Аристотель. Никомахова этика 23 страница

[Понятие] "жить" (to dzen) для животных определяется по способности

чувствовать, а для людей -- по способности чувствовать и понимать (aisthesis

e поеsis). Способность we возводится к деятельности, ибо главное

заключено в деятельности[47]. Таким образом, видимо, "жить" -- значит

собственно "чувствовать" или "понимать". "Жить" между тем относится к благам

и удовольствиям самим по себе, потому что жизнь определенна, а

определенность принадлежит природе собственно блага; но что благо по

природе, является благом и для доброго человека, так что, видимо, всем жизнь

доставляет удовольствие[48]. Но ни плохую жизнь, ни растленную, ни жизнь в

страданиях не следует принимать во внимание, потому что такая жизнь лишена

определенности, так же как и ее содержание (ta hyparkhonta aytei).

О страдании в дальнейшем изложении будет сказано яснее[49].

Если же сама "жизнь" (to dzen) -- благо и удовольствие (это видно из

того, что все стремятся к ней, и особенно добрые люди и блаженные, ибо для

них в первую очередь жизнь (bios) достойна избрания и существование (dzoe)

их наиблаженнейшее); и если видящий чувствует, что он видит, и слышащий, что

он слышит, а идущий, что идет, и соответственно и в других случаях есть

нечто чувствующее (to aisthanomenon), что мы действуем, так что мы, пожалуй,

чувствуем, что чувствуем, и понимаем, что понимаем, а чувствовать, что мы

чувствуем или понимаем, -- [значит чувствовать], что мы существуем (esmen)

(ибо "быть" (to einai) определено как чувствовать или понимать); и если

чувство жизни относится к вещам, которые сами по себе доставляют

удовольствие (потому что жизнь (dzoe) -- благо по природе, а чувствовать

благо, имеющееся в самом себе, доставляет удовольствие); и если жизнь есть

предмет избрания, причем в первую очередь для добродетельных, потому что

бытие для них благо и удовольствие (ведь, чувствуя в себе благо само по

себе, они получают удовольствие); и если добро порядочный относится к другу,

как к самому себе (ибо друг -- это второй он сам), -- [если все это так], то

для каждого человека как собственное бытие -- предмет избрания, так же или

почти так и бытие друга[50]. Между тем бытие, как мы знаем, есть предмет

избрания благодаря чувству, что сам человек добродетелен, а такое чувство

доставляет удовольствие само по себе. Следовательно, нам нужно чувствовать в

себе, что [добродетель] друга тоже существует[51], а это получится при жизни

сообща и при общности речей и мысли (en toi koinonein ton logon kai

dianoias). О "жизни сообща" применительно к людям (а не о выпасе на одном и

том же месте, как в случае со скотом) говорят, наверх но имея в виду именно

это.

Итак, если для блаженного бытие заслуживает избрания само по себе, как

благо по природе и удовольствие, и если почти так же он относится к бытию

друга, то и друг будет, пожалуй, одним из предметов, заслуживающих избрания.

А что для блаженного предмет избрания, то должно у него быть в наличии, в

противном случае он будет в этом отношении нуждающимся. Следовательно, кто

будет считаться "счастливым", будет нуждаться в добропорядочных друзьях.

10 (X).

Надо ли в таком случае заводить возможно больше друзей, или же, как о

гостеприимстве удачно, кажется, сказано: "не много гостей и не без них", так

и в дружбе будет уместно не быть без друзей (арhilos), но и не иметь их

чрезмерно много (polyphilos)?[52]

Это изречение, пожалуй, вполне подходит к друзьям для пользы, так как

затруднительно многим ответить услугой на услугу, и жизни на (это) не

хватит. И если друзей больше, чем достаточно для собственной жизни, они

излишни и служат препятствием прекрасной жизни, а стало быть в них нет

нужды. И для удовольствия довольно немногих друзей, как и приправы к пище

[нужно не много].

Но заводить ли возможно большее число добропорядочных друзей, или есть

некая мера их множества, как и [множества граждан] государства? В самом

деле, ни из десяти человек не образуется государство, ни из десятижды десяти

тысяч тоже уже не будет государства[53]. "Сколько" -- это, вероятно, не одно

какое-то [число], но весь промежуток между известными пределами. Так что и

количество друзей имеет пределы, и, вероятно, самое большое число друзей то,

с каким человек сможет жить сообща (ведь жизнь сообща была принята за

главный признак дружбы[54]); а что невозможно жить сообща со многими и

делить себя [между ними] -- это совершенно ясно. Кроме того, нашим друзьям

тоже надо быть между собой друзьями, если им всем предстоит проводить дни

друг с другом, но при большом их числе это трудное дело. В тягость

становится и делить со многими радость и горе, как свои собственные, потому

что, весьма вероятно, придется в одно и то же время с одним делить

удовольствие, а с другим -- огорчения.

Так что, наверное, хорошо (еу ekhei) стараться иметь друзей не сколь

возможно больше, а столько, сколько достаточно для жизни сообща;

действительно, было бы, видимо, невозможно быть многим очень [близким]

другом. Поэтому и не влюбляются во многих, ведь влюбленность тяготеет к

своего рода чрезмерной дружбе, причем по отношению к одному человеку; стало

быть, близкая (sphodra) дружба -- это дружба с немногими.

Что это действительно так, ясно из самих вещей (epi ton pragmaton),

ведь при товарищеской дружбе не бывает большого числа друзей, да и в гимнах

говорится о парах [55]. Те же, у кого много друзей и ктв со всеми ведут себя

по-свойски (oikeios), ни для кого, кажется, не друзья, разве только в

государственном смысле -- [как друзья-сограждане] (politikos). Конечно, в

государственном смысле можно со многими быть другом и не будучи угодливым, а

будучи поистине добрым. Но дружба во имя добродетели и во имя самих друзей

со многими невозможна: желанно найти и немногих таких друзей.

11 (XI).

При удачах или при несчастьях больше нужда в друзьях? Ведь ищут друзей

и в том и в другом случае, потому что неудачники нуждаются в поддержке, а

удачливые -- в близких (synibioi), которым будут делать добро, ибо они

желают творить добро. Таким образом, необходимость в друзьях больше "при

неудачах, потому что в этом случае нуждаются в полезных [друзьях], по

прекраснее дружба при удачах, недаром тогда в друзья ищут добрых, понимая,

что оказывать благодеяния таким и проводить с ними время скорее достойно

избрания.

Даже само присутствие друзей доставляет удовольствие и при удачах, и в

несчастьях, так как страдание облегчается, когда другие разделяют наше горе.

Вот поэтому можно, пожалуй, задать вопрос: снимают ли [друзья с нас горе],

словно тяжесть[56], или же происходит не это, но их присутствие доставляет

удовольствие и сознание того, что они разделяют наше горе, уменьшает

страдание? Вопрос о том, по этой причине или, по какой-то другой приходит

облегчение, отложим; очевидно, во всяком случае, что происходит именно то,

что сказано.

Похоже, однако, что присутствие [друзей, когда у нас горе], -- это

какая-то смесь [удовольствия и страдания]. Уже видеть друзей --

удовольствие, особенно для неудачника, и это становится своего рода

поддержкой в страданиях (ведь друг, если умеет быть любезным, и видом своим,

и речью приносит утешение, потому что он знает нрав [друга]: что ему

доставляет удовольствие и что -- страдание). С другой стороны, чувство, что

друг страдает из-за наших собственных неудач, заставляет страдать, потому

что всякий избегает быть для друзей виновником страданий. Именно поэтому

истинные мужи по своей природе остерегаются сострадания к ним самим, и если

только они не сверх всякой меры нечувствительны к страданию, то страданий,

которые они вызывают у друзей, не переносят и вообще не допускают к себе

плакальщиков, потому что и сами отнюдь не плакальщики; а женщины и подобные

им мужчины радуются тем, кто рыдает вместе с ними, и питают к ним дружбу как

к друзьям и делящим с ними горе. Ясно, что во всех случаях подражать следует

лучшему.

А присутствие друзей в дни удач означает с удовольствием проведенное

время.и сознание, что друзья получают удовольствие от наших собственных

благ. Наверное, поэтому и считается, что в случае удачи следует радушно

звать к себе друзей (потому что прекрасно быть благодетельным), а в случае

неудачи -- мешкать с этим. Действительно, надо возможно меньше своих

несчастий передавать [другому], откуда и поговорка: "Довольно, что я

несчастен"[57]. Призывать к себе друзей надо прежде всего тогда, когда им

предстоит, немного обременив себя, оказать нам великую помощь.

А приходить, напротив, подобает, наверное, к тому, у кого неудачи,

причем без зова и с охотой, потому что другу свойственно делать добро, и в

первую очередь тем, кто нуждается, притом тогда, когда на него не

рассчитывали: в этом для обоих больше прекрасного и удовольствия. И в случае

удачи подобает охотно оказывать содействие (ибо и тогда нуждаются в

друзьях), а что касается принятия благодеяний, тут [можно быть] ленивым,

ведь некрасиво охотно принимать помощь.

Однако, может быть, следует остерегаться прослыть неприятным (doxan

aedias) за то, что отталкиваешь [благодеяния], иногда ведь [и так] бывает.

Итак, во всех положениях присутствие друзей, видимо, заслуживает

предпочтения.

12 (XII).

Не правда ли, подобно тому как созерцание любимого -- для влюбленных

самая большая радость и они предпочитают это чувство всему остальному,

потому что существование и возникновение влюбленности обусловлено в первую

очередь этим [удовольствием от созерцания], так и друзья всему предпочитают

жизнь сообща? Ибо дружба -- это общность, и, как относятся к самому себе,

так и к другу; а раз чувство собственного бытия в нас заслуживает избрания,

то и чувство бытия друга -- тоже; между тем деятельное проявление (energeia)

этого [чувства] возникает при жизни сообща, так что друзья, конечно, тянутся

к ней. И чем бы ни было для каждого отдельного человека бытие, и ради чего

бы он ни предпочитал жизнь (to dzen), живя, он хочет проводить время с

друзьями. Вот почему одни вместе поют, другие играют в кости, третьи

занимаются гимнастикой, охотой или философией: каждый проводит свои дни с

друзьями именно в тех занятиях, какие он любит больше всего в жизни, потому

что, желая жить сообща с друзьями, люди делают то и в том принимают участие,

в чем и мыслят себе жизнь сообща.

Итак, у дурных дружба портится (ведь, шаткие [в своих устоях], они

связываются (koinonoysi) с дурным" и становятся испорченными, уподобляясь

друг другу); а дружба добрых даже возрастает от общения, ведь принято

считать, что такие друзья становятся лучше благодаря воздействию друг на

друга и исправлению друг друга; они, конечно, заимствуют друг у друга то,

что им нравится, откуда [изречение]: "От добрых добро" [58].

Итак, будем считать, что о дружбе сказано. Следом можно рассказать об

удовольствии.

Дата добавления: 2017-01-14