Письма А.В. Памфилова родным

Участников войн и военных конфликтов ХХ века.

Письма, дневники, воспоминания

Государственный архив

Брянской области

Брянской области

Управление по делам архивов

Государственное казенное учреждение

Брянской области»

НАПИСАНО ВОЙНОЙ...

Сборник. – Клинцы: издательство ГУП «Клинцовская городская типо-

графия», 2012. – c.

В основу этого сборника легли дневники, воспоминания и письма участников войн и военных конфликтов ХХ века. Само время определило их судьбу – быть исторической ценностью.

Сборник рассчитан на преподавателей, студентов, школьников, широкий круг читателей.

Памфилов Анатолий Васильевич (1910-1995 гг.). Уроженец г. Брянска. Воинское звание: инженер-майор. Участник боев под Москвой, Вязьмой, Калининым, Витебском, Кенингсбергом. Закончил войну в Берлине. Один из конструкторов миномета ПСП (Памфилов-Солнцев-Подольск), кон-

струкций щитов для станковых пулеметов и противотанковых пушек. Награжден 2-мя орденами Отечественной войны I, II степени, 2-мя орденами Красной Звезды. После войны преподавал в Брянском институте транспортного машиностроения. Кандидат технических наук.

7 ноября 1943 г.- 8 ноября 1943 г.

№ 96 7 ноября 1943 г.

Мои дорогие мамочка и Ира! События, которые развернулись за послед-

ние дни, весьма были интересны для всей нашей семьи. Я был в Брянске.

Всеми правдами и неправдами, был совершен прыжок из наших столь отдаленных мест в наш родной Брянск. Столь знаменательное событие не может быть описано на одном клочке бумаги и поэтому я решил подробно ознакомить тебя и Иру со всеми, даже мельчайшими, подробностями этого рейса.

Благо я немножко обладаю наблюдательностью и поэтому, пожалуй, смогу привести даже мельчайшие штрихи окружающей обстановки. Ввиду довольно значительного объема этого повествования я следующим образом развиваю тему по письмам:

письмо 1. Дорога;

письмо 2. Город и окрестности;

письмо 3. Люди;

письмо 4. Наш дом и сад. Улица.

Так вот, получив это письмо, предвкушайте получение следующего не

менее интересного во всех отношениях. Итак, слушайте и читайте.

Раннее утро. Еще с ночи готовят мне машину, проверяют отдельные уз-

лы и части. «Полет» должен быть совершен быстро и без всяких починок в пути. Я лично осматриваю машину. Получаем продукты, берем молотки, клещи, пилы, гвозди, со мной 2 человека. Эти ребята помогут мне во всех работах, которые могут встретиться по пути и на месте. Как обычно, сборы затягиваются, и только в 11 часов утра рейс начинается. Наш городок давно позади, мы едем полем, где не так давно разыгрывались ожесточенные бои по овладению смоленскими воротами. Танки разбитые, но и теперь еще внушают страх своими размерами, сожженные машины, каски, оружие.

Здесь были разбиты немцы. Здесь русское оружие одержит очередную победу. Поселки, встречаемые по дороге, разбиты. Все крупные здания сожжены.

Впереди Смоленск. Почти без приключений подъехали к пригородам этого центра. Пересекаем магистраль Москва-Минск, большое движение. Сотни машин идут одна за другой. Немцы взорвали железную дорогу варварски, непоправимо. Под каждый рельс были заложены толовые шашки и каждый стан был взорван. Нужны новые рельсы, нужна колоссальная работа, чтобы восстановить все это. Но народ копается, и нет для русского человека непреодолимых препятствий.

Смоленск. Славный русский город. Это он стал грудью за Русь в 1812 г., когда Наполеон потерпел большой удар под его стенами. Это он защищал Родину против литовцев и шляхты. Это он непобедимый, но истерзанный предстал перед нами в эти дни. Смоленск, что сделали

гунны с тобой?!

Мы въезжаем в город. Разрушен дотла аэродром, грязные замусоленные

улицы. Разрушены дома и кругом пожарище и пожарище. Молоховские ворота, их нет. Живописная часть города испоганена, сожжена.

Знаменитые часы, асфальтированная улица, библиотека – эта часть го-

рода всегда была полна народом. Сейчас здесь развалины. Невидящими глазами смотрят разбитые и сожженные коробки домов. Тихо в городе, нет трамваев, нет той гомони, которая здесь была до войны, нет тех скверов, которые привлекали тысячи смолян под свои древние деревья. Остался сквер «блонье»*, но и он запущен до неузнаваемости.

Спуск и река. Сожжены великолепный театр и Дом Красной армии. Из-

раненный и полусожженный 700 летний Кафедральный Собор. Здесь в свое время у алтаря Наполеон ставил своих лошадей, здесь в дни польских войн воевода Смоленска отбивал яростные атаки ляхов, прорвавшихся в крепость. Здесь русская старина. Мостов нет. Красавцы разрушены. Переправа. Разрушенные вокзалы, гостиница, Больничный городок и только на одном сожженном здании уже теперь надпись: «Здесь общежитие для отправляемых в Германию». Здесь жили рабы, дожидаясь отправки к жестокому хозяину. Славный город, тяжелы твои раны. Злодей бил по самым жизненным узлам твоим, но ты наш и будешь жить. Жалко Смоленск! Город институтов

и культуры разрушен очень сильно.

Машина вырывается на шоссе Смоленск-Рославль –шуршат шины; мы набираем скорость, моросит мелкий теплый дождик. Мелькают разрушенные деревеньки, мы приближаемся к местам, где в [19]41 г. мы защищались от врага; вот Стодолище –выжженное, разрушенное, здесь были особенно сильные бои 2 года назад; все ближе и ближе Рославль. Уже было темно, когда мы въехали в город. Привокзальная

часть сожжена и разрушена. Это было последнее предместье, которое мы покинули в [19]41 г[оду]. Немец шел по пятам. Мы взорвали за собой мост, по нашей машине били шрапнельно пули, ложились на дорогу, подымая облачка пыли. Воспоминания о прежних тяжелых для нашей Родины днях сменились радостным чувством. Все же город наш, немцы не могли удержать всей своей техникой этот стратегический пункт. Город сожжен, и хотя темно, мы видим скелеты зданий, руины мостов. Тяжело ранен город, много нужно трудов, что его восстановить. Выезжаем на дорогу Рославль-Брянск, осталось всего 125 км. Темно, дорога сделалась отвратительной. Ямы, взорванные мосты, глубокие овраги –того и гляди влетишь в пропасть.

Едем медленно. Решили где-нибудь в сторонке переждать ночь. Внезапно нас остановили. Подводы, люди: «Что – такое? Да вот раненые. Какие? Ведь фронт за 100 км». Оказывается, ряд наших военных были на вечеринке. Явились «власовцы»** и бросили гранату прямо в толпу танцующих, много раненых. Бандитов схватили. Это отголоски неметчины.

Ночуем в дороге, в деревушке, спим в машине. Деревушка сохранилась

красивая, вся в деревьях. Рассвет. И машина идет вперед. Нетерпение увидеть Брянск заставляет давать все большую и большую скорость. Уже светло. Ясно видны сожженные дотла деревушки, разбитые танки и машины противника. Здесь, перед Брянском, были ожесточенные танковые бои и, как сказочные чудовища, застыли разбитые смертоносные машины врага, теперь беспомощные и полоненные. Скоро Брянск, осталось 22 километра, я уже узнаю места, куда заезжал я, катаясь на велосипеде.

Вот совхоз – он разрушен не сильно, нет только складов и некоторых

подсобных служб. Поля заросли бурьяном, тысячи гектар гуляют. Мелкие клочки вспаханной земли, как одеяло, собранное из лоскутов, одевает землю – это «новый порядок» немцев. Межи и межи –возрожденная частная собственность, убогая и уродливая земля. По дорогам толпы людей из города и в город с продуктами. Население разорено. Это вынужденное мошенничество, чтобы не умереть с голода в эту зиму и лето. Немец не постеснялся разорить и вывести себе все, что ему было нужно. Вывезен металл, вывезены даже фруктовые деревья –вот до чего алчен немец, вывезены машины, вывезено добро, накапливаемое годами. Они не постеснялись вывести все, что было от

прекрасного нового […].

*Так в документе.

**Так в документе.

Ф.Р-2959. Оп.1. Д.49. Л. 1-3. Копии.

№ 97 10 ноября 1943 г.

Мои дорогие Мама, Ирочка и куманек. Я вам послал 1-е письмо с обшир-

ным предисловием о путешествии в Брянск. Наверное, вы его уже получили. Тем лучше, так как это будет продолжение той темы, которую я хотел изложить более подробно, зная, как вам интересно все, даже мельчайшие штрихи. Итак, слушайте.

Вот он – Брянск! Уже видны ракитки, гараж, окрашенный в камуфляж-

ный серый цвет. Вдали вырисовывался наш поселок. Мы въехали на Красноармейскую улицу, как она изменилась. Похорошела и вся наша часть города, стала какой-то особенно уютной. Тополя, посаженные по улице, стали большими деревьями и придали улице особенный колорит. А поселок наш стал похож на подмосковные дачные местности. Весь в садах он особенно выделялся своей компактностью и, я бы сказал, своеобразным изяществом. Мы завернули около 2-й колонки и въехали на улицу. Первое, что бросилось в глаза, –это отсутствие домов железнодорожников, что были построены около ракиток, они сожжены. Наша улица у немцев называлась улицей Щепкина. Надписи сохранились и сейчас по-русски и по-немецки. Угловой дом

Ивкина – разбитые окна, поломанные рамы, забор. И наш дом такой же гордый и внушительный, как и раньше, но даже достаточно беглого взгляда, чтобы увидеть, что и его, как и всех нас, потрепала война.

Мы зашли к Гореловым. Они, конечно, не ожидали видеть меня. Татьяна

подняла рев, девчонки ее стояли, вылупив глаза. Как они все выросли за эти 2 года. Валя уже взрослая барышня, остальные 2 –подростки. Виталий здоровый малюга*. Вот оно время, незаметно бежит. Жизнь и только, если взглянешь со стороны на нее, видишь все эти изменения. Расспросам с обеих сторон не было конца. Я с нетерпением старался попасть в свой дом. Долго я пробыл и в комнатах, и в саду. Приятное чувство не покидало меня. В следующих письмах я подробно опишу дом, а пока я решил ознакомить вас с городом. На нашей улице беспризорных домов: наш, Ивкиных, Воейкова и плотника. Воейкова и Ивкина растаскивают уже наши. Это безобразие. Плотника и нас дожидается такая же участь. В отношении своего я принял решительные меры, которые дадут возможность сохранить дом, который сейчас стоит свыше 300 000 рублей. Исчез дом «Пахома»**, что был сзади нашего сада, его немцы разобрали на дрова. Также пропал сруб повара, что

строился позади нас. Сгорел дом рядом с Гореловым садом. Ну и еще на нашем поселке 1-2 урона. Этого я, коренной житель, даже не заметил. Вот бомба наша попала и Собаченку в хату, так это видно, переломила хату на 2 части и убила немцев 2-х, но Собаченка не унывал, уже собрал себе халупу. Сгорели дотла сталинские дома, получился пустырь, но от этого, пожалуй, и поселок и улица стали выигрывать. Улица стала не тупик, а сквозной, и вид замечательный на нее с шоссе, а домов как будто и не бывало. Место расчищено, получилась небольшая площадь.

Между Воейковыми и Орешковыми немцы снесли забор и сделали гараж

на 8 машин. Правда сейчас его разобрали, и у Орешковых не стало забора.

Красноармейская улица сохранилась почти вся, только сгорел Леша Шаничев (ныне строится), да Георгий тоже сгорел и еще один или [два] дома. Улица, где жили вторые Ивкины, вся цела. Улица, где жили Сергеевы, тоже цела. Целы и большие дома на кладбище. Школа наша сильно пострадала: одно крыло (левое) разрушено, статуй нет, забора нет, окна разбиты, сейчас в ней казарма. Канатная фабрика сохранилась, цел домик Малевицких. Дома –деревянные казармы, –сгорели, забора нет. Краснолобовский дом пересечен бомбой Y2. Остальные целы, целы и конюшни, что были за Макеевым домом. Дом Марии Кузьминичны разобран немцами на дрова. «Сюнечкина» дома нет, сгорел. У Макеевых в доме запустение и, конечно, он ни в коей мере не может быть похож на наш. Сарай (старый дедов) немцы спалили на дрова, новый остался. Яблоньки почти все засохли, сад в бурьяне и навозе. Только маленькие молодые деревья, посаженные дядей последние, целы, и этот новый садик радует взор. Он теперь подрос и приятно выглядит. Заборов нет. Нет и забора от ворот, все это загорожено двумя рядами проволоки –убого и нехорошо.

По Красноармейской улице дальше почти нет разрушений, если не считать нескольких построек госпиталя, да домика напротив его. Урицкая улица, вернее переулок, где был наш магазин № 2, уцелел совершенно. В этом магазине сейчас военторг. Уцелела Урицкая улица, нет только жилых и частично производственных домов фабрики Сталина, а там, за исключением школы –детского сада во дворе Воейкова, которая разрушена, все цело. В этом районе разрушена новая баня, выбиты окна, и кое-что разрушено в главном корпусе фабрики Сталина. Напротив, на углу, где был сад ДК, ничего нет, голый пустырь.

Снесен с лица земли дом рабпроса. Фрицы на этом пустыре поставили скамеечки на кирпичных столбиках и устроили некрасивый, голый, похожий на кладбище, сквер. Дом Красной армии цел и все дома по этой стороне вплоть до гастронома. Общежитие лесного института (бывшая почта)*** разрушено. Посредине, где были каменные ворота, бомба вышибла середину здания. Дальше ряд домов, Военторг, бакалея, кафе и аптека целы. Дом, где висели часы (сберкасса и магазин) разрушены, так разрушены. До сквера Фокина остался дом бетонный и мясные ряды. В сквере остался трансформатор (новая будка), памятник Фокину изуродовали, отбили лицо, а обелиск остался стоять в скверике напротив Никольской церкви. [Памятник]Ворошилова взорвали, пьедестал остался. За сквером Фокина улица осталась до самого

завода: цел магазин мясокомбината, парикмахерская, охотник, ПТУ. Вообще улица цела. Дальше тоже кое-что осталось, но за 3-ю больницу я не проезжал.

По другой стороне ул. III Интернационала большие разрушения. Во-первых, разрушен Черный мост до основания. Сейчас работает понтонный. Там же.

Карачиж почти цел. Подарь цел. Целы галерные сараи, они отстроились недавно, здесь были замучены немцами тысячи наших людей, как мне сказали в исполкоме, около 18000 человек. Вся Набережная улица от сараев до конца сожжена. Исчезло с лица земли Заречье: все сожжено и нет даже бревен на той стороне реки. Это, пожалуй, единственное место, сожженное дотла. Вырубленная Бабаева роща лежит там же. Вырубили немцы и деревья от Брянска II-го до города, нет чудесной аллеи, которой все восхищались.

Улица III Интернационала по правой стороне, если идти в центр, пострадала сильно, нет целых кварталов. Осталось здание военкомата и прилегающие к нему партшкола, книжный, Драчевка и сожженные магазины. Базар был отстроен, но после сожжен немецкими факельщиками дотла. Сейчас на нем торгует масса народу и отстраивают столы. Собор весь побит, но цел. Цела (разбита частично библиотека) школа Луначарского и все дома до клуба завода (местком). Он сожжен. Завод разрушен и сожжен, но как бодро подействовал на

нервы гудок, который по утрам гудит над городом. Это голос живого завода. Завод будет жить, залог этому плотники на крышах и объявления по городу, что завод им. Кирова принимает неограниченное количество рабочих всех специальностей. Завод восстанавливают. Приехали из тыла заводские работники, едут Воейковы, Громов, приехал Ив[ан] Капитонов[ич] Тихомиров. Завод будет работать. Это отрадно особенно.

Ну, вот как выглядит эта часть города. Нижний Судок такой же, как будто бы и войны не было. Подымаясь по ул. Ленина, бросаются в глаза разрушенные здания, где жили Жилкины. Здесь от этой улицы (переулки) до Черной горки остался только один полуразрушенный дом НКВД, все остальное, как смело с лица земли. Нет даже коробок домов, ровное место. Здесь фрицы сделали кладбище для своей падали. Сотни крестов к моему приезду были вырваны из могил, а могилы сравнены с землей. Месть горожан.

2-ая сторона пострадала, но будет жить. Все дома горсовета сгорели, ос-

тались коробки, которые будут восстановлены. Здание музшколы угловое, напротив магазина военного, цело (что был в доме горсовета)****. Сейчас в нем горсовет. Сквер Карла Маркса опоганен, всюду могилы фрицев. Здесь тоже сделал он кладбище, но кресты вырваны и скоро будут таскать за ребро из земли и фрицев. Сквер будет опять для людей живых и радостных, а не для мертвецов.

Театр взорвался на 2-й день, по приходу наших войск был заминирован.

Но при приложении рук будет восстановлен, как и Дом Советов, в подвальном этаже которого было и теперь кино для русских, а театр был только для немцев. Так гласит надпись. Дом, где жил дед Севкин, тоже сгорел на 2-й день после вступления наших войск. Сгорел дом Иноземцевых, остальные целы до конца улицы. Пышные деревья скрывают картину разрушения, и кажется город таким же, как он был раньше.

Дом пионеров цел. От техникума и дальше до стадиона, кажется, все це-

ло. Техникум машиностроения сгорел еще в [19]41. Так же сгорел дом Кировского завода на Васильевск[ой] и Васильевых. Банк новый цел, цел детский сад. Отстроенный напротив Банка институт цел, только загажен. Есть решение горсовета, исполкома и райкома о переводе из Советска в Брянск лесного института. Это очень радостно. Флигель во дворе сгорел, но будет отстроен. Поликлиника цела, цела и почта (относительно), отделение милиции и диспансер по Васильевой целы. Завод спиртоводочный будет восстановлен. Сквер круглый –цел и целы статуи: дискобол и пловец в центре. Цел красный павильон, который был отстроен перед войной.

Клуб Кирова сгорел. Конечно, его восстановят и видно скоро, если ре-

монтируют завод. Школа III-го Интернационала хотя и сгорела, но стены хороши, вестибюль не сгорел. Она будет восстановлена. Фрицы около школы, в садочке, устроили детский парк, поставили на пьедестал какого-то кретина*****. Это было похоже на маленький зверинец. Дети здесь гуляли только немецкие. Вот какое унижение для русских. Все немцы загребли себе. Ул. Советская кое-где цела. Цело медучилище. Педучилище сгорело. Цело еще несколько домов. Петровская гора цела за исключением большого заводского 4-х этажного дома завода Кирова, который разрушен бомбой (не совсем).

Дом на Ленинской, где была столовая ИТР –цел, и где был магазин –цел и городок специалистов –цел. Удивительно! Снесен с лица земли аэродром со всеми его постройками и службами. Городище –цело. Местные сараи целы, городок жилкооперации –цел, хотя много домов погорело и стоят без окон и дверей. Поселки Брянск I, II, Урицкий, Самара, Радица полностью или почти уничтожены. Так же уничтожен Урицкий завод. Лесной городок института уничтожен, но опытные поля, дендрариум и кое-что из домов осталось. Много в городе хламу, но город оживает. Чувствуешь пульс жизни. Город наш, несмотря на его раны, разрушен гораздо меньше. Даже несравнимо со всеми городами, в которых мне пришлось бывать после немцев. Он разрушен меньше,

чем Бежица.

Я был и в Бежице. Нет Тихого красивого рабочего городка. Все лучшие

здания как на выбор спалили немцы, все маленькие остались. Сожжен вокзал, Дворец культуры, исполком, фабрика-кухня, детский сад, кино, дома специалистов и магазины, все дома каменные по красной дорожке по правой стороне, где были магазины, все дома по Комсомольской улице, где были дома специалистов, красивые красные коттеджи заводской администрации –все-все дома, выстроенные при советской власти поджигались факельщиками. Сгорели дома специалистов института, дома стахановцев, военное училище. И чудом уцелел институт, общежитие института и лабораторный

корпус. У нас сгорела одна вагонная лаборатория –этой мне не жалко.

Большой сарай отстроить будет легко. Видно много сердец молило небо,

чтобы остался наш институт. Завод сильно пострадал от бомбежки и пожаров. Но гудит на нем гудок, и копаются уже строители. Завод будет жить, вместе с ним будет жить город. Лет через 5-7 он будет восстановлен полностью. Вот какие дела на нашей Родине.

Мост через Десну в Бежицу цел (из городища), через него немцы провели узкоколейки и возили на аэродром уголь. Наверное, добывали из угля бензин, что ли? Я толком не знаю. Ну, пока и все, длинное вышло письмо, а, кажется, еще не сказал многого. И следующее будет о людях города, там дополню. Будьте здоровы, целую вас крепко. Вчера получил 2 письма от Иры. Посылаю Вам с этим письмом картинку, это относится к тебе, Ире и к куму. Ну, будьте здоровы. Мы тоже здоровы и дела в порядке. Поздравляю вас с прошедшим праздником и взятием

Киева.

*Так в документе.

**Так в документе

***Примеч. автора

****Примеч. автора.

*****Так в документе.

Ф.Р-2959. Оп.1. Д.49. Л. 4-6. Копии.

№98 15 ноября 1943 г.

Мои дорогие мама, Ира, и музыкант.

Послал уже 2 письма с описаниеммоих путешествий в г. Брянск. Наверное, их вы уже получили. Это письмо очередное продолжение о нашем Брянске и посвящено оно людям нашего города.

Люди! Как они ждали прихода Красной армии, измученные людоедским

режимом, бесправные и безгласные они только и ждали прихода нас. Население очень горячо встретило Красную армию, словно живой ветер прошел по улицам, полям и лугам города. Красная армия принесла право на жизнь тысячам людей.

Мы еще подъезжали к городу, а везде стучали по всем селам и деревушкам топоры плотников, спешили к началу зимы обмундировать все временные или постоянные жилища. По дорогам много людей идут из города в деревню и обратно –меняльщики, длинные вереницы обездоленных немцами людей. В деревнях есть продукты, есть и много есть. Брянские деревни, можно сказать, живут, несмотря на разорение немцами, хорошо. И поэтому можно предполагать, что продукты для населения будут, уже и сей час на базарах всякой всячины сколько угодно, и цены не так-то великие. Мука –600-800, картофель –120 пуд, молоко –60 и т.д. Это, конечно, сейчас, когда еще не наладилась подача продовольствия в город, когда еще пекарни не могут выпекать хлеб для населения и его не выдают, но в ближайшее в […]*, прямо надо сказать, будет все.

Люди города полны решимости восстановить город. Работают комиссии, осматривающие разрушенные здания, и много сожженных бомбардировкой в 1941 г. прекрасных зданий будут восстановлены. В этом я уверен, ибо если люди с таким жаром начали работу, толк будет. Гудит гудок нашего завода. Израненный, он приветствует население. По кровлям его лазают люди, плотники, кровельщики. Сгоревшая гл. контора восстанавливается. Не восстановятся только те, кто погиб в страшных местах гитлеровского гестапо. Урицкий, Галерный двор, ров в Нижнем Судке –тысячи людей были замучены там. Наши военнопленные, граждане, дети –за них мстит Красная армия здесь. Но факт остается фактом. Город полон людей, конечно, много военных, но и жители тоже наполняют его улицы. В городе почти не осталось евреев, немцы убивали не только их, но и похожих. В этом разбое была

планомерность, и здесь действовали приказы свыше. Проходя по улицам, я встретил, только 1 еврейку: молодую девушку, говорят, что некоторые[…]** были переводчиками и т.д.

На базаре толкучка, полно народа. Толкучки там, где был молочный ряд, идет торг и мена. Дефицитны материалы, особенно берет их деревня. За годы немецкого владычества население совершенно не снабжалось промтоварами. Знакомых встретил мало (только с нашей улицы), остальных как-то нет. В горсовете зам. председатель исполкома Новиков, он был в лесной даче, Севкин приятель, ты, Ира, его знаешь. Там же где-то Оскретков. Они были в партизанском отряде и теперь руководят городом.

Город будет жить, он скоро примет свой нормальный вид. Андрей Григорьевич Коротков жив. Живет плохо. Он требует ухода и живет как Панков. Дом его цел. Интересна встреча была с тетей Клавой. Они с Иван[ом] Григорьевичем целы, живы и здоровы. Тетя Клава немножко постарела, едва, едва. Ив[ан] Гр[игорьевич] отпустил бородку «аля помещик», она у него сивая, и он постарел здорово. Рассказывали, как они спаслись. В Новосиле Ив[ан] Гр[игорьевич] посадили в тюрьму и отправили в Орел. Т[етя] Клава отправилась за ним. Но обратно уже из Орла выехать не [… ]***, под страхом расстрела закрыли дороги, а Ив[ан] Гр[игорьевич]в Орле не оказалось, его отправили в Брянск этапом. Т[етя] Клава жила в Орле месяц, все старалась пробраться в Новосиль. И это ей не удалось, когда наши взяли Новосиль, ее отправили в Брянск. Ив[ан] Гр[игорьевич]поступил в отдел народного образования, имел связь с партизанами, варил мыло и патоку, тем и жили. Перед

приходом наших его чуть немцы не расстреляли у Макеевых на огороде,

спасся чудом. Сейчас его навещают старые его друзья партизаны, он работает зав. гороно. Т[етя] Клава продает картофельные лепешки с патокой. Вместе с ними живет Марфуша, дома ее нет. Долгинцева оставалась в Брянске, жива. Ребята ее воюют где-то недалеко от меня. Наши соседи, кто остался целы, кто постарел, кто вырос, кто как. Иларионов, председатель уличного комитета, ходит сумрачный, немцы забрали корову. Кое-кто уехал с немцами. Наш огородный сторож пьяница, кажется, Сенкин. Что ли? Ругал советскую власть, отдал свою дочь замуж за немца, и она уехала в Германию. Он же сейчас посажен. Был первой рукой немцев. Видите, какой штаб комплектовали себе эти разбойники: пьяниц, воров, мерзавцев и разную муть, которую давно надо бы было удалить из города. Предателем оказался учитель

Всеволод Андреев, что ли, старичок седой, он преподавал в III Интернационале, как-то он приходил к нам, смотрел сад. Он и его супруга были у немцев правыми руками. Супруга выступала на собраниях, ругала советскую власть. За это немцы командировали ее в Германию «посмотреть»: ну и сделали из нее предателя. Учителя и всю семью неизвестно кто уничтожил –перестрелял в их же квартире. Говорят, это было сделано по заданию партизанами, а эту скверную бабу поймали уже теперь и, конечно, дадут «ей пить». Так и нужно. А тихонький был старичок, «настоящий советский человек». Много,

конечно, еще мерзавцев и предателей не выявлено. Много еще не выявлено мародеров, которые, пользуясь бедой, тащили имущество людей, которые не хотели быть под немцем. Которые, любя свою родину, принимали мучения, голодая, скитаясь по чужим углам, но не позволили немцу дотронутся до своей души, не позволили грязным его рукам вырвать человеческое достоинство советского гражданина, не кланялись немцу и не называли его «Герр пан». Этим людям –Слава. Предателям –презрение. И у нас на поселке нашлись мародеры. Все наше имущество, или во всяком случае, большинство его растащили наши «честные соседи»[...]. Сволочи не думали, что мы будем живы. Услужливо говорили немцам, что вы были большие коммунисты и т.д. Я заявил уличному комитету, что всем, что взято в моем доме, разрешаю соседям пользоваться до моего приезда, но если пропадет или будет

испорчено что-либо, расправлюсь так, что будут помнить всю жизнь! Ну, а эти «лисы» –воры говорят, что они взяли на сохранение только, чтобы немцы не растаскали. Вот какие есть люди. Теперь, после войны, мы будем хорошо знать характеристику этим людям и так же будем им доверять, как они вели себя при «панах» немцах.

Дуют осенние ветра. Хороша осень в этом году. Сухая, настоящая золотая осень. Осыпались листья с деревьев и, проходя по черному колодцу, я вижу деревья, которые, склонившись над родником, смотрят, как жители Брянска со всех концов берут его светлые струи. Не работает водопровод и эти колодцы только и питают город водой. Сотни людей таскают воду из-под горы. Вот он новый порядок, вот она знаменитая «культура» немцев.

Посмотрим на город. Как много еще надо работать. Но не чувствуешь ни

страха перед этим, ни трудностей особенных. Город как муравейник. Зарождается жизнь. Восстанавливается город. Люди стремятся сделать как можно больше, а запросов много и все важные, первостепенные: вода, свет, топливо, транспорт, учебники, хлеб и тысячи других не менее важных тем. Город возрождается, город будет жить. Лучший город всего края, разоренного немцами. Брянск –он остался тем же родным и, кажется, нет на земле лучше его. Закончив работы, мы собрались уезжать. Я взглянул на город в утренней дымке, он казался целым, похорошевшим. Гудел арсенальский гудок и, казалось, нет войны, а был глубокий и страшный сон. Будем надеяться, что этот сон скоро окончится! Победы наших войск –залог этому. Ну, будьте здоровы, целую вас крепко, крепко.

Толя.

Мы с Севой живы и здоровы, уезжаем в Белоруссию. Все. Пишите, ждем

писем. Вчера получил от Иры. Следующее письмо мое будет с описанием дома и сада.

*Текст отсутствует.

**Текст отсутствует.

***Текст отсутствует.

Ф.Р-2959. Оп.1. Д.49. Л. 7-8. Копии.

№99 8 ноября 1943 г.

Мои дорогие Мама, Ира и кум! С небольшими интервалами я отправил

Вам 3 довольно больших письма, я бы сказал, похожих на метки из дневника. Это, четвертое, будет посвящено одному вопросу: нашему дому, саду и вообще месту, о котором мы все мечтаем.

Я долго не хотел писать в Брянск соседям и спрашивать о судьбе нашего

дома, т.к. было много шансов думать, что он уже разрушен, ибо сколько невидал я городов и местечек, где побывали «культуртрегери»105, там были груды пепла и остовы печек. Особенно, если принять во внимание, что дом наш расположен на окраине, которую всегда разрушают в процессе боя или отступления. Но невозможность поездки в Брянск заставили меня все же написать соседям. В результате, как вы уже знаете, мы получили письмо от Гореловых, где было сказано, что дом наш цел и все в порядке. Вот тогда-то у меня, как говорят, «загорелось» и я сумел на машине попасть в Брянск.

105 Империалист-колонизатор, участвующий в эксплуатации населения порабощённых стран, колоний под предлогом насаждения

культуры

С чувством нетерпения увидеть свой дом, подъезжал я к городу. Вот и он. Фасад сохранился такой, каким он был, только отсутствие стекол делало его суровым, нахмуренным. Парадное забито (забили Гореловы), двери целы, цела и рама над дверями, сохранилась крыша над парадным, провода, ведущие ток, тоже целы (это только на нашей улице). Ворот нет. Забор от Гореловых по улице до ворот цел, но самих столбов и прясла до дома нет. Палисадник цел (ограда продольная по улице, поперечные ограды сломаны). Сохранились кусты роз и виноград у парадного и по забору от Гореловых.

Елочки, которые были в палисаднике, срубил [С…]* –этот сукин сын и предатель. Туи 2-х лет стали маленькими деревьями (растут в палисаднике). Лиственница у забора сохранилась и стала большим деревом, ее немцы снизу подчухрали** и, пожалуй, к лучшему. Вишен, которые росли около радиомачты, нет, нет и кустов смородины к Гореловому боку. Вырубили немцы и сирень, которая была посажена около Гореловых. Елочки у Горелова дома (около наших ворот) сохранились. У окон к этой стороне сохранился куст белой сирени, что у окна б. Севиной комнаты. Все остальное: сирень, жасмин, черемуха, что росли вдоль дома, немцы вырубили. Яблоньки 2 […]*** сохранились, сохранилась и большая вишня, она по-прежнему не дает расти одной из яблонь. Заборчика, отделяющего двор от сада нет, нет и винограда,

который рос по этому забору. На дворике, где был погреб, сохранились кусты орешника, рябинки. Больше ничего нет, нет и заборчика, который отделял этот дворик от сада. Сад великолепен. Осенние запахи наполняли его: прелый лист и испарения земли так хорошо пахли. Сад не загажен. Он жив и ждет своих хозяев. Яблоньки разрослись и похорошели.

Груша, где у нас скворечник, сохранилась. В этом году был очень боль-

шой урожай их. Скворечник стоит и поныне. И скворцы в этом году выводили детей –это наши скворцы. В груше был сильно надломлен один сук, я его срубил. Твоя, Мама, яблонька антоновка, что ты пересаживала уже большой и самой первой и которую ты все время лечила, поправилась, и дала в этом году большой урожай крупных антоновых яблок. Красненькая яблонька Севина, что мы пересадили с папой к дому тоже была в […]**** очень обильная.

Мичуринская вишня вырублена, вырублена и Владимировка около сарая в саду. Все остальные целы. Штрефлинг*****, обе белые налива, коробковка, десертная антоновка, что около лавочки на большой аллее, кувшин, маленькая грушня (без семечки) у малины (что поломало снегом), большая тонковетка в углу у Пахома, большие краснобокие яблони у сарая и др. - все цело,подросло и дает обильный урожай. Целы и кусты смородины: красная и белая очень урожайны, а черная «Голиаф» выродилась в мелкую. Малину немцы почти всю вырубили, осталось 2-3 куста (боялись партизан). Цветы целы, пионы, лилии, нарциссы, мак и др. Цело папино Бархотное дерево, около лавочки в жасмине, но жасмина нет. Сохранилась черная сирень, куста 3. В конце сада сохранились, правда, не все, вишни и слива. Елочки в конце сада

сохранились, разрослись и стали очень красивые. Блиндаж, что рыл папа, немцы усилили и сделали длиннее. Приедем, будет работенки, его зарывать.

Аллейки сохранились. Надо сказать, что немцы, которые стояли в нашем

доме, были любители сада, и поэтому он так сохранился.

Погреб наш засыпали. Оставшуюся будку на нем (часть) разрушил я на

доски. Сарай весь разломали в средине, потолок сняли, перегородки нет. Все, что было в сарае, исчезло (меня это особенно «огорчило», там был мой многолетний хлам). Действительно жалко стекло и разные специи, их сперли. В сарае, где была корова, немцы устроили клозет на 5 персон. От сарая проложили к дому дорожку из кирпича довольно широкую и удобную, такую же дорожку проложили от парадного до Воейкова, перед нашим домом умостили кирпичем всю улицу. Деревья –липки, посаженные папой перед домом, сохранились и все целы. Заборы разрушены. У нас разрушен забор и нет его по Ивкиному саду, от дома до сарая, и от Таньки Гапеевой от сарая до угла. От угла до лиственниц (елочек) забор. Отбиты доски, а столбы целы. Остальная половина забора к «Пахомову» боку цела и цел весь забор к Горелову боку. Доски, которыми были загорожены лазы под крыльцо и под коридоры, выломлены.

Дом в целом весь сохранился. Если смотреть снаружи, все цело за исключением стекол. Цела обшивка коридора, цела крыша, труба, двери, рамы, цело крылечко, пол перед парадным с улицы, и даже целы мостки перед домом.

Дом, он в нашем мышлении, в мышлении людей, создававших его по

бревну, отказывавших себе во всем. Дом, который был мечтой всей нашей семьи, он превратился как бы в одушевленный предмет. Он живет. Мы переживаем все его раны. Мы мечтаем о свидании с ним, и вы можете представить (и, конечно, представляете), что когда я приехал, казалось, меня радостно встречал и дом, и сад.

В средине он пуст, ничего нет. В нем только комнаты чистые от мусора,

напомнили мне о первых днях, когда он был построен. Дом хорош. Он, кажется, будто бы только отстроен. Все у него цело. Он требует небольшого ремонта. Рамы первые все целы. Уцелели стекла (верхние) в спальне и бывшей Севиной комнате, во дворе, в кухне. В остальных рамах стекол нет, вытащили. Но наша тыловая сволочь******, даже не вытащила, а выдавила без толку, для себя. Вторых, рам нет. Только в кухне сохранились верхние фрамуги 2-х рам на 3-х окнах. Створок на остальных, кроме кухни и 1 окна, где было радио, нет. Перегородки, отделяющей кухню от передней нет, нет и 2-й перегородки, отделяющей одну переднюю от другой (стало лучше). Остальные перегородки целы. Полы и потолки целы, печки в порядке, даже побелены. В большом коридоре выломан пол и снята перегородка, отделявшая большой коридор от маленького чулана. Чулана теперь нет и перегородка,

отделяющая чулан от кухонного коридора, сломана. Конечно, если не будет в дальнейшем варварского разрушения, ремонт небольшой, и говорить об уроне в доме не приходиться. В доме можно жить, и дом, можно сказать, вполне цел. О разрушениях я заявил в исполком и корреспонденту газеты «Известий», поднял скандал в мировом масштабе, потребовал привлечения к ответственности лиц, которые роняют достоинство Красной армии в глазах населения. Пусть бы это сделали фронтовики, тут нельзя ни с чем считаться, нужное, и то разрушают тыловики. Это уже преступление, за это у нас расстрел. Ну, это ерунда. Я еще раз, оптимистически глядя на вещи, говорю: все в порядке, нужно не более 5-10 дней, чтобы привести 2-м рабочим

все в должный порядок. Надо заметить, что дом сейчас стоит до 400 000 руб., а такой как наш и больше. Конечно, если бы кто-либо был раньше и привел в надлежащий вид все, дом сохранился бы, как он был. Я поэтому решил задержаться и устроить как надо, чтобы сохранить его от разрушения. Предвидя все это, со мной выехала ремонтная бригада с топорами, пилами, гвоздями и др. инструментом. Дом мы привели в порядок, сад тоже. На это было затрачено ни мало, ни много, а около 120 часов рабочего времени. Работа оказалась очень трудоемкой. В саду и доме мин не обнаружили. Вообще на поселке он их не ставил. Ставил по большаку на […]*******

На воротах дома прибил доску с приказом командующего, что за раз-

борку дома или поломку дома трибунал […]********. Гореловой я дал 300

руб., чтобы она, если надо будет, заплатила расходы по дому (горсовет, сторож или еще что). Ну, это стимул к охране. Они все же присматривают. Я ей сказал, что если, паче чаяния, мы не приедем до осени, может пользоваться садом, на это дал ей официальную бумажку, где сказал, что положено в награду за карауленье********* дома и сада, а вообще я не сказал конкретно, чтобы держать их в струне, переедете вы к этой зиме или нет.

С домом я сделал все, что мог, и материально и официально через горсо-

вет. Рояль наш Гореловы взяли на сохранение, но на них донесли и забрали в какую-то школу, так им сказали. Правда это или нет, я не знаю, но в исполкоме мне сказали, что у них есть несколько роялей, которые находятся в учреждениях и после возвращения, если признаете свой вам будет[…]********** возвращено. Тоже мне сказал зам. председателя исполкома Севкин приятель. Искать рояль по городу я просто не мог из-за недостатка времени.

Вот так окончилась моя поездка в Брянск. Было раннее утро, когда

мы отъезжали. Легкий туман покрывал землю. Я зашел в сад, прекрасный он лежал в задумчивости. Сад и дом ждут хозяев. Здесь снова будет радостная жизнь людей. Залечатся раны, нанесенные войной, и мы будем жить в своем доме, вспоминая его строителя, нашего папочку. Снова будет давать богатый урожай яблоня, будут петь скворцы и яркими букетами цвести цветы, и бабушка с внучкой будет сидеть на крылечке, дожидаясь своих «воинов» с работы. Будет жизнь тихая без бомб и снарядов. Будем слушать радио, ходить в восстановленный театр и будем работать на благо нашей прекрасной

родины. Ну, вот и все.

На все вопросы с вашей стороны ответ немедленный – мы живем в Белоруссии. Пишите, ждем писем. Целуем Вас всех крепко-

крепко.

Ваши Толя и Сева.

*Фамилия опущена.

**Так в документе.

***Текст отсутствует.

****Текст отсутствует.

*****Так в документе.

******Так в документе.

*******Текст отсутствует.

********Текст отсутствует.

*********Так в документе.

**********Текст отсутствует.

Ф.Р-2959. Оп.1. Д.49. Л. 9-11. Копии.__

Дата добавления: 2017-01-14