Вербально-логическое (дискурсивное) мышление. Решение задач 1 страница

Психология располагает большим набором методик исследования вербально-логического мышления. К ним относятся такие методы, как метод классификации предметов (или понятий), метод нахождения логических отношений (или аналогий), метод выполнения простейших операций логического вывода с использованием фигуры силлогизма, и многие другие.

Одни из них были широко использованы в психиатрической клинике (Л.С.Выготский, 1934; Б.В.Зейгарник, 1961), другие позволили получить важные результаты в клинике локальных поражений мозга (А.Р.Лурия, 1962, 1966, 1969).

Не излагая всех данных, полученных с помощью этих методов в процессе исследования больных с очаговыми поражениями мозга, остановимся лишь на неиропсихологическом анализе процесса решения арифметических задач, который с полным основанием может рассматриваться как удачная модель дискурсивного мышления. Попытаемся на этом примере подойти к анализу того, какие мозговые системы принимают участие в построении наиболее сложных, интеллектуальных форм психической деятельности человека.

Арифметическая задача всегда включает в свой состав цель (сформулированную в виде вопроса задачи) и условия, при анализе которых может быть создана некоторая схема решения задачи или принята некоторая стратегия, позволяющая прийти к нужному решению. Эта стратегия, формулируемая в виде определенной гипотезы, вызывает поиск отдельных операций, выполнение которых может привести к нужному результату. Процесс решения задачи заканчивается сопоставлением проделанного пути и полученного результата как с общим вопросом, так и с условиями задачи; в случае совпадения или согласованности найденного решения с условиями задачи интеллектуальная деятельность прекращается. Наоборот, всякая рассогласованность путей и результатов решения с исходными условиями заставляет возобновить поиск способов адекватного решения.

Важно отметить, что различные арифметические задачи имеют неодинаковую структуру: все они могут быть выстроены в последовательный ряд по степени возрастания сложности их структуры.

Как это было специально показано в другом месте (А. Р. Лу-рия, Л. С. Цветкова, 1967), простейшие задачи (типа: «У Оли было 4 яблока, у Кати — 3 яблока; сколько было у обеих?») имеют однозначный наипростейший алгоритм решения и требуют одного действия; более сложные варианты той же задачи (типа: «У Оли было 4 яблока, у Кати — на 2 яблока больше; сколько было у обеих?») требуют выполнения промежуточной, не сформулированной, операции, программа решения задачи распадается на два этапа. Еще более сложный характер носит решение задач с алгоритмами, требующими выполнения программы, состоящей из ряда последовательных звеньев или промежуточных операций. К таковым относятся задачи, требующие перекодирования условий, введения новых составных элементов (например, задача: «На двух полках было 18 книг; на одной из них книг было в 2 раза больше, чем на другой; сколько книг было на каждой полке?»). Для решения такой задачи необходимо рядом с исходными данными («2 полки») ввести вспомогательные данные («3 части») с дальнейшим вычислением количества книг, приходящихся на каждую из вспомогательных частей. Еще большую сложность представляют задачи, которые мы обозначили как «конфликтные», где правильный путь решения предполагает отказ от напрашивающегося способа (например, задача типа: «Длина свечи — 15 см; тень от свечи на 45 см длиннее; во сколько раз тень длиннее свечи?». Здесь тенденция провести прямую операцию 45:15 = 3 должна быть отвергнута и заменена более сложной программой: 15 + 45 = 60; 60:15 = 4). Мы видим, как усложняется по составу набор действий, требующихся для решения каждого из описанных типов задач.

Приведенный только что структурный анализ требований, которые предъявляют различные по строению задачи к процессу их решения, позволяет подойти к анализу того, как именно меняется процесс решения при устранении тех или иных условий, связанных с работой определенных мозговых систем, а тем самым и к вопросу о мозговой организации этого сложного процесса.

Поражения левой височной области, приводящие к нарушению слухоречевой памяти, естественно, вызывают значительные трудности удержания условий задачи с невозможностью включать в процесс решения необходимые промежуточные речевые звенья. Вот почему у больных этой группы решение даже относительно простых задач резко затрудняется. Некоторое облегчение отмечается, когда задача предлагается в письменном виде, однако и в этом случае необходимость промежуточных речевых звеньев, выступающих в качестве элементов решения задачи, резко затрудняет осуществление серии дискурсивных актов. Подобные явления носят, однако, неспецифический для интеллектуальной деятельности характер (Омбредан, 1951).

Значительно больший интерес представляют те затруднения процесса решения задач, которые возникают при поражениях систем левой теменно-затылочной области.

Как мы уже видели ранее, в этих случаях поражение вызывает грубый распад симультанных (пространственных) синтезов, проявляющийся как в непосредственном, наглядном поведении, так и в символической сфере. В результате такого нарушения как логико-грамматические, так и числовые операции становятся недоступными, и эти дефекты полностью препятствуют нормальному протеканию решения сложных задач.

Общий смысл задач нередко остается у этих больных относительно сохранным; как правило, они никогда не теряют конечного вопроса задачи и активно пытаются найти пути к ее решению. Однако то, что понимание сложных логико-грамматических структур оказывается для них недоступным, а сколько-нибудь сложные арифметические операции — невозможными, ставит перед ними непреодолимые препятствия.

Даже элементарные логические условия (например: «А взял у Б столько-то яблок», или «У А в два раза больше яблок, чем у Б», или «У А на 2 яблока больше, чем у Б», и т.д.), не говоря уже о более сложных логико-грамматических конструкциях, остаются недоступными для таких больных, и повторение условий приобретает характер воспроизведения изолированных, не связанных друг с другом фрагментов их (например: «У Оли яблоки... а у Тани... на два... или в два... а что такое больше?..» и т.д.). Естественно, что система логических связей, заключенных в условиях более сложных задач, остается полностью недоступной для этих больных, и несмотря на то, что намерение решить задачу полностью сохраняется и больной продолжает делать активные попытки понять составляющие условия соотношения, решение задачи так и не осуществляется.

Иной структурой отличается нарушение процесса решения задач при поражениях лобных отделов мозга. Поскольку об этом подробно говорится в специальных работах (А. Р.Лурия, Л. С. Цветкова, 1966, 1967), мы ограничимся здесь резюмированием описанных там фактов.

Первая и основная черта нарушения интеллектуальной деятельности у больных с массивными поражениями лобных долей мозга заключается в том, что предложенный текст задачи не воспринимается ими как задача, иначе говоря, как система соподчиненных элементов условий.

Этот факт отчетливо выступает в том, что в ответ на предложение повторить условия задачи больные, воспроизводя некоторые составные элементы условия, либо вообще опускают повторение вопроса, либо же заменяют вопрос задачи повторением одного из элементов условия. Так, например, задачу «На двух полках было 18 книг, но не поровну; на одной из них было в два раза больше, чем на другой; сколько книг было на каждой полке?» такие больные могут повторить так: «На двух полках было 18 книг. И на второй полке было 18 книг...» — задача фактически превращается в констатацию двух известных фактов и теряет характер интеллектуальной проблемы. Больные могут повторить эту же задачу иным образом: «На двух полках было 18 книг; на одной — в 2 раза больше, чем на другой. Сколько книг было на обеих полках?», не замечая, что вместо вопроса они фактически повторяют первую часть уже известных условий. Характерно, что больные этой группы, как правило, не замечают допущенной ошибки и при вторичном предъявлении задачи повторяют ее.

Эти факты говорят о том, что больными с выраженным лобным синдромом не осознается основное условие — наличие самой задачи, а поэтому не формулируются и намерения решать ее.

Второй тесно связанный с этим дефект, характерный для больных с поражением лобных долей мозга, заключается в том, что у этих больных выпадает процесс предварительной ориентировки в условиях задачи, в результате чего они, даже не попытавшись разобраться в условиях задачи и сопоставить входящие в ее состав звенья, сразу же начинают импульсивно подыскивать ответы, чаще всего просто комбинируя входящие в условия числа и выполняя ряд фрагментарных операций, никак не связанных с контекстом задачи и, следовательно, не имеющих никакого смысла.

Типичным примером таких фрагментарных операций, заменяющих подлинное решение задачи, является следующий набор ответов на приводившуюся выше задачу о двух полках с 18 книгами: «На двух полках 18 книг... На второй в 2 раза больше... значит 36... а там две полки... значит 18 + 36 = 54!..»

Такой тип решения задачи является типичным для больного с выраженным лобным синдромом, он отчетливо показывает, что распаду подвергается у него интеллектуальная деятельность в целом и что решение задачи недоступно для него, даже несмотря на полную сохранность понимания логико-грамматических структур и счетных операций.

Характерно, что больные с поражением лобных отделов мозга не сличают полученный результат с исходными условиями задачи и не осознают бессмысленность полученного ими ответа.

Совершенно естественно, что правильное решение «конфликтных» задач оказывается полностью недоступным этим больным; прочитав задачу «Длина свечи 15 см; тень от свечи на 45 см длиннее; во сколько раз тень длиннее свечи?», больной сразу же отвечает: «Конечно, в 3 раза!» и даже при наводящих вопросах не видит в этом ответе ошибки.

Таким образом, нейропсихологический анализ указывает на глубокие различия в характере нарушения решения задач при различных по локализации поражениях мозга и дает возможность видеть, что если задние отделы больших полушарий (входящие в состав второго функционального блока мозга) обеспечивают операционные условия выполнения интеллектуальной деятельности, то лобные доли мозга (входящие в состав третьего функционального блока) необходимы для организации интеллектуальной деятельности в целом с входящими в ее состав программированием интеллектуального акта и контролем над его выполнением.

Анализ мозговой организации интеллектуальной деятельности осуществляет лишь первые шаги, и исследователям предстоит проделать еще очень много работы, прежде чем мозговые механизмы мышления предстанут перед ними с достаточной полнотой. Мы уверены, что предложенный нами метод системного анализа дает надежный путь к решению этого сложнейшего вопроса.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Мы дали краткий обзор основных принципов работы человеческого мозга и изложили основное содержание новой отрасли науки, которая сложилась за последние тридцать лет и получила название нейропсихологии.

Теперь, в заключение, мы должны в самых кратких чертах сделать выводы и остановиться на том, какое значение имеет эта новая отрасль науки для теории и практики.

В самом начале этой книги мы сказали о том, что до самого последнего времени философы и психологи лишь постулировали положение о том, что мозг является органом психической жизни человека, но не располагали конкретным материалом, касающимся основных принципов функциональной организации мозга и конкретных форм его работы. Этот этап позади.

Сейчас мы располагаем богатейшим материалом, который позволяет нам выделить принципы функциональной организации мозга, наметить основные блоки, входящие в его состав, и обозначить ту роль, которую играют отдельные системы мозга в организации психических процессов. Обзору тех данных, которыми располагает современная наука для ответа на этот вопрос, и были посвящены две первые части нашей книги.

Эти данные позволили нам перейти к анализу мозговой организации сложных форм психической деятельности человека и показать, на какую сложную систему слаженно работающих зон мозговой коры опираются восприятие и действие, память, речь и мышление человека. Этому была посвящена третья, синтетическая, часть этой книги.

Мы далеки от того, чтобы думать, что изложенный нами материал дает сколько-нибудь полный и окончательный ответ на все эти вопросы.

Нейропсихология — еще очень молодая наука, которая делает свои первые шаги: тридцатилетний период в развитии науки вряд ли можно считать большим отрезком времени.

Мы попытались изложить те представления, которые сложились в нейропсихологии более чем за тридцатилетний период интенсивной работы, пользуясь в основном материалами наблюдений, которые были проведены за это время нами и нашими сотрудниками.

Естественно, что целый ряд разделов остается недостаточно разработанным, и, не имея собственных материалов, мы предпочли не включать их в эту книгу. К таким разделам относятся участие гипоталамических и таламических структур в организации психических процессов, и прежде всего эмоционального поведения, вопросы мозговой организации мотивов и потребностей, переживаний личности. К ним относится, наконец, роль глубоких структур мозга и правого полушария в организации психической деятельности.

Детальное рассмотрение всех этих вопросов выходит за пределы этой книги, однако есть все основания думать, что в ближайшие годы эти недостатки будут устранены, и в последующих изданиях мы сможем сказать гораздо больше о тех проблемах, сведения о которых сегодня еще очень недостаточны.

Естественно вместе с тем, что в последующие годы многие из изложенных представлений будут уточнены и развиты, а некоторые окажутся ложными и будут пересмотрены. Так всегда протекает развитие каждой новой области, и мы должны быть готовы к этому.

Однако мы не сомневаемся в том, что настоящий этап работы, в сводном виде отраженный в этой книге, был важным и полезным. Учение о мозге пополнилось данными о функциональных аспектах работы человеческого мозга, и, может быть, это позволит направить внимание ученых к исследованиям, которые за последнее время развивались гораздо медленнее, чем исследования интимных электрофизиологических механизмов работы мозга и функций отдельных нейронов.

Работа целого мозга как аппарата, организующего психическую деятельность человека, представляет огромный интерес для философов и психологов, педагогов и врачей. Поэтому мы не сомневаемся в том, что изложенный нами материал встретит интерес у читателя.

Есть, однако, и другая сторона того теоретического значения, которое имеют разрабатываемые нами проблемы.

Это их значение для развития самой психологической науки.

Современная психология, несомненно, сделала большие успехи в изучении генеза психологических процессов, их изменений в процессе развития; она описала строение психической деятельности человека и сейчас имеет такие четкие представления о структуре высших психических функций и сложной сознательной деятельности, которые не идут ни в какое сравнение ни с классическими схемами ассоциационизма, ни с общими представлениями гештальтпсихологии, ни с упрощенной феноменологией бихевиоризма, ни с идеями «глубинной психологии».

Однако несмотря на все эти успехи, наши знания о морфофизиологическом строении психических процессов, об их внутренних интимных механизмах еще в высокой степени недостаточны.

Мы еще очень мало знаем о внутренней природе и мозговой структуре тех сложных форм сознательной деятельности, протекание которых теперь нам довольно хорошо известно. Мы еще почти ничего не знаем о том, какие факторы входят в их состав, как эти факторы изменяются на последовательных этапах психического развития по мере овладения теми сложными средствами, на которые эти процессы опираются.

Было бы неправильно недооценивать ту большую работу, которая проводится в этом направлении различными школами «факторного анализа». Однако было бы столь же неправильно думать, что математические приемы, которыми располагают эти школы, являются единственным путем для ответа на поставленные вопросы.

Задачей этой книги было обосновать другой путь — путь анализа внутренней структуры психических процессов с помощью использования нейропсихологического метода. Этот метод основывается на тщательном анализе изменений психических процессов при локальных поражениях мозга с целью выявления того, какие именно комплексы или системы психических процессов нарушаются при этих поражениях. Таким образом, этот метод позволяет подойти к анализу внутреннего строения и взаимосвязи различных психических процессов.

Анализ изменения психических процессов при локальных поражениях мозга имеет, таким образом, две стороны. Он позволяет увидеть, с каким мозговым субстратом связан тот или иной вид психической деятельности, и этим углубляет наши знания о их внутреннем строении. С другой стороны, он позволяет вскрыть те общие структуры, которые имеются иногда, казалось бы, в совершенно разных психических процессах. Последнее открывает новый путь для «факторного анализа» психической деятельности, который мы обозначили как нейропсихологический синдромный анализ; попытке показать продуктивность этого пути была посвящена вся эта книга.

Мы надеемся, что психологическая наука, идя по этому пути, сделает новые и важные шаги. Возможно, лет через пятьдесят наши представления о строении психических процессов будут существенно отличаться от тех, которыми психология располагает сейчас. Мы глубоко убеждены, что в этой перестройке наших психологических знаний значительная роль будет принадлежать нейропсихологии.

Та область знания, которой посвящена наша книга, имеет, однако, и другую, практическую, сторону.

Каждый шаг развития неврологии и ее самой молодой и активной отрасли — нейрохирургии показывает, какой острый недостаток испытывает клиника в точной и возможно более ранней локальной (или по крайней мере — регионарной) диагностике очаговых поражений мозга, в научно обоснованных путях восстановления функций, нарушенных в результате локальных поражений мозга.

Классические приемы, в течение столетия разработанные неврологией, являются совершенно необходимыми, но все же недостаточными. Исследование чувствительности, движений, рефлексов, тонуса, которые составляют инвентарь неврологического исследования, дает важную, но недостаточную информацию о поражении наиболее сложных, специфически человеческих отделов большого мозга, а эти отделы занимают у человека едва ли не две трети больших полушарий.

Естественно, что в этих условиях неврология и нейрохирургия начинают обращаться к точным методам электроэнцефалографии во всех ее вариантах, к контрастным методам с артериографией и к ряду других опорных приемов.

Однако есть и еще один путь, который имеет не менее важное значение. Таким путем является нейропсихологическое исследование, позволяющее получить огромную объективную информацию о поражениях наиболее сложных, специфически человеческих разделов мозга и использовать эту информацию для возможно более точной локальной (или регионарной) диагностики очаговых мозговых поражений и для разработки путей для восстановления нарушенных функций. В этом и состоит значение нейропсихологии как для теории функциональной организации мозга и анализа мозговых основ психической деятельности, так и для практики современной медицины.

ЛИТЕРАТУРА

1. Адрианов О. С. Межкортикальные и таламо-кортикальные отношения в условнорефлекторной деятельности: Докт. дис. АМН СССР. — 1963.

2. Акбарова Н. А. Нейропсихологический анализ нарушения памяти при черепно-мозговой травме: Канд. дис. — М., 1971.

3. Ананьев Б. Г. Проблема парной работы больших полушарий головного мозга // Учение И. П. Павлова и философские основы психологии. — М., 1952.

4. Ананьев Б. Г. Функциональные асимметрии в осязательном пространственном различении // Ученые записки Ленингр. ун-та. — Л., 1954. - Т. 189.

5. Ананьев Б. Г., Веккер Л.М., Ломов Б.Ф., Ярмоленко А. В. Осязание в процессах познания и труда. — М., 1959.

6. Анохин П. К. Проблемы центра и периферии в физиологии нервной деятельности. — Горький, 1935.

7. Анохин П. К. Проблемы локализации с точки зрения системных представлений о нервных функциях // Неврология и психиатрия. — 1940. — Т. IX. - № 6.

8. Анохин П. К. Проблемы высшей нервной деятельности. — М., 1949.

9. Анохин П. К. Новые данные об особенностях афферентного аппарата условного рефлекса // Вопросы психологии. — 1955. — № 6.

10. Анохин П. К. Успехи современной нейрофизиологии и их значение для разработки проблемы высшей нервной деятельности // Вестн. АМН СССР. - 1959. - № 5.

11. Анохин П. К. Новые данные к характеристике восходящих активаций // Журнал высшей нервной деятельности. — 1962. — № 12.

12. Анохин П. К. Теория функциональной системы как предпосылка к построению физиологической кибернетики // Биологические аспекты кибернетики. — М., 1963.

13. Анохин П. К. Биология и нейрофизиология условного рефлекса. — М., 1968.

14. Анохин П. К. Принципиальные вопросы общей теории функциональных систем. — М., 1971.

15. Артемьева Е. Ю. Периодические колебания асимметрии волн ЭЭГ как показатель состояния активности: Канд. дис. — М., 1965.

16. Артемьева Е.Ю., Хомская Е.Д. Изменение в асимметрии медленных колебаний при различных функциональных состояниях в норме и при поражении лобных долей мозга // Лобные доли и регуляция психических процессов / Под ред. А.Р.Лурия и Е.Д.Хомской. — М., 1966.

17. Асратян Э.А. Физиология центральной нервной системы. — М., 1953.

18. Бабенкова С. В. О клинических синдромах острых сосудистых поражений правого полушария головного мозга: Докт. дис. — М., 1968.

19. Бабкин Б. П. К характеристике звукового анализатора у собаки // Труды об-ва русск. врачей. — СПб., 1910. — Вып. 77.

20. Балонов Л. Я. Изменение зрительных образов как показатель кортикальной динамики: Канд. дис. — Л., 1950.

21. Барановская О. П., Хомская Е.Д. Изменение частотного спектра ЭЭГ при действии индифферентных и сигнальных раздражителей у больных с поражением лобных долей мозга // Лобные доли и регуляция психических процессов / Под ред. А. Р.Лурия и Е.Д.Хомской. — М., 1966.

22. Бару А. В., Гершуни Г. В., Тонконогий И.М. Значение обнаружения звуковых сигналов разной длительности для диагностики поражения височных отделов мозга // Журнал невропатологии и психиатрии им. Корсакова. — 1964. — Т. 64. — Вып. 4.

23. Бару А. В., Карасева Т. А. Мозг и слух. — М., 1970.

24. Бейн Э. С. Психологический анализ височной афазии: Докт. дис. — М., 1947.

25. Бейн Э. С. Афазия и пути ее преодоления. — Л., 1964.

26. Бейн Э. С., Овчарова П. А. Клиника и лечение афазий. — София, 1970.

27. Бернштейн Н. А. Проблема взаимоотношения координации и локализации // Архив биол. наук. — 1935. — Т. 38. — Вып. 7.

28. Бернштейн Н.А. О построении движений. — М., 1947.

29. Бернштейн Н.А. Некоторые назревающие проблемы регуляции двигательных актов // Вопросы психологии. — 1957. — № 6.

30. Бернштейн Н.А. Очерки физиологии движений и физиологии активности. — М., 1966.

31. Бехтерев В. М. Основы учения о функциях мозга. — СПб., 1905—1907. — Вып. I—VII.

32. Бец В. А. Два центра в коре головного мозга. Анатомические и гистологические исследования. — М., 1950.

33. Бец В. А. Два центра в корковом слое человеческого мозга // Московский врачебный вестник. — 1874. — № 24.

34. Блинков С. М. Особенности строения большого мозга человека. — М., 1955.

35. Блинков С. М. О нарушениях письма при поражениях теменной доли // Известия АПН РСФСР. - 1948. - Вып. 15.

36. Блинков С. М., Глезер И. И. Мозг человека в цифрах и таблицах. — Л., 1964.

37. Бондарева Л. В. Нарушение высших форм памяти при некоторых орга-шческих поражениях мозга: Канд. дис. — М., 1969.

38. Брагина Н.Н. Клинические синдромы поражения гиппокампа и пошчных с ним областей: Докт. дис. — М., 1966.

39. Брезье М. Электрическая активность нервной системы. — М., 1955.

40. Бронштейн A.M., Антонова Т.Г. Проблемы эволюции физиологических функций. — М., 1958.

41. Бронштейн А. И., Итина Н.А. и др. Ориентировочный рефлекс и ориентировочно-исследовательская деятельность. — М., 1958.

42. Брутковский С. Корково-подкорковая система контроля способности к дифференцированию // Рефлексы головного мозга. — М., 1965.

43. Брутковский С. О функциональных особенностях так называемых немых зон лобных долей животных // Лобные доли и регуляции психических процессов / Под ред. А.Р.Лурия и Е.Д.Хомской. — М., 1966.

44. Бубнова В. К. Нарушение понимания грамматических конструкций при мозговых поражениях и его восстановление в процессе обучения: Канд. дис. - М., 1946.

45. Буреш Я., Бурешова О. Распространяющаяся депрессия и кортико-субкортикальные взаимоотношения в механизме условных рефлексов // Рефлексы головного мозга. — М., 1965.

46. Буреш Я., Бурешова О. Применение распространяющейся депрессии в целях изучения функциональной организации центральной нервной системы // Корковая регуляция подкорковых образований головного мозга. — Тбилиси, 1968.

47. Винарская Е. Н. Клинические проблемы афазии. Нейролингвистичес-кий анализ. — М., 1971.

48. Виноградова О. С. Роль ориентировочного рефлекса в процессе замыкания условной связи у человека // Ориентировочный рефлекс и вопросы высшей нервной деятельности. — М., 1959.

49. Виноградова О. С. О динамике ориентировочного рефлекса в процессе замыкания условной связи // Ориентировочный рефлекс и ориентировочно-исследовательская деятельность. — М., 1958.

50. Виноградова О. С. Исследование ориентировочного рефлекса у детей методом плетизмографии // Ориентировочный рефлекс и вопросы высшей нервной деятельности. — М., 1959.

51. Виноградова О. С. Ориентировочный рефлекс и его нейрофизиологические механизмы. — М., 1961.

52. Виноградова О. С. Динамическая классификация реакций нейронов гиппокампа на сенсорные раздражители // Журнал высшей нервной деятельности. — 1965. — № 15.

53. Виноградова О. С, Линдслей Д. Ф. Угашение реакций на сенсорные раздражители в одиночном нейроне зрительной области неанестезирован-ного кролика // Журнал высшей нервной деятельности. — 1963. — Т. 13. — Вып. 2.

54. Виноградова О. С, Коновалов В.Ф., Семенова Т.П. Нейронные корреляты угашения ориентировочного рефлекса в различных структурах головного мозга // Вопросы психологии. — 1969. — № 1.

55. Виноградова О. С. О функциональных свойствах нейронов мозговой коры // Лурия А. Р. Высшие корковые функции человека. — М., 1969.

56. Виноградова О. С. Гиппокамп и ориентировочный рефлекс // Нейронные механизмы ориентировочного рефлекса. — М., 1970.

57. Владимиров А. Д. Методы изучения движения глаз: Канд. дис. — М., 1972.

58. Владимиров А. Д., Хамская Е.Д. Фотоэлектрический метод записи движений глаз // Вопросы психологии. — 1961. — № 3.

59. Владимиров А.Д., Хомская Е.Д. Фотоэлектрический метод регистрации движения глаз при рассматривании объектов // Вопросы психологии. - 1962. - № 5.

60. Выготский Л. С. Мышление и речь. — М., 1934.

61. Выготский Л. С. Избранные психологические исследования. — М., 1956.

62. Выготский Л. С. Развитие высших психических функций. — М., 1960.

63. Выготский Л. С, Лурия А. Р. Этюды по истории поведения. — М., 1930.

64. Гаджиев С. Г. Нарушение наглядной интеллектуальной деятельности при поражении лобных долей мозга // Лобные доли и регуляция психических процессов / Под ред. А. Р.Лурия и Е.Д.Хомской. — М., 1966.

65. Гальперин П. Я. Развитие исследований по формированию умственных действий // Психологическая наука в СССР. — М., 1959.

66. Генкин А. А. Применение метода статистического описания длительности восходящих и нисходящих фаз электрической активности мозга для выявления информации о процессах, сопутствующих мыслительной деятельности // Доклады АПН РСФСР. — 1962. — № 6.

67. Генкин А. А. Об асимметрии длительности фаз энцефалограммы при мыслительной активности // Доклады АПН РСФСР. — 1963. — № 6.

68. Генкин А. А. Длительность восходящих и нисходящих фронтов ЭЭГ как источник информации о нейрофизиологических процессах: Канд. дис. - Л., 1964.

69. Гершуни Г. В. Рефлекторные реакции при воздействии внешних раздражителей // Физиологический журнал СССР. — 1949. — № 5.

70. Гершуни Г. В. Изучение деятельности звукового анализатора человека на основе использования разных реакций // Проблемы физиологической акустики. — М., 1955. — Т. III.

71. Данилова Н.Н. Реакция нейронов неспецифического таламуса кролика при действии слуховых, зрительных и кожных раздражителей // XVIII Международный психологический конгресс. Симпозиум 5. — М., 1961.

72. Данилова Н. Н. Нейронные механизмы синхронизирующей и десинхронизирующей активности мозга // Нейронные механизмы ориентировочного рефлекса / Под ред. Е. Н.Соколова. — М., 1970.

73. Данилова Н. Н. Нейронные корреляты ЭЭГ-реакции активации и инактивации // Нейронные механизмы обучения. — М., 1970.

74. Дуринян Р. А. О некоторых элементах организации представительства висцеральных систем на уровне таламуса // Бюллетень экспериментальной биологии и медицины. — 1962. — № 53.

75. Дуринян Р.А., Рабин А. Г. Проекционные системы мозга и проблемы избирательных механизмов восходящего афферентного потока // Корковая регуляция деятельности подкорковых образований мозга. — Тбилиси, 1968.

76. Загер О. Межуточный мозг. — Бухарест, 1962.

Дата добавления: 2015-08-31