КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
V. Гималайский дневник 3 страницаЭдик с Володей вынесли в третий лагерь по 20 килограммов грузов. Они передают, что ветер целые сутки не прекращается ни на минуту. 30 апреля. Мысловский и Балыбердин идут сегодня в четвертый лагерь. С ними — шерп Наванг. Мы после завтрака выходим во второй лагерь. На связи нам сообщили, что в базовом лагере идет собрание, посвященное Первомаю. Завтра у них торжественная линейка. Туда уже пришел корреспондент ТАСС Ю. Родионов, операторы Центрального телевидения. Где-то в пути Ю. Сенкевич — ведущий телевизионного Клуба путешественников. В шесть вечера Бэл передал, что находится на девятой веревке, а Эдик еще ниже. Наванг вернулся в третий лагерь: шел без очков, обжег глаза. К тому же есть еще одна причина возвращения — Наванг думал, что уже прошел все сложные места. А они как раз там, выше восьмой веревки, только и начинались. Беспокоит, что Володе и Эдику придется проходить их в темноте. Связь с ними перенесли на 8 вечера, но они молчали. Будем ждать утра. Слушаем голоса родных, друзей — ощущения абсолютно непередаваемые! Как они далеко... 1 мая. Утро красит нежным светом... С праздником, мужики! — будит всех Серега Ефимов. Последние 7 лет я встречал первомайский праздник в Крыму, там в это время проходят соревнования по скалолазанию. Цветут сады, по-летнему греет солнышко. А здесь... За палаткой арктический мороз (внутри тоже не тепло), ветер. Будет ли у нас в жизни еще такой Первомай, на высоте 7300 метров? К третьему лагерю решаю идти с кислородом. Рюкзаки весят больше чем по 20 килограммов — таких здесь еще не доводилось носить. А силы нужно расходовать расчетливо. Я очень хочу взойти на Эверест. С какой высоты начинать пользоваться кислородом — после второго лагеря или третьего — по-моему, значения не имеет. Поэтому к четырем баллонам, которые каждый из нас должен нести в третий лагерь, добавляю еще один — буду расходовать в пути. На утренней связи Бэл рассказывает, что они пришли вчера в четвертый лагерь в 23 часа. Путь до него занял у ребят 11 часов. Непонятно, почему так много. Мы с Туркевичем проходим его максимум за четыре часа. Мысловский идет с кислородом, Балыбердин — без кислорода. Эдик, чтобы не ночевать на веревках, оставил на полдороге рюкзак. Сегодня ему придется за ним возвращаться. Утром из базового лагеря вышла наверх двойка Валиев — Хри-щатый. Там сейчас праздничная демонстрация. А у нас — работа. Ребята по одному выходят в третий лагерь. Задерживаюсь еще на час, чтобы не оставлять после себя помойку. Мою посуду, убираю... Отличная штука — кислород. На шестой веревке догоняю ребят и выхожу вперед. Миша, видя, как резво я всех обошел, тоже подключается к кислороду (нашел на маршруте баллон, оставленный шерпами). Мне кажется, чем так ползать на маршруте, как сейчас Эдик с Володей, лучше сразу применять кислород. Бэл ночью спит с кислородом, днем обходится без него. Я думаю, это рискованно. Месснер свои восхождения без кислорода совершал по простым маршрутам, да и находился на высотах за 8000 метров очень короткое время. У нас — совсем другое дело. И нельзя забывать, что высоты за восемь тысяч не зря называют «зоной смерти»: по данным ученых-физиологов, человек может находиться там без кислорода лишь очень короткое время, затем в организме начинают происходить необратимые изменения. Встречаем возвращающегося Наванга. Воспаленные глаза слезятся — видно, что сильно обожжены. Последний из шерпов сошел с нашего маршрута. Потом мы узнаем: не меньше, чем сложность нашего маршрута, альпинистский мир поразил факт, что все грузы в верхние лагеря мы занесли без помощи шерпов. Валентин и Сергей приходят в третий лагерь на два часа позже нас — шли без кислорода. Ждем вечерней связи. Радио — единственное, что связывает нас с Большой землей. Начинается связь, как обычно, с тех, кто находится выше. Балыбердин сообщает, что маршрут выше четвертого лагеря обрабатывал сам и навесил четыре веревки. Молодец, Бэл! При этом он по-прежнему пользуется кислородом только для сна. У Мысловского неприятности: па последней веревке перед четвертым лагерем перевернулся вниз головой. Ему ничего другого не оставалось, как выбросить рюкзак, а в нем — две веревки, два баллона с кислородом, приспособление для спуска по веревке, личные вещи. Оторвался шланг кислородной маски, улетели очки. Так неудачно закончился у ребят этот праздничный день. На ужин готовлю наше любимое: жареную ветчину с луком, вареный рис. Вкусовые ощущения на высоте меняются, вполне хорошие продукты могут показаться несъедобными. Смотреть не можем па рационы, предложенные институтом питания: мясные консервы, овсянку, красную и черную икру, этому предпочитаем натуральные продукты — сало, лук, ветчину, рис. Из рационов используем сублимированные соки и сухофрукты, варим из них отличные компоты, которые на высоте идут лучше, чем чай. 2 мая. Палатка изнутри вся в бахроме от инея. Собираю его крышкой от кастрюли. Но проку от этого мало. Заработал примус — и у нас небольшой дождь. Пока готовится завтрак, начинаем одеваться-обуваться. Это совсем не просто. Если внутренние ботинки натягиваются легко, то внешние (они почуют в рюкзаке под головой) к утру замерзают и превращаются в колодки. Ребята греют их над примусом. Сочувствую друзьям всей душой и вспоминаю добрым словом своего друга, маляра-высотника Саню Мелещенко, который уговорил взять ботинки «кофлак». Они пластиковые, совсем не замерзают, удобны на скалах, и, что самое важное, каждый ботинок на килограмм легче кожаного. Наконец вся многослойная амуниция на нас. Собираем в палатке рюкзаки. У нас грузовая ходка в четвертый лагерь. К запланированным грузам добавляем две веревки, баллон с кислородом и маску для Эдика. На маршруте между седьмой и девятой веревками подбираем снаряжение, оставленное первой двойкой. В кулуаре Бонингтона видна веревка, выпавшая у Эдика из рюкзака. С нашего контрфорса до нее метров сто, не больше. Но веревок у нас хватает, и лезть туда нет смысла. После полудня мы в четвертом лагере. Грузы доставлены. Миша отказывается составить мне компанию для прогулки выше, идет вниз, а я считаю, что чем быстрее Мысловский и Бэл взойдут на гору, тем быстрее будем там и мы. Беру три кислородных баллона, ледоруб и отправляюсь к ребятам. Маршрут вдет по гребню, кое-где он фирновый, острый. Веревка в этих местах закреплена только на концах, посередине закреплений нет. Если соскользнешь с гребня — поминай как звали. Володя нашел остроумное решение проблемы: закреплял веревку, вырубывая в гребне углубления. А что делать? Фирновые крючья в четвертый лагерь не занесены. Погода испортилась, пошел снег. Без кошек идти очень скользко. Через час я возле ребят. Эдик страхует Бэла в маске, Володя идет без кислорода. Он как раз обходит «жандарм» — очень сложный скальный участок, правда, небольшой. — А ты здесь откуда? — Наверное, если бы на гребень вышел йети — снежный человек, Бэл удивился бы меньше. Мне кажется, это от разного восприятия сложностей восхождения: то что для нас, подключенных к кислороду, заурядная нагрузка, для него — трудноразрешимая проблема. Эдик выглядит усталым, изможденным. Когда я шел траверсом по сложному участку стенки, Мысловский стоял на страховке и вдруг неожиданно выдал мне метров пять веревки. Пролетаю их, еле успев выставить ноги вперед и самортизировать удар о скалу. Ничего себе шутка. Эдик оправдывается — не за ту веревку страховать начал. Это усталость, усталость на последнем пределе... После ужина настраиваем рацию на вечернюю связь. Бэл навесил еще четыре веревки. До выхода на Западный гребень осталось, по его мнению, метров 80. В четвертый лагерь они снова вернулись поздно. Это уже становится традицией. И настораживает: поздно вернулись, значит, опять поздно выйдут на маршрут. 3 мая. — Как провели ночь, ребята? Как здоровье? — вопросы начальника экспедиции обращены сейчас к самым верхним — Бэлу и Эдику. У ребят, похоже, все нормально. Выходят в пятый лагерь с грузом. Несут пока только один баллон с кислородом, остальные возьмут там, где я им вчера оставил — за «жандармом». Если так, то почему вес рюкзаков у них — 18 килограммов? Непонятно. Может, это вместе с баллонами, которые за «жандармом»? По плану у нас сегодня дневка в третьем лагере. Но поразмыслив, принимаем решение выходить в четвертый. Расчет таков: Эдик и Бэл идут на вершину завтра. Мы в тот же день приходим в пятый лагерь. Если после восхождения первая двойка не успевает спуститься ниже, остается в пятом лагере, в четвертый «сбегаем» мы с Мишей. А утром пятого мая выйдем на восхождение налегке — снаряжение и питание будет уже в пятом лагере. Руководство наш план одобряет. В четвертый лагерь приходим в четыре часа дня. Здесь одна палатка. Тесновато, конечно, но жить можно. Сняли кислородные маски. Занялись хозяйством. — Да, мужики, через день будем на горе, — говорю мечтательно. Тут же на меня набрасывается суеверный Иванов: — Какая гора! До выхода на вершину — чтоб ни-ни! Ладно, помолчим до выхода. Похоже, что у всех, чуть только кислород отключен, начинается легкая «горняшка» — раздражаемся по самым пустячным поводам. Когда кто-то начинает уж слишком нудно брюзжать, ему любезно советуют надеть маску. А вообще-то стараемся на бивуаках обходиться без кислорода, бережем его для переходов и сна. Эдик с Бэлом вышли на маршрут очень поздно — в час дня. Только в шесть вечера проходят участок, где веревки уже навешены. Совсем поздно, в десять вечера, устанавливают на гребне палатку пятого лагеря. Когда ставили палатку, у Эдика улетел кислородный баллон — значит у них осталось три. Мало. На вопрос Тамма, что собираются делать завтра, Бэл устало отвечает: — Нет никаких сил. Ни физических, ни моральных. Пора кончать. Завтра попытаемся взойти на вершину. Тамм желает им успеха. Так же, как и все мы, кто слушает этот разговор в базовом и промежуточных лагерях. ...Час ночи, два. Я все еще не сплю. Вспоминаю дом, детей, Таню. Как они там? Воспоминания, лица, мечты... Так и засыпаю. 4—5 мая. Дивное утро. Любуемся панорамой Гималаев. Серега Ефимов, изобретатель по натуре, предлагает на завтрак блюдо собственного изобретения и изготовления — красную икру с рисом. Очень вкусно. Подкрепляемся еще и мясом — день будет трудным. На утренней связи Балыбердин доложил, что они вышли из лагеря в шесть утра. В восемь — на рыжем поясе. Этот скальный пояс на высоте 8600 очень сложен. Несколько экспедиций, в том числе и первая экспедиция Криса Бонингтона, не смогли преодолеть этот коварный участок. Бэл по-прежнему идет без кислорода и уверяет, что чувствует себя, как в базовом лагере, только очень холодно. Железный человек наш Володя. Грустная новость из базового лагеря: там транспортировочные работы — несут с ледопада нашего Лешу Москальцова, упал в трещину, сотрясение мозга, повреждена нога. Как обидно! Они с Юрой Голодовым шли на восхождение... В пятый лагерь мы с Мишей поднимаемся быстро — за два часа. Расширяем, насколько возможно, площадку под палаткой. Ура! Сообщение из базового лагеря: Балыбердин на вершине в 14.30. Через двадцать минут к нему поднимается Эдик. Неужели он столько времени преодолевал тридцать метров (они связаны 30-метровой веревкой)? Пока варится обед, с удовольствием уминаем бутерброды с салом. Радиостанция все время на приеме. Ситуация наверху непростая. Решаем, что всем надо ждать Эдика и Володю здесь, в четвертый лагерь спускаться не будем. В 16.45 на связи Бэл, сообщает, что им грозит холодная ночевка. Успели спуститься всего до 8800. У Эдика заканчивается кислород, оба без кошек, а скалы заснежены. Бэл просит, чтобы кто-нибудь из нашей четверки поднялся к ним с кислородом для Мысловского и питьем. Тут же отвечаем, что все слышали, через полчаса сообщим, кто выходит наверх. Холодная ночевка на высоте более 8 тысяч — верная смерть. История альпинизма знает лишь несколько случаев, когда такие ночевки заканчивались относительно благополучно. Австриец Герман Буль во время восхождения на Нанга-Парбат, чтобы не уснуть, всю ночь балансировал па нетвердо стоящем камне. Англичане Д. Хестон и Д. Скотт из экспедиции Бонингтона, заночевав в снежной пещерке на высоте 8750 метров, до рассвета толкали, били, тормошили друг друга. Уснуть — значило умереть. Мы с Мишей начали готовиться к выходу. Похоже, что для нашей группы восхождение заканчивается. Не хочется верить, что мы не взойдем на Эверест. Но что такое в конце концов вершина, даже самая главная, даже Эверест, по сравнению с человеческой жизнью? И разве правомерно такое сравнение? Вопрос не стоит: идти или не идти к ребятам. Такого и в мыслях ни у кого нет. Все вместе перебираем различные варианты на случай, если дела не так плохи, как нам сейчас кажется. Решаем: возьмем с Мишей кислород для них обоих и по два баллона для себя. Если Эдик с Бэлом в состоянии спускаться без нашей помощи, попытаемся взойти на вершину. Сейчас полнолуние, и если не будет облачности, вполне можно идти на гору. Опыт ночных восхождений у нас есть. В 1978 году в Альпах Слава Онищенко, Миша Туркевич, Гена Василенко и я ходили на Пти-Дрю по маршруту Хардинга. Эта вершина знакома зрителям по французскому телефильму «Смерть проводника». Избранный нами маршрут был высшей категории сложности. Все шло нормально, пока в верхней части степы мы не догнали двойку молодых англичан. Неопытные ребята застряли во внутреннем углу. Обойти их не позволял рельеф. Когда мы наконец смогли выйти вперед, солнце клонилось к вечеру. Две веревки мне пришлось пройти в полной темноте. Самое удивительное в этом лазании, что я на ощупь нашел несколько крючьев, вбитых для организации страховки. Сегодня — совсем другое дело. Намечается подсветка маршрута луной. Берем «карманное» питание — изюм, курагу,— прячем под пуховками фляги с компотом для ребят. Для Эдика берем кошки, он оставил их в лагере. На базу о больших ночных планах пока ничего не сообщаем. Зачем заранее накалять страсти? Может, у ребят дела такие, что о восхождении и думать нечего. Шесть вечера. Надеваем кошки, кислородные маски, связываемся веревкой и выходим. Валю с Серегой ждет кошмарная ночь: без кислорода (у них осталось по два неприкосновенных баллона для восхождения), без рации (мы уносим ее с собой), в волнении за всех нас. Западный гребень. Радиостанция на приеме. Бэл говорит, что видит нас и советует идти правее гребня. Недоумеваем: маршрут идет все время слева. Потом догадались: он же сверху на нас смотрит, для него в самом деле — правее гребня. Гребень сложен из сланцевых плит, покрытых снегом. Местами встречаются небольшие стеночки, тогда идем с Мишей попеременно. Рация все время на приеме. Но от мороза садится аккумулятор. Идем быстро. Надо успеть засветло пройти побольше. Поставили расход кислорода два литра в минуту — с таким еще не ходили. Темп высокий, даже жарко становится. Ветра почти нет, но со стороны Тибета и с юга надвигаются облака — это может нам помешать, если пойдем на вершину. К восьми вечера проходим рыжий пояс. Дальше скальный взлет гребня. Обходим его слева. Здесь уже видны следы предыдущих экспедиций. Под взлетом гребня — остатки чьей-то палатки. Очень пригодился 8-миллиметровый красный репшнур, навешенный в сложных местах. Миша идет первым и айсбайлем подбивает старые крючья. Конденсат, который выбрасывается из клапанов кислородных масок, покрыл наши ветрозащитные куртки коркой льда. Она переливается в лунном свете, при каждом движении трещит, как скорлупа. Скалы заснежены. Лезем в двойных шерстяных перчатках. Луна уже взошла, но пока нам это не помогает — мы на теневой стороне. Ночью рельеф приобретает совершенно иной вид, трудно ориентироваться, определять расстояния. В серебряном нимбе — Нупцзе и Лхоцзе. Дальше — сплошная облачность, временами облака накрывают нас, посыпают снежной крупой. Больше всего мы боимся проскочить мимо ребят. Наконец через три часа ходу слышим их голоса. Ребята стоят, ждут нас. Спрашиваем, как дела. — Нормально, — ответ Эдика. — Все. Приехали, — сказал Бэл. Миша занялся Мысловским, я — Балыбердиным. Прежде всего надеваем на них маски, подключаем кислород. Потом поим компотом, он еще не остыл. Даем тонизирующие таблетки, которые доктор Орловский посоветовал взять из аптечки пятого лагеря. Бэл бросил рюкзак выше по склону, где-то там и его кошки. Уверяет, что завтра вернется из пятого лагеря и все заберет. Кислородный баллон ему некуда положить, и мы, повесив его через плечо, привязываем капроновой оттяжкой. Ребята приободрились, повеселели, чувствуют себя вполне на уровне. Задаем теперь главный вопрос — смогут ли начать спуск без нас. Узнав, что мы хотим идти на гору сейчас, удивлены безмерно. Говорят, что вниз идти вполне могут. Рация опять заработала. Связываемся с базовым лагерем. Рассказываем, в каком состоянии ребята, просим разрешения выйти на вершину. Тамм категоричен — нет. Тут по закону подлости рация отключается. Бэл вынимает из-под пуховки свою, убеждает Тамма, что они с Я нервничаю, почти кричу в микрофон: — Почему — нет? Евгений Игоревич спрашивает, сколько у нас кислорода. Отвечаем, что достаточно. Дальше, узнав, что до вершины часа полтора-два, он разрешает выход! Можно идти, но мы стоим. Теперь, когда право решать только за нами, это нелегко. Боимся оставлять ребят. Сомневаемся, смогут ли спускаться без нашей помощи. Они уверяют, что теперь все будет хорошо. В 21.40 выходим. Пока стояли, пальцы рук и ног окоченели. На ходу их приходится разогревать — процедура довольно болезненная. Вот кошки Бэла. За предвершинной стеной находим его рюкзак. Лазание здесь довольно сложное. Выходим на острый скальный гребень. Справа видна зазубрина южной вершины Эвереста. Гребень и скалы за ним пройдены. Снова гребень. Снежный. Он ведет на вершину. — Мишка! Да ведь это уже Эверест! Ставим расход кислорода на максимум — 4 литра в минуту. Выходим на вершину в хорошем темпе: Миша, затем я. Плечом к плечу не стали выходить. Миша на Эвересте — 115-й, я — 116-й. На часах — 22.30. От места встречи с ребятами до вершины мы шли 50 минут. Сняли варежки, пожали друг другу руки. Нам не до восторгов. Беспокоит опасный путь вниз с измотанными высотой ребятами. Лагерь молчит, видно, рация снова нас подвела. (Потом, после спуска, радист Юрий Кононов расскажет, как услышали наше: «База! База!» И больше — ни слова. Все надеялись, что выйдем в эфир снова. Шерпы сказали, что будут ждать вестей сверху всю ночь. А мы только утром смогли выйти на связь). Так вот ты какой, Эверест. Голубой в лунном свете снежный гребень длиной метров 6—7, шириной около метра, из-под снега торчит макушка дюралевой треноги — ее вынесла сюда в 1975 году китайская экспедиция. Прикрепляем к треноге наши вымпелы, герб Харькова и альпклуба «Донбасс». Хваленый «Роллей» замерз, снимать невозможно. Зато Мишина «Смена» — знай наших! — щелкает, хоть футляр из кожезаменителя рассыпался от первого прикосновения — мороз ниже сорока. Пробую снять Мишу на фоне Лхоцзе. Через полчаса начинаем спуск. Ниже вершины набираем по горсти камушков — это сувениры. Подбираем кошки Бэла. Минут через сорок видим на плитах ребят. Эдик сидит, Володя движется, но куда-то в сторону. Кричим, чтобы подождали нас. В полночь мы уже все вместе. Идем очень медленно — ребята крайне измождены, в особенности Мысловский. Ищем место поровнее, чтобы надеть им кошки. Эдик вдруг садится на снег и объявляет нам, что дальше он не идет, ему здесь очень хорошо. Смотрю на манометр. Так и есть: закончился кислород. Отдаю свой баллон. Вот когда я почувствовал все прелести ночи на такой высоте. Мерзнут руки, ноги, лицо, глаза (даже не подозревал, что такое возможно). Ненужную теперь маску я снял — тут же стало прихватывать нос, смерзлись ресницы. Иду уже далеко не так бодро. Заторможенность в движениях, в мыслях. Мысловского как ребенка уговариваем идти. Обещаем теплый чай, блаженство в пуховом спальнике. Эдик сердится: разве он виноват, что Бэл задерживает? А тот идет следом, страхует. Все симптомы «горняшки». И хоть сейчас Мысловский дышит кислородом, организм не в состоянии восстановиться на такой высоте. В четыре утра зашла луна. Темно, как в погребе. Миша включает фонарик, подсвечивает путь. Трудно. Заставляю себя не расслабляться, идти. Уже светает. Я никогда не видел северного сияния, но думаю, что феерия солнечного восхода в Гималаях не бледнее красками. Если бы в силах человеческих было передать — словом, красками или музыкой — эту безостановочную игру оттенков, фантастические их сочетания... В пять утра мы в пятом лагере. Заглядываю в палатку. Валентин и Сережа — разве могло быть иначе? — не спят. Первый вопрос о ребятах. Говорю, что они здесь, возле палатки. — А на вершине? Были? — Были! Серега за голову втягивает меня внутрь. Тормошат, обнимают. Тут же Иванов с Ефимовым начинают готовиться к выходу. Несмотря на ночь, проведенную без кислорода, оба бодры, энергичны. Наш успех удвоил их силы. Счастливо, ребята! Мороз очень сильный. Мы обросли инеем, как деревья в январском лесу. В палатке, пока греется завтрак, разуваем нангах подопечных. У Эдика посинели и почернели фаланги пальцев на обеих руках. И на ногах прихватило. У Володи получше дела, но тоже немного пальцы поморозил. Наконец связь. Нас поздравляют с вершиной. Все волнуются за ребят. Говорю Тамму, что состояние у обоих тяжелое. Бэл ужасно обижается — у кого это тяжелое, у них? Свет Петрович выдает рекомендации по оказанию первой помощи, дальнейшему лечению. Наш доктор сумел все предусмотреть. В каждом лагере в аптечке есть все необходимое для оказания помощи при болезни или травме. Выдаем ребятам таблетки, Миша делает Эдику укол. Пора идти. Сегодня мы должны спуститься в третий лагерь. Надеваем ребятам ботинки — руки их не слушаются. Утром выпал снег. Ступени на гребнях замело. Скалы тоже заснежены. Иду первым, разгребаю снег. Миша рядом с Эдиком. Дальше путь по острому гребню, здесь надо передвигаться по перилам, поодиночке. Представляю, как больно Эдику на каждом закреплении веревок перещелкивать обмороженными пальцами карабины. От пятого до первого лагеря — 78 веревок. Каждая закреплена в 3—4 местах. Сколько раз Эдику перещелкиваться! В четвертый лагерь прихожу в 11 утра. Грею чай для ребят. Больше десяти часов я шел без кислорода и сейчас с удовольствием подключаюсь к баллону с остатками кислорода. Продуктов здесь нет, если только кое-что из «карманных» рационов. Пьем чай с сухофруктами. После дневной связи нужно спускаться в третий лагерь. Мы были уже несколькими веревками ниже четвертого лагеря, когда Мысловский вышел из палатки и они с Бэлом начали спуск. Встречаем на маршруте Казбека Валиева и Валерия Хрищатого. Казбек в маске, а Валерий решил идти до вершины без кислорода. Не нравится мне эта его затея. Будет как с Балыбердиным, сначала без кислорода, а потом придется кому-то сводить его вниз. Впрочем, у Бэла выхода не было — в пятом лагере имелось всего несколько баллонов, и дышал он кислородом только ночью. А Валерий вообще пользоваться кислородом не собирается. В третий лагерь Бэл пришел одновременно с нами. Эдик отстал от него и ко времени вечерней связи еще находился где-то на маршруте. Тамм обеспокоен его отсутствием. Меня это тоже тревожит. После восхождения любой подъем энтузиазма не вызывает. Но надо идти. Обуваюсь и выхожу встречать Эдика. В темноте прохожу четыре веревки и встречаю Мысловского. Вечер самого длинного нашего дня. Миша уже приготовил ужин. Вожусь до половины одиннадцатого. Делаю Эдику укол, кормлю обоих таблетками. В полном изнеможении подключаюсь к кислороду и проваливаюсь в сон. 6 мая. Одеваю и обуваю Эдика. Володя уже все делает сам. По мере спуска он быстро восстанавливается. Желаем успеха Ерванду Ильинскому и Сергею Чепчеву. Они ночевали вместе с нами, теперь идут наверх. Правда, у Чепчева такое состояние, как при «горняшке». Мы с Эдиком вышли около десяти утра, они с Ильинским еще никак не соберутся. Нам сегодня необходимо спуститься в первый лагерь. После обеда во втором лагере Миша с ребятами начинает спуск, а я остаюсь до вечерней связи. Узнаю, что наши — Иванов и Ефимов — после успешного восхождения тоже начали спуск вниз. Догоняю Эдика. Идем очень медленно, последние веревки — почти на ощупь, в темноте. Спустившись на плато, Мысловский немного ожил и грустно философствует: была, дескать, у человека мечта — и нет ее, сбылась. Да, у меня в душе тоже какая-то опустошенность. Многие месяцы жили только этим — взойти на Эверест. И вот — взошли, и все, чем жили, будто рухнуло. Так бывает всегда, когда добиваешься чего-то по-настоящему значительного. А потом возникает новая цель, и жизнь снова обретает наполненность. Первый лагерь — это уже почти дома. После тесноты верхних лагерей палатка «Зима» — просто роскошные апартаменты. Разуваю, раздеваю Эдика. Теперь таблетки. Укол. 7 мая. Утренняя связь начинается с Валиева и Хрищатого. Новости — так себе. Пытались выйти на восхождение, но вернулись из-за ураганного ветра. Ильинский с Чепчевым очень долго — 10 часов — добирались из третьего в четвертый лагерь. Идем вниз, на базу. Эдик, по совету доктора, пользуется кислородом. Здесь ему уже стало легче, спускается довольно бодро. Небо безоблачное, но ветер очень сильный. Вот уже ледовый лагерь. Надевая кошки, вспоминаю: совсем недавно именно здесь я представлял себе наше возвращение с Эвереста. И вот — спускаемся! Миша в связке с Бэлом, я — с Эдиком. В нижней части ледопада нас встречают наши тренеры Романов, Овчинников, «комендант» ледопада Кхумбу Леша Трощиненко. Наши друзья — кинематографисты Валя Венделовский и Дима Коваленко ведут съемку «исторического момента». Базовый лагерь. Победу над Эверестом здесь по праву разделяют с нами все. За ужином Евгений Игоревич Тамм расчувствовался: — Ребята, вы не представляете, какие вы молодцы!.. И мы горды такой оценкой. В лагере меня ждал приятный сюрприз. Узнав, что советские альпинисты штурмуют Эверест, в Катманду прилетел мой американский друг Майк Ворбуртон, с которым мы ходили в горы в США и у нас на Кавказе, Памире, Тянь-Шане. Майк ни минуты не сомневался, что в состав экспедиции включат меня. И вот вместе со своей мамой пришел пешком из Катманду. Они гостили в лагере несколько дней, и обоих, особенно миссис Ворбуртон, очень смущало наше гостеприимство, то, что они живут в лагере и питаются бесплатно. Американцам такие вещи сложно понять. На вечерней связи узнаем, что Валиев и Хрищатый выходят на ночное восхождение. Ветер утих, надо воспользоваться моментом. До полуночи не расходимся, но рация молчит. Все с беспокойством ждут известий сверху, а их нет. 8 мая. В девять утра Казбек и Валера спустились в пятый лагерь. Ильинский с Чепчевым готовы к выходу на вершину. Но Валиев и Хрищатый плохо себя чувствуют. Тамм не разрешает Эрику и Сереже выход — надо сопровождать ребят вниз. Эверест долгие годы был заветной мечтой Ильинского. Помню, как — Чье это решение — ваше или тренерского совета? — спрашивает Ильинский Тамма. Срочно собирается тренерский совет. Решает: Ильинский и Чепчев должны спускаться. Ильинский не сдается. В этой критической ситуации он не думает о себе: — Я один буду сопровождать Валиева и Хрищатого. Пусть Чепчев поднимается на вершину четвертым в группе Хомутова. Но Хомутов отклоняет этот вариант — по его мнению, Сергей слишком долго был на большой высоте, это увеличит риск. Обидно. Не взойдет на вершину своей мечты Эрик, не увидит ее Сергей... У нас с Мишей земные заботы — наслаждаемся долгожданной баней. Прямо туда является Слава Онищенко с поздравлениями; всем, кто взошел на Эверест и работал на маршруте, присвоено звание заслуженных мастеров спорта СССР. Это известие передано по радио из Катманду вместе с другим: выходы наверх прекратить, всем спускаться вниз. Каково Хомутову с Голодовым и Пучковым? Группа на подходе к пятому лагерю, кислорода достаточно, погода хорошая и — спускаться? И здесь Тамм-альпинист победил Тамма-администратора. — Смотрите сами, ребята,— сказал он Хомутову. И ребята продолжают восхождение. 9 мая. День Победы. У всех вдвойне праздничное настроение. Ребята на вершине! Они оставляют на ней флаг нашей Родины, флаги Непала и ООН. Все счастливы, хотя работа экспедиции закончится для нас через три дня, когда спустятся в лагерь наши товарищи — Валерий Хомутов, Владимир Пучков, Юрий Голодов. *** ...Путь вниз. Расставание с нашими друзьями-шерпами, дни в Катманду, поездка по Непалу, Индия... Калейдоскоп событий, встреч, впечатлений. И вот уже: — Уважаемые пассажиры! Командир корабля и экипаж от имени Аэрофлота приветствует вас на борту самолета Ил-62, выполняющего рейс по маршруту Дели — Москва. Наш полет будет проходить на высоте девять тысяч метров... Время набора высоты исчисляется в авиации минутами. Не успел просмотреть газету — и ты уже выше Эвереста... Ну и что? Это ведь ничего не меняет. И высота 8848 — наша высота, всех, кто боролся за нее. Туда не взлетишь самолетом, на нее можно только подняться самому, рассчитывая на себя и товарищей, идущих с тобой в одной связке.
Дата добавления: 2017-01-14; Просмотров: 326; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |