КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
Победа в гонке за место на стоянке для инвалидов перед почтовым отделением 1 страница
И я вспомнила о папе, который, сидя у моей больничной койки, тщетно искал сообщения о чрезвычайном происшествии. Я с треском провалилась, Уилл. Я подвела тебя по всем статьям. Уже на подходе к дому я услышала истошные крики. И не успела я открыть дверь, как у меня заложило уши от завываний Томаса. Сестра громко отчитывала сына в углу гостиной, строго грозя ему пальцем. Мама склонилась над дедушкой, в руках у нее был тазик с водой и абразивная губка, а дедушка тем временем вежливо, но настойчиво отталкивал ее руку. – Что здесь происходит? Мама отошла в сторону, и я смогла хорошенько разглядеть дедушкино лицо, украшенное новыми угольно-черными бровями и несколько неровными густыми черными усами. – Перманентный маркер, – объяснила мама. – Начиная с этой минуты чтоб больше не смели оставлять спящего дедушку в одной комнате с Томасом! – Ты должен прекратить разрисовывать все подряд! – вопила Трина. – Рисовать только на бумаге, понятно? Не на стенах. Не на лицах. Не на собаке миссис Рейнолдс. Не на моих штанах. – Я написал тебе дни недели! – Я не нуждаюсь в штанах с днями недели! – взвизгнула Трина. – А если и так, научись для начала правильно писать слово «вторник»! – Трин, не ругай его, – попросила мама и снова склонилась над дедушкой. – Могло быть и хуже. В нашем маленьком домике папины шаги вниз по лестнице звучали как мощные раскаты грома. Папа на полном ходу влетел в гостиную, плечи у него уныло поникли, волосы со сна стояли дыбом. – Неужели нельзя дать человеку поспать в выходной день?! Это какой-то чертов дурдом! Мы замерли, дружно уставившись на папу. – Что? Что я такого сказал? – Бернард… – Вам не понравилось слово «дурдом»? Ой, да брось! Наша Лу ведь не думает, будто я имел в виду…
– Боже правый! – схватилась за голову мама. Сестра принялась поспешно выпихивать Томаса из гостиной. – Вот черт! – громко прошептала она. – Томас, уйди от греха подальше. Потому что, клянусь, когда твой дедуля до тебя доберется… – Что? – нахмурился папа. – Что случилось? Дедушка зашелся лающим смехом. И поднял вверх трясущийся палец. Зрелище было не для слабонервных. Томас раскрасил папино лицо синим маркером. Папины глаза выглядывали, словно ягоды крыжовника, из зеленовато-синего моря. – Что? Томас выскочил в коридор, откуда послышался его протестующий вопль: – Мы смотрели «Аватар»! Он сказал, что не прочь стать аватаром! У папы округлились глаза. Он подскочил к зеркалу на каминной полке. В комнате стало тихо. – Господи боже мой! – Бернард, не смей поминать имя Господа всуе! – Джози, он покрасил меня в синий цвет, черт возьми! В таком виде я могу разве что поминать имя Господа на чертовом аттракционе в Батлинсе[5]. Это перманентный маркер? ТОММИ! ЭТО ПЕРМАНЕНТНЫЙ МАРКЕР?! – Пап, мы это смоем. – Трина закрыла за собой дверь в сад, откуда доносились жалобные завывания Томаса. – Завтра я должен следить за установкой новой ограды в замке. Приедут подрядчики. Как, черт возьми, мне вести переговоры с подрядчиками, если я весь синий?! – Папа поплевал на ладонь и принялся тереть лицо. Краска только размазалась, теперь и по ладони. – Она не смывается. Джози, она не смывается! Мама, переключившись с дедушки на папу, устроилась возле него с абразивной губкой в руках. – Стой спокойно, Бернард! Я делаю все, что могу. Трина отправилась за сумкой с ноутбуком: – Пошарю в Интернете. Наверняка что-нибудь найдется. Зубная паста, или жидкость для снятия лака, или отбеливатель… – Только через мой труп! Я не позволю мыть отбеливателем свое чертово лицо! – взревел папа. Дедушка, с его новыми пиратскими усами, хихикал в углу комнаты. Я начала пробираться бочком мимо них.
Мама держала папу за подбородок левой рукой, а правой отчаянно оттирала краску. Мама повернулась ко мне, словно только что обнаружила мое присутствие: – Лу! Я не успела спросить. Ты в порядке, дорогая? Хорошо прогулялась? И все остановились, как на стоп-кадре, чтобы улыбнуться мне. Их улыбка словно говорила: «Все в порядке, Лу. Тебе не из-за чего волноваться». И я поняла, что ненавижу эту улыбку. – Отлично! Именно такого ответа они и ждали. Мама повернулась к папе: – Великолепно. Бернард, разве это не великолепно? – Да. Замечательные новости. – Если разберешь свое белое белье, дорогая, я потом закину его в стирку вместе с папиным. – На самом деле, – ответила я, – можешь не трудиться. Я тут подумала. Пожалуй, мне пора возвращаться домой. Никто не произнес ни слова. Мама посмотрела на папу, у папы напряглась спина. Дедушка в очередной раз слабо хихикнул и прижал руку к губам. – Что ж, вполне разумно, – произнес папа с достоинством, несколько неожиданным для пожилого мужчины с лицом черничного цвета. – Но если хочешь вернуться в ту квартиру, ты должна выполнить одно наше условие. Глава 4 – Меня зовут Наташа. Мой муж умер от рака три года назад. Дождливым вечером понедельника члены психологической группы поддержки тех, кто хочет двигаться дальше, сидели кружком на оранжевых офисных стульях в зале собраний церкви Пятидесятницы. Рядом с нашим руководителем Марком, высоким усатым мужчиной, буквально всеми порами источавшим черную меланхолию, стоял пустой стул. – Я Фред. Моя жена Джилли умерла в сентябре. Ей было семьдесят четыре. – Сунил. Мой брат-близнец умер от лейкемии два года назад. – Уильям. Умер отец. Шесть месяцев назад. Честно говоря, все это несколько нелепо, так как, когда он был жив, мы с ним не слишком ладили. И я не перестаю спрашивать себя, зачем я здесь. Я заметила, что в воздухе стоял специфический запах скорби. Запах сырости, плохо проветриваемых церковных залов и чайных пакетиков низкого качества. Пахло обедом на одного человека и окурками сигарет, выкуренных в одиночестве на городских балконах или на холодном ветру. Пахло лаком для волос и дезодорантом для подмышек; маленькие повседневные подвиги в борьбе с трясиной отчаяния. И уже один этот запах говорил мне, что я здесь лишняя, что бы я там ни обещала папе.
Я чувствовала себя самозванкой. Да и вообще, они все выглядели такими… грустными. Я беспокойно поерзала на стуле, и Марк меня засек. Он кивнул и наградил меня ободряющей улыбкой. Мы знаем, словно хотел сказать он. Мы это уже проходили. Спорим, что нет, молча ответила я. – Простите. Простите, я опоздал. Дверь открылась, впустив поток теплого воздуха, и свободный стул занял неуклюжий подросток, явно не знавший, куда девать свои длинные конечности. – Джейк. Тебя не было на прошлой неделе. Все в порядке? – Простите. Папа закрутился на работе и не смог меня подвезти. – Не волнуйся. Хорошо, что ты пришел. Ты знаешь, где напитки. Мальчик оглядел комнату из-под длинной челки и на секунду замялся, когда его взгляд остановился на моей блестящей юбке. Я поспешно поставила на колени сумку – прикрыть юбку, и он отвернулся. – Привет, мои дорогие. Я Дафна. Мой муж покончил жизнь самоубийством. Но не думаю, что это из-за того, что я вечно его пилила! – В отрывистом хохоте женщины явно сквозила боль. Она пригладила волосы и смущенно потупилась. – Мы были счастливы. Действительно были. Мальчик сидел, засунув под себя руки. – Джейк. Мама. Два года назад. Я ходил сюда весь прошлый год, потому что папа отказывается обсуждать мамину смерть, а мне надо хоть с кем-нибудь поговорить. – Джейк, и как поживает твой папа? – спросил Марк. – Неплохо. Я хочу сказать, что в прошлую пятницу он привел ночью женщину, а потом вроде бы сидел на диване, но не плакал. И это уже кое-что. – Папа Джейка борется с горем по-своему, – заметил Марк, обращаясь ко мне. – Трахается, – пояснил Джейк. – Тупо трахается. Как сексуальный маньяк. – Эх, хотел бы я быть молодым! – мечтательно протянул Фред. Он был в рубашке с галстуком. Фред был явно из тех мужчин, которые без галстука чувствуют себя раздетыми. – Думаю, это был бы чудесный способ пережить смерть Джилли. – Двоюродная сестра подклеила мужика на похоронах моей тети, – сообщила сидевшая в углу женщина. Кажется, ее звали Линн. Точно не помню.
Она была маленькой, кругленькой, с густой челкой темно-каштановых, явно крашеных волос. – Неужто прямо на похоронах? – Она сказала, они отправились в мотель сразу после поминок. – Линн пожала плечами. – Очевидно, это был эмоциональный всплеск. Я попала в неподходящее место. Теперь я это ясно видела. И начала лихорадочно собирать вещи, попутно гадая, как лучше поступить: объявить о своем уходе или просто по-тихому свалить. Но тут Марк повернулся ко мне и выжидающе улыбнулся. Я ответила ему пустым взглядом. Он поднял брови. – Ой! Я? На самом деле… я собиралась уходить. Думаю, я… Словом, я хочу сказать, что не уверена, что… – Ну, в первый день все хотят уйти, моя дорогая. – Я тоже хотел уйти. Даже во второй и в третий раз. – Это все печенье. Я постоянно твержу Марку, что надо покупать печенье получше. – Просто изложи нам все в общих чертах. Расслабься. Ты среди друзей. Они смотрели на меня, ждали. И я поняла, что не могу сбежать. – Хм… Ладно. Ну, меня зовут Луиза, и человек, которого я… любила… умер в тридцать пять лет. Кое-кто из сидевших в зале участливо кивнул. – Слишком молодой. Луиза, когда это случилось? – Двадцать месяцев назад. И неделя. И два дня. – Три года, две недели и два дня, – улыбнулась мне Наташа. Я услышала сочувственные шепотки. Сидевшая рядом Дафна погладила меня по ноге пухлой рукой в кольцах. – Мы здесь уже неоднократно обсуждали, что, когда близкий человек умирает молодым, это особенно трудно пережить, – заметил Марк. – Как долго вы были вместе? – Э-э-э… Мы… ну… чуть меньше шести месяцев. Я поймала на себе удивленные взгляды. – Хм… довольно непродолжительное знакомство. – Уверен, боль Луизы от этого ничуть не меньше, – примирительно произнес Марк. – Луиза, а как он ушел? – Куда ушел? – В общем, умер, – подсказал Фред. – Ой! Он… э-э-э… покончил жизнь самоубийством. – Ты, наверное, испытала настоящий шок. – Не совсем. Я знала, что он это планирует. Есть особый тип тишины. Такая тишина повисает в комнате, когда вы говорите людям, считающим, будто они знают абсолютно все о смерти любимого человека, что это далеко не так. Я перевела дыхание. – Он задумал свести счеты с жизнью еще до нашего знакомства. Я попыталась его переубедить и не смогла. Поэтому я поехала с ним, ведь я любила его, и тогда это вроде бы имело смысл. Но сейчас мне так не кажется. Вот почему я здесь. – Смерть всегда бессмысленна, – заявила Дафна. – Если только ты не буддист, – сказала Наташа. – Я пытаюсь принять мировоззрение буддистов, но мне становится страшно, что Олаф вернется ко мне в виде мыши и я могу случайно его отравить. – Она передернула плечами. – Ведь приходится везде сыпать отраву. В нашем доме полным-полно мышей. – И не надейся от них избавиться. Они совсем как блохи, – заметил Сунил. – На одну в поле зрения приходится сотня где-то притаившихся. – Наташа, милочка, ты все же думай, что делаешь, – сказала Дафна. – А вдруг вокруг бегают сотни маленьких Олафов. И мой Алан тоже может оказаться среди них. Ты могла отравить их обоих. – Ну, – встрял в разговор Фред, – если уж верить буддистам, то он вполне мог вернуться в виде кого-то еще. Разве нет? – А что, если это муха или вроде того и Наташа ее тоже убила? – Не хотел бы я вернуться в виде мухи, – поморщился Уильям. – Отвратительные черные волосатые создания. – Я же не серийный убийца, – обиделась Наташа. – Тебя послушать, так я только тем и занимаюсь, что уничтожаю реинкарнированных мужей. – Ну, та мышка действительно могла быть чьим-то мужем. Даже если она и не Олаф. – По-моему, нам стоит попытаться вернуть разговор в более конструктивное русло, – устало потирая виски, произнес Марк. – Луиза, ты молодец, что решилась прийти сюда и поведать свою историю. Почему бы тебе не рассказать нам чуть-чуть побольше о том, как ты и… кто это был? – словом, как вы встретились? Ты здесь в круге доверия. Не волнуйся. Мы дали обязательство, что наши истории не выйдут за пределы этих стен. И тут я случайно перехватила взгляд Джейка. Он посмотрел на Дафну, затем на меня и едва заметно покачал головой. – Мы познакомились на работе, – сказала я. – Его звали… Билл. Несмотря на данное папе обещание, я решила больше не ходить на собрания психологической группы поддержки тех, кто хочет двигаться дальше. Но мое возвращение на работу было ужасным, и к концу дня я поняла, что сейчас меньше всего хочу оказаться в своей пустой квартире. – Ты вернулась! Карли поставила на барную стойку чашку кофе, взяла у посетителя, судя по виду какого-то бизнесмена, деньги и обняла меня, продолжая при этом одним стремительным движением кидать монеты в соответствующие отделения ящика кассы. – Что, черт возьми, произошло? Тим сказал нам, будто с тобой стряслось несчастье. А потом он уволился, и я не знала, вернешься ли ты. – Долго рассказывать, – ответила я и изумленно уставилась на нее. – Хм… А что это на тебе такое надето? Понедельник, девять утра. Аэропорт – сплошное сине-серое расплывчатое пятно из пассажиров-мужчин, заряжающих ноутбуки, глядящих на экран айфонов, читающих газеты или обсуждающих по телефону биржевые индексы. – Да уж. Ну, за время твоего отсутствия кое-что изменилось. Подняв голову, я обнаружила, что бизнесмен уже оказался по другую сторону барной стойки. Я удивленно покосилась на него и поставила сумку. – Э-э-э… если вас не затруднит подождать меня в зале, я вас обслужу… – Вы, должно быть, Луиза. – Он протянул мне руку. Его рукопожатие было небрежным и довольно холодным. – Я новый управляющий этого бара. Ричард Персиваль. Я посмотрела на его прилизанные волосы, костюм, голубую рубашку. Интересно, и что это за бары такие, которыми он раньше управлял? – Приятно познакомиться. – Значит, вы та самая, что целых два месяца отсутствовала. – Ну да. Я… Он прошелся вдоль выставленных в ряд стаканов, обвел критическим взглядом буквально каждую бутылку. – Хочу поставить вас в известность, что я отнюдь не фанат работников, бесконечно сидящих на больничном. – (Я вдруг почувствовала, что воротничок врезается в шею.) – Луиза, я просто… объясняю вам свою позицию. Я не из тех управляющих, кто будет закрывать глаза на нарушения. Да, во многих компаниях в качестве поощрения персоналу даются отгулы. Но только не в тех компаниях, где работаю я. – Уж можете мне поверить, я вовсе не считала последние девять недель отгулами в качестве поощрения. Он обследовал нижнюю поверхность крана и задумчиво вытер ее большим пальцем. Мне пришлось собраться с духом, прежде чем начать говорить. – Я упала с верхнего этажа. Если хотите, могу показать шрамы после операций. Чтобы вы, упаси господи, не подумали, что я захочу это повторить. Он окинул меня изумленным взором: – Ваш сарказм совершенно неуместен. Я отнюдь не утверждаю, что с вами может произойти очередной несчастный случай, но, если учесть, что вы проработали в нашей компании всего ничего, ваш отпуск по болезни кажется мне недопустимо длинным. Это все, что я хотел вам сказать. Чтобы вы взяли себе на заметку. У него были запонки с гоночными машинами. Секунду-другую я их тупо разглядывала. – Мистер Персиваль, ваше сообщение принято. В дальнейшем постараюсь избегать несчастных случаев с почти летальным исходом. – И вам понадобится униформа. Если подождете пять минут, я принесу вам ее со склада. Какой у вас размер? Двенадцатый? Четырнадцатый? – Десятый, – ответила я. Он удивленно поднял брови. Я последовала его примеру. Когда он исчез в своем кабинете, Карли, стоявшая у кофемашины, послала ему вслед сладкую улыбку. – Вот хреноплет, – процедила она. И Карли не ошиблась. Начиная с самого первого момента, как я заступила на работу, Ричард Персиваль, выражаясь словами папы, прилип ко мне точно банный лист. Он снимал с меня мерки, исследовал каждый уголок в баре на предмет микроскопических крошек от арахиса, скрупулезно проверял выполнение гигиенических требований, собственноручно подсчитывал выручку и отпускал нас домой только тогда, когда сумма всех пробитых чеков до последнего пенни сходилась с наличностью в кассе. У меня больше не оставалось времени болтать с посетителями, проверять на мониторе время отправления, отдавать забытые паспорта, смотреть из огромного застекленного окна на взлетающие самолеты. Теперь я даже не успевала почувствовать раздражение при звуках «Кельтских свирелей Изумрудного острова», выпуск третий. Если посетителя не удавалось обслужить в течение десяти секунд, Ричард, как по мановению волшебной палочки, появлялся из кабинета, демонстративно вздыхая, а затем громко извинялся за то, что гостя заставили так долго ждать. Мы с Карли, обычно занятые в это время обслуживанием других клиентов, незаметно обменивались сердитыми и презрительными взглядами. Первую половину дня он тратил на встречи с поставщиками, вторую – на телефонные разговоры с головным офисом, неся жуткую околесицу о посещаемости и затратах на одного клиента. Он заставлял нас втюхивать чуть ли не каждому посетителю более дорогие напитки и отчитывал, если мы этого не делали. Одним словом, радости было мало. Но ко всем прочим неприятностям у нас еще появилась униформа. Карли вошла в дамскую комнату, когда я уже заканчивала переодеваться, и встала рядом со мной перед зеркалом. – Мы похожи на пару идиоток, – сказала она. Какой-то маркетинговый гений, занимавший высшую ступень корпоративной лестницы, оказался недоволен черными юбками и белыми блузками, решив в результате, что национальные ирландские костюмы пойдут на пользу сети баров «Шемрок и кловер». Эти национальные ирландские костюмы определенно были придуманы тем, кто искренне верил, будто дублинские деловые женщины и кассирши из супермаркетов обычно ходят на работу в изумрудно-зеленых вышитых жилетах, гольфах и танцевальных туфлях со шнуровкой. Ну и в придачу в париках с локонами. – Господи, если бы мой парень увидел меня в таком виде, он бы точно меня бросил! – Карли прикурила сигарету и забралась на раковину, чтобы нейтрализовать установленную на потолке пожарную сигнализацию. – Представляешь, поначалу он чуть было не попытался меня поиметь. Извращенец. – Интересно, а что тогда должны надевать мужчины? – Я одернула короткую юбку и опасливо покосилась на зажигалку Карли, прикидывая, легко ли воспламеняется новая одежда. – Сама посуди. Из мужчин тут только один Ричард. И ему приходится носить эту жуткую рубашку с зеленым логотипом. Бедняга! – И это все?! Что, никаких эльфийских остроносых туфель? Никаких шляп с высокой тульей, как у лепрекона? – Надо же, как удивительно! Выходит, только мы, девочки, должны выглядеть на работе точно порнографические лилипутки. – В этом парике я похожа на Долли Партон[6] в молодости. – Попробуй рыжий. Нам еще крупно повезло, что есть три цвета на выбор. И тут мы услышали, что нас зовет Ричард. При звуках его голоса у меня рефлекторно скрутило живот. – Так или иначе, я здесь точно не останусь. Я ему тут устрою «Риверданс». Прямиком на выход – и сразу на другую работу, – заявила Карли. – Пусть засунет чертов трилистник[7] в свою тощую корпоративную задницу. – И, исполнив нечто такое, что я назвала бы ядовитой пародией на прыжок и подскок, Карли гордо покинула дамскую комнату. Остаток дня я вздрагивала от постоянных разрядов статического электричества. Собрание группы психологической поддержки закончилось в половине десятого. Я вышла на улицу и, вконец обессилев после трудного дня, вдохнула полной грудью влажный летний воздух. Потом стащила жакет – слишком жарко, – неожиданно поняв, что оголяться на глазах у незнакомых людей ничуть не позорнее, чем разгуливать в псевдоирландском танцевальном наряде. Я не смогла говорить об Уилле, хотя другие говорили о своих утратах так, словно любимые люди по-прежнему были неотъемлемой частью их жизни и находились где-то совсем рядом. – О да, моя Джилли постоянно так делала. – Не могу заставить себя стереть голосовое сообщение брата. Я должен время от времени слышать его голос, чтобы не забыть, как он звучит. – Иногда я слышу, как он ходит в соседней комнате. А я даже не решалась произнести вслух имя Уилла. Их рассказы о семейных отношениях, о тридцати годах брака, об общих домах, детях и так далее заставляли меня чувствовать себя мошенницей. Ведь я ухаживала за ним всего шесть месяцев. Я любила его и проводила в последний путь. Но разве эти, в сущности, посторонние люди способны понять стремительную динамику наших отношений за каких-то шесть месяцев? Как объяснить им, почему мы без слов понимали друг друга? Почему у нас были свои шутки, свои секреты и своя, быть может, суровая правда? И как сильно эти короткие шесть месяцев изменили мое мироощущение? Ну и наконец, как ему удалось настолько заполнить мой мир, что без него он совсем опустел? Да и вообще, какой смысл холить и лелеять свою скорбь? Словно постоянно расковыривать рану, не давая ей нормально заживать. Я знала, на что подписывалась. Я знала, какова была моя роль. Но какой смысл пережевывать это снова и снова. Нет, хорошего понемножку. Ноги моей больше тут не будет. В чем я уже практически не сомневалась. А папе я найду что сказать. Я медленно шла по парковке, шарила в сумочке в поисках ключей от машины и уговаривала себя, что по крайней мере сегодняшний вечер я не буду куковать в одиночестве перед телевизором, с ужасом думая о том, что уже через двенадцать часов хочешь не хочешь, а придется быть на работе. – На самом деле его ведь звали не Билл, так? Я удивленно подняла голову и обнаружила идущего рядом со мной Джейка. – Да. – Наша Дафна совсем как настоящая служба теле- и радионовостей в одном лице. Намерения у нее самые хорошие, но ты даже не успеешь произнести фразу «реинкарнация грызунов», как все, кто входит в круг ее общения, будут в курсе твоей истории. – Спасибо, что предупредил. Он ответил мне широкой ухмылкой и кивнул на мою юбку из люрекса: – Кстати, клевый прикид. Очень подходит для групповых занятий со скорбящими. Джейк остановился, чтобы завязать шнурок. Я тоже остановилась и, немного поколебавшись, сказала: – Прими мои соболезнования по поводу своей мамы. Джейк нахмурился: – Не надо так говорить. Это как в тюрьме. Там у человека не положено спрашивать, за что он сидит. – Правда? Ой, извини. Я не хотела… – Расслабься. Я пошутил. Ладно, увидимся на следующей неделе. Какой-то человек, стоявший прислонившись к мотоциклу, приветственно поднял руку. А когда Джейк подошел к нему, заключил мальчика в медвежьи объятия и поцеловал в щеку. Я даже застыла на месте от неожиданности. В наше время было непривычно видеть, чтобы отец на людях целовал сына, вышедшего из дошкольного возраста. – Ну и как все прошло? – Нормально. Как всегда. – Джейк кивнул в мою сторону. – Ой, а это… Луиза. Она новенькая. Мужчина внимательно смотрел на меня, щурясь от лучей вечернего солнца. Высокий, широкоплечий, со сломанным носом и татуировками на правой руке, внешне смахивающий на бывшего боксера. – Джейк, была рада познакомиться. До скорого. – Вежливо кивнув отцу Джейка, я помахала рукой и направилась к своей машине. Но тут я поймала на себе пристальный мужской взгляд и почувствовала, что краснею. – Вы та самая девушка. Ох нет, подумала я, неожиданно замедлив шаг. Только не здесь. Я уставилась под ноги, чтобы собраться с духом. Затем неохотно повернулась: – Ладно. Как я уже объяснила во время знакомства с группой, мой друг привык сам принимать решения. А мне оставалось только поддерживать его. Но, честно говоря, это отнюдь не та тема, которую мне хотелось бы обсуждать прямо сейчас, тем более с незнакомым человеком. Отец Джейка упорно продолжал меня рассматривать. Он даже заслонил глаза ладонью от солнца. – Ну, я согласна, что такое не каждый способен понять. Но что было, то было. Сегодня я не в настроении обсуждать свой выбор. И вообще, я ужасно устала, у меня был еще тот денек, а теперь я просто хочу домой. – Не знаю, о чем вы тут говорите, – склонив голову набок, сказал он. – Хромота. Просто я заметил, что вы хромаете. Вы ведь живете в районе новой застройки на Хай-стрит, да? Вы та самая девушка, что упала с крыши. Март. Апрель. И я сразу узнала его. – Ой… Вы были… – Парамедик. Из той бригады, которая вас тогда подобрала. А я все гадал, что с вами потом стало. У меня словно камень с души свалился. Я обвела глазами его лицо, волосы, руки, рефлекторно, совсем как собака Павлова, восстановив в памяти мельчайшие подробности – успокаивающие прикосновения его рук, звуки сирены, слабый запах лимона, – и облегченно вздохнула: – Все хорошо. Ну, если честно, не совсем хорошо. У меня штифт в бедре, и новый босс – настоящий засранец, и я – сами видите – хожу на занятия группы психологической поддержки в сырой церковный зал вместе с людьми, которые реально, реально… – Печальные, – подсказал Джейк. – Бедро восстановится. И уж точно не помешает вашей танцевальной карьере. У меня из груди вырвался отрывистый, хриплый смех. – Ой нет! Нарядом я обязана новому боссу. Тому, который засранец. Обычно я так не одеваюсь. Ладно, проехали. Еще раз спасибо. Ух ты! – Я приложила руку ко лбу. – Надо же, как странно. Ведь вы меня спасли. – Ужасно приятно снова вас видеть. Нам не часто удается узнать, что стало с нашими пациентами. – Вы отлично поработали. Просто… Ну, вы были очень добры ко мне. И я этого никогда не забуду. – De nada. – Де – что? – De nada. Испанский. Пустяки. – Ну тогда беру свои слова назад. Спасибо за пустяки. Он улыбнулся, отвернулся и вскинул руку. Рука у него была здоровенная. Оглядываясь, я так и не поняла, что заставило меня его окликнуть. – Эй! – На самом деле меня зовут Сэм, – остановившись, сказал он. – Сэм, я тогда действительно случайно упала. – Вот и хорошо. – Нет, правда. Понимаю, вы встретили меня на собрании группы психологической поддержки и все такое, но должна вам сказать, я никогда не стала бы бросаться с крыши. Он окинул меня проницательным взглядом много повидавшего на своем веку человека, которому не раз приходилось слышать подобные разговоры. – Что ж, я рад. С минуту мы просто стояли и смотрели друг на друга. Затем он помахал мне рукой: – Был рад повидаться с вами, Луиза. Он надел шлем, Джейк взобрался на сиденье за его спиной. И я поймала себя на том, что провожаю глазами отъезжающий мотоцикл. А поскольку я продолжала смотреть, то заметила, как Джейк, надевая шлем, удивленно округлил глаза. А затем я вспомнила, что он говорил на той встрече. Сексуальный маньяк. – Идиотка, – сказала я себе и похромала по горячему асфальту туда, где моя машина потихоньку варилась на вечернем солнце. Глава 5 Я жила на окраине Сити. А на случай, если я в этом сомневалась, прямо через дорогу был вырыт огромный котлован, окруженный строительным забором, на котором было написано: «ФАРТИНГЕЙТ. ЗДЕСЬ НАЧИНАЕТСЯ СИТИ». Мы находились именно в той самой точке, где к храмам из сверкающего стекла, возведенным для поклонения золотому тельцу, притулились убогие кирпичные дома, в которых разместились магазинчики с восточными пряностями и круглосуточные бакалейные лавки, стриптиз-бары и непотопляемые конторы заказа такси. Мой многоквартирный дом стоял в окружении складского типа зданий, удивленно и с опаской смотревших на победное наступление стекла и стали; их единственной надеждой на спасение были джус-бары для хипстеров и временные магазины, торгующие в розницу. Я никого тут не знала, за исключением Самира, хозяина круглосуточного магазинчика, и женщины из булочной; эта женщина всегда приветливо улыбалась, но, похоже, не говорила по-английски. Вообще-то, такая анонимность меня вполне устраивала. Ведь я переехала сюда, в конце-то концов, чтобы спрятаться от прошлого, от неприятного чувства, будто окружающие знают обо мне буквально все, что можно знать. Но большой город начал постепенно меня менять. Я мало-помалу познакомилась с тем его уголком, который выбрала для себя, с его ритмом жизни и подводными камнями. Я усвоила, что, если дать денег алкашу на автобусной станции, он уже от тебя не отстанет, поселится под дверью твоей квартиры на ближайшие восемь недель. Я усвоила, что ночью идти по своему кварталу разумнее всего с крепко зажатыми между пальцами ключами и что, если приходится выходить после полуночи за бутылкой вина, разумнее всего не смотреть в сторону компании парней, меняющих деньги возле «Кебаб корнер». Я научилась спать под несмолкаемый гул полицейского вертолета над головой. И я смогла выжить. Ну а кроме того, я лучше, чем кто-либо другой, знала, что в жизни случаются вещи и похуже. – Привет. – Привет, Лу. Ну что, опять не спится? – Здесь еще только десять вечера.
Дата добавления: 2017-01-13; Просмотров: 534; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |