Падение вольного Новгорода

В 1462 г. умер Василий Темный. С вступлением на престол Ивана III над Новгородом нависла страшная опасность. Недаром Иван III впервые в русской истории получил прозвище Грозный, и лишь позже его заполучил «свирепый внук» Иван IV.

Единственным спасением Господина Великого Новгорода могло быть Великое княжество Литовское. С XII века новгородцы от­стаивали свою независимость, балансируя между владимиро-суз-дальскими князьями. Теперь вся Владимиро-Суздальская Русь принадлежала свирепому Ивану.

Давайте посмотрим на противостояние Москвы и Новгорода не глазами историков XIX —XX веков, а глазами новгородцев XV века. Они не могли предвидеть Брестскую унию, полониза­цию Литовской Руси, дикого произвола польских магнатов в XVII —XVIII веках и т.д. В их время большинство литовских князей и панов исповедывали православие, еще была веротер­пимость. Многие города Литвы получили Магдебургское право, пускай и не всегда в полном объеме. Наконец, новгородцы при­выкли видеть на Городище служилых литовских князей. Рито­рический вопрос, так почему мы должны вслед за историками называть часть новгородского населения, тяготевшую к Литве, из­менниками?

Сторонников Литвы в Новгороде возглавляли бояре Борец-кие. Началом решительной схватки с Москвой можно считать осень 1470 г. 5 ноября умер новгородский владыка Иона. Через два дня после его смерти в Новгород приехал из Литвы Михаил Александрович, брат киевского князя Семена. Михаил прибыл с киевской дружиной и получил статус служилого князя. Любо­пытно, что в Новгороде одновременно с ним находился и намес­тник великого князя московского Ивана III. Собственно, в этом ничего необычного для Республики не было, мы помним, как часто на кормлении содержалось сразу по два князя. Но тут ситуация была совсем другой. Если Михаила с некоторой натяжной мож­но считать кондотьером, то Иван III считал своего наместника ровней наместникам в Ростове, Можайске и других захваченных Москвой городах.

Партию Борецких, которую возглавляла Марфа, вдова посад­ника Исака Борецкого, постигла серьезная неудача при выборе нового владыки. Марфа желала видеть архиепископом Пимена, заведовавшего при Ионе Софийской (церковной) казной. Но по новгородскому обычаю владыка выбирался по жребию из трех претендентов. Ими стали Пимен, Варсоний (духовник покойно­го Ионы) и протодиакон Феофил.

15 ноября 1470 г. на Софийском (владыческом) дворе собра­лось вече. Жребий пал на Феофила. Противники Борецких вос­пользовались случаем и потребовали провести ревизию влады-ческой казны. Вече согласилось — русские люди всегда ненави­дели взяточников и казнокрадов. Не берусь судить, воровал ли Пимен церковные деньги, но была обнаружена большая недоста­ча. Пимена схватили, долго били, разорили его двор и постано­вили взыскать с него тысячу рублей.

Дело, конечно, было не в тысяче рублей. У Борецких и других бояр — противников Москвы — средства имелись большие, про­блема была в резком падении престижа литовской партии.

Выбранный владыкой протодьякон Феофил был серой бесха­рактерной личностью. Его мало беспокоила судьба Господина Ве­ликого Новгорода, а интересовало лишь собственное благополу­чие. Он равно не хотел ни полного подчинения Новгорода Ива­ну III, ни победы литовской стороны. Феофил опасался, что в пос­леднем случае его влияние резко упадет, в чем он действительно был прав. А свирепый Иван, между тем, был тише воды, ниже травы и посылал в Новгород доброжелательные грамоты, которые слу­жили сильным оружием для промосковской партии.

Стороны сошлись на вече. Победила литовская партия, и вече приняло «договорную грамоту» с великим князем литовским Ка­зимиром. Согласно договору король обязался держать в Новго­роде своего наместника из числа православных панов. Наместник, дворецкий и тиуны, проживая на Городище, не должны были иметь при себе более пятидесяти человек. Если пойдет великий князь московский или сын его, или брат на Новгород войной, король вместе с Радой литовской должен был идти на подмогу новгородцам. Если же король, не помирив Новгорода с московс­ким князем, поедет в Польскую или Немецкую землю и без него пойдет Москва на Новгород, то Рада литовская должна идти обо­ронять Новгород. Король обязался не притеснять православную веру, и где захотят новгородцы, там и поставят себе владыку, а король не будет строить католических церквей ни в Новгороде, ни в пригородах, ни по всей земле Новгородской.

В случае реализации этого договора в жизни новгородцев ни­чего бы не изменилось на много десятилетий. Другой вопрос, обо­шла бы вольный Новгород мутная волна католической экспан­сии и полонизации в конце XVI — начале XVII веков?

Планы литовской партии перечеркнуло незначительное собы­тие, вроде бы не имевшее отношения к Новгороду. В Киеве умер князь Семен Александрович. Узнав о смерти брата, князь Миха­ил 15 марта 1471 г. бросает Новгород и вместе с дружиной от­правляется в Литву. Конечно, ехал он не затем, чтобы возложить цветы на могилу. До Михаила дошли сведения, что Казимир решил отнять Киев у династии Олельковичей и посадить там своего наместника. Уходя из Новгорода, дружина Михаила кое-чего пограбила в новгородских волостях. Дело, вроде бы, житей­ское — в те времена без этого никто не обходился. Но промос-ковские элементы подняли по сему поводу в Новгороде страш­ный шум.

И вот в мае 1471 г. великий князь Иван III созывает на думу братьев своих, митрополита, архиереев, бояр и воевод и объяв­ляет, что необходимо выступить в поход на новгородцев за их «от­ступление». Встал вопрос, наступать ли немедленно или подож­дать до зимы. Новгородская земля изобилует озерами, реками, не­проходимыми болотами, и поэтому прежние великие князья летом старались в походы на Новгород не ходить, а кто ходил, тот те­рял много людей. Решили все-таки выступать немедленно, и Иван III занялся распоряжениями перед своим отъездом. Москву он оставил на своего сына Ивана Молодого, при нем приказал быть своему брату Андрею Васильевичу Старшему вместе с татарским служилым царевичем Муртозой. С собой в поход великий князь взял братьев Юрия, Андрея Меньшого и Бориса, князя Михаила Андреевича Верейского с сыном и другого татарского служило­го царевича Даньяра.

Немедленно из Москвы в Тверь и Вятку полетели гонцы с приказом идти на Новгород. И Тверское кня­жество, и Вятский край обладали значительными вооруженными си­лами, и, поддержи они Великий Нов­город, Ивану мало бы не показалось. Но, увы, скупость и трусость тверс­кого князя Михаила Борисовича и жадность вятчан (хлыновцев) реши­ли дело. Они всеми силами поддер­жали Москву. Прошло совсем немно­го времени, и великий князь москов­ский по заслугам отблагодарил союз­ников. В сентябре 1485 г. Иван III оса­дил Тверь. 15 сентября город капиту­лировал, а Иван III подарил Тверское княжество своему старше­му сыну Ивану Молодому.

Через 4 года Иван III разделается с Вяткой. Московское вой­ско вместе с отрядом казанского хана Махмет-Алина 16 августа 1489г. осадит Хлынов (Вятку). Город будет вынужден сдаться. С Хлыновым Иван III поступит так же, как и с Великим Новго­родом — за массовыми казнями последует тотальные выселение горожан в Боровск, Алексин, Кременец, Дмитров и др. В свою оче­редь, часть населения этих городов ни за что, ни про что будет отправлено на Вятку, в места для них «не столь отдаленные».

Но все это будет потом, а сейчас хлыновцы послали войско на Новгород. Московская рать шла на республику через Тверское княжество, и Михаил Борисович обязался обеспечить его продо­вольствием и всем необходимым. По пути к Ивану III присое­динилось и тверское войско под началом князя Михаила Федо­ровича Микулинского.

По настоянию Ивана III против Новгорода выступил и его «мо-лодший брат» Псков. (С Псковом покончит уже сын Ивана Ва­силий III).

Наступление войск Ивана сопровождалось беспрецедентным психологическим давлением на новгородцев со стороны промос-ковской партии. Соловецкий отшельник Зосима ходил по Новго­роду и заявлял, что на пиру у Борецких он видел знатнейших бояр без голов. (Впоследствии Иван III их казнит). Кто-то рас­сказывал, что на гробах двух новгородских архиепископов, почи­вающих в мартириевской паперти у святой Софии, увидели кровь; у хутынского Спаса зазвонили сами собой колокола; в женском монастыре Евфимии в церкви на иконе Богородицы из очей покатились слезы, как струя; заметили слезы и на иконе св. Николая Чудотворца в Никитинской улице, а на Федоровой ули­це полилась вода с ветвей и с вершины топольцев (ветл), и это были как будто слезы.

По Новгороду распускались слухи, что Марфа Борецкая вы­ходит замуж за литовского князя и даже назывались мифичес­кие кандидаты. Предположим, что был бы хотя бы разговор, хоть строчка в письме от Марфы, немедленно или потом это Москва поставила бы ей в вину и раззвонила бы во все колокола.

Московские дьяки и летописцы лгали, как могли: «Неверные изначала не знают Бога; а эти новгородцы столько лет были в христианстве и под конец начали отступать к латинству; вели­кий князь пошел на них не как на христиан, но как на иноязыч-ников и на отступников от православия; отступили они не только от своего государя, и от самого господа Бога; как прежде прадед его, великий князь Димитрий, вооружился на безбожного Мамая, так и благоверный великий князь Иоанн пошел на этих отступ­ников»¹²⁷.

Итак, новгородцы, желающие жить по обычаям своих отцов и дедов, защищающие свое имущество и жизни, сравниваются с ханом Мамаем, идущим грабить Русь. Риторический вопрос, кто больше похож на Мамая — Марфа Борецкая или Иван III? Ну, ладно, простим московскому дьяку, ему, как-никак, деньги плати­ли, а за неповиновение могли и голову снести. Но серьезный ис­торик С.М. Соловьев предваряет вышеприведенную цитату из мос­ковской летописи своим умозаключением: «И прежде в летопи­сях отражается нерасположение северо-восточного народонасе­ления к Новгороду; но теперь, при описании похода 1471 года, замечаем сильное ожесточение»¹²⁸.

Как мог Соловьев согласиться с тем, что новгородцы отказа­лись от православия и «от самого господа Бога»? А ведь в той же книге III сочинений Сергея Михайловича говорится, что Киев к 1470г., более чем 150 лет находившийся в составе Великого княжества Литовского, был в целом православным городом, и ка­толиков в нем было меньше, чем немцев в 1469 г. в Новгороде.

29 июня Иван III с ратью зашел в Торжок. А 14 июля на реке Шелони состоялось сражение москвичей с новгородцами. Офи­циальный летописец утверждает, что де москвичей было 4 тыся­чи, а новгородцев 40 тысяч (может, речь шла только о москвичах, и не были учтены татары, тверичи и т.д.). Между тем, именно удар татарских войск в тыл новгородцам решил исход битвы. Замечу, что важную роль тут сыграл и низкий моральный дух новгородского войска. Так, «владычный полк»¹²⁹ вообще не при­нял участия в битве, и воины его спокойно смотрели, как татары убивают их земляков.

Иван III приказал казнить наиболее знатных новгородцев, взя­тых в плен на Шелони — сына Марфы Борецкой Дмитрия, Васи­лия Селезнева-Губу, Киприана Арьбузьева и архиепископского чашника Иеремия Сухощека.

В конце июля московские войска подошли к Новгороду. В са­мом городе вовсю действовала «пятая колонна». Некий Упадыш с товарищами ночью заколотил железом пятьдесят пушек,¹³⁰ стояв­ших на стенах, прежде чем их схватили сторожа. Изменников ра­стерзал народ, но пушки в строй ввести уже было невозможно.

Новгород капитулировал. По приказу великого князя москов­ского были составлены две договорные грамоты. По ним Новго­род отрекался от союза с великим князем литовским Казимиром, обязывался не принимать врагов и всех лиходеев великого кня­зя (а именно сына Шемяки Ивана Можайского и Василия Ярос-лавича Боровского). Теперь только московский митрополит мог поставить владыку в Новгороде. Новгородцы обязывались не мстить всем участникам «пятой колонны». Новгород терял часть северо-восточных владений. И, само собой разумеется, горожанам пришлось платить «за проступки» 15,5 тысяч рублей.

В отличие от прежних договоров Новгорода с Великими кня­жествами Владимирским и Московским в договоре фигуриро­вал не один, а сразу два князя московских — Иван Васильевич и Иван Иванович. Дело в том, что Иван III был подозрителен, и на всякий случай короновал своего сына.

23 ноября 1475 г. Иван III прибыл в Новгород. Кроме обыч­ных поборов, князь приказал схватить несколько десятков неугод- ных ему знатных новгородцев и в оковах отправить в Москву, а с их семейств еще содрать полторы тысячи рублей.

Сколько приобрел великий князь в Новгороде на сей раз, не­известно, поскольку брал он частями. К примеру, владыка Фео-фил поднес Ивану «три постава сукон, 100 корабельников (чер­вонцев), зуб рыбий, да и на проводях две бочки вина». А посад­ник Фома Андреевич Курятник вместе с тысяцким поднесли Ивану тысячу рублей от всего Великого Новгорода.

26 января 1471 г. великий князь покинул Новгород и уже 8 фев­раля был в Москве (по санному пути добираться быстрее). А в марте в Москву приехал владыка Феофил с боярами просить об освобождении заточенных новгородцев. Иван хорошо принял владыку, угостил, но не отпустил ни одного пленника.

В Москву прибыли и несколько новгородских бояр искать суда у великого князя, поскольку в Новгороде они не рассчиты­вали на успех в своих гражданских исках. В их числе был быв­ший посадник Василий Никифорович Пенков. И тут Иван III сде­лал хитрый ход — потребовал у новгородских бояр присягнуть ему как государю. Так, 27 февраля 1477 г. к Ивану III с челобит­ной приехали подвойский Назар и дьяк веча Захар. В Москве их приняли за послов от владыки и от всего Великого Новго­рода. Назар и Захар называли великого князя и его сына госу­дарями, а не господами. (С утверждением самодержавия получи­ли огромное значение титулы, которые впоследствии сыграли значительную роль в государственной истории России, и не один раз служили предлогом к войнам.) Великий князь тотчас при­дрался к фразе новгородцев, и на вопрос о титуле стал поводом к расправе над Новгородом. Он отправил в Новгород своих по­слов бояр Федора Давидовича и Ивана Тучкова и дьяка Васи­лия Дал матова специально по этому вопросу.

Созвав вече, великокняжеские послы сказали: «Великий князь велел спросить Новгород: какого государства он хочет?» «Мы не хотим никакого государства!» — кричали взволновавшиеся новгородцы. «Но Великий Новгород, — продолжали послы, — посылал к великому князю от владыки и от всех людей Велико­го Новгорода послов свих, Назара и Захара, бить челом о госу­дарстве, и послы назвали великого князя государем». «Вече ни­кого не посылало! — кричали новгородцы. — Вече никогда не называло великого князя государем! От века не было того, как и земля наша стала, чтобы какого-нибудь князя мы называли госу­дарем. А что великому князю сказывали, будто мы посылали, так это ложь!»

Новгородцы попросили великокняжеских послов объяснить им, какая перемена будет, когда Новгород назовет великого князя государем вместо господина. Те сказали: «Коли вы его назвали государем, значит вы за него задались, и следует быть суду его в Великом Новгороде, и по всем улицам сидеть его тиунам, и Ярос-лавово дворище великому князю отдать, и в суды его не всту­паться!»

Новгородцы, наконец, догадались, что их хотят лишить пос­ледних прав и закричали: «Как смели ходить в Москву судить и присягать великому князю, как государю!.. Этого от века не делалось, и в докончаньи сказано, чтоб новгородца не судить на низу, а судить в Новгороде! Давайте сюда тех, кто ездил су­диться!»

31 мая притащили на вече Василия Никифорова Пенкова и Захара Овинова. «Переветник! — кричали новгородцы на Васи­лия. — Ты был у великого князя и целовал ему на нас крест!» Василий ответил: «Я был у великого князя и целовал ему крест в том, что служить мне, великому государю, правдою и добра хо­теть, а не на государя моего Великий Новгород и не на вас, свою господу и братию!» Тогда «прижали» Захара, и он показал на Василия, что тот целовал крест и от имени Новгорода.

Форма присяги, принятая в Москве, до уничтожения веча не была известна в Новгороде. Уж очень текст ее был раболепным, непривычным для вольных людей, какими считали себя новго­родцы. Присягнувший по-московски обязывался, в случае нуж­ды, действовать против Новгорода и доносить великому князю о всяком сопротивлении ему или недоброжелательстве.

Тут же на вече народ до смерти забил Василия и Захара. Нов­городские власти продержали великокняжеских послов в Нов­городе 6 недель и потом дали им такой ответ: «Бьем челом гос­подам своим великим князьям, а государями их не зовем; суд вашим наместникам по старине, на Городище; а у нас суда ваше­го княжеского не будет, и тиунам вашим у нас не быть; дворища Ярославова не дадим вам. Как мы с вами на Коростыне мир кон­чили и крест целовали, так на том докончании и хотим с вами жить; а с теми, что поступали без нашего ведома, ты, государь, сам разведайся: как хочешь, так их и казни; но и мы тоже, где которого поймаем, там и казним; а вам, своим господам, бьем че­лом, чтоб держали нас по старине, по крестному целованию».

Так как лето 1471 г. было как никогда сухое, то Иван III ожи­дал осени. 23 ноября Иван с войском был уже у Сытина в 30 вер­стах от Новгорода. Здесь к нему явились владыка Феофил с по­садником и житными людьми и стали бить челом: «Господин государь князь великий Иван Васильевич всея России! Ты поло­жил гнев свой на отчину свою, на Великий Новгород, меч твой и огонь ходят по Новгородской земле, кровь христианская льется, смилуйся над отчиною своею, меч уйми, огонь утоли, чтобы кровь христианская не лилась: господин государь, пожалуй! Да поло­жил ты опалу на бояр новгородских и на Москву свел их в свой первый приезд: смилуйся, отпусти их в свою отчину в Новгород Великий».

Великий князь ничего послам не ответил, но отобедать их при­гласил. Тогда на следующий день новгородские послы пошли к брату Ивана III Андрею Меньшому, принесли подарки и попро­сили, чтобы он замолвил слово великому князю за Новгород. По­том послы пошли к Ивану III с просьбой, чтобы велел с бояра­ми поговорить. Великий князь выслал к ним троих бояр «на го­ворку». Послы предложили им такие условия: чтобы великий князь ездил в Новгород на четвертый год и брал по 1000 руб­лей; велел бы суд судить своему наместнику и посаднику в го­роде, а с чем они не справятся, то великий князь бы тогда судил, когда сам приедет на четвертый год, но в Москву бы не вызывал. Чтобы великий князь не велел своим наместникам судить вла­дычных и посадничьих судов, чтобы великокняжеские поддан­ные в своих тяжбах с новгородцами судились бы перед намест­ником и посадником, а не на Городище. Вместо ответа Иван III велел своим воеводам подойти к Новгороду, занять Городище и пригородные монастыри.

27 ноября московское войско стало у стен города. 4 декабря в московский стан явились владыка Феофил с посадниками и житными людьми и били челом, чтобы государь пожаловал, указал своей отчине, как бог положит ему на сердце свою отчину жаловать. Ответ был прежний: «Захочет наша отчина бить нам челом, и она знает, как бить челом». Послы вернулись в Новго­род, а на следующий день прибыли к Ивану с повинной, что действительно Новгород посылал в Москву Назара и Захара на­зывать великого князя государем. «Если так, — велел ответить им Иван, — если ты, владыка, и вся наша отчина, Великий Новго­род, сказались перед нами виноватыми и спрашиваете, как наше­му государству быть в нашей отчине, Новгороде, то объявляем, что хотим такого же государства и в Новгороде, какое в Москве».

7 декабря при очередном визите послов Иван III пояснил, чего он хочет: «Государство наше таково, вечевому колоколу в Нов­городе не быть; посаднику не быть, а государство все нам дер­жать; волостями, селами нам владеть, как владеем в Низовой земле, чтоб было на чем нам быть в нашей отчине, а которые земли наши за вами, и вы их нам отдайте; вывода не бойтесь, в боярские вот­чине не вступаемся, а суду быть по старине, как в земле суд сто­ит». Новгородцы вынуждены были согласиться.

Затем к новгородцам обратились московские бояре: «Великий князь велел вам сказать: Великий Новгород должен дать нам во­лости и села, без того нам нельзя держать государства своего в Великом Новгороде». Новгород предложил боярам две волости: Луки Великие и Ржеву Пустую, но великий князь не согласил­ся. Тогда предложили десять волостей, и тут Иван III отказался. Новгородцы предложили самому князю назначить, сколь ему надо волостей. Иван не растерялся и назначил половину волостей вла­дычных и монастырских и все новоторжские, чьи бы они ни были.

Затем начались переговоры о дани. Сначала великий князь хотел брать по полугривне с обжи. Новгородскую обжу состав­лял один человек, пашущий на одной лошади. Три обжи состав­ляли соху, пашущий на трех лошадях и сам-третей составляли также соху.

20 января 1478 г. Иван III назначил своими наместниками в городе Ивана и Ярослава Васильевичей Оболенских. Перед отъез­дом великий князь велел схватить купеческого старосту Марка Панфильева, боярыню Марфу Борецкую¹³¹ с внуком Василием Федоровым, еще пятерых знатных новгородцев, и отвезти их в Москву, а имения их Иван прибрал себе. Также были изъяты все договоры, когда-либо заключенные новгородцами с литовскими князьями.

17 февраля Иван выехал из Новгорода и 5 марта прибыл в Москву. За ним привезли в Москву вечевой колокол и подняли на колокольню на кремлевской площади.

После этого новгородцам показалось, что великий князь оста­вил их в покое. Но, увы, 26 октября 1479 г. Иван III вновь двинул­ся на Новгород якобы «с миром», благо, никаких поводов к войне новгородцы не давали. Однако, подойдя к Новгороду, Иван велел открыть артиллерийский огонь (командовал «пушечным нарядом» Аристотель Фиорованти). С момента приезда в Москву в 1475 г. Аристотель выполнял обязанности генерал-фельдцейхмейстера, говоря языком XVIII — начала XX века. Аристотель проектиро­вал пушки, лил и ковал их, учил стрелять из пушек и управлять огнем орудий в бою.

После нескольких дней бомбардировки городские ворота от­крылись и оттуда вышли владыка и духовенство, несшие крес­ты и иконы, а следом — посадник, тысяцкий, старосты пяти кон­цов, бояре и множество народа. Все пали ниц перед великим князем и взмолились о пощаде и прощении. Иван III сказал им: «Я, ваш государь, даю всем невинным в этом зле мир; ничего не бойтесь». Тем не менее, заняв город, Иван велел схватить свыше пятидесяти новгородцев и подверг их страшным пыткам. «Тут только великий князь узнал об участии владыки в заговоре и о сношениях братьев своих с новгородцами»¹³².

Наш великий историк писал это вполне серьезно. Как Иван III, так и его «свирепый внук» Иван IV очень мало думали о логике своих обвинений. В 1569 г. Иван Грозный обвинит жителей Нов­города в том, что они де «Новгород и Псков отдати литовскому королю, а царя и великого князя Ивана Васильевича всея Русии хотели злым умышлением извести, а на государство посадити князя Володимира Ондреевича».

Ларчик открывался просто — Ивану III и его внуку нужны были деньги и очень много денег, а заодно и подготовить мате­риал для расправы над родными братьями¹³³. В частности, Иван III мечтал залезть во владычную (архиепископскую) казну. Разуме­ется, трусливый Феофил ни в чем не был замешан.

Выявленные под пытками обвинения дали повод арестовать Феофила. Он был отослан в заточение в московский Чудов мона­стырь, все богатства архиепископа взяты в Москву. Вместо Фео­фила по воле Ивана III митрополит Терентий поставил московс­кого протопопа Симеона, переименованного при посвящении в Сергия. Сергий надменно вел себя с новгородцами и третировал местное духовенство. Вскоре Сергия начали мучить видения. К нему сначала во сне, а потом уже и наяву стали приходить давно усопшие новгородские владыки (архиепископы). «Зачем, безу­мец, — говорили они — зачем дерзнул ты приняти поставление святительства нашего, на место поруганного, неправедно свержен­ного и еще живого владыки? Не по правилам ты осмелился сесть на мученический престол! Оставь его!». Сергий-вначале крепил­ся, но затем в его поведении появились странности. То он «вый­дет из кельи без мантии, то сядет под храмом Св. Софии или у Евфимиевской паперти и глядит бессмысленно». Кончилось дело тем, что Сергий вообще потерял дар речи. Московские власти офи­циально заявили, что новгородцы отняли у него ум волшебством.

26 июня 1484 г. Сергия увезли в Троицкий монастырь под Мос­кву. Иван III занялся подбором кандидатов на место Сергия. Луч­шим оказался чудовский архимандрит Геннадий Гонзов, поскольку архимандрит «а дал от того (за назначение) дви тысячи рублей князю великому»¹³⁴. Геннадий поехал в Новгород. А немощный Сергий, вернувшись в Троицкий монастырь, пришел в себя и прожил еще 20 лет. Судя по всему, даже столь иромосковски на­строенный священнослужитель ужаснулся безобразиям, творимым московскими наместниками Яковом Захарьевичем и Юрием Захарьевичем Кошкиными в Новгороде.

Братья творили в Новгороде буквально все, что хотели. Иван III отдавал лучшие новгородские земли своим боярам. Глава мос­ковской боярской думы князь И.Ю. Патрикеев с сыном получи­ли 500 обеж, а Яков, Юрий и Василий Захарьевичи получили 800 обеж. Любопытно, что когда родные братья Ивана III попро­сили его поделиться по обычаю новгородской добычей, он им ка­тегорически отказал.

В 1487 г. по доносу Якова Захарьевича Иван III выслал из Нов­города пятьдесят семей лучших купцов и перевел их во Влади­мир. В следующем году Яков и Юрий открывают «ужасный» заговор новгородцев, которые хотели убить братьев. В Новгоро­де начинаются массовые казни — кого вешают, кому рубят голо­вы. По доносу Захарьевичей Иван III повелел выселить из Нов­города семь тысяч житных людей (домовладельцев) и поселить их в Костроме, Нижнем Новгороде, Владимире и других горо­дах. В следующем 1489 г. Иван III повелел выселить из Новгоро­да всех остальных (коренных) житных людей. Их также рассе­лили в средней России, причем многие были убиты по дороге.

На место высланных новгородцев прибывали обозы с переселен­цами со всей России.

По этому поводу Н.И. Костомаров писал: «Так добил москов­ский государь Новгород, и почти стер с земли отдельную север­ную народность. Большая часть народа по волостям была выгуб-лена во время двух опустошительных походов. Весь город был выселен. Место изгнанных старожилов заняли новые поселенцы из Московской и Низовой Земли. Владельцы земель, которые не погибли во время опустошения, были также почти все выселе­ны; другие убежали в Литву».

Надо ли говорить, что в 80-х годах XV века Новгород поки­нуло подавляющее большинство иностранных купцов, занимав­ших ранее целый квартал в городе — «немецкий двор». Бесспор­но, в вольном Новгороде было много буйства, но иностранцы были надежно защищены от него. На тот же «немецкий двор» новго­родцы могли заходить только днем. Строгий порядок в торго­вых сделках сменился бесчинствами Захарьевичей. Да и не с кем стало торговать — все партнеры иностранных купцов были каз­нены или высланы из Новгорода.

Так рухнули торговые связи Новгорода Великого, доставляв­шие огромные средства республике. Иван III «зарезал курицу, несшую золотые яйца».

В целом для истории России уничтожение торговых связей Новгорода, а через 30 лет и Пскова привело фактически к изо­ляции России на 200 лет от Западной Европы. На западе Россию от Европы отгораживали враждебные Литва и Польша, на юге — Оттоманская империя. Северо-западное окно в Европу заколо­тил сам Иван III, а в начале XVII века шведы лишь заделали щели.

ГЛАВА 13

Дата добавления: 2017-01-14