Пути становления 3 страница

* Справочник бойскаута / Сост. У. Хилкорт. Техас, 1986. С. 9.

В настоящее время в РФ система скаутизма используется в нескольких городах. Помимо московских и петербургских скаутов, тесно связанных с европейскими скаутскими объединениями, педагогически и психологически интересным представляется петрозаводское скаутское объединение «Товарищ», основанное на базе двух городских школ. В его состав входят: коммуна «Костер», отряд «Сталкер», юниорский патруль, клуб самодеятельной песни, видеоклуб, группы «Содействие» и «Лесные разведчики».

Петрозаводские скауты довольно много унаследовали в своей методике от коммунарской организации деятельности. В отличие от них, Организация Российских Юных Разведчиков (ОРЮР) есть детище русского скаутинга начала века, сохраненное эмиграцией с 1920-х годов и возвратившееся в Россию в 1990 г. По их собственному определению, ОРЮР представляет собой игру в благородного православного рыцаря - умного, честного, смелого, сильного, доброго и веселого. Летние лагеря этого объединения, как правило, устраивают возле монастырей. Время покажет, насколько ОРЮР сумеет укорениться на специфической почве современной России (см. Начальный курс-русского скаутизма. Черноголовка, 1993).

Помимо этих систем педагогически организованной деятельности существует много других. В работе В. Ланцберга и М. Кордонского «Технология группы» приводится краткая социально-психологическая характеристика основных типов клубных объединений молодежи, наиболее распространенных в российской действительности в конце XX - начале XXI века. Помимо вариантов функционерских клубов, нацеленных на производство некой, преимущественно информационной или духовно-смысловой продукции, учебных групп, любительских клубов по интересам, клубов общения и творческих клубных объединений, авторы выделяют воспитательные коллективы, ориентированные на глубоко внутренние личностные задачи нравственного характера, а среди них - объединения, использующие «коммунарскую методику», о которой мы говорили выше. Цели ее с позиции XXI столетия авторы характеризуют следующим образом: «1. Воспитание человека в духе коллективизма (имеются в виду ценности, связанные с "экологией человека", с проблемой выживания человека как индивида и человечества как вида). 2. Выработка активной жизненной позиции, независимости мышления, самостоятельности; становление социальной состоятельности. 3. Развитие организаторских навыков, умение анализировать. 4. Раскрытие творческих способностей. Основные отличительные особенности методики:

1.Формирование личности в процессе деятельности трудового коллектива.

2. Создание системы развитой демократии, самоуправления.

3. Поиск нетрадиционных творческих форм работы, способов осуществления намеченных дел»*.

* Ланцберг В., Кордонский М. Технология группы. Сокращенная редакция книги // Сельская школа со всех сторон СПб. 2001. № 20. С. 9—11.

К сказанному хотелось бы добавить относительно целей, достижимых с помощью «коммунарской методики»: рост числа молодых людей, избравших для себя гуманистическую направленность личности «доминантой жизни», и высокую степень их толерантности как принцип взаимоотношений с людьми. Используя данную методику в течение трех десятков лет в качестве основной в работе с разновозрастными коллективами младших школьников, младших подростков, старших подростков, юношества и даже взрослых людей, автор склонен считать коммунарскую методику одной из наиболее рациональных систем воспитательной работы в современных условиях. Широкое применение этой методики в практике российской педагогики затрудняет ряд причин (в первую очередь, господство авторитаризма и доминирование задач обучения над задачами воспитания), добавим к этому и загруженность школьников, у которых, как правило, не хватает времени для внеучебных занятий. Данные 1995 г. свидетельствуют, что 85-90% детей, заканчивающих школу, уже нездоровы прежде всего из-за непомерной перегрузки учебных программ, а у 35,7% школьников есть психоневрологические отклонения, нередко провоцирующие девиантное поведение. Здесь следует отметить уже давно доказанную практикой высокую результативность использования методики И.П. Иванова для психолого-педагогической реабилитации детей с девиантным поведением. Но до сих пор она не применяется в практике СИЗО, колоний и спецшкол для несовершеннолетних заключенных по причине традиционного решения социальных противоречий силовым путем. Указанные выше обстоятельства до сих пор не позволили нашему обществу по достоинству оценить психолого-педагогические преимущества методики И.П. Иванова. Воспитанные в духе самостоятельности, человечности и уважения к личности старшеклассники 60-70-х годов не были в достаточной мере подготовлены к включению в советскую социальную действительность. Никто не предлагал этим школьникам, даже на уровне ролевых игр, представить себя на месте чиновника-управленца, политического деятеля, юриста, государственного служащего, работника силовых структур. Никто не посвящал их в острые проблемы социальной действительности, как, впрочем, это зачастую происходит и сейчас. В сущности, педагогическая система страны готовила выпускников школ к единственной роли - исполнителей чужих решений, готовых работать не за страх, а за совесть, не претендуя на критическое осмысление действительности. Когда они не вполне соответствовали этой роли, приходилось слышать упреки в том, что по этой методике готовят «слишком хороших», «несовременных» людей, избыточно добрых и совестливых. Естественно, что методика сама по себе не виновата в том, что в конце XX - начале XXI века российская действительность соответствовала и до сих пор соответствует характеристике, данной более ста лет назад декабристом М.С. Луниным: «Рабство выражается в наших нравах, обычаях и учреждениях. Впечатленные от колыбели примером безусловного повиновения, мы утратили нравственную силу, отличающую человека и составляющую гражданина. Мы не страшимся смерти на поле битвы, но не смеем сказать слова... за справедливость и человечество»*.

* Гордин Я. Мыслящие восстали на умственный подвиг // Знание - сила. 1988. № 6. С. 65.

В 1980-е годы российское студенчество разрабатывало и успешно применяло систему подростковых трудовых отрядов «Эдельвейс», организованных по образцу студенческих строительных отрядов. По большей части собирались ребята из «зоны риска» (из состава профтехучилищ, по рекомендациям детских комнат милиции) и попадали в атмосферу коллективных отношений, где законы и порядки во многом были взяты из коммунарской системы. И хотя значительная часть приходила в такие отряды, желая заработать, надо отметить, что отрядные взаимоотношения коренным образом меняли их мотивацию. Заработок частично распределялся между работавшими, но по общему согласию часть его уходила на общественные нужды. В 1987 г. новосибирский отряд «Эдельвейс» прислал нашему отряду «Дозор» несколько сот саженцев сибирского кедра, которые дозоровцы высадили в Карелии на очищенной от порубочных остатков высоте 195,1, где в 1942 г. в окружении полностью погиб один из отрядов Первой партизанской бригады И.А. Григорьева. В то же лето мемориальную кедровую рощу на другой высоте высадили краснопресненские коммунары С. Юсфина.

Но вот пришла пора социальных перемен, и объективная реальность неузнаваемо изменилась. Изменилась и задача школы. Никто не может сказать, к какой жизни готовить выпускников. Во всяком случае, о прежних установках на массовое включение подростков в общественное производство говорить не приходится. Можно пойти в торговлю, в коммерцию с ее жестокими нравами, в таинственные фирмы с их недомолвками и тайнами производства. Можно продавать себя в шоу-бизнесе. Остается еще и криминальный путь заработка... На какое будущее ориентировать молодежь? Выход один, считает директор «коммунарской» московской школы № 825, доктор педагогических наук, профессор, член-корреспондент РАО В.А. Караковский. Нужно создать условия для воспитания в детях личностных качеств, помогающих выдержать высокие нагрузки, не поддаться соблазнам темных и кривых путей, сохранить человеческое достоинство. А нужно для этого - самим конструировать, создавать реальность, которая на первый взгляд по отношению к объективной может показаться инобытием, утопией. И вообще, по мнению В.А. Караковского, неправильно думать, что вся молодежь оболванена современной массовой культурой, построенной по модели наркотизированного сознания. Многие дети испытывают острый дефицит добра, ласки, внимания, мечты. Если эти потребности не будут вовремя удовлетворены, они могут перейти в свою противоположность.

Я бы добавил к сказанному следующее: необходимо восстановить в российском социуме ту его часть, которая отличалась полноценным развитием личностных качеств по критериям социализации и индивидуализации, максимально отражающих потенциальные возможности человека. А они объективно совпадают с гуманистической направленностью личности и качествами, объединенными Ю.М. Лотманом в понятие интеллигентность: человечность и готовность защищать свое человеческое достоинство. Воистину XX век истребил российскую интеллигенцию и цвет нации, в исконном смысле слова, берущий начало от Чехова, Толстого, Пушкина, Радищева, декабристов. Эти люди гибли во многих переделках минувшего века, в войнах, в революциях, в сталинских лагерях и застенках. Страна во многом утратила свой генетический социальный потенциал. Теперь надо думать о его восстановлении. Это - дело и семьи, и школы. Недаром Р. Аушев, в недавнем прошлом Президент Ингушетии, охарактеризовал современное общество как больное равнодушием и жестокостью. И это, к сожалению, правда. В 1942 г. подводники на Балтике говорили: «Чтобы подводная лодка утонула, не обязательно получить в борт торпеду. Достаточно забыть старый ватник на краю люка». Сейчас мы забываем «старые ватники» где угодно - в чернобыльском атомном реакторе, в эшелонах с ядерными отбросами, которые идут к нам из-за границы в дополнение к нашим собственным, отравляя наши реки вплоть до Ледовитого океана; на дне Аральского сохнущего моря, на полях преступной чеченской войны. В подобных ситуациях принято ругать правительство. Отчасти это справедливо, но ведь эти люди выросли на той же земле, что и мы, учились в тех же школах, читали те же газеты и книги, жили в той же социальной атмосфере. Это я пишу не потому, что мы плохие. Мы, россияне, не виноваты в том, что со времен ХVI века, со времен Ивана Грозного, в педагогике, в семье, в общественных отношениях у нас господствует авторитаризм. Это означает, что рядовой член общества не отвечает ни за что: все решает «вертикаль власти». В результате формируется наследуемая, аккумулируемая из поколения в поколение безответственность и неспособность людей к самоорганизации. Вот уметь что-то делать своими руками, изобретать что-либо можно, это мы, россияне, умеем хорошо. У нас мастеров своего дела, которые хоть блоху подкуют, хоть атомный реактор на кухне из старого самовара сделают - сколько угодно. Но людей, умеющих уважать чужой труд, сотрудничать, бескорыстно относиться к делу, к обществу, помогать другим, - у нас маловато и оттого их голос в обществе не является решающим. Среди педагогических находок XX века, пригодных к воспитанию российской интеллигенции в психологическом смысле этого слова, трудно найти что-либо равное по эффективности и способности подняться над трудностями и препятствиями (не только социальными, но даже и органическими) системе А.С. Макаренко-И.П. Иванова.

В 90-е годы в нашем «Дозоре», тогда военно-поисковом отряде, работавшем под Ржевом, появился старшеклассник Володя И. Умный, энергичный парень, он вместе с тем практически был инвалидом. Последствия ДЦП почти парализовали его правую руку. Ходил мальчик с трудом. Умные, интеллигентные в лучшем смысле слова родители представляли его в будущем математиком или астрономом. Но в душе у парня был кризис неполноценности. Он даже боялся за свою психику. И вот - появился в поисковом отряде. Довольно быстро Володя нашел себя в настоящих мужских работах: не хуже других, хотя это ему дорого стоило, овладел топором, пилой, лопатой, готовил еду, работал на раскопках. К чести ребят из отряда, никто над ним не посмеивался. Физические недостатки мальчика как бы не замечались. Но их видели все, оставляя за Володей право преодоления себя. Помню случай. Предстоит погрузка рюкзаков на машину. Несут все, несет и Володя. Подошел, бросает рюкзак через борт в кузов, но рука не слушается, и рюкзак падает на землю. Смотрю: все видят, стоят наготове, но Володя не просит помощи, значит, ребята не вмешиваются. С третьего раза рюкзак Володю послушался, оказался в кузове - и порядок! Со временем Володя стал в отряде не просто хорошим рядовым, он стал инструктором. С ним можно было посылать ребят в небольшие маршруты, зная, что Володя не допустит опасной ситуации, если даже в раскопе окажется мина или граната. Он решителен и осторожен, смел и терпелив, внимателен и заботлив. Прошли годы. Володя окончил институт, работает преподавателем информатики. У него семья. Его жена, кстати, тоже выросла в «Дозоре». Вот яркий пример того, что высокий уровень отношений в объединении позволяет успешно разрешать даже проблемы, связанные с физическими недостатками участников, ощущающих себя полноценными членами группы.

В 80-е годы наш отряд, уже имея опыт педагогической работы, решительно перешел к военному поиску, рассматривая его как отличное поле для подростковой социально актуальной деятельности. Причин для выбора было несколько.

Во-первых, военный поиск предполагает широкий фронт работ - от архивной до поиска на местности.

Во-вторых, отыскивая человеческие останки, ребята-участники поиска рано или поздно ощущают свою близость к ушедшим. В поисковой работе каждый из нас проходит по грани, отделяющей живое от неживого. «Как мне казалось, - пишет девушка 16 лет - я с самого начала понимала, что мы будем делать, но как-то отстраненно. В самый последний день раскопа я вдруг осознала, что обмываю в озере кости людей, которые ненамного старше меня, которые жили на земле, но которых сейчас уже нет. Это был момент прозрения. Я сидела, задумавшись, не больше трех минут, но эти три минуты показались мне очень длинными».

В-третьих, по нашим наблюдениям и по мнению хорошо знакомого с нашей деятельностью доктора психологических наук Б.С. Братуся, для успеха работы с подростками и молодежью нужны экстремальные обстоятельства, дела на пределе человеческих возможностей. Военный поиск эту экстремальность обеспечивает, добавляя к ней еще и острый социальный смысл (мы - патологоанатомы войны!). Участнику поиска обеспечены заведомые психические и физические перегрузки: полевой быт с палатками и костром, тяжелые земляные работы при любой погоде, работа со щупом и миноискателями в лесу, в горах, в тундре, возможная встреча со взрывоопасными предметами и соприкосновение с человеческими останками, ради захоронения которых и переносятся эти трудности. Опыт работы в 80-90-е годы под Волоколамском, Ржевом, в новгородских лесах, на склонах горного массива Муста-Тунтури у Баренцева моря и особенно трудные дни у маленького карельского поселка Ондозеро показали, что экстремальные условия очень интенсивно формируют отношения в отряде, особенно если присутствуют установка на сплочение, взаимопомощь и разумная организация дела. Можно даже сказать, что экстремальность прямо пропорциональна психологическому эффекту: там, где люди добровольно работают на пределе своих физических и психических сил, в отношениях быстро исчезает случайное, преходящее, временное и остается главное - человеческая суть.

На раскопе в Ондозере была именно эта экстремальная ситуация со знаком «плюс». Здесь все было позитивно: отношение к погибшим в этой местности в 1942 г. военным морякам, отношения с местными жителями, считавшими, что ребята делают святое дело, отношения внутри группы. Работа в Ондозере заставила участников экспедиции посмотреть на себя другими глазами, научиться уважать себя. Пусть это звучит странно, но вероятно, этому способствовала естественная для военных поисковиков близость к смерти. В обычных условиях наша молодежь отгорожена от всего, что связано с ней, мы насколько возможно оберегаем наших детей даже от мыслей о смерти. И тем трагичнее становится столкновение со смертью в реальной жизни. «Дух серьезности, - писал крупнейший советский психолог С.Л. Рубинштейн, - серьезное, т.е. ответственное отношение к жизни есть реалистическое отношение к жизни, соответствующее всей ее исторической и личной конкретности. Чувство трагического, или дух серьезности, связано прежде всего с отношением к бытию и небытию, к жизни и смерти. Чтобы понять истоки этого чувства, нужно понять вначале реальную диалектику жизни и смерти, которая и порождает затем отношение к ним человека. Факт смерти превращает жизнь человека не только в нечто конечное, но и окончательное. В силу смерти жизнь есть нечто, в чем с известного момента ничего нельзя изменить. Смерть превращает жизнь в нечто внешне завершенное и ставит, таким образом, вопрос о ее внутренней содержательности. Она снимает жизнь как процесс и превращает его в нечто, что на веки вечные должно остаться неизменным. Жизнь человека в силу факта смерти превращается в нечто, чему подводится итог. В смерти этот итог фиксируется. Отсюда и серьезное, ответственное отношение к жизни в силу наличия смерти. Для меня самого моя смерть - это не только конец, но и завершенность, т.е. жизнь есть нечто, что должно не только окончиться, но и завершиться, получить в моей жизни свое завершение (...) Смерть есть также конец моих возможностей дать еще что-то людям, позаботиться о них. Она в силу этого превращает жизнь в обязанность, обязательство сделать это в меру моих возможностей, пока я могу это сделать. Таким образом, наличие смерти превращает жизнь в нечто серьезное, ответственное, в срочное обязательство, в обязательство, срок выполнения которого может истечь в любой момент. Это и есть закономерно серьезное отношение к жизни, которое в известной степени является этической нормой» (1976).

В словах С.Л. Рубинштейна содержится, на наш взгляд, ответ на очень тревожащий родителей и педагогов вопрос: не травмирует ли близость к останкам, к чужой смерти психику школьников? Нет, не травмирует, а только укрепляет. «Помните ли вы нас, товарищи потомки, знаете ли о наших свершениях, догадываетесь ли о наших страданиях?» Смысл этой фразы, написанной писателем-фронтовиком Э.Г. Казакевичем на обложке его «Звезды», знаменитой книги о разведчиках, глубоко созвучен мыслям лучших из наших ребят-поисковиков о тех, кого они ищут. Для этих ребят близость к останкам людей, выполнявших свой долг, означает еще и толчок к размышлению о смысле собственной жизни и об отношении ко всему живущему как к ценности. И еще один аргумент в пользу избранного нами направления. В ходе этой работы очевидной становится необходимость духовно-практического осмысления поисковой деятельности. Иначе не вырваться из плена впечатлений от липкой грязи воронок, от траншейной глины, от черных и мокрых или, наоборот, желтовато-белых и сухих костей, от того, во что со временем превращается «мыслящий тростник». Мы должны решить эту «задачу на смысл», должны понять и жизнь и смерть, следы которых видим и изучаем с трезвостью патологоанатомов. От первичного знания о войне - к людям, свидетелям событий, от них - к земле, к поиску самых неопровержимых доказательств истории, от них - к документам и далее - к осмыслению сделанного через искусство и творчество и снова -к людям.

Познание через творчество - очень важное заключительное звено нашей работы. Ф. Энгельс когда-то сказал, что произведения Оноре де Бальзака дают более глубокое понимание времени, «оживляют» эпоху лучше, чем специальные работы историков. Любые страницы человеческой истории наиболее справедливо анализировать не только и не столько через абстрактные идеи, описания, цифры и факты, сколько через судьбы людей. Точно так же без эмоции не воспринимается и научная мысль, тем более что история есть ничто иное, как описание деятельности людей, преследующих свои цели. По-своему пришел к похожим выводам и друг нашего отряда, теперь уже умерший поэт-фронтовик Ю. Белаш. По его словам, он понял, что поэзия должна быть так же познавательна, как и хорошая проза. Не это ли нас и сблизило? В программу отчетного концерта в Ондозере мы включили стихи П. Шубина, написанные от имени погибшего в бою морского пехотинца. Оказалось, что эти стихи очень любил и ценил Юрий Белаш.

Погоди, дай припомнить... стой!

Мы кричали: «Ура»... потом

Я свалился в окоп пустой

С развороченным животом.

Крови красные петушки

Выбегали навстречу дню,

Сине-розовые кишки

Выползали на пятерню.

И с плеча на плечо башка

Перекидывалась, трясясь,

Как у бонзы или божка,

Занесенного в эту грязь.

Мы эту грязь помним, недаром неделю шарили в ней руками, доставая из нее останки погибших.

Где-то плачущий крик: «Ура».

Но сошел и отхлынул бой.

Здравствуй, матерь-земля, пора!

Возвращаюсь к тебе - тобой.

У нас было право прочесть эти строки Шубина от имени людей, чьи кости, бережно передавая друг другу, мы обмывали чистой озерной водой точно великую драгоценность. Мы это право заслужили.

Ты кровавого праха горсть

От груди своей не отринь.

Не как странник и не как гость,

Шел я в громе твоих пустынь.

Я хозяином шел на смерть,

Сам приученный убивать,

Для того, чтобы жить и сметь,

Чтобы лучшить и открывать.

Стихи легко ложились в души, там как раз было место для них. Мы понимали человека, их писавшего, и понимали тех, о ком они были написаны.

Над рассветной твоей рекой

Встанет завтра цветком огня

Мальчик бронзовый, вот такой,

Как задумала ты меня.

И за то, что последним днем

Не умели мы дорожить,

Воскреси меня завтра в нем,

Я его научу, как жить!

Эти строки были как откровение, - так сливались прошлое и настоящее. Мы чувствовали, что пережили ребята, уже зажатые в смертном кольце и понимающие, что лишь минута отделяет их от небытия.

Для того, чтобы услышать, что рассказывают убитые на Великой Отечественной, мало прочесть их письма и письма к ним. Мало - увидеть постаревшие лица их родных и друзей. Мало -всмотреться в забитые окопной глиной глазницы черепов в низко надвинутых ржавых касках. Это необходимо, но этого -мало. Сверстники погибших, люди из того поколения сегодня чаще всего в этом деле не помощники: они плывут с нами в одной реке времени, в одной лодке, и уже сами стали другими, живущими заботами сегодняшнего дня. Редкий человек может воскресить для нас неповторимые запахи и звуки давнего, пережитого. И всякий раз для этого есть только одно средство - искусство.

Из огромного числа поэтов-фронтовиков нашу, необходимую нам волну мы отыскали в творчестве Ю.С. Белаша. Первые стихи он написал только в 1967 г., публиковать их начали в 80-е. В те же восьмидесятые вышли два сборника его стихов - «Оглохшая пехота» и «Окопная земля». Умер он в июле 1988-го. Третья книга - «Окопные стихи» вышла уже посмертно, в 1990 г.

Белаш начал писать стихи уже далеко не молодым человеком, хотя в основу его поэзии легли впечатления юности, проведенной в окопах на передовой. Его стихи, так не похожие на стихи поэтов 40-х годов, вероятно и не могли быть созданы раньше шестидесятых. В них редкостный сплав терпкой военной повседневности и нынешней эпохи, не стиснутой широты свидетельского взгляда, осмыслившего нашу горькую историю. Мы приведем одно из таких поэтических свидетельств.

РАКЕТА

(памяти старшего лейтенанта

Михаила Окулова, ярославца)

Человек на фронте - как ракета.

Вспыхнет на минуту - и умрет, -

Но ее мерцающего света

хватит,

Чтоб фланкирующий дзот

Брызнул торопливо вдоль траншеи

Трассами кинжального огня,

И фашисты, втягивая шеи,

Бросились в сугробы, гомоня;

хватит,

Чтоб сержант, вбежав в землянку,

Торопливо выкрикнул - В ружье! –

И бойцы метнулись от времянки,

Похватав оружие свое;

хватит,

Чтобы первую гранату,

Выхватив из ниши второпях,

Бросить наобум вперед куда-то,

Чтоб прогнать растерянность и страх;

хватит,

Чтоб на всем переднем крае

Стало от стрельбы светло как днем, -

А в снегу ракета догорает

Навсегда стихающим огнем.

Дата добавления: 2015-08-31