Картина девятнадцатая

Картина восемнадцатая

Световой луч выхватывает из темноты сидящего в своей светелке за письменным столом Александра. Он лихорадочно пишет.

АЛЕКСАНДР: «Дорогая тетушка! Прощаясь, вы мне сказали: если когда-нибудь мне нужна будет ваша дружба, участие... Настала минута, когда я понял цену ваших слов. Я давно здесь, давно. Сколько прошло времени! Вечность!.. Месяца три назад скончалась матушка. Я теперь бегу отсюда навсегда. (Отрывается от письма и мыслит вслух.) Что я здесь делаю? Зачем вяну? Зачем гаснут мои дарования? Чем дядюшка лучше меня? Чем другие лучше меня? Все вышли в люди... а я... К вам придет не сумасброд, не мечтатель, не разочарованный, а просто человек, которых в Петербурге много и каким мне давно пора стать... Вы увидите, на что я способен!.. (Берет другой лист бумаги и так же лихорадочно пишет.) «Любезный, добрейший дядюшка и вместе с тем ваше превосходительство! Осмелюсь ли напомнить обещание, данное мне при отъезде: когда понадобится служба, занятия или деньги, обратись ко мне — говорили вы. И вот мне понадобились и служба, и занятия и, может быть, понадобятся и деньги». (Оторвался от письма, мыслит вслух.) Уезжать, уезжать! Лучшие годы уходят, ничего не достиг... «Дядюшка, я понял правоту ваших слов. Я понял вас, вашу душу или, вернее, ваш ум, потому что душа — это в сущности ничто!..»

Комната в квартире Петра Ивановича. Некоторый беспорядок. Петр Иванович постарел и потерял прежнюю уверенность. Кроме Петра Ивановича в комнате доктор.

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Что делать, доктор? Здоровье ее угасает с каждым днем...

ДОКТОР: Вот уж и угасает! Я только хотел сказать, что она... как будто не в нормальном положении...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Не все ли равно? Как я прежде не видал, — не понимаю! Должность и дела отнимают у меня и время, и силы... а вот теперь, пожалуй, и жену... Вы сегодня расспрашивали ее?

ДОКТОР: Да. Но она ничего в себе не замечает... Может быть, причина чисто психологическая...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Психологическая причина?

ДОКТОР: То есть, вот видите ли, почему я говорю — психологическая. Иной, не зная вас, мог бы заподозрить тут какие-нибудь заботы... или подавленные желания... иногда бывает нужда...

ПЕТР ИВАНОВИЧ (перебивая). Нужда, желания! Все ее желания предупреждаются. Я знаю ее вкус, привычки... Как коварна судьба, доктор! Уж я ли не был осторожен с ней? Взвешивал, кажется, каждый свой шаг... нет, где-нибудь да подкосит. И когда же? При всех удачах, на такой карьере... А!

ДОКТОР: Что вы тревожитесь так? Малокровие, некоторый упадок сил... Поезжайте летом на юг, осенью в Италию, зимой в Париж...

ПЕТР ИВАНОВИЧ (заслышав шаги). Тс-с-с...

Входит Елизавета Александровна.

Прощайте, доктор!

Доктор раскланивается с Петром Ивановичем и Елизаветой Александровной и уходит.

Что ты делаешь?

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА (в руках у нее конторская книга). Вот просматриваю расходную книжку. Вообрази, Петр Иванович, в прошедшем месяце на один стол вышло около полутора тысяч рублей. Это ни на что не похоже!

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Послушай, доктор говорит, что здесь моя болезнь может усилиться. Он советует ехать на воды за границу. Что ты скажешь?

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Что же мне сказать? Надо ехать, если он советует.

ПЁТР ИВАНОВИЧ: А ты? Желала бы ты сделать этот вояж?

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Пожалуй...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: А, может быть, ты лучше хотела бы остаться здесь?

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Хорошо, я останусь.

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Что же из двух?

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Велишь — я поеду, нет — останусь здесь...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Доктор говорит, что и твое здоровье несколько пострадало... от климата.

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: С чего он взял? Я здорова, я ничего не чувствую.

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Или не съездить ли нам обоим на лето в Крым?

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Хорошо и в Крым.

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Тебе все равно, где ни быть?

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Все равно...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Отчего же?

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Воля твоя, Петр Иванович, нам надо сократить расходы... Тысяча пятьсот рублей на один стол...

ПЕТР ИВАНОВИЧ (вырвал у нее из рук тетрадь и бросил под стол). Что это так занимает тебя? Или денег тебе жаль?

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Как же не занимать? Ведь я твоя жена! Ты же сам учил меня... а теперь упрекаешь, что я занимаюсь. Я делаю свое дело!

ПЕТР ИВАНОВИЧ (после паузы). Послушай, Лиза... я предоставляю тебе полную свободу...

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Что я стану с ней делать? Мне свобода не нужна.

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Давно я не слыхал от тебя, Лиза, никакой просьбы, никакого желания, каприза.

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Мне ничего не нужно.

ПЁТР ИВАНОВИЧ: У тебя нет никаких особенных... скрытых желаний?

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Ты передай мне свои счеты, книги, дела... я займусь... (Потянулась за тетрадью под стол.)

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Лиза!.. (Книжка осталась под столом.) А я думал, не возобновишь ли ты некоторых знакомств?

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Ради бога, не нужно!

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Отчего, Лиза, это...

Елизавета Александровна не отвечает.

Ты знаешь, я считаюсь самым дельным чиновником в министерстве. Нынешний год буду представлен в тайные советники и, конечно, получу. Не думай, чтоб карьера моя кончилась этим, я могу еще идти вперед...

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Я вполне уверена, что ты не остановишься на половине дороги, а пойдешь до конца...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Нет, не пойду. Я на днях подам в отставку.

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: В отставку? Зачем?

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Слушай еще. Тебе известно, что я расчелся со своими компаньонами и завод принадлежит мне одному.

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Знаю. Так что ж?

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Я его продам.

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Что ты, Петр Иванович! Что с тобой? Для чего все это? Я не опомнюсь, понять не могу...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Не-у-же-ли не можешь понять?

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Нет!..

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Ты не можешь понять, что, глядя, как ты скучаешь, как твое здоровье терпит... от климата, я подорожу своей карьерой, заводом, не увезу тебя вон отсюда? Не посвящу остатка жизни тебе? (Становится на колени у кресла жены.) Лиза, неужели ты считаешь меня не способным к жертве?

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Так это для меня!.. Нет, Петр Иванович, ради бога, никакой жертвы для меня! Я не приму ее, слышишь ли? Решительно не приму!

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Мои намерения неизменны, Лиза!

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРО В Н А (с криком тоски). Если человеку не хочется, не нужно жить... неужели бог не сжалится, не возьмет меня?..

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Мы поедем в Италию.

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Но, может быть, жертва бесполезна, может быть, уж... поздно...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Пощади меня, Лиза, не добирайся до этой мысли, иначе ты увидишь, что я не из железа создан... Я повторяю тебе, что я хочу жить не одной головой, во мне еще не все застыло.

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: И это... искренно? Ты точно уезжаешь не для меня одной?

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Нет, нет! Я нездоров, устал от всего... Лиза!.. Мне даже кажется, что Александр в чем-то был прав тогда!.. (Сжаром целует ее руки.)

Слышны шаги. Петр Иванович встал с колен.

Входит Александр.Он пополнел, оплешивел, стал румян. У него брюшко и орден на шее. Глаза сияют от радости. Он поцеловал руку у тетушки и пожал дядину руку.

Откуда?

АЛЕКСАНДР: Бьюсь об заклад, не угадаете!

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Прежде бы я сказал, что ты влюбился...

АЛЕКСАНДР: Не угадали!

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Уж не... женишься ли ты?

АЛЕКСАНДР: Да! Поздравьте меня.

ПЁТР ИВАНОВИЧ: В самом деле? (Одновременно.)

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: На ком?

АЛЕКСАНДР: На дочери Александра Степаныча. А? Я сейчас от них. Отец обнял меня и сказал, что теперь может умереть спокойно. Идите, говорит, только по следам вашего дядюшки.

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: А что сказала дочь?

АЛЕКСАНДР: Да... она... так, как, знаете, все девицы, ничего не сказала, только покраснела.

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Ничего не сказала! Неужели вы не взяли на себя труда выведать об этом у ней до предложения? Вам все равно? Зачем же вы женитесь?

АЛЕКСАНДР: Как зачем? Не все же так шататься! Одиночество наскучило, пришла пора, ма тант, усесться на месте, основаться, обзавестись своим домиком, исполнить свой долг... Невеста же хорошенькая, богатая... Да вот дядюшка скажет вам, зачем жениться...

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: А может быть, вы не нравитесь ей? Может быть, она любить вас не может?..

АЛЕКСАНДР: Любовь любовью, а женитьба женитьбой. Эти две вещи не всегда сходятся, а лучше, когда не сходятся... Не правда ли, дядюшка? Ведь вы так учили...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Видишь ли, Александр, мы с Елизаветой Александровной...

АЛЕКСАНДР (не слушая). А помните, как я хотел жениться на этой... как ее... (Хохочет.) Забыл!

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Наденька!

АЛЕКСАНДР (продолжает смеяться). Да, да! Именно!.. Молодость!.. Дядюшка, хотите, докажу, что не я один любил, бесновался, ревновал, плакал когда-то...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Что такое?

АЛЕКСАНДР: Имеется письменный документ... (Вынул бумажник и оттуда пожелтевший листок бумаги.) Вот, ма тант, доказательство, что и дядюшка не всегда был такой рассудительный и положительный человек... Этот засохший лоскуток мне подарила со своей засохшей груди моя умирающая тетушка. Я все ждал случая уличить дядюшку, да забывал.

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Дай его сюда, Александр.

АЛЕКСАНДР: А вот вглядитесь. (Держит листок перед глазами дяди.)

ПЕТР ИВАНОВИЧ (пытаясь схватить листок). Отдай мне...

АЛЕКСАНДР: Ага, покраснели! Нет, дядюшка, пока не сознаетесь здесь при тетушке, что и вы когда-то любили, как я, и были, извините глупы, как все... (Развернул пожелтевший листок.) Слушайте, тетушка, и посмейтесь вместе со мной над Петром Ивановичем. (Читает.) «Ангел, обожаемая мною...»

ПЕТР ИВАНОВИЧ (кричит). Перестань!

АЛЕКСАНДР (опешив). Что вы! Пожалуйста... (Рвет письмо.) Я хотел посмешить тетушку и сказать, что не один я...

ПЕТР ИВАНОВИЧ (подойдя к Александру, тихо). Неужели ты не видишь, в каком положении жена?

АЛЕКСАНДР: Что такое?

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Ничего уж теперь не видишь вокруг. А то, что я бросаю службу, дела и еду с ней в Италию...

АЛЕКСАНДР: Что вы!.. Ведь вам нынешний год следует в тайные советники...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Да... Только тайная советница плоха...

АЛЕКСАНДР: Но неужели вы из-за этого откажетесь от такой карьеры...

ПЕТР ИВАНОВИЧ (громко, безразлично). И много ли у твоей невесты приданого?

АЛЕКСАНДР: Триста тысяч! (Выжидательно и победно смотрит на дядюшку и тетку). И пятьсот душ отдает в наше распоряжение. Триста тысяч и пятьсот душ! А? И карьера! И фортуна! А вы, дядюшка, говорили, я не Адуев! И всем этим я обязан вам... О чем вы вздохнули, ма тант!

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: О прежнем Александре.

АЛЕКСАНДР (смеется). Что делать, ма тант! Век такой! Я иду наравне с веком, нельзя же отставать! И век, откровенно надо сказать, хороший! Кстати, дядюшка, не собираетесь ли вы продать ваш завод? Я бы его мог... А? И разрешите у вас занять на короткое время денег тысяч десять... Ох, поясница! (Схватился за поясницу, радостно.) А? Поясница болит! (Хохочет.) Поясница!

Занавес

1966 год

Дата добавления: 2015-08-31