессионализмом ловца. – Это записка, которую она оставила на подушке, когда БРОСИЛА меня, загодя подготовив ответы на твои вопросы.

– Ладно… – Гарри отставил йогурт на стол и развернул записку. Взгляд Драко с жадностью устремился на йогурт.

– Чёрносмородиновый?

Гарри кивнул, и йогурт перекочевал в руки Малфоя, который начал задумчиво его поедать.

…Ну, по крайней мере, на аппетите разбитое сердце не отразилось, – отметил Гарри.

Письмо, без сомнения, писалось впопыхах: обычно аккуратные, сейчас слова скакали по всей странице. Гарри начал было читать, но процесс продлился недолго.

– Слышь, Малфой, тут такое понаписано… Честно говоря, не уверен, что мне стоит это…

Драко помахал свободной от йогурта рукой:

– Ничего-ничего, у нас нет секретов друг от друга.

– Ну да, разве что… мнэ-э-э… Это я пропущу… Слушай, а как ты ухитрился ничего не разбить?.. Вот это слог, ну и ну… «Серебристые волосы»? Что за серебристые волосы?

– Мои. Как думаешь, какого они у меня цвета?

– Ну, не знаю, – пожал плечами Гарри, – блондинистые какие-то.

Драко фыркнул, словно услышал самую большую глупость в своей жизни.

Гарри издал полузадушенный всхлип:

– О боже, Малфой, да тут ещё… Похоже, ты у нас в ночи неутомим, как сваебойный копр. Слушай, я точно обязан это знать? Мне вот так не кажется, – печально добавил он. – Теперь этот образ будет меня преследовать всю оставшуюся жизнь. Премного благодарен.

– А что такое «сваебойный копр»? – спросил, входя в кухню, Рон, у которого волосы торчали так, словно он всю ночь проспал на оголённых проводах.

Гарри моментально сунул письмо под майку.

– Это такая маггловская штуковина, которая…

–…долбает всю ночь напролёт, – вежливо подхватил Драко. – Нечто сродни перпетуум мобиле.

– Чего-чего мобиле? – наливая чашку чая, без задней мысли переспросил Рон. – Тьфу, как ни придёшь, о всякой скучище трепитесь, – добавил он и прошел в обеденный зал, миновав Малфоя, который тихо, практически неслышно буркнул:

– Да неужто? Ну так знай: я того-того твою сестру.

…МАЛФОЙ! – ахнул от ужаса Гарри. – Это смешно только тогда, когда действительно является шуткой!

…Не согласен, – возразил Драко, приканчивая чёрносмородиновый йогурт.

– Короче, – добавил он уже вслух, – ты дочитал?

– К сожалению, да, – выуживая письмо из-под одежды, сказал Гарри. – И не могу понять, с чего ты так взбеленился.

– Она же меня бросила!.. – снова завёл своё Драко. – Или для тебя это пустяк?!

– Ну, не могу сказать, что я потрясён до глубины души, с учётом того, как ты с ней обращался весь последний год. Так или иначе, она тут дело пишет: ей ещё год учиться, а ты закончил, так что…

– Хрень, – отрезал Драко. – Она меня использовала и выбросила. Ничего подобного прежде с Малфоями не случалось.

– Может, это просто не вошло в ваши семейные хроники.

– Исключено, – с негодованием сообщил Драко в пустую коробочку из-под йогурта. – Это унизительно.

– Да почему же? – заметил Гарри. – Тебя использовала красивая девушка, исчезнув после ночи, полной жаркой страсти. Бьюсь об заклад, такое случается не со всяким. Тем более, в семнадцать лет.

– Логично, – просветлел Драко. – Хотя не могу поверить свои ушам, слыша от тебя выражение «полная жаркой страсти ночь».

– Сам не верю. И потом, она тебя вовсе не выбросила, а просто… отложила. На потом.

– Я – Драко Малфой, – поедая бисквит, сообщил Драко. – Меня не откладывают! – тем не менее, вид у него стал самодовольным. – Возможно, она решила, что если проведёт со мной лето, то, вернувшись в школу, иссохнет от тоски и страсти. Ну, или от какого-нибудь там отчаяния.

– От какого-нибудь, – сухо кивнул Гарри. Поскольку Драко слопал весь чёрносмородиновый йогурт, пришлось удовлетвориться малиновым. – А разве ты не собирался летом в кругосветное путешествие? Ты же не думаешь его отменить, правда?

– Разумеется, – встрепенулся Драко. – Я как-то об этом не задумывался, но нет, конечно. Конечно, нет.

– Так, возможно, Джинни права, и ты ещё действительно не готов к брачным узам.

– Каким-каким узам? – в кухню вплыла Блэз. На ней был шёлковый зелёный халат, отчего огненные волосы сияли ещё ярче. – Ты про смирительную рубашку в клинике Святого Мунго?

Она тоже налила чашку чая.

– Сразу чувствуется горький жизненный опыт, – намазывая маслом булочку, парировал Драко. Гарри мимоходом подумал, не собирается ли тот уничтожить всё, до чего дотянется. – Малфоя просто так не укротишь!

Блэз закатила глаза и обошла Гарри слева, чтобы добраться до сахарницы, да так и замерла с протянутой рукой.

Дата добавления: 2015-07-13