Повествующая о том, как старуха Янь учинила скандал в юньчанском уездном управлении и как Чжу Тун, движимый чувством дружбы, помог Сун Цзяну скрыться 8 страница

Тут У Сун левой рукой схватил невестку, а правой указал на старую Ван. Присутствующие остолбенели от ужаса и, не зная, что делать, не смея произнести ни слова, глядели друг на друга.

– Уважаемые соседи, – продолжал У Сун, – не удивляйтесь и не пугайтесь! Хоть я и невежественный человек, но смерти не боюсь, а также знаю, что за зло следует платить злом и что обида должна быть отомщена! Вам, уважаемые соседи, я не причиню никакого вреда и только прошу быть моими свидетелями. Если же кто‑нибудь ив вас попробует уйти раньше времени, то не обессудьте! Разговаривать я тогда буду по‑иному: семь раз продырявлю кинжалом. Ведь мне сейчас ничего не стоит убить человека!

Гости стояли как вкопанные и шелохнуться не смели.

– Слушай меня, старая скотина! – крикнул У Сун, уставившись на старуху Ван. – Это ты виновата в смерти моего брата и должна отвечать за это! – Обернувшись к невестке, он продолжал: – И ты, распутная, слушай, что я тебе скажу! Если признаешься, что погубила моего брата, я пощажу тебя!

– Дорогой деверь! – воскликнула невестка. – Что это вы говорите! Ваш брат умер от сердечной болезни, при чем же тут я?

Не успела она это произнести, как У Сун вонзил кинжал в стол, схватил ее левой рукой за волосы, а правой за грудь. Затем пинком ноги опрокинул стол и, подтащив женщину к алтарю, бросил ее на пол. Пиная ее ногами, он правой рукой схватил кинжал и, указывая им в сторону старухи Ван, закричал:

– Ну, старая свинья, говори всю правду!

Та хотела было как‑нибудь улизнуть, но, видя, что это невозможно, сказала:

– Не гневайтесь, господин начальник! Все скажу вам.

Тогда У Сун велел стражнику подать бумагу, тушечницу, кисточку и тушь и, указывая на Ху Чжэн‑цина кинжалом, сказал:

– Прошу вас. запишите по порядку все, что здесь услышите!

– Я… я… за… запишу, – бормотал, заикаясь и дрожа от страха. Ху Чжэн‑цин.

Тогда У Сун налил в тушечницу воды, растер кусочек туши и, расправив кисточку, сказал:

– Ну, старая, говори всю правду!

– Какое мне до всего этого дело, и почему вы заставляете меня говорить? – ответила старуха Ван.

– Ах ты, собака! – крикнул У Сун. – Знаю я все твои проделки. Еще отпираться вздумала! Если не скажешь, я сначала разрежу па куски эту распутницу, а потом прикончу и тебя, суку! – и он приставил кинжал к лицу невестки.

– Дорогой деверь! – завизжала она. – Смилуйтесь надо мной. Пустите меня, и я все расскажу вам!

У Сун поставил женщину на колени перед алтарем и воскликнул: – Говори, распутница! Да побыстрее!

Невестка до того была перепугана, что решила сознаться. Она рассказала все по порядку, начиная с того. как у нее выпал из рук шест, которым она снимала дверную занавеску, и стукнул Си‑Мынь Цина; как она стала шить у старой Ван одежду и вступила в любовную связь с Си‑Мынь Цином. Рассказала она и о том, как Си‑Мынь Цин пнул У старшего ногой, а когда тот заболел, они задумали отравить мужа, а старая Ван учила их. как это сделать. Она рассказала все с начала до конца, во всех подробностях. У Сун же предупредил ее, чтобы она говорила медленно, а Ху Чжэн‑цина попросил записывать слово за словом.

– Ах ты паразитка! – крикнула старуха Ван. – Раз ты первая начала, так мне‑то чего отпираться! Только в беду меня, старую, втянула! – и она также во всем призналась.

У Сун попросил Ху Чжэн‑цина записать также показания старухи, после чего велел обеим женщинам поставить внизу отпечатки пальцев, а присутствующим соседям подписаться. Затем, по его приказу, один из стражников снял с себя пояс и связал им за спиной руки старой ведьмы; бумагу, где были записаны показания, У Сун свернул и спрятал за пазуху. Затем он приказал стражникам подать еще чашку вина, поставил ее на алтарь перед табличкой с именем брата и, подтащив поближе свою невестку, заставил ее опуститься на колени. Старухе он также велел преклонить перед алтарем колени и затем сказал, проливая слезы:

– Дорогой брат мой! Твоя душа еще не улетела далеко отсюда! Сегодня я, твой младший брат, мщу за твою смерть!

Затем он велел стражнику сжечь жертвенные деньги. Вдова У старшего, видя, что плохи ее дела, хотела было закричать, но У Сун схватил ее за волосы и, бросив на пол, стал на нее ногами. Он разорвал одежду на женщине и быстрее, чем ведется рассказ, вонзил ей в грудь кинжал. Затем выдернул его обратно, взял в зубы и, запустив пальцы в рану, извлек сердце и внутренности и положил их на алтарь. Потом он взмахнул кинжалом, послышался хрустящий звук, и голова Пань Цзинь‑лянь откатилась в сторону, заливая все кругом кровью.

У присутствовавших от страха в глазах потемнело. Они закрыли свои лица руками, но, видя, как рассвирепел У Сун, не решались его останавливать.

Между тем У Сун послал наверх стражника за одеялом. А когда одеяло было принесено, завернул в него отрезанную голову, вытер кинжал и сунул его обратно в ножны. После этого У Сун вымыл руки и, почтительно обращаясь к соседям, сказал:

– Я доставил вам немало беспокойства, уважаемые соседи, но не осуждайте меня за это. Прошу вас подняться наверх и подождать, пока я вернусь.

Соседи только переглянулись, но не посмели ослушаться и отправились наверх. Затем У Сун послал наверх стражника, велев ему запереть там и старуху Ван. Перед уходом он поручил двум стражникам охранять нижние комнаты.

Захватив с собой голову женщины, завернутую в одеяло, У Сун направился прямо в лавку лекарственных снадобий. Увидев управляющего, он приветствовал его и спросил:

– Дома ваш уважаемый хозяин?

– Нет, он только что вышел, – ответил управляющий.

– Можете вы пройтись со мной немного? – спросил У Сун. – У меня есть к вам небольшое дело.

Управляющий, который немного знал У Суна, не посмел отказаться. Когда они дошли до одного из глухих переулочков, У Сун грозно спросил его:

– Дорога тебе жизнь?!

– Смилуйтесь, господин начальник! – взмолился управляющий. – Ведь я никакого зла вам не причинил.

– Так вот, если не хочешь расстаться с жизнью, говори, где сейчас Си‑Мынь Цин!

– Он то… только что у… шел с… одним знакомым в кабачок под названием «Львиный мост» покушать… – еле вымолвил управляющий.

Едва У Сун услышал это, как тотчас же направился туда. А управляющий долго еще от страха не мог двинуться с места.

Подойдя к кабачку «Львиный мост», У Сун позвал слугу и спросил:

– С кем выпивает господин Си‑Мынь Цин?

– С таким же, как он сам, богачом, – отвечал слуга. – Они сейчас наверху, в комнате, которая выходит окнами на улицу.

У Сун стремительно кинулся наверх и еще в дверях увидел, что на почетном месте между окнами сидит Си‑Мынь Цин, напротив гость, а по бокам пристроились две певички.

Тогда У Сун развернул одеяло, левой рукой схватил окровавленную голову, правой кинжал и, откинув дверную занавеску, ворвался в комнату и швырнул голову в лицо Си‑Мынь Цину.

Увидев У Суна, Си‑Мынь Цин так перепугался, что с криком: «Ай‑я!» – вскочил на скамейку. Он уже занес было ногу на подоконник, собираясь выпрыгнуть в окно, но увидел, что это слишком высоко, и совсем растерялся.

Все это произошло, конечно, гораздо быстрее, чем ведется рассказ. Опершись обеими руками о стол, У Сун прыгнул на него и спихнул ногой всю посуду. Певички оцепенели от страха, что же касается второго богача, так он даже свалился под стол.

Си‑Мынь Цин, видя, как разъярен его противник, сделал вид, будто замахивается на него, а сам тем временем нацелился правой ногой в У Супа. Но тот, заранее разгадав маневр Си‑Мынь Цина, отклонился чуть в сторону, и удар пришелся ему как раз в правую руку, отчего кинжал, который он держал, вылетел в окно далеко на середину улицы.

Увидев это, Си‑Мынь Цин расхрабрился. Сделав вид, что хочет ударить У Суна правой рукой, он сжал в кулак левую и нацелился противнику прямо под ложечку. Однако У Сун и тут успел увернуться и, воспользовавшись моментом, обхватил Си‑Мынь Цина левой рукой за шею, правой за левую ногу и, приподняв его на воздух, с криком: «Туда тебе и дорога!» – выбросил из окна.

Си‑Мынь Цину показалось, что сам дух мщения пришел к нему и нечего больше надеяться на милость неба. Он знал, что не сможет устоять против неимоверной силы У Суна. Выброшенный из окна вниз головой и вверх ногами, он упал прямо на середину улицы и тут же потерял сознание. Бывшие поблизости люди пришли в ужас от этого зрелища.

Тем временем У Сун пододвинул к окну скамейку и, схватив голову развратницы, выпрыгнул из окна прямо на середину улицы. Подобрав свой кинжал, он взглянул на Си‑Мынь Цина. Тот лежал, вытянувшись, полумертвый и лишь дико вращал глазами. Тогда У Сун придавил его коленом и одним ударом кинжала отрезал ему голову. Связав головы вместе, он отправился прямо на улицу Красных камней. Здесь он крикнул стражникам, чтобы они открыли ему дверь, и, войдя в дом, положил обе головы на алтарь. Затем он взял чашку с холодным вином, окропил алтарь и со слезами на глазах сказал:

– Мой старший брат! Твоя душа недалеко. Но теперь ты можешь отправляться на небо! Я отомстил за тебя и убил обоих твоих обидчиков. Сегодня же я совершу обряд возжигания жертвенных предметов в поминовение твоей души.

Потом он велел стражникам позвать соседей вниз. Впереди под охраной вели связанную старуху Ван. Держа одной рукой кинжал, а другой головы, У Сун обратился к соседям с такими словами:

– Я хочу еще кое‑что оказать вам, уважаемые соседи! Прошу вас пока не расходиться!

– Говорите, господин начальник, – отвечали соседи, сложив руки и низко кланяясь У Суну. – Мы готовы выполнить ваши указания!

И У Сун сказал то, что хотел. Видно, так уж самой судьбе было угодно, чтобы удалец, начальник охраны уездного управления Янгу, прославившийся на перевале Цзин‑ян‑ган, мстя за обиду, совершит преступление и стал буддийским монахом.

Что же сказал У Сун, вы узнаете, когда прочтете следующую главу.

Глава 26

в которой рассказывается о том, как женщина‑дьявол торговала человеческим мясом в округе Мэнчжоу и как У Сун встретился в Шицзыпо с Чжан Цином

Итак, У Сун обратился к соседям со следующими словами:

– Чтобы отомстить за обиду, нанесенную моему старшему брату, я должен был совершить преступление. И если даже мне придется поплатиться жизнью за это, то и тогда я не буду сожалеть о случившемся. Мне очень жаль, что я сильно перепугал всех вас, уважаемые соседи. Что со мной будет дальше – неизвестно, и никто не знает, останусь ли я в живых. Сейчас я хочу сжечь табличку с именем брата. Все имущество в доме я просил бы вас, почтенные соседи, распродать, а вырученные деньги использовать на судебные расходы по моему делу. Я сам отправлюсь в управление и заявлю о своем преступлении. Как бы ни было оно тяжко, я просил бы вас об одном: быть свидетелями по моему делу и рассказать всю правду.

Затем У Сун сжег табличку с именем брата и жертвенные деньги. Сверху принесли два сундука с вещами, осмотрели их содержимое и отдали соседям для продажи. Ведя под охраной старуху Ван и захватив с собой обе головы, У Сун направился в уездное управление.

Между тем слухи о происшедшем распространились по городу Янгу, и на улицы высыпало множество людей, желавших увидеть все своими глазами. Когда начальнику уезда доложили о случившемся, он сначала даже растерялся, но все же отправился в присутствие. У Сун ввел в зал старуху Ван, встал на колени по левую сторону от начальника и положил перед ним кинжал, которым совершил преступление, и две отрезанные головы. По правую сторону опустились на колени четверо соседей, а в центре – старуха Ван.

У Сун вынул из‑за пазухи бумагу, составленную Ху Чжэн‑цином, и всю ее с начала до конца прочитал начальнику уезда. Последний велел своему писарю допросить старуху. Соседи подтвердили показания, подробно рассказав, как было дело. Затем в присутствие вызвали Хэ Цзю‑шу и Юнь‑гэ и также допросили.

После этого был вызван чиновник, осматривающий ранения и трупы, который назначил человека для следствия. Все присутствующие под охраной отправились на улицу Красных камней, где был обследован труп женщины, а затем в кабачок «Львиный мост» для осмотра тела Си‑Мынь Цина. Наконец, был составлен подробный отчет, который представили начальнику уезда для расследования.

Ознакомившись с докладом, начальник велел принести две канги, одеть их на шею У Суну и старухе и отправить обоих в тюрьму. Остальные свидетели были задержаны в помещении у ворот.

Надо сказать, что начальник уезда, зная о том, что У Сун человек мужественный и справедливый, а также помня об услуге, которую он оказал ему, съездив в Восточную столицу, всеми силами желал спасти обвиняемого. Поразмыслив, он позвал на совет помощника и сказал ему:

– Мы не должны забывать, что У Сун человек справедливый. Поэтому надо изменить показания этих людей и написать, будто все произошло от того, что невестка пыталась помешать У Суну совершить жертвоприношение покойному брату и что в результате между ними завязалась борьба. Невестка опрокинула алтарь с табличкой, У Сун же, защищавший его, в гневе убил женщину. Что же до Си‑Мынь Цина, то следует указать, что он был в преступной связи с этой женщиной, пришел защитить ее и завязал драку с У Суном. Долго никто из них не мог одержать верх, и, когда они, сражаясь, достигли кабачка «Львиный мост», У Сун убил Си‑Мынь Цина.

В таком виде заключение прочитали У Суну, составили сопроводительную бумагу, которую и послали вместе с преступниками в областное управление Дунпинфу, с просьбой рассмотреть это дело.

Надо сказать, что хоть Янгу и был захолустным уездным городком, там все‑таки встречались люди, знающие законы и справедливость. Некоторые из состоятельных жителей помогали У Суну деньгами, другие посылали вино, пищу и продукты.

Вернувшись из суда, У Сун отдал свои пожитки прислуживавшим ему стражникам, а Юнь‑гэ подарил тринадцать лян серебра для его отца. Охране, приставленной к У Суну, все время приходилось передавать ему пищу, которую приносили жители Янгу.

Уполномоченный начальником уезда чиновник, получив все бумаги, серебро, кости, представленные Хэ Цзю‑шу, а также свидетельские показания и кинжал, отправился вместе с преступниками и свидетелями в областной город Дунпинфу. К тому времени возле областного управления скопилось немало народу, и там стоял сплошной гул голосов.

Когда правителю области доложили о прибытии преступников, он поспешил в присутствие. А следует сказать, что этот правитель по имени Чэнь Вэнь‑чжао был человеком умным. К тому же он кое‑что уже слышал об этом деле. Он приказал ввести преступников в зал суда и сразу же ознакомился с бумагами, присланными из Янгу. Затем он допросил по очереди всех прибывших, записал их показания, а после этого опечатал все вещественные доказательства вместе с кинжалом, которым было совершено убийство, и передал их в кладовую на хранение.

Тяжелую кангу на шее У Суна он велел заменить более легкой и отправил его в тюрьму. На старуху же правитель приказал надеть тяжелую кангу, которую обычно носят уголовные преступники, и отправить в камеру смертников. Затем он вызвал чиновника, присланного уездным управлением, и вручил ему ответное письмо. Правитель отпустил Хэ Цзю‑шу, Юнь‑гэ и четырех соседей, предупредив их, что в случае надобности они снова будут вызваны в суд. Вдову Си‑Мынь Цина, прибывшую вместе с другими, правитель задержал в управе до указаний начальства и вынесения окончательного приговора. Хэ Цзю‑шу, Юнь‑гэ и соседи вместе с чиновником из уезда, который захватил с собой письмо, возвратились в Янгу. У Сун же остался пока в тюрьме и при нем несколько солдат, приносивших ему пишу.

Надо вам сказать, что правитель Чэнь Вэнь‑чжао, сочувствуя такому честному и справедливому герою, как У Сун, посылал людей справляться, как он себя чувствует и не нуждается ли в чем‑нибудь. Видя это, тюремные служители не требовали от У Суна никаких денег и даже сами приносили ему продукты и вино. Все бумаги по этому делу правитель области велел исправить таким образом, чтобы наказание У Суну назначили более легкое, и лишь после этого послал их высшему начальству. Затем он отправил в столицу доверенного человека с секретным письмом, поручив ему уладить это дело.

Начальник уголовного приказа был приятелем Чэнь Вэнь‑чжао и поэтому послал в провинциальный суд следующее заключение: «Расследование показало, что старуха Ван придумала коварный план, чтобы помочь Си‑Мынь Цину войти в любовную связь с женой У старшего. Она научила женщину отравить мужа. Она же подстрекала вдову прогнать У Суна и помешать ему совершить жертвоприношение перед табличкой брата, вследствие чего возникла ссора, приведшая к убийству. За подстрекательство к нарушению брачных отношений, освященных обычаем, указанная старуха присуждается к смерти путем отсечения конечностей. Что же касается У Суна, то хоть преступление его вызвано местью за родного брата и виновный в прелюбодеянии Си‑Мынь Цин убит им во время драки, в чем У Сун и повинился перед властями, освободить его от наказания все же нельзя, и потому он присуждается к сорока палочным ударам, клеймению и ссылке в отдаленные места. О любовниках же, как ни велика их вина, поскольку оба они мертвы, говорить не приходится. Что же до остальных людей, привлеченных по этому делу, то их следует освободить и отпустить по домам. Данное решение должно вступить в силу немедленно по его получении».

Как только решение это попало в руки правителю Чэнь Вэнь‑чжао, он тотчас же приступил к его выполнению. В областную управу были тут же вызваны Хэ Цзю‑шу, Юнь‑гэ, четверо соседей и жена Си‑Мынь Цина, которым и было зачитано решение высшей судебной власти. Затем из тюрьмы привели У Суна, и ему также зачитали это решение, после чего с него сняли кангу и наказали палками. Но так как друзей у У Суна было много, то из сорока ударов ему досталось не более семи. Кангу из листового железа в семь с половиной цзиней весом заменили небольшой круглой кангой. Но заклеймить его иероглифами «золотая печать» и сослать в город Мэнчжоу все же пришлось. Остальные, привлеченные по этому делу, были отпущены, как того требовало решение суда.

После этого из главной тюрьмы привели старую Ван. Как и другим, ей зачитали постановление суда, после чего на дощечке была составлена надпись, сообщавшая о ее преступлении, под которой старуха и поставила свой знак. Затем ее усадили на деревянного осла с четырьмя длинными гвоздями и скрутили веревками. Правитель области Дунпин повесил на ней табличку с надписью «Присуждена к четвертованию». Впереди несли дощечку, на которой значилось преступление старухи, а позади шли стражники с дубинками, подгонявшие всех участников шествия. Процессия двинулась по улицам под оглушительные звуки барабана и литавров. Стража несла также два обнаженных меча и букет бумажных цветов – знак ее позорного преступления. Старуху привезли на центральную площадь Дунпина и здесь четвертовали.

Вернемся, однако, к У Суну. С колодкой на шее, он наблюдал, как казнили старуху. Присутствовал здесь и один из соседей У старшего, Яо Вэнь‑цин, который, передав У Суну деньги, вырученные от продажи вещей, распрощался с ним и вернулся домой.

Когда бумаги ссыльного У Суна были скреплены печатью, назначили охрану из двух человек, которая должна была сопровождать его в Мэнчжоу и там передать властям. Так выполнил правитель области все решения суда, и дальше речь пойдет об У Суне и его охране.

Стражники, состоявшее ранее при У Суне, принесли все его вещи и после этого вернулись в Янгу. У Сун же в сопровождении двух стражников вышел из Дунпина, и все трое, не спеша, направились к городу Мэнчжоу. Охранники знали, что У Сун человек хороший, и потому всю дорогу заботились и ухаживали за ним, не осмеливаясь проявить ни малейшей грубости или неуважения. Видя столь внимательное отношение к себе, У Сун старался не вступать с охранниками в пререкания, а так как в узле у него было достаточно денег, то всякий раз, как они входили в какой‑нибудь город или селение, он покупал вина и мяса и угощал их. Однако не будем вдаваться в подробности.

Вы помните, что убийство, совершенное У Суном, произошло в начале третьей луны. Два месяца он просидел в тюрьме, и вот теперь, когда они шли в Мэнчжоу, наступила уже шестая луна. Солнце жгло немилосердно, и даже камни накалялись под его лучами. Совершать переходы можно было лишь ранним утром по холодку.

Так они шли более двадцати дней и, наконец, вышли на широкую дорогу, которая привела их к горной вершине. Было еще утро. У Сун сказал своим охранникам:

– Не стоит здесь останавливаться! Спустимся‑ка лучше вниз и поищем, где бы купить мяса и вина подкрепиться.

– Вот это верно! – охотно согласились охранники, и все трое стали спускаться вниз.

Вдали, у подножья горы, они увидели несколько хижин, крытых соломой. На иве, что росла у речки, висела вывеска, и У Сун сказал своим спутникам:

– А вот как будто и кабачок!

Они ускорили шаги, и когда спускались с горы, то на склоне холма заметили дровосека, шедшего с вязанкой дров.

– Добрый человек, – спросил его У Сун, – разрешите осведомиться у вас, что это за место?

– Через наши горы лежит дорога на Мэнчжоу, – отвечал дровосек. – А не доходя леса – знаменитое место Шицзыпо – Холм перекрещивающихся дорог.

У Сун поспешил вместе со своими охранниками прямо к Шицзыпо. Когда они пришли туда, то сразу же увидели, огромное дерево, которое, пожалуй, не обхватили бы и пять человек. С дерева спускались ползучие лианы. Пройдя еще немного, они увидели кабачок. У ворот на скамеечке сидела женщина в зеленой кофте, в волосах ее поблескивали золотые шпильки, а виски были украшены полевыми цветами. Когда У Сун и его охранники приблизились к воротам, женщина встала им навстречу.

Юбка на ней была ярко‑красная, шелковая, золотые пуговицы на кофте у ворота были расстегнуты, и виднелась рубашка цвета персика, лицо покрыто румянами и белилами.

– Заходите, уважаемые гости, – приглашала она путников, – передохните. У нас найдется доброе вино и закуски, а если пожелаете, то также и пампушки.

Путники вошли в комнату, где стояли сделанные ив кедра столы и табуретки. На почетном месте сел У Сун, а охранники, оставив у стены свои. палки и развязав узлы, поместились справа и слева от него. У Сун тоже снял со спины узел и положил его на стол, а затем, развязав пояс, стащил с себя рубашку.

– Здесь нет никого, – сказали ему охранники, – и мы, пожалуй, снимем с вас эту кангу, чтобы вам приятнее было выпить чашечку‑другую вина, – и с этими словами они сорвали прикрепленные к канге бумажные печати, а затем бросили под стол и саму кангу. Затем они также скинули рубашки и сложили их на подоконнике.

– Сколько прикажете подать вина, уважаемые гости? – спросила женщина, приветливо улыбаясь и церемонно кланяясь.

– А ты не спрашивай, – отвечал У Сун, – знай себе подогревай. Да мяса нарежь нам цзиней пять, не меньше. За все это мы заплатим.

– Есть у нас неплохие пампушки, – предлагала женщина.

– Что ж, подай на закуску штук тридцать, – согласился У Сун.

Хихикая, женщина удалилась во внутренние комнаты и скоро возвратилась, неся бадью с вином. Потом она поставила на стол три больших чашки, положила палочки для еды и подала два блюда с нарезанным мясом. Не менее пяти раз подливала она гостям вина, а затем пошла к очагу за пампушками и поставила их на стол. Охранники тотчас же принялись уписывать пампушки, У Сун же взял одну, разломил и, разглядывая начинку, сказал:

– Хозяйка, начинка‑то из человечьего мяса или из собачины?

– Вы уж скажете, почтенный гость! – захихикала женщина. – В наши мирные времена и говорить об этакой начинке не приходится. А у нас испокон веку делают начинку из говядины.

– А я слыхал от вольного люда, – оказал У Сун, – что никто не осмеливается проходить мимо большого дерева в Шицзыпо. Говорили, что упитанных людей здесь пускают на начинку для пампушек, а поджарых бросают в реку.

– Откуда вы это взяли, уважаемый гость? – протестовала женщина. – Уж не иначе, как сами выдумали!

– Да нет, я просто увидал в начинке несколько волосков, что, судя по виду, должны расти у человека в паху, вот и вспомнил эти рассказы.

И, помолчав немного, он снова спросил:

– А где же хозяин?

– Да он в гости уехал и еще не вернулся, – ответила та.

– Ах вот оно что, и тебе не скучно без него? – спросил У Сун.

«Ну, этот ссыльный так и лезет на рожон, – подумала женщина. – Еще подшучивать надо мной вздумал! Вот уж поистине: “Летит на огонь, как бабочка, там и погибнет”. Смотри же, не хотела я твоей гибели, но придется заняться тобой». И она сказала:

– Не смейтесь надо мной, уважаемый гость! Выпейте‑ка еще вина, а потом отдохните в холодке, под деревом. Если же хотите выспаться, то можете прилечь и в доме, там никто вам не помешает.

Выслушав ее, У Сун подумал: «Плохие, видно, мысли у этой бабы. Только, смотри, и я перехитрю тебя!» А вслух произнес:

– Почтенная хозяйка! Уж больно слабое у вас вино! Может, вы предложите нам чашечку‑другую покрепче?

– Есть у меня редкостное винцо, – отвечала хозяйка, – только немного мутновато.

– Что ж, – сказал У Сун, – чем мутнее, тем лучше!

Тихонько посмеиваясь, женщина отправилась во внутренние комнаты и скоро вернулась с кувшином мутного вина. Увидев его, У Сун сказал:

– Вот это уж поистине доброе вино. Только пить его лучше всего подогретым.

– Сразу видно, что уважаемый гость знает толк в вине, – молвила хозяйка. – Сейчас я подогрею его, тогда и попробуете.

А тем временем она думала про себя: «Ведь помрет скоро. а еще просит подогретого вина! Ну да ладно, снадобье мое от этого только быстрее подействует. Вот и попался, голубчик, в мои руки».

Когда вино нагрелось, она принесла его, разлила по чашкам и с улыбкой оказала:

– Попробуйте‑ка этого вина, дорогие гости!

Охранники, не утолившие еще своей жажды, тут же осушили свои чашки, а У Сун сказал:

– Дорогая хозяйка! Не пью я без закуски. Нарежь мне к вину немного мяса.

Когда хозяйка вышла, У Сун выплеснул вино, чтобы она не заметила, а сам стал причмокивать, будто уж выпил, и приговаривать:

– Ну и доброе же вино! Это уж проберет человека!

А хозяйка только притворилась, что пошла за мясом, и едва скрылась за дверью, как тут же возвратилась и, хлопая в ладоши, закричала:

– Вались! Вались!

У сопровождавших У Суна стражников завертелось все перед глазами, и они навзничь повалились на пол. У Сун зажмурился и также повалился на скамью. Тут же он услышал, как женщина, смеясь, сказала:

– Ну, попался! Будь ты хитрее самого дьявола, а выпил воду, в которой я мыла ноги! – она крякнула: – Сяо‑эр, Сяо‑сань! Скорее сюда!

Послышался топот ног, и в комнату вбежало несколько парней. Потом У Сун слышал, как вынесли во внутреннее помещение двух его охранников и женщина забрала узел и пояса, лежавшие на столе. Ему показалось, что она ощупывала узел и, верно, обнаружив там золото и серебро, громко рассмеялась и сказала:

– Ну, сегодня попало целых трое, так что теперь надолго хватит начинки для пампушек! Да к тому же еще и добра порядочно!

Видел он, как женщина уносила во внутренние комнаты его узел и прочие вещи, а потом вернулась, чтобы присмотреть за тем, как трое парней станут переносить У Суна. Но они даже с места не могли его сдвинуть, словно он весил тысячи цзиней, и он лежал, вытянувшись во весь свой рост. Тогда женщина крикнула:

– Ах вы, сукины дети! Только и знаете, что жрать да вино лакать! Больше ни на что и не годны! Дожидаетесь, чтобы я все сама сделала! А этот чертов парень вздумал еще подшучивать надо мной! Ну и жирный же! Вполне сойдет за говядину, а тех поджарых придется выдавать за мясо буйвола. Надо поскорее перетащить туда этого парня и разделать в первую очередь.

Затем он видел, как женщина скинула кофту и нарядную юбку. Оголившись до пояса, она подошла к У Суну и без всякого труда подняла его. Улучив удобный момент, У Сун крепко обхватил ее, повалил на пол и встал на нее ногами. Тут женщина завопила истошным голосом, будто ее режут. Работники ринулись было к ней на помощь, но У Сун так зарычал, что они от страха замерли на месте.

– Удалой молодец, прости меня! – умоляла лежавшая на полу женщина, не в состоянии подняться.

В это мгновение на пороге появился человек с вязанкой хвороста в руках, который, увидев, что происходит, быстро подошел к У Суну и обратился к нему:

– Не гневайтесь, добрый человек, и простите ее! Разрешите сказать вам несколько слов.

У Сун выпрямился и, придавив женщину ногой, хотел было снова нападать. Взглянув на вошедшего, У Сун увидел, что человек этот повязан черной шелковой косынкой, примятой посередине, одет в белую рубаху грубого полотна, подпоясанную длинным кушаком, на ногах у него темные обмотки и льняные туфли с завязками, а лицо с реденькой бороденкой и сильно выступающими скулами напоминает треугольник. На вид ему было лет тридцать шесть.

Дата добавления: 2017-01-13