Семейные дела двух Сигизмундов

А теперь перейдем к религиозной политике Сигизмунда I. Пер­вая жена короля Варвара умерла в 1515г. после долгой болезни. Германский император предложил Сигизмунду, которому уже исполнилось 50 лет, невесту — двадцатичетырехлетнюю итальян­скую принцессу Бону Сфорцу, дочь миланского герцога Джован-ни Галеаццо. 18 апреля 1518г. Сигизмунд Старый вступил в но­вый брак.

Бона привезла с собой новые вкусы и новые требования, и, угождая им, Сигизмунд перестроил старый Краковский замок, ок­ружил себя певцами и поэтами, а шляхтичи из кожи лезли, что­бы показаться прекрасной королеве не хуже итальянцев.

Постепенно королева начала вмешиваться и в государствен­ные дела. Бона была очень умна и еще больше жадна. Она начала торговать должностями. Полбеды, если речь шла о придворных, но королева вмешалась и в церков­ные дела. Если ранее кандидаты на церковные должности, как у ка­толиков, так и у православных, выбирались собранием духовных лиц, то теперь все более и более стало входить в обычай непосред­ственное назначение их самим ко­ролем по рекомендации и хода­тайству каких-нибудь влиятель­ных лиц.

Как писал В.А. Белов: «Духов­ные места король давал кому хо­тел, нисколько не сообразуясь с нравственными достоинствами своего кандидата. Епископии, монастыри и церкви часто даются, как награды за какие-либо го­сударственные или военные заслуги, причем не обращается ни­какого внимания на нравственные качества того, кому они дава­лись. Многие сами добивались их, так как получение духовной должности давало им материальное обеспечение, и для получе­ния желаемого не останавливались ни перед какими средства­ми. Часто места даются еще при жизни занимающих их лиц. При­меров тому немало.

Около 1519г. Сигизмунд дал грамоту пану Василию Евлашковичу, в которой обещал ему за заслуги отечеству его сына Ми­хаила Копти предоставить какую-либо епископию — Владимир­скую или Луцкую, — смотря по тому, какая из них раньше осво­бодится. Епископ Владимирско-Брестский Пафнутий просил Си-гизмунда I предоставить ему Луцкую кафедру после смерти пре­старелого владыки Кирилла, на что и последовало согласие ко­роля (в 1526 году). Лаврашевскому архимандриту Алексию, по ходатайству князя К.И. Острожского и митрополита, обещал дать Троицкий монастырь в Вильне, после смерти немощного архи­мандрита Тихона. В уплату долга из казны некоему Андрею Дя-гилевичу король предоставил в его пользование три Киевские церкви (Николаевско-Межигорскую, Николаевско-Иорданскую и Христо-Рождественскую) с тем, чтобы он сделался священни­ком... Жидичниский монастырь отдан был королем (1507г.) К.И. Острожскому с правом подавать туда архимандрита и рас­поряжаться его имениями, а Городенскому старосте Юрию Радзивиллу (в 1520 г.) в такое же подаванье отдана была находив­шаяся в его имении Котре Спасская церковь со всеми ее земля­ми. Многие монастыри и церкви переходили преемственно от отца к сыну, и это, как видно из наказа Боны своему державцу Пинскому (1520 г.), сделалось обычным на Руси явлением. Впро­чем, такой произвол в делах церковных нисколько не должен удивлять нас, так как Сигизмунд и Бона допускали подобного рода злоупотребления при раздаче и католических церковных должностей.

Со времени Казимира Ягеллона короли начинают проявлять особенную самостоятельность в назначении католических епис­копов и в утверждении монастырских аббатов. Сигизмунд I за­дался целью поставить в зависимость от себя раздачу всех цер­ковных (католических) бенефиций. Назначение того или другого лица на должность бискупа или арцибискупа зависело от ко­роля; он избирал кандидатов на кафедры, папе же предоставлено было только право апробации указанного королем лица. Кроме епископов, король сам назначал первых в каждом капитуле пре­латов, некоторых каноников и значительно количество приходс­ких священников. При этом допускались злоупотребления и по отношению к католической церкви. Бона, несмотря на то, что была усердной католичкой, самым бесцеремонным образом торговала епископскими кафедрами и продавала их за хорошую плату явным сторонникам реформации»¹⁷³.

Пущенные в Германии Мартином Лютером идеи реформации очень быстро перенеслись в Польшу, где были встречены горячо и сочувственно. Естественно, что польские католические еписко­пы попытались поставить заслон для проникновения в страну лю­теранства. Еще в 1520 г. католическое духовенство, собравшись на Пиотрковском синоде под председательством примаса Яна Лас-ского, строго запретило католикам чтение книг, содержащих в себе идеи лютеранства. Запрещение это впоследствии несколько раз подтверждалось и на других соборах.

В том же 1520 г. Сигизмунд I издал распоряжение (эдикт), ко­торым под угрозой конфискации имущества и изгнания из оте­чества воспрещалось ввозить в Польшу и продавать сочинения Мартина Лютера. Строгие распоряжения против распростране­ния реформации потом повторялись несколько раз как со сто­роны духовенства, так и со стороны светского правительства. В 1522 г. Сигизмунд издал второй эдикт против лютеран. Но, видя бесполезность обоих своих эдиктов, король 7 марта 1523 г. издал третий эдикт, более строгий, в котором запрещалось привозить, чи­тать и распространять сочинения Лютера и исповедовать смер­тоносные догматы протестантизма под страхом смертной казни (сожжения на костре) и конфискации имущества.

Однако эти свирепые эдикты остались в основном на бумаге. Другой вопрос, что фанатичные ксендзы в ряде случаев в иници­ативном порядке устраивали избиения протестантов. Так, напри­мер, в городе Несвиже католики загнали несколько десятков протестантов в маленькую часовню, где они набились буквально как сельди в бочке. Им было предложено отречься от своей веры. Когда через пять дней часовню открыли, то нашли живым толь­ко одного, который тоже под вечер умер.

Несмотря на репрессии, число сторонников «религиозных нов­шеств», по выражению польских историков, увеличивалось быст­рыми темпами. Сначала протестантизм распространялся в фор­ме лютеранства, но потом появились и другие его виды: цвинглианство, кальвинизм, социанизм¹⁷⁴. Все виды и разветвления про­тестантизма нашли себе радушный приют в Польше и Литве и привлекали к себе многочисленных последователей.

Как уже говорилось, на момент смерти Василия III с Литвой действовало перемирие сроком на один год. Поэтому Сигизмунд и паны направили посланника Клиновского к великому князю, но он уже не застал Василия в живых. Елена и ее фаворит Овчи­на по каким-то причинам мира не захотели, но и не объявляли войны, то есть действовали по формуле «ни мира, ни войны».

Итак, срок перемирия истек, и летом 1534 г. гетман Юрий Рад-зивилл вместе с татарским войском опустошил окрестности Чер­нигова, Новгорода Северского, Радогоща, Стародуба и Брянска.

Королю Сигизмунду стало известно, что московские бояре на­столько конфликтуют между собой, что несколько раз их распри даже переходили в поножовщину. А в Пскове нет войска, сидят только купцы, переведенные из Москвы, да «черные люди» пско­вичи, которые часто сходятся на вече, наместники и дьяки им это запрещают, не зная, что они там замышляют.

Очень обрадовался Сигизмунд приезду знатных беглецов — князя Семена Бельского и Ивана Ляцкого. Королю передали, что если он хорошо примет этих беглецов, то следом за ними из Москвы перебегут многие князья и знатные дети боярские, и Сигизмунд богато наградил Бельского и Ляцкого.-

Осенью 1534 г. гетман Юрий Радзивилл отправил в Северскую землю воеводу Андрея Немировича и конюшего дверного Васи­лия Чижа. Они сожгли Радогощ, но были разбиты и отступили от Стародуба и Чернигова. Князь Александр Вишневецкий так­же потерпел неудачу под Смоленском.

Литовские воеводы встречали активное сопротивление под го­родами, но не встречали московской рати в поле. В Москве та­тар боялись больше, чем Литвы, и все войска стояли под Серпу­ховом. Кроме того, внутренние смуты и распри мешали сбору и движению войск. И только в конце октября 1534 г. московская рать двинулась в Литву. Большой полк вели князья Михаил Горба­тый-Суздальский и Никита Оболенский; передовой полк — боярин конюший князь Иван Овчина-Телепнев-Оболенский. Из Нов­города вел полки князь Борис Горбатый для соединения с кня­зем Михаилом. Но теперь уже московские войска не встретили литовцев в поле и в свою очередь безнаказанно опустошили литовские области, не дойдя только 40 или 50 верст до Вильно. А князь Федор Федорович Овчина-Телепнев-Оболенский ходил из Стародуба до самого Новгорода Северского.

На следующий год в Москве узнали от лазутчиков о подго­товке к походу королевского войска. Навстречу ему из Москвы отправилась большая рать: большой полк иод начальством кня­зя Василия Васильевича Шуйского и передовой полк — опять под начальством князя Ивана Овчины-Телепнева-Оболенского. Главная московская рать должна была взять Мстиславль, а псков­ские и новгородские войска под началом дворецкого^|7;> Бутур­лина должны были построить город на литовской территории на озере Себеж.

Литовское же войско, избегая решительного сражения, двину­лось в другую сторону, то есть на двести верст южнее направле­ния главного удара русских на Мстиславль. Гомель сдался коро­левским войскам без сопротивления, но Стародуб, где воеводой сидел князь Федор Овчина-Телепнев-Оболенский, сопротивлял­ся отчаянно. Тогда немецкие инженеры прорыли подкоп под сте­ны города и одновременно взорвали несколько фугасов. В обра­зовавшийся пролом ворвались литовцы и, согласно летописи, пе­ребили тринадцать тысяч жителей, то есть практически весь го­род. Сам же воевода попал в плен.

Городок Почеп еще до прихода Литвы был покинут жителя­ми и сожжен русскими войсками. От Почепа литовское войско двинулись назад.

Основная московская рать осадила Мстиславль. Посад был взят, но замок (центральная цитадель) остался в руках литовцев. По­стояв несколько недель у Мстиславля и опустошив окрестности, русские ушли.

Бутурлин с новгородцами и псковичами быстро построил но­вый укрепленный город, получивший название Себеж. Литовцам появление крепости у себя иод носом явно не понравилось, и уже в феврале 1536г. Себеж был осажден войсками воеводы Андрея Немировича. По зимнему пути литовцы легко подвезли осадную артиллерию. Но литовские пушки не смогли разрушить укрепления Себежа. Воевода приказал увеличить пороховые за­ряды, что сразу привело к разрыву нескольких пушек. 27 февра­ля русский гарнизон пошел на вылазку, осаждающие бежали через озеро, но подтаявший лед провалился, и озеро поглотило много людей и лошадей.

Весной и летом 1536 г. московские воеводы ходили воевать Литовскую землю под Любеч, сожгли посад Витебска, разорили много волостей и сел и возвратились домой с богатой добычей и большим полоном.

Кроме Себежа, на литовской границе были построены крепо­сти Заволочье в Ржевском и Велиж в Торопецком уездах. Кре­пости Стародуб и Почеп, покинутые литовцами, были восстанов­лены.

Еще в сентябре 1535 г. поляки в неофициальном порядке по­пытались заключить мир. А в июле 1536г. король официально прислал малолетнему Ивану IV (1530—1584 гг.) посла — крев-ского наместника Никодима Техановского. Наконец, 18 февраля

1537 г. в Москве (по традиции, которую великий князь уже не желал нарушать) было подписано перемирие сроком на пять лет, считая с 25 марта 1537 г. По этому перемирию Гомель оставался за Литвой, а ряд городов по левой стороне Днепра — Кричев, Рославль, Мстиславль, Чернигов и новопостроенные крепости Себеж и Заволочье — за русскими.

Перемирие 1537 г. соблюдалось обеими сторонами. Молодой Иван IV в это время был занят внутренними проблемами, крым­скими и казанскими татарами. Литва и Польша тоже страдали от крымцев, да и престарелый Сигизмунд не желал новой вой­ны.

Любопытно обращение короля к Литовской раде в сентябре

1538 г., где он сообщил, что до истечения перемирия с Москвой остается только три года, и потому надо думать, как быть в слу­чае новой войны? «Что касается до начатия войны с нашим не­приятелем московским, то это дело важное, которое требует дос­таточного размышления. Не думаю, чтоб жители Великого кня­жества Литовского могли одни оборонить свою землю без помо­щи наемного войска. Вам, Раде нашей, известно, что первую вой­ну начали мы скоро без приготовлений, и хотя земские поборы давались, но так как заранее казна не была снабжена деньгами, то к чему наконец привела эта война? Когда денег не стало, мы принуждены были мириться. Какую же пользу мы от этого получи­ли? Если теперь мы не позаботимся, то по истечении перемирия неприятель наш московский, видя наше нерадение, к войне него­товность, замки пограничные в опущении, может послать свое войско в наше государство и причинить ему вред. Так, имея в виду войну с Москвою, объявляем вашей милости волю нашу, чтоб в остающиеся три года перемирных на каждый год был установ­лен побор, на первый год серебщизна по 15 грошей с сохи, на вто­рой — по 12, на третий — по 10; чтобы эти деньги были собира­емы и складываемы в казну нашу и не могли быть употребле­ны ни на какое другое дело, кроме жалованья наемным войскам».

После этого воинственно настроенное панство как-то притих­ло и о войне более не заикалось. В итоге ровно день в день по истечении пятилетнего срока перемирия, 25 марта 1542 г., в Мос­кве польские послы подписали соглашение о продлении пере­мирия еще на семь лет с момента подписания.

В 1548г. от апоплексического удара умер тучный Сигизмунд I Старый. На польский престол взошел его сын Сигизмунд II Ав­густ, он же стал и великим князем литовским.

Новому королю было только 28 лет, но он уже успел стать вдов­цом. В 1545 г. умерла его первая жена Елизавета Австрийская. Но молодой королевич не долго горевал и через несколько недель влюбился в двадцатидвухлетнюю Барбару Радзивилл.

Николай Черный Радзивилл, двоюродный брат Барбары, и Ни­колай Рыжий Радзивилл, родной ее брат, решительно потребова­ли от королевича порвать с их сестрой. Сигизмунд вынужден был дать слово. (Хорошая иллюстрация могущества польской знати!). Однако страсть заставила королевича нарушить обещание. Во время очередного тайного свидания братья Барбары застали любовников в весьма интересном положении. Теперь Сигизмун-ду не оставалось ничего иного, как заявить о своей любви и же­лании жениться. Королевич согласился жениться, потому что очень любил Барбару, но только попросил, чтобы свадьба остава­лась в тайне до того времени, пока он не займёт польский трон, иначе он не сможет защитить не только Барбару, но и себя.

В 1547 г. произошло тайное венчание Сигизмунда и Барбары. А между тем королева Бона продолжала ему искать невесту сре­ди знатных королевских дворов Европы. Лишь после смерти мужа Бона узнала о женитьбе сына. Итальянка в ярости требует от Сигизмунда расторгнуть брак. Получив отказ, королева-мать обращается к сейму с требованием не признавать Барбару коро­левой. На сейме Сигизмунд решительно объявляет, что скорее от­кажется от престола, чем от жены, с которой его соединил Бог, и вельможи уступили, а мелкая шляхта встала на сторону короля. И в декабре 1550 г. Барбара стала польской королевой.

Старая же королева в знак протеста со всем своим двором уеха­ла в Италию. Но ее придворный аптекарь итальянец Монти ос­тался. Он подмешал яд молодой королеве, и в мае 1551 г. цвету­щая красавица умерла.

Отчаяние и горе короля были безмерными. По завещанию умершей гроб с ее телом повезли в Вильно. Неутешный король всю дорогу от Кракова шел за гробом пешком. Похоронили Бар­бару в Кафедральном соборе на площади Гедемина. Саркофаг с ее останками находится там и в наши дни.

Король после смерти любимой так тосковал, что решил с по­мощью алхимиков — панов Твардовского и Юрия Мнишка — вызвать ее душу. В полутемном зале было все подготовлено, что­бы с помощью зеркал, на одном из которых была выгравирована Барбара во весь рост в белой одежде, любимой королем, разыг­рать сцену встречи короля и души Барбары. Короля посадили в кресло и хотели привязать руки к подлокотникам, чтобы он нечаянно не прикоснулся к привидению. Сигизмунд дал слово, что будет сидеть спокойно и только на расстоянии спросит у люби­мой, как ему жить дальше. Но, когда появилось привидение, он от волнения забыл свою клятву, вскочил с кресла, кинулся к приве­дению со словами «Васенька моя!», и хотел ее обнять. Раздался взрыв, пошел трупный запах — теперь душа Барбары не могла найти дорогу в могилу, вечно ей скитаться по земле. Поляки до сих пор верят, что она поселилась в Несвижском замке.

Несколько слов об алхимиках. Кем был и чем кончил пан Твар­довский, неизвестно, а вот Юрий Мнишек — личность очень ко­лоритная, и о нем стоит сказать пару слов. Мнишки, чехи по происхождению, в Польше поселились недавно. Отец Юрия Нико­лай Мнишек переехал в Польшу из Моравии где-то в 1540г.

Родовое имя Мнишков нашло сомнительную славу в хрониках Священной Римской империи, но носитель его принес с собой большое состояние, нажитое им на службе у короля Фердинан­да¹⁷⁶. Николай Мнишек выгодно женился на дочери санокского каштеляна Каменецкого и тем са­мым породнился с одной из арис­тократических фамилий Польши. Это открыло ему доступ к самым высшим должностям в государ­стве. Вскоре он получил звание великого коронного подкормия. По­добно своим предкам, потомки Николая Мнишка никогда не бли­стали военными доблестями. Оба его сына, Николай и Юрий слу­жили при дворе Сигизмунда II и ничем не проявили себя до тех пор, пока смерть супруги короля
Барбары Радзивилл не изменила кардинально его характер.

В 1553 г. Сигизмунд II женился на двадцатилетней Екатерине Австрийской. Но молодая жена не интересовала короля. Сигиз­мунд предался разврату и мистицизму, и Мнишки проявили тогда свои таланты. Проворные маклеры и искусные сводники, они доставляли своему безутешному государю колдунов, вызы-вателей духов, любовниц и разные зелья и средства для возбуж­дения потехи. В одном монастыре бернардинок воспитывалась юная красавица по имени Варвара. Она была удивительно похо­жа на покойную королеву. Юрий Мнишек пробрался туда, пере­одевшись в женское платье, и Варвара согласилась еще более реальным образом напомнить королю о прелестях столь горячо оплакиваемой супруги. Варвара была дочерью простого мещани­на Гижи. Ее поселили во дворце, и два раза в день Юрий Мни­шек отводил ее к королю.

Это «ремесло» возвело его в должность коронного кравчего и управляющего королевским дворцом. В его обязанности вхо­дило также наблюдение и за другими любовницами короля, жив­шими во дворце. В то же время, действуя заодно с братом, Юрий Мнишек приобрел большое влияние на большинство государствен­ных дел и прибрал к своим рукам распоряжение королевской казной. Это было лишь началом карьеры Юрия Мнишка, но, увы, хронологические рамки книги заставляют нас покинуть Юрия и даже не упомянуть о его дочери Марине.

Правление королевы Боны плохо отразилось на нравах пра­вославного духовенства, а католики, как миряне, так и духовен­ство, буквально распоясались. А могло ли быть по-другому? В ру­ках католических епископов оказались громадные богатства, ты­сячи деревень и имений. Рим был далеко. Власть папы — духов­ного владыки католического мира давно уже утратила свою силу. А в Польше, где свободолюбивая шляхта добилась чуть ли не полной независимости от светской и духовной власти, наступи­ло безначалие и в жизни церкви.

По свидетельству современника, «бессилие духовенства дош­ло до того, что теперь братья безнаказанно женятся на сестрах, дяди на племянницах и т.п.; есть и такие, что имеют по две жены или вступают в брак с чужими женами». Некоторые по несколь­ко раз меняли веру, в зависимости от того, какое вероисповеда­ние в настоящий момент принесет им больше выгоды. Девушки из знатных семей запросто выходили замуж за ксендзов, нарушавших обет безбрачия. Приходы раздавались нередко в виде доходной статьи несовершеннолетним или даже детям, родите­ли которых нанимали от себя для совершения таинств и обря­дов какого-нибудь бедного и невежественного священника.

Те же пороки захватили и высшее духовенство. Епископы жили по своим поместьям, хозяйничали, а доходы отдавали не церкви, а своей родне. Священных книг у них не было, а обряды они совершали так небрежно и неумело, точно в первый раз от­правляли богослужение.

Еще при жизни отца, 4 февраля 1537 г., Сигизмунд Август, ко­торому исполнилось 15 лет, в главной церкви краковского замка дал клятву хранить все права, привилегии, свободы, иммунитеты церковные и светские, каким бы станам и людям (без всякого исключения) они не принадлежали.

На Виленском сейме в 1563 г. Сигизмунд II сделал много ус­тупок в пользу шляхты, к числу которых относится и уничтоже­ние обидных для православных пунктов Городельского постанов­ления 1413 г. Сигизмунд Август уравнял во всем с католиками и всех прочих «стану рыцарского и шляхетского, как Литовского, так и Русского народу, одно бы были веры христианской».

В 1568 г. на Гродненском сейме киевский митрополит Иона III Протасович попросил короля, чтобы «духовные должности не раз­давались светским лицам, чтобы последние, по получении какого бы то ни было духовного уряда, оставались в звании мирян не более трех месяцев. Если кто не исполнит этого, то епископ дан­ной епархии лишает его достоинства и хлебов духовных и от­дает их людям духовным». Король согласился с этим, но оставил за собой право отбирать таковое достоинство и передавать его другим, «поддуг воли своее госиодарской», по донесении епар­хиальным (местным) владыкой.

Но когда митрополит обратился к королю с ходатайством пре­доставить и ему с епископами греческого закона постоянно ме­сто и голос в королевской раде в такой же мере, как это предос­тавлено высшей католической иерархии, то просьба эта была от­клонена.

Тем временем протестантизм¹⁷⁷ широко распространился сре­ди польской и особенно литовской шляхты. Так, воевода¹⁷⁸ ви-ленский и канцлер литовский Николай Черный Радзивилл, дво­юродный брат королевы Барбары, стал ревностным протестантоми делал все возможное для распрост­ранения нового учения в Литве. Он ввел его в свои обширные вотчины и поместья, вызвал из Польши самых знаменитых протестантских проповед­ников и принимал под покровитель­ство всех отступивших от католициз­ма. Радзивилл простых людей привле­кал угощениями и подарками, а шлях­ту — почти королевскими милостями, и, таким образом, почти все высшее сословие приняло протестантизм. С не меньшим успехом новая вера распро­странялась и в городах. Только сель­ское население в большинстве своем оставалось в прежней вере, особенно в русских православных областях.

В конце концов, Радзивилл решил перетянуть на свою сторону самого короля. Он уговорил Сигизмунда в Вильно поехать на бо­гослужение в протестантскую церковь, построенную напротив ка­толической церкви святого Иоанна. Однако, как уже неоднократно бывало, случайность изменила историю Польши. Узнав, что Си-гизмунд поедет в протестантскую церковь, доминиканец Киприан, епископ литопенский, вышел к нему навстречу, схватил за узду лошадь и сказал: «Предки вашего величества ездили на молит­ву не этою дорогою, а тою». Сигизмунд растерялся и был вынуж­ден последовать за Киприаном в католическую церковь. В 1565 г. Николай Черный Радзивилл скончался. Во главе протестантско­го движения стал его двоюродный брат Николай Рыжий Радзи­вилл. Однако у Рыжего не было ни ума, ни воли, ни авторитета брата.

1565 год можно считать переломным в борьбе протестантизма с католичеством в Речи Посполитой.

глава 20

Дата добавления: 2017-01-14