Парадигмальность / непарадигмальность научного мышления

Посмотрим на проблему научной парадигмы с практической точки зрения парадигмальности/непарадигмальности научного мышления. «В научном сообществе существует сеть “ невидимых колледжей” – групп ученых, имеющих “общую аксиоматику” – т.е. согласных в том, какие вопросы суть научные проблемы и какие методы признаются научными» [Фрумкина 1995:94].

Допустим, на кафедре, к которой как магистр вы прикреплены, существуют научные проблемные группы, руководители которых, крупные в своей области ученые, имеют свою школу, свой, кстати, вполне видимый колледж, исчисляемый множеством кандидатов и докторов наук, аспирантов и докторантов, магистрантов и магистров (например, на кафедре русского языка активно работает синтаксическая школа С.Г. Ильенко).

Молодой исследователь, приходящий на кафедру обычно через спецсеминар, ориентируется – не всегда сознательно – на ту или иную школу, работает в ее русле, в ее традициях. Каждый «член “невидимого колледжа”, – отмечаем Р.М. Фрумкина, – обязан отдавать себе отчет (выделено нами. – И.С.) в том, чью “аксиоматику” он разделяет» [94].

С этим, на наш взгляд, связан интересно поставленный Р.М. Фрумкиной вопрос о вере в науке: не о слепой вере в авторитеты, а о той вере в проблему и в результативность методов, используемых – в современной науке в целом и в конкретной научной школе в частности – для ее решения: с т а к о й в е ры н а ч и н а е т с я люб а я н а у к а и люб о е ли ч н о е н а у ч н о е и зыс к а н и е.

Допустим, вы верите, что лингвист имеет право и может лингвистическими методами постигнуть концептуальную сущность художественного текста (хотя сомневающихся в этом – легион!), и вы выбираете себе исследовательскую специальность «лингвистический анализ ХТ»; вы верите в эвристическую силу концептуального подхода к языку, к языковой картине мира, в частности (опять же сомневающихся и прямо отвергающих понятие «концепт» как

лингвистически нерелевантное очень много), и вы выбираете для исследования какой-либо концепт.

При этом остается открытым в о п р о с о с в о б о д е / н е с в о б о д е и с с л е д о в а т е л я от влияния сложившей научной традиции, от современной «большой парадигмы» и от влияния малой парадигмы «невидимого колледжа».

Об этом интересно рассуждает А.С. Майданов в статье «Рост научного знания: взаимодействие традиций и новаторства» (Эволюция. Язык. Познание. М., 2000). Хотя сфера его научных интересов не гуманитарные, а естественные науки, многие положения его работы имеют общеметодологический интерес. Дл я н а ч и н ающе г о и с с л е д о в а т е л я не последнюю роль играет психологическая привлекательность господствующей научной парадигмы, что объясняется вполне понятным желанием быть на уровне времени. Отсюда естественность для молодого ученого парадигмального способа научного мышления, который осуществляется в р амк а х и н а о с н о в е с уще с т в ующи х т е о р и й, п о н я т и й и п р е д с т а в л е н и й, в и с т и н н о с т и к о т о рых н е с омн е в ают с я. Самое неприятное последствие такой позиции исследователя в том, что в случае появления необычных фактов, противоречащих исходным теоретическим посылкам, он предпочитает не усомниться в абсолютной пригодности теории, а п р и с п о с о б и т ь к э т о й уже с уще с т в ующе й т е о р и и н о вые фа к ты. К сожалению, такой способ познания «может со временем стать стилем мышления, когда интеллект работает в рамках сложившихся концептуальных структур и оказывается слишком привязан к ним, и даже когда необходимо, не всегда пытается выйти за их пределы» [см.: Майданов 2000: 246].

В то же время наука в своем движении постоянно сталкивается с непарадигмальными проблемами, которые до определенного времени пытаются решить привычным парадигмальным способом. Старая парадигма превращается в шоры, которые мешают правильно увидеть и интерпретировать новое явление. Па р а д и гма л ь ный с п о с о б р еше н и я н е п а р а д и гма л ьных п р о б л ем «с т а н о в и т с я и с т о ч н и к ом п р о т и в о р е ч и й и п а р а д о к с о в в н а у ч н ом п о з н а н и и» [Майданов 2000: 252].

В качестве лингвистического примера можно привести парадоксальность разработки А.М. Пешковским местоимения: с одной стороны, мы видим непарадигмальный прорыв в семантику дейксиса, а с другой – парадигмальный, в духе формальной грамматики Фортунатова, отказ местоимению в статусе части речи.

Именно возникновение таких противоречий становится сигналом поиска непарадигмальных решений проблемы, при этом используются как абсолютно новые, так и уже существовавшие теории и представления, которые, однако, до того никем не привлекались к решению данного вопроса.

Непарадигмальный подход требует свежего, непредубежденного взгляда на изучаемое явление, что – при условии обязательной для ученого начитанности в своей области знания – очень непросто. Поэтому в истории науки большие о т к рыт и я н е р е д к о с о в е рша ли с ь «п р ише л ьц ами с о с т о р о ны». В истории лингвистики приходит на память имя Бенджамена Уорфа – одного из создателей теории лингвистической относительности и этнолингвистики, который по своей первой специальности был инженером по технике пожарной безопасности и сумел л и н г в и с т и ч е с к и о смыс ли т ь свои сугубо профессиональные наблюдения. Вполне понятно, что непарадигмальные решения в науке – удел смелых и особо талантливых. Именно их открытия, их концепции отмечают смену парадигмальных вех. Так, непарадигмальное мышление Соссюра позволило ему соотнести язык с другими знаковыми системами и заложить основы не только знаковой теории языка, но и семиотики в целом, и от него ведет отсчет системоцентрическая синхроническая парадигма в лингвистике ХХ века.

Однако, по мнению Майданова, наиболее распространенным и наиболее результативным – для начинающего исследователя в особенности – является парадигмально-непарадигмальное решение исследовательской задачи. Этот путь предполагает д в о й с т в е н ный подход: сначала явление анализируется с точки зрения существующих теоретических посылок и методов, а затем, если это не дает результата, исследователь отвлекается от них и выстраивает собственную новую теорию или привлекает для решения проблемы забытые теории, по-новому осмысляя их.

Интересен в этом отношении сохранившийся в архивах Г.О. Винокура совет молодым ученым: если мы, прочитав массу литературы по интересующему нас вопросу (допустим, о содержании понятия «концепт») не хотим «сбиться с толку и остаться без с о б с т в е н н о г о з н а н и я», «лучше <…> просто забыть все, что сказано по поводу интересующего нас предмета <…> и постараться овладеть содержанием этого предмета путем непосредственного и самостоятельного проникновения в его сущность <…> Если мы действительно хотим понять то, что изучаем, то мы должны подойти к нашему предмету так, словно мы его впервые заметили» [Цит. по: Винокур Т.Г. Говорящий и слушающий. М., 1993: 8].

Парадигмально-непарадигмальный способ решения проблем «т р е б у е т о т у ч е н о г о “ д в у л и к о с т и ”. Он должен быть о д н о в р еме н н о и консерватором, т.е. готовым работать в рамках существующей парадигмы, и новатором, способным перейти к новому типу познавательных действий» [Майданов 2000: 267]. Исследователь с такой «б и п о л я р н о й предрасположенностью» не будет испытывать чувства тупика, если столкнется с чем-то новым, не умещающимся в старую систему познавательных предпосылок, будет более свободен в своей исследовательской деятельности.

Но в то же время ему не грозит полный отрыв от всего, что до него было создано в науке, тогда как исследователь с гипертрофированно непарадигмальными установками склонен к преувеличению своего личного вклада в науку (вспомним хотя бы «новое учение о языке» Н.Я. Марра).

Дата добавления: 2017-01-14