III. Вперед и вверх

Жизнь идет вперед, даже если кажется, что для тебя она останови­лась, если отчаяние липким комом подкатывает к горлу, мешая дышать.

Растет Олег. Его надо водить в детский сад, читать книжки, от­вечать на бесчисленные «почему?». Есть друзья, есть работа, есть, наконец, альпинизм: хожу в горы, жизнь продолжается...

Давнее письмо старейшему скалолазу Ивану Иосифовичу Анто­новичу:

«Харьков, декабрь, 1975 г.

Здравствуйте, Иван Иосифович!

Приношу свои извинения за то, что не написал сразу, как при­ехал из Штатов. Заедают заботы. Все приходится делать самому, да еще выкраивать время на тренировки.

Теперь о поездке. В США нас принимали очень хорошо. Было много поездок, встреч и, конечно, восхождений. Сначала лазали на скалах Шевангунка, под Нью-Йорком. Ходили в связках с амери­канцами, которые постоянно тренируются на этих маршрутах. Го­ворили, что мы проходим их быстро и хорошо...»

Середина семидесятых, живительные ветры разрядки, потепле­ние в отношениях двух великих держав — СССР и США. Истори­ческий полет «Союза» и «Аполлона». Крепнущие полезные контак­ты в экономике, науке, культуре, спорте.

В семьдесят четвертом году в нашей стране по путевкам меж­дународного альпинистского лагеря»побывали американские альпи­нисты. В следующем году по приглашению американского альпи­нистского клуба в США гостила сборная нашей страны: руководи­тель команды Вячеслав Онищенко, гостренер Спорткомитета СССР Владимир Шатаев, москвич Валентин Гракович, Валерий Непомня­щий из Таганрога, старейшина наших альпинистов, талантливый конструктор спортивного снаряжения Виталий Михайлович Абалаков и я. Это было наше альпинистское открытие Америки — первая поездка советских восходителей в США.

Десять часов полета — и мы в Нью-Йорке. Ущелья улиц, кажу­щиеся узкими из-за громад нависающих домов. Ветер гонит по Бродвею тучи пыли, швыряет афиши, газетные страницы, бумажные пакеты — в городе забастовка мусорщиков.

Стоим с Вячеславом у подножия Эмпайр-Стейт-Билдинг. Нас об­текает пестрая, разноязыкая, спешащая толпа. Мчится вприпрыж­ку негритенок — рассыльный с какими-то свертками. Баскетбольного роста полисмен равнодушным взглядом провожает немытого, нечесаного хиппи. Трудно отделаться от мысли, что перед нами не фрагмент телепередачи, не кадр кинохроники. Город контрастов от­крывается тысячами знакомых мелочей, хоть мы здесь впервые.

— Завтра едем на скалы, это недалеко, — сообщает вечером в гостинице Фриц Висснер, один из старейших американских альпи­нистов. — Шевангунк вам понравится, очень живописная местность. Думаю, будете довольны и скалами. Их протяженность невелика, полтора километра, да и высота всего сорок-восемьдесят метров, но маршруты интересные. Завтра сами попробуете.

«Вероятно, наиболее интересной характеристикой советских вос­ходителей была невообразимая скорость. Все местные альпинисты, видевшие их восхождения в Шевангунке, были поражены скоростью прохождения маршрутов. Кажется, они не могут остановиться ни па секунду»,— писали американские газеты, широко освещавшие наш визит.

Рядом с гостиницей «Мохон», где нас разместили, озеро, в ко­тором полно форели. Сюда приезжают отдыхать богатые старички и старушки. А на скалах, они тоже рядом,— много молодежи. Кста­ти, чтобы лазать по ним, нужно уплатить хозяину «Мохона» — ска­лы тоже принадлежат ему.

Был конец недели, и народу собралось довольно много, не толь­ко скалолазов, а и просто зрителей. Все с интересом ждали, когда мы выйдем на скалы.

Скалы сухие, чистые, по таким лучше всего ходить в галошах. Эта, возможно, не самая элегантная обувь, остроносые среднеазиат­ские галоши, популярна у скалолазов нашей страны — сохраняет гибкость стопы и позволяет чувствовать зацепки, хорошо держит на гладких плитах. Галоши стали сенсацией. Под насмешливые реп­лики и возгласы удивления мы вышли на маршрут в связке с Вя­чеславом Онищенко. Проходим его в обычном нашем темпе, даже, пожалуй, медленнее — все же скалы совсем нам незнакомы.

Спускаемся вниз. Анатолий Непомнящий, свободно владеющий английским, едва успевает переводить слова подошедших американ­ских альпинистов:

— Это фантастично!

— У вас невозможная скорость!

— Зачем так быстро?

Молодой американец Джо, с которым мы прошли один из марш­рутов, отказывается выходить со мной на следующий:

— Я не подхожу тебе, Сергей. Я слишком медленно лазаю.

Говорю, что для меня это не имеет значения. Лазание американ­цев во многом не похоже на то, к чему мы привыкли. Поучиться друг у друга полезно и им, и нам.

Для страховки здесь широко используются петли-оттяжки с дву­мя карабинами, закладки — различной формы приспособления из прочного металла для заклинивания, которыми мы тогда не поль­зовались. Рельеф американских скал не похож на наш — много вер­тикальных щелей. Проходят их, заклинивая пальцы, ноги — нам это непривычно.

Позже в Йосемитах я решил попробовать американский способ прохождения каминов — широких вертикальных щелей, в которых альпинист помещается полностью. Их проходят, заклинивая колено или стопу.

Начал подниматься, чувствую — снимаю с колена кожу. Но ведь до меня здесь скалолазы ходили. Значит, и я пройду. Больно. Когда до верха осталось метров пять, почувствовал, что больше не могу сделать ни шагу. Дергаю веревку (сигнал, что начинаю спуск). Спрыгиваю на землю. Американцы ужасаются:

— О! Почему же без наколенника?

Оказалось, я не обратил внимания па то, что здешние восходи­тели, проходя камины, одевают волейбольные наколенники.

Перелет в штат Колорадо. В Денвере нас пригласили в семьи альпинистов. Так бывало потом не раз, места в гостиницах стоят дорого.

Мы с Валентином Граковичем — гости пожилой супружеской четы Кемпбелл. После ужина (мороженое с персиками) старики, пожелав доброй ночи, поднялись к себе, оставив нас в обществе книг.

Библиотека всегда может многое рассказать о своих хозяевах. Книги, с которыми мы знакомились, говорили о том, что альпи­низм — увлечение нескольких поколений этой семьи. Особенно за­интересовали нас фолианты столетней давности, рассказывающие о Кавказе — восхождениях на Эльбрус, Казбек, другие хорошо зна­комые нам вершины.

Совсем безоружными перед стихией гор были тогдашние восхо­дители: в громоздкой, неудобной одежде, с примитивным снаряже­нием. Какой громадный шаг вперед сделал альпинизм!

Горы же не изменились ничуть, время обтекает их, не задевая. Что для них столетия, катаклизмы, войны...

Где-то среди звезд, которыми так хорошо любоваться в горах, кружит маленькая яркая звездочка — встретились на орбите со­ветские космонавты и американские астронавты.

Но над горами барражирует, будто касаясь крыльями вершин, и американский бомбардировщик, несущий смертоносный груз.

Величественны, неподвижны, бесстрастны горы. А для людей, штурмующих вершины, очень важно, что несут с собой ветры вре­мени: надежду или тревогу, похолодание или разрядку. Заботы че­ловечества — их заботы. Мы приехали в Штаты не только, чтобы совершать восхождения, обмениваться опытом. Спорт всегда был и будет послом мира. Лучше узнать друг друга, понять, стать добры­ми товарищами — как это важно не только для спортсменов, а вообще для наших народов. Наших стран. Сейчас, спустя десятилетие, в особом свете видятся мне встречи на американской земле, тот не­изменный интерес, с которым к нам, представителям Советской стра­ны, относились повсюду.

С каким вниманием слушали наши рассказы, сколько вопросов задавали — и не только о восхождениях. И мы рассказывали о своей работе, семьях, нашей системе образования, городах, в которых живем.

В штате Вайоминг, в горном массиве Гранд-Тетон, где мы дела­ли восхождения, нас пригласили в гости альпинисты-гиды. Прини­мали очень тепло, пели песни под аккомпанемент банджо и гитар. Оказалось, что песни альпинистов у них и у нас во многом похо­жи. Они — о риске и опасностях, о друзьях, с которыми не страшно идти даже к черту в зубы, о горах, которым навсегда принадлежат наши сердца. Гиды водят на вершины отрогов Скалистых гор всех желающих, для которых работает двухдневная школа альпинизма. Уплати семьдесят пять долларов — и иди в горы.

С интересом ждали поездки в Йеллоустонский национальный парк, о котором немало читали. Парк огромный, прекрасно ухожен­ный. В нем довольно многолюдно. Посетители обращают внимание на Герб СССР на наших спортивных костюмах.

— О, русские! — приветствуют нас, улыбаются.

На трехсотметровую стену в Мертвом каньоне вышли тремя связками. Гид-профессионал Джим в паре с Валентином Граковичем, я с Вячеславом Онищенко, Анатолий Непомнящий в паре с Томом, тоже гидом. Маршрут сложный, соответствует нашей пятерке-Б. Прошли большую его часть. Путь дальше по плитам кру­тизной градусов сорок, начался дождь. Скользко. Анатолий перевел слова Джима: дальше здесь ходят поодиночке, то есть без связок, без страховки. Мы в недоумении. Как? Ведь если что — лететь на< самое дно каньона...

Удивляло нас многое. К примеру, чтобы подняться па гору Мо-рон, мы плыли по реке, долго шли по лесу, пробирались через бу­реломы, прямо-таки таежные чащи. Когда на восхождении прошли часть маршрута, американцы говорят:

— Спускаемся вниз, дальше неинтересно.

— А вершина?

— Дальше элементарное лазание, подниматься на вершину ни, к чему.

И снова три часа блужданий по лесу, прыжков через повален­ные стволы — опаздываем на самолет. Поволноваться пришлось из­рядно, но к отправлению мы успели.

В горах Тетона познакомились с покорителем Эвереста Вилли Ансольдом, его сыном и семнадцатилетней дочерью Деви — хоро­шей альпинисткой. Вилли назвал дочь в честь гималайской верши­ны Нанда-Деви, на которой девушка мечтала побывать. Беззаботный смех, радостный взгляд светлых глаз — такой запомнилась Деви Ансольд. Через год в Гималаях во время восхождения на «свою» гору Деви погибла.

Нью-Йорк — Денвер — Солт-Лейк-Сити — Джексон — Сиэтл. Перелеты, переезды, переходы. Сиэтл — альпинистская столица Америки. Город расположен у подножия Каскадных гор. Неуди­вительно, что альпинизм здесь один из самых популярных видов спорта. Пик Рейнир (4392 метра) — третья вершина США, по­тухший вулкан, похожий просторами снежных полей на Эльбрус. Пик Бонанза, его отвесы, скальные бастионы — крепкий орешек да­же для восходителей высокого класса. Эти вершины и привлекают нас.

Альпинисты Сиэтла, принимавшие делегацию очень тепло, по-дружески, не раз радовали приятными сюрпризами.

Поднимаемся на Рейнир. Восхождение в техническом отношении не слишком сложное — идем по снежному склону, топчем сту­пени. Поднимаем над вершиной флаг нашей Родины, фотографи­руемся на память. Неожиданно над нами закружил маленький спор­тивный самолет. Виталий Михайлович Абалаков, который на вос­хождения уже не ходит, приветствует нас с его борта по радио, машет из кабины рукой. Пилот самолета Джим Бич — ровесник Абалакова. Они быстро нашли общий язык. Чтобы Виталий Ми­хайлович мог снять эффектные кадры, Джим на своей крылатой машине творил чудеса.

О сюрпризе известного альпиниста Алекса Бертулиса расскажу подробнее. Бертулис давно хотел совершить первопрохождение на пик Бонанза. Дважды пытался покорить вершину по нехоженому пути в компании с друзьями и дважды вынужден был отступить. Теперь он приглашает на восхождение нас. Это первое зарубежное первопрохождение советских альпинистов. Вышли в полдень двумя связками. Алекс в паре с Валентином Граковичем и мы с Вячесла­вом Онищенко. У каждого рюкзаки килограммов по восемь — кара­бины, закладки, другой инвентарь, необходимый на восхождении.

...Иду первым. Путь по довольно сложному участку, типа внут­реннего угла, очень крутому. Забиваю один крюк, через несколько метров — другой, а дальше... Дальше крючья бить некуда — разру­шенный скальный конгломерат с вынимающимися камнями.

Кто сказал, что риск доставляет нам удовольствие? Иду вверх, не забивая крючьев. Чувствую — вот-вот сорвусь. Нельзя срывать­ся! Могу улететь сам и сорвать Славу, который меня страхует. Рюкзак тянет вниз. Страх перед падением нашептывает мне: «Вы­броси его к чертям, пока не улетел вместе с рюкзаком». Опыт вос­ходителя заставляет собраться: «Спокойно. Ты ведь почти у цели. Осталось немного. Ты пройдешь, не сорвешься...»

Прошел! Принимаю Славу. Через несколько минут на полку вы­лезает запыхавшийся Бертулис:

— Свободным лазанием пройдено?

— Да, свободным.

— Не может быть!

Темнота накрыла нас у самой вершины. Влезаем в спальники на скальной полке, долго любуемся звездами.

Среди ночи будит нечеловеческий крик Алекса. Что такое? Сла­ва направляет луч фонарика на американца, и тревога сменяется хохотом.

Причиной переполоха оказался симпатичный грызун, похожий на бурундучка — надо же, куда забрался! Зверек решил одолжить у Алекса шапочку, в которой тот улегся спать.

По расчетам Бертулиса, восхождение должно было продолжать­ся дня три-четыре. Он здорово ошибся — чистое время на марш­руте составило всего восемь часов. Утро мы встречаем уже на вер­шине.

— Спасибо, ребята, — растроганно говорит Алекс.— Никогда не получал такого удовольствия от восхождения!

И снова самолет. Курс на юг, в Калифорнию. Нас ждут Йосе-митские горы.

Короткое знакомство с достопримечательностями Сан-Францис­ко. Перед отъездом в Йосемитский национальный парк Ален Стек, один из руководителей местного отделения альпинистского союза, знакомит нас с высоким парнем с очень юным лицом. Майку Ворбуртону, студенту университета Беркли, всего восемнадцать, но, по словам Алена,— это один из лучших молодых восходителей: на ска­лах с девяти лет, знает Йосемиты великолепно.

Майк сразу нам понравился — открытой улыбкой, застенчивой добротой, дружелюбием.

Когда въезжаем в центральные ворота парка, Майк, по-хозяйски развалясь на сиденье, поглядывает на служителя, пропускающего наш пикап, и заразительно смеется. Объясняет: сегодня тот редкий случай, когда он попадает в парк на «законных» основаниях — обыч­но проникает сюда «зайцем». Студенческий бюджет ограничен, а вход стоит дорого — два доллара, вот и приходится далеко, кило­метра за два, обходить проверочный кордон.

Йосемитский парк известен во всем мире гигантскими секвойя­ми — самыми древними из растущих на планете деревьев. Но сек­войи — не единственная его достопримечательность.

В Йосемитских горах есть вершина, которая привлекает не толь­ко американских восходителей. А ведь протяженность ее всего око­ло километра. Какой же должна быть сложность?

Пик Коммунизма

Начало трудового пути

Таромский карьер под Днепропетровском. Наша заводская команда скалолазов – чемпион Харьковского областного совета ДСО «Авангард». 1966 г.

Владимир Поберезовский на восхождении на пик Гранатовый

(Юго-Западный Памир)

Эверест. На маршруте выше 8000 метров

Швейцария. Одна из красивейших

альпийских вершин Маттерхорн

Сын Олег —

мой постоянный болельщи

Непал. Вид на Эверест из Тхьянгбоче

На скалах Шевангунга (США). 1975 г.

Шаги по вертикали

Первовосхождение на пик Гранатовый (Юго-Западный Памир). 1975 г.

Армения.

Первенство ВЦСПС по

скалолазанию. 1978 г.

Пик Советской Украины (Памир)

После восхождения на Эверест нам с Туркевичем взобраться

на слона не представляло большой сложности

Харьковский вокзал.

В родном городе теплее, чем в Непале

Восхождение, посвященное 40-летию освобождения района Эльбруса от немецко-фашистских захватчиков и водружения флага нашей Родины над высочайшей вершиной Кавказа. Февраль 1983 г.

Наших покорителей Эвереста принимала

премьер-министр Индии Индира Ганди. 1982 г.

Франция. Пти-Дрю

Мемориал Анатолия Кустовского в селе Денеши

под Житомиром. Зимнее скалолазание

В ЦК ВЛКСМ участникам советской гималайской экспедиции вручили знаки «Спортивная доблесть». С приветственным словом к альпинистам обратился летчик-космонавт СССР Виктор Горбатко

(на фотографии — он в центре)

Эта вершина — Эль-Капитан. Попробовать силы на такой горе заманчиво. Вот как описывает ее Ройял Робине, альпинист, не раз поднимавшийся на эту вершину по разным маршрутам: «Среди скальных образований Йосемитской долины Эль-Капитан домини­рует над всем. Положение, высота и отвесные полотнища стен — все делает его главой. Белизна скал, купающихся в солнечных лучах, создает впечатление невесомости. В дождь, в бурю, когда вдруг че­рез разрывы в тучах прорывается солнце, он мерцает и струится светом, как ни один из отвесов в Йосемитах. Добавьте к этому изысканность архитектуры стен: юго-западная (Салатэ) и юго-вос­точная (Северной Америки), разделенных пополам точной линией южного контрфорса (Нос), ограниченных элегантными кантами — западным и восточным контрфорсами. Это симфония скал с постоян­ной игрой света на них.

Восходитель, стоящий внизу долины, смотрит вверх, и его воображение захватывают величественные картины стен, карнизов, трещин и предвершинных нависающих участков. Особенно его ин­тересуют трещины, внутренние углы и ниши, которые вверху сте­ны. Что это — ключи к вершине или тупики? Снизу трудно уга­дать...»

Размещаемся в уютных деревянных домиках. Майк удивлен — обычно восходители располагаются в палатках па специально отве­денной для этого площадке, где есть все необходимое.

Прекрасное утро, голубое, без единого облачка калифорнийское небо, стройные мачты сосен, ровные отвесы скал — и над всем этим парят дельтапланы. Оказывается, на одну из вершин ведет автомобильная дорога. Приезжай, собирай дельтаплан, разбегай­ся и...

Парящие в синеве яркие треугольники и белая гладь стен Эль-Капитана — таким осталось в памяти то утро в Йосемитах. Первая встреча с Эль-Капитаном (американцы, любители сокра­щений, называют его Эль-Кап) оптимизма не внушила: маршрут Салатэ, который мы избрали, представляет собой трехсотметровый отвес, над которым нависает стена. ''И этот маршрут усложняется еще тем, что на нем нет воды. А ведь здесь юг, Калифорния, и Салатэ — это раскаленные камни и безжалостное солнце. Обычно восхождение на Эль-Капитан проводят в конце сентября — октября, когда жара спадает. Сентябрь только начался, но ждать прохлады мы не можем — поездка подходит к концу.

После нескольких тренировок вышли на стену впятером, двумя связками: Гракович, Непомнящий, Майк Ворбуртон и мы с Вяче­славом.

Об этом восхождении Майк Ворбуртон вспоминал в журнале «Summit» (октябрь 1975 г.) и в интервью, данном им Укркинохронике (1976 г.). Некоторые его слова я приведу в этой главе. Вот что он говорил о начале восхождения:

«Мне достаточно повезло быть в числе людей, помогавших Але­ну Стеку принимать русских в Йосемитах. Они только неделю мог­ли быть в долине и свои полные энтузиазма глаза сразу же обра­тили к стене Салатэ Эль-Капитана. Я помогал Анатолию Непомня­щему переводить описание маршрута и выбирать снаряжение, когда он повернулся ко мне и спросил: «Майк, ты хотел бы совершить с нами восхождение?»

Я принял приглашение и уже на следующий день утром начал подниматься к Эль-Капитану с четырьмя советскими восходителя­ми».

Этот же маршрут чуть впереди нас проходит двойка англичан. Жарко. Пот ручьями течет по лицам. В наших рюкзаках, кроме необходимого снаряжения, фляги с водой и полиэтиленовые мешки с тертой морковью. Эль-Капитан настолько тепло встречает своих покорителей, что другие продукты через час-другой становятся не­съедобными.

— Раскаленная сковородка после Салатэ покажется вполне
приемлемым местом,— ворчит Вячеслав.

Идем с ним первыми. Впереди участок очень трудного лазания. Но англичане его прошли. Значит, пройдем и мы.

— Слава, внимание, тут очень сложно, — кричу партнеру.
Здесь должен быть шлямбурный крюк. Вот же дырочка от него.

Кто и зачем его выбил? Ладно, сейчас детектив ни к чему. Лезть надо, не забивая крюка.

Подбираю лепестковый крюк, сворачиваю так, чтобы вошел в отверстие, навешиваю петельку, на нее — лесенку. Есть! Прошел! Но дальше — не легче. Крошечная зацепка — полочка, в которой с трудом умещаются два пальца. Скалы гладкие до глянца: прохо­дить их надо на трении, а галоши плывут, не держат; скользят пот­ные руки.

— Слава, могу сорваться. Держите хорошо.

Меня страхуют Онищенко и Непомнящий. Сейчас я сознательно иду на срыв — другого выхода у меня нет.

Крутая плита, градусов семьдесят пять. Скользко, как на льду. По льду я прошел бы на передних зубьях кошек, а здесь... Обры­ваюсь! Повисаю на веревке, на лету поймав лесенку.

Снова начинаю движение:

— Слава, держи!

И снова срыв. Ребята не рассчитали, выдали веревки больше, чем нужно, пролетел метров пятнадцать. Понятно, я переполнен совсем не положительными эмоциями. Сообщаю Вячеславу и Анато­лию, что я о них думаю.

Впечатления Майка:

«Когда мы достигли участка, где нужно идти на трении, Анато­лий сказал, что Сергея беспокоит один участок, и спросил, не хочу ли пройти по нему. Я подошел к страховочной петле и увидел Сер­гея, жестом предлагающего мне продолжить путь, в то время, как он держал веревку в руках. Я отнесся скептически к такой органи­зации страховки, но он сказал: «Да, да», — и с удовлетворенным видом сильно сжал веревку. Казалось, что он был уверен в своей страховке, и, взглянув в его глаза, убеждаюсь, что это так. Под­нимаюсь на четыре метра выше него, мои потные руки заскользили, и я, перевернувшись, сорвался. Насколько помню, сомнение и раз­дражение пронзило мой мозг, когда я летел вниз головой — выдер­жит ли страховка? Через секунду, однако, все было кончено — Сер­гей удержал меня. Снизу раздался голос Анатолия: «Майк, то же самое было с Сергеем». Мы переглянулись и рассмеялись. Каждую минуту мы находили друг в друге много общего...»

Майк снова начинает подъем и снова обрывается. Здесь какой-то секрет, «хитрушка», как говорят скалолазы. У каждого из спортс­менов есть свои «хитрушки» на скалах, где они постоянно проходят маршруты, свои приемы преодоления сложных участков. Это место без знания «хитрушки» нам не пройти. Вопросительно смотрю на американца:

— Ну что, Майк, все?

— О нет. Туморроу (завтра).

В самом деле, уже поздно. Надо беречь силы для завтрашнего дня. Утро вечера мудренее. Хотя что может измениться? Без шлямбурного крюка нам не пройти.

После ужина обсуждаем перипетии маршрута. Говорю, что завт­ра забью шлямбур — другого выхода нет.

— Знаете, ребята, попробуем без шлямбура, — включается Майк. — Ради вашего престижа шлямбур лучше не забивать.

Кто спорит? Без шлямбуров, прочих «слесарных работ» — лучше. Я тоже, как и Вячеслав, все наши ребята, сторонник свободного ла­зания. Но ведь мы оба дважды срывались. Не знаю, как преодолеем это место, пройдем ли?

Ребята полны решимости попробовать свои силы. Вот и отлич­но. Утром будет не так жарко. Может, кто-то из них не сорвется...

На следующий день подошли к закрепленным веревкам — никто почему-то не спешит наверх, у каждого нашлись какие-то срочные дела, вроде, скажем, завязывания шнурков на ботинках. Подождал немного — желающих подниматься явно не было — и начал движе­ние. Следом за мной вышел Майк.

Подходим к злополучному месту. Ничего не изменилось, да и не могло измениться: та же глянцевая гладь плит. Попробую пройти по ним еще раз.

— Держи, Майк,— прошу американца, давая ему страховочную
веревку.

— Подожди. Вот возьми, Сергей. — В руке у Майка интересная штучка, эдакий железный паучок. Скай-гук, небесный крюк — вещь
нам в то время совершенно неизвестная. Скай-гуки делают из проч­ных сплавов, самой разнообразной формы. На сложном рельефе, вроде того, что на Эль-Капитане, без небесных крючьев не обойтись.

Цепляю скай-гук за крошечную зацепку. Свободно, без малей­шего напряжения прохожу заколдованное место. Для меня и сегодня загадка, почему Майк не сразу подсказал выход из тупика, в котором мы оказались? Может, не взял в первый день скай-гуки? Или настолько был уверен в силах нашей группы, что понадеялся на чудо — вдруг и здесь пройдем свободным лазанием. Не сомневаюсь лишь в одном — в том, что не было в поступке Майка желания за­ставить нас отказаться от восхождения, отступить перед Эль-Капи­таном.

Пить. Очень хочется пить. Когда спустимся вниз, выпью ведро воды. Нет, два ведра. Нет, куплю дюжину банок пива, влезу в ванну с водой... До этого еще далеко — как до макушки Эль-Капитана. Нам она не видна. Вверх уходит гладкая, как натертый паркет, плоскость. Горячий камень, горячий воздух, горячее солнце. Очень хочется пить.

Как обычно, надеваю каску. Толя Непомнящий шел без каски — упавший сверху камень угодил ему в голову. Каждая капля воды у нас на счету, но часть ее уходит на то, чтобы промыть рану. И с Валентином Граковичем, который тоже без каски, неладно — полу­чил тепловой удар.

Граковича надо спускать вниз. Кто это сделает? Майк не в счет, я — «главный лазун», Анатолий Непомнящий — переводчик. Вя­чеслав приходит к выводу, что спускаться с Граковичем придется ему.

За полкой, на которой мы сейчас отдыхаем, последует «маят­ник», место, которое проходится только одним способом. Надо под­няться повыше, закрепить веревку, спуститься, разбежавшись, про­лететь несколько метров, вися на веревке, и попытаться ухватить­ся за край щели. После «маятника» пути вниз уже нет — скалы сильно нависают и подойти к стене обратным движением невоз­можно.

Впечатления Майка:

«День был очень жарким. Русские обычно имели дело с холодом в горах, а не с проблемами жары и обезвоживания. Было решено, что Слава и Валентин пойдут вниз, тогда как Сергей, Анатолий и я продолжим движение. Прежде чем наши пути разошлись на полке «Сердце», Слава подошел ко мне, крепко обнял и пожал руку. Хо­тя мы и не обмолвились ни единым словом, я знал, что у меня появился хороший друг».

Гракович и Онищенко уходят. В глазах у Вячеслава — тоска. Понять его может любой альпинист: очень не хочется уходить с ин­тереснейшего маршрута, возвратиться к которому скорее всего ни­когда больше не удастся...

Салатэ — трудная стена. Каждый сантиметр этой вертикали стоит многих километров равнины. Прошел «маятник», с третьей по­пытки закрепился в щели. Дальше — гладкая вертикальная трещи­на. Переобуваюсь: на правую ногу надеваю ботинок, в нем удобнее заклинивать в трещине стопу, на левую — галошу, чтобы нащупы­вать зацепки, удерживаться на трении на совершенно гладких по­верхностях.

Иду с огромным напряжением. Саднят стертые до крови кончи­ки пальцев — так бывает после недели интенсивных тренировок на крымских скалах. Специфическая особенность Эль-Капитана, вооб­ще многих американских гор — щели, самые разнообразные: корот­кие и длинные, узкие, в которых с трудом умещается ладонь, и ши­рокие, камины, вмещающие человека. Все они одинаково гладкие, будто отшлифованные.

Кажется, я не выберусь из этого камина никогда — одну верев­ку (сорок метров) прохожу минут сорок. Мучительно, невозможно трудный подъем. Поднимаюсь наверх в совершенном изнеможении. Закрепляю веревку. В знойном мареве дрожат соседние вершины. А внизу лес. И река. В ней купаются люди. Сюда доносятся их возгласы, смех... Сегодня воскресенье, и народу здесь много. Над просторами Калифорнийской долины висят разноцветные, очень яр­кие воздушные шары.

Когда ребята уже поднялись ко мне, прошу Анатолия Непомня­щего перевести для Майка:

— Я не готов к такому лазанию.

Ворбуртон хохочет:

— Ты что, Сергей? Все отлично! Обычно эту щель проходят го­раздо медленнее, часа за два.

Эта фраза придает мне сил и уверенности. Не все так плохо, как казалось.

Ночевка на полке, как и две предыдущие, была сидячей. Более удобную площадку, где можно лежать, успели занять англичане. Мы догнали их. Мне достается самое узкое место. Устраиваюсь по­лулежа, а ноги, чтобы не болтались над пропастью, подвязываю петлей к крюку. Долго не могу заснуть. Звезды над головой располо­жены непривычно — западное полушарие. Дома уже утро. Олег, на­верное, проснулся, считает, сколько дней осталось до моего приезда.

Пить хочется даже во сне. Норма расхода воды — литр в день на каждого. Половину выпиваем вечером, один-два глотка оставляем на ночь. Днем — еще несколько глотков.

Впечатления Майка:

«Жара заставила нас осознать все прелести воды. Вытащив рюк­зак со снаряжением, Анатолий сказал полушутя: «Мой дорогой, я так рад видеть тебя снова, я так люблю тебя, потому что в тебе есть вода».

Я очень вспотел — на Капитане иначе не бывает. У меня, по­мимо прочего снаряжения, была и ракетница, ведь Капитан может потребовать многое. Сергей, улыбнувшись, выпалил мне пря­мо в лицо: «Санта-Клаус!» Мы, конечно же, расхохотались. Потом каждый раз, когда кто-то из нас доходил до места страховки, дру­гой говорил ему: «Сайта Клаус! Дед-Мороз!»

На четвертый день Анатолий сказал мне: «Майк, это восхожде­ние нравится мне все больше и больше». Стена была веселым мес­том — мы все шутили и смеялись. Несмотря на то, что мы с Сер­геем испытывали некоторые трудности, используя в разговорах лишь «да» и «нет», он рассказал мне о шестилетнем сыне. Говорили обо всем на языке жестов или просто на языке гор.

Когда достигли вершины, все трое были счастливы. Теперь я могу сказать «закрепи» и «выдай» по-русски, а Сергей то же са­мое — по-английски. Анатолий утверждает, что он лучший в мире специалист по транспортировке рюкзаков.

Очень редко бывает, чтобы группа иностранных альпинистов, которая только неделю находится там, где ты все знаешь, как свои пять пальцев, преодолела такую вершину, как Капитан. И почти все в Соединенных Штатах посмеивались, поговаривали, что этим со­ветским не взять Капитан.

И вот группа альпинистов-чужаков, претендуя на твою святы­ню, отправляется в путь и побеждает.

Я думаю, что уровень альпинизма в Советском Союзе очень вы­сок. Методы восхождения отличаются от наших, но уровень альпи­низма очень высок...»

Американские газеты писали о нас: «На вершины они взбега­ли». Вообще пресса, радио, телевидение уделяли нам внимание по­стоянно. Летом следующего года, когда американские альпинисты, и среди них Алекс Бертулис и Майк Ворбуртон, приехали в Совет­ский Союз, Майк подарил мне несколько альпинистских журналов с материалами о наших восхождениях. В октябрьском номере «Северо­американского восходителя» среди фотографий, запечатлевших нас в Шевангунке, Каскадных горах, Йосемитах, и рассказывающих о развитии альпинизма в СССР — фотография Красной площади. С детства знакомый вид главной площади страны.

С Майком, Алексом и их товарищами мы побывали в Фанских горах на Памире, сделали несколько восхождений на Тянь-Шане. Майк поначалу чувствовал себя не очень уверенно, так же, как мы в его родных Йосемитах.

Когда мы с Ворбуртоном поднимались на пик Свободной Кореи по маршруту шестой категории трудности, Майк почувствовал себя неважно. В первый день ведущим в связке шел только я. Устал, ко­нечно, а тут неудача: молоток сломался. Принимаю Майка и пока­зываю ему свой инструмент. Удивление американца беспредельно:

— Как же ты прошел здесь?

Смеюсь в ответ:

— Спустимся вниз и запатентуем новый способ забивки крючь­ев — камнем, который нашел на маршруте.

Понимаем мы друг друга прекрасно. За год, прошедший после первой встречи, Майк успел неплохо выучить русский язык. Идем дальше, передавая молоток друг другу. Нам хорошо в горах, хоро­шо вместе — ни тени недоверия, отчуждения. Майк поделился со мной своей мечтой — побывать в Гималаях.

Эта мечта осуществилась. В семьдесят восьмом он стал участ­ником американской экспедиции на восьмитысячник Макалу. В труд­ный момент, когда Майка одолела горная болезнь и он нуждался в срочной транспортировке вниз, товарищи по команде бросили Ворбуртона — их ждала вершина, а он на нее идти уже не мог.

После Гималаев у Ворбуртона стало развиваться заболевание вен — тромбоз. Врачи запретили заниматься альпинизмом, и сейчас он в горы не ходит.

На Западном Кавказе американцы поднялись с нашими альпи­нистами на красавицу Белалакаю, затем обосновались в альплаге­ре «Узункол». В заключение их визита решено было сделать не­сколько восхождений по сложным маршрутам на вершину Далар. Майк с Валентином Граковичем вышли на первопрохождение ново­го маршрута. Мы с Алексом Бертулисом поднялись на Далар по довольно популярному, но не менее сложному пути пятой-Б кате­гории трудности.

Стену прошли за день, на спуске переночевали, завтракали уже в лагере. Вечером — прощальный банкет. Контрольный срок возвращения Майка и Валентина приближался, а их все не было.

Вдруг узнаем, одна из групп передала по рации: Майк Ворбур-
тон сорвался и погиб. А через несколько минут в лагерь прибежали
ребята-разрядники и сказали: на Даларе американец сорвался и на­ходится в тяжелом состоянии...

Если группа, ушедшая на восхождение, не возвращается к на­значенному часу, контрольный срок становится временем выхода наверх первой группы спасателей. Они, готовые оказать первую ме­дицинскую помощь, бегут наверх — именно бегут, потому что в кри­тической ситуации нередко и секунды имеют значение. Следом вы­ходит вторая группа со всем необходимым для спасения и транс­портировки пострадавших.

Спасателей-профессионалов среди альпинистов не много. Но каж­дый перворазрядник должен — это обязательное требование — сдать экзамены на право иметь жетон «Спасательный отряд». Этот но­мерной знак с гордостью носят сотни парней. Знаний и умений спа­сателям необходимо множество: прежде чем сдать экзамен, альпини­сты проходят подготовку на специальных сборах, изучают тросовое снаряжение, учатся оказывать медицинскую помощь и транс­портировать пострадавшего. До недавнего времени регулярно про­водились летние и зимние соревнования альпинистов-спасателей — от районных до всесоюзных. По непонятным причинам уже несколь­ко лет такие соревнования не проводятся. А ведь они помогали закрепить навыки, смоделировать ситуации, которые в горах слу­чаются редко, но к которым, тем не менее, надо быть готовыми всегда.

Когда наша первая группа спасотряда прибыла к пострадавшим, оказалось, что Валентин Гракович ошибся, подготовив Майка к транспортировке так, как будто он мертв. Майк жив! Вячеслав Онищенко ставит диагноз: сильное сотрясение мозга.

Врачу Онищенко в горах приходилось не раз бороться за жизнь товарищей. В таких случаях он спокоен, несуетлив и не опускает руки, когда надеяться, кажется, уже не на что. Вообще, самообла­данию у него можно поучиться многим.

В шестьдесят восьмом связка Онищенко — Хергиани штурмова­ла восьмисотметровую стену Су-Альто в Доломитовых Альпах, в Италии. Они решили пройти стену за один день. После восьми ча­сов напряженного лазания, когда до вершины оставалось меньше двухсот метров, а главные трудности были позади, вдруг посыпа­лись камни, и Хергиани сорвался. В руках страховавшего его Они­щенко остался конец веревки, перебитой камнями.

Слава остался один на крошечной полке, где можно было только стоять, сознавая, что друга, с которым столько пройдено, больше нет. На этой полке Онищенко простоял всю ночь. Утром ему помогли подняться на вершину спасатели.

— Майк, ты слышишь меня?

Вздрогнули ресницы. Очнулся, пытается улыбнуться.

— О, Слава. Сергей...

Помощь успела вовремя. На следующий день Майк был уже в одной из московских клиник. А через несколько недель ребята провожали его на родину. Мы регулярно переписывались, шлем друг другу весточки и сейчас.

В семьдесят шестом мы с Олегом вновь стали людьми семейны­ми. Жена Татьяна, инженер по профессии, разделяет мое увлечение альпинизмом и скалолазанием — она кандидат в мастера спорта по обоим этим видам. В том же году в нашем доме появился еще один новый человек — дочка Марина. Теперь, возвращаясь с работы, я думал уже не о куче непеределанных дел, а об улыбке Тани, пер­вых словах Маринки, вечерней пробежке вместе с Олегом.

В семьдесят восьмом году сборная СССР была приглашена во Францию. О чем я больше мечтал — побродить по площадям и ули­цам Парижа или подняться на Гран-Жорас, Пти-Дрю, другие из­вестные вершины?

Горный курорт Шамони встречает непогодой. Ни о каких вос­хождениях не может быть и речи. Едем на юг. На границе с Испа­нией, в Пиренеях, делаем несколько чисто скальных восхождений. Снова возвращаемся в Шамони.

Двумя связками — мы с Вячеславом Онищенко и Михаил Туркевич с крымчанином Геннадием Василенко выходим на Пти-Дрю по маршруту Хардинга. Валентин Иванов с Эдуардом Мысловским, Валерий Першин и Леонид Лапшин — поднимаются на эту же вер­шину, но по маршруту Бонатти.

В той поездке я впервые познакомился с Туркевичем-альпинистом, до этого знал Михаила только как отличного скалолаза. Понра­вилась его уверенная, грамотная работа на горе. Где-то посреди маршрута Михаил с Геннадием вышли вперед. Как раз проходили довольно опасный кулуар. Михаил обрабатывал маршрут, когда сверху на него полетел вытаявший булыжник. Дружно кричим:

— Камень!

Миша прижимается к скале, но камень все же задевает его: чиркает по каске, спине, рюкзаку и летит к подножию «Маленькой Птички», как переводится название горы.

Туркевич прогнулся от боли. Несколько минут стоял не в силах пошевелиться. А потом пошел вверх, будто ничего и не было — ни камня, ни боли.

Стену мы прошли с двумя ночевками. Это неплохое время, тем более что после непогоды по скалам ручьями текла вода.

...Солнечные блики на пепельной глади Сены.

Торжественное многоголосие органа в прохладном полумраке Нотр-Дам де Пари.

Огромная очередь в Лувр.

Загадочная улыбка Джоконды из-за бронированного стекла.

Взгляд на Париж с Эйфелевой башни.

— А вы могли бы подняться сюда без лестниц и лифтов? — интересуется паша переводчица.

— Что за вопрос? Конечно!

Переводчица знает, что мы прошли Пти-Дрю, но подъем на Эйфелеву башню кажется ей гораздо сложнее. Михаил никогда не упустит возможности пошутить — делает вид, что собирается про­должить прогулку по ту сторону ограждения. Переводчица теряет дар речи. Дружно ее успокаиваем: башня не пострадает, Туркевич лазает очень аккуратно.

Париж остался на фотографиях, слайдах, в торопливых записях путевого дневника. Я снова в родных горах — на Памире. В составе сборной Украинского республиканского совета общества «Авангард» впервые участвую в рамках чемпионата страны в классе высотно-технических восхождений. Участники состязаются одновременно в одном районе. Мы и еще команда поднимаемся по стене пика «Мос­ковской правды» (6075 метров). Остальные — на пики Энгельса, Таджикского госуниверситета, другие вершины. Судьи оценивают логичность и сложность избранного маршрута, тактическую и тех­ническую грамотность его прохождения.

Мы избрали маршрут никем еще не хоженый. В нижней час­ти — стена с двумя карнизами, затем небольшая полка, удобная для ночевки. В верхней части — стодвадцатиметровая щель, начинаю­щаяся широким камином, в котором можно было заклиниваться (здесь мне пригодились уроки восхождений в Йосемитах). Послед­ние триста метров — натечный лед.

Решили пройти маршрут в альпийском стиле: без осады и без предварительной обработки маршрута.

Поднимались четверкой, а кошек взяли лишь две пары. Не ду­мали, что лед будет таким сложным и крутым. Когда то и дело цепляешь носом склон, значит, его крутизна градусов пятьдесят-шестьдесят, не меньше. Выход нашли довольно эффективный — первый и последний в связке проходили маршрут на передних зубьях кошек. Те, кто шел посередине, поднимались по закреплен­ной веревке на зажимах.

Когда объявили итоги состязаний, оказалось, что наша команда заняла лишь четвертое место. А ведь избранный маршрут был не легче, чем у других, да и по времени (восхождение заняло всего четыре дня) мы далеко обошли соперников. Судьи решили: раз быстро — значит легко.

В наших соревнованиях, а бывает так и в жизни, порой за на­стоящие достоинства принимается умение показать себя в выгод­ном свете. Болтались бы на стене вдвое дольше, скрежетали бы зу­бами, глядишь, стали бы призерами, а то и победителями.

Чемпионами были альпинисты Таджикистана. Они вернулись с восхождения осунувшиеся, с побитыми, опухшими руками.

Как тут было не вспомнить способ, который используют для про­верки уровня подготовки восходителей во французской школе гидов в Шамони? Там, когда альпинист возвращается с восхождения, сте­пень его квалификации оценивается по двум критериям: первый — время на маршруте, второй — состояние рук. Если маршрут пройден безошибочно, то и руки целы. К сожалению, арбитры наших состя­заний такие вещи во внимание не принимают. Так же было и в семьдесят девятом году. Наша команда — Юрий Григоренко-Пригода, Александр Толстоусов, Владислав Пилипенко и я — участвовала в первенстве страны, тоже очном, в скальном классе. Проводилось оно на Кавказе, в Безенги. Команды соревновались на стене, на неяв­но выраженных вершинах. Сложный маршрут мы снова прошли быстрее других команд, но были лишь вторыми.

В семьдесят девятом году сильнейших восходителей республи­ки, в том числе и нас с Михаилом Туркевичем, Центральный Коми­тет комсомола Украины пригласил участвовать в ставшей уже тра­диционной экспедиции на Памир, посвященной на этот раз 60-летию комсомола Украины и 75-летию со дня рождения Николая Остров­ского.

Экспедиция обещала быть интересной: горный район знакомый, но мало пока изученный. В ней вместе с молодежью участвуют ве­тераны альпинизма Георгий Васильевич Дзысь, Михаил Иванович Романенко, Илья Ефимович Ветров, Владимир Дмитриевич Моногаров. Возглавил экспедицию заслуженный тренер СССР Григорий Полевой.

Комсомольцы Шепетовки передали команде скульптурный порт­рет Николая Островского — мы должны были установить его на вершине, которой дадим имя писателя, чьи книги стали любимыми у нескольких поколений советской молодежи.

Восьмого июня мы вышли на восхождение, а уже девятого по­года, которая и до этого не баловала нас, резко ухудшилась. Прог­ноз на ближайшие дни тоже ничего хорошего не обещал: метели и грозы. Загорать пришлось целый день. Наконец сложный марш­рут пройден. Мы вышли на вершину. И как бы приветствуя ее по­бедителей, в разрывах облаков показалось наконец солнце.

Гора эта очень красива, похожа на птицу с распростертыми крыльями. По одному из «крыльев» с северо-запада поднялась на нее группа, которую возглавлял Михаил Туркевич, по другому, с юго-востока,— моя. Встретившись, как водится, поздравили друг друга с вершиной, на которой установили скульптуру Николая Ост­ровского.

А через несколько дней Григорий Полевой от имени восходите­лей рапортовал участникам торжественного пленума ЦК ЛКСМУ, что почетное комсомольское поручение альпинисты успешно выпол­нили.

Нам с Туркевичем не довелось участвовать в юбилейных тор­жествах: Михаила ждало восхождение на пик Ленина, меня — на пик Энгельса. Мое восхождение памятно еще и тем, что в нем впер­вые мы участвовали вместе с Таней.

Сезон-79 закончился для меня необычно рано — в середине июля. И тут Владимир Дмитриевич Моногаров, давно убеждавший меня поступать в институт, сказал решительно: «Сейчас или никогда». В самом деле, мне уже было тридцать два.

Я и сам давно ощущал потребность подкрепить накопленный опыт знаниями — без этого не станешь настоящим специалистом. Засел за учебники, от которых за четырнадцать лет успел отвык­нуть. Зубрил образы литературных героев и химические формулы, тычинки и пестики... С экзаменами по общей физической подготов­ке и специальности проблем не было, а вот перед другими пришлось поволноваться. Очень радовался, что сдал их успешно.

С новеньким студенческим билетом в кармане старательно кон­спектировал лекции, которые читались нам, первокурсникам-заоч­никам.

Меня особенно интересуют проблемы высших достижений в спорте. Институтские конспекты, книги по физиологии и психоло­гии — постоянно на моем рабочем столе рядом с планами трениро­вок, фотографиями маршрутов, которые хотел бы пройти, вершин, о которых мечтаю.

Летом семьдесят девятого я тоже мечтал о вершине, ее фото­графию повесил на самом видном месте.

«Харьков, декабрь, 1979.

Здравствуй, Майк!

Рад был узнать, что ты чувствуешь себя хорошо. В этом году я совершил восхождения на интересные вершины на Памире. Район, я тебе рассказывал, очень интересный. Уверен, тебе бы он понра­вился.

И наконец главная новость — в 1982 году планируется совет­ская экспедиция в Гималаи, восхождение на Эверест. Желающих попасть в команду очень много. Кто поедет в Непал, станет извест­но в будущем году. Пожелай мне удачи!

Крепко жму руку.

Твой друг Сергей Бершов».

Жизнь альпиниста — это всегда движение. Движение вперед и вверх. К новым вершинам, которые никогда не бывают легкими.

Дата добавления: 2017-01-14