Астафьева О.Н

Культурная политика:
теоретическое понятие
и управленческая деятельность (Лекции 4–5)

Аннотация. Раскрыты основные принципы современной культурной политики и многообразие ее типов, определяемое совокупностью внешних и внутренних факторов. Анализируя экономические механизмы регулирования сферы культуры, автор показывает возможности и перспективы социокультурного развития России в ХХI в. Особое внимание уделено осмыслению отношения государства к культуре в условиях направленности на модернизационные преобразования и инновации, на утверждение принципов децентрализации в управлении, а также − многокультурности (как показателя зрелости общества и его открытости к взаимодействию в условиях глобализации).

Ключевые слова: культура, культурная политика, управление в сфере культуры, культурные потребности, ценности, модернизация, культурология

Открыть PDF

Лекция 4. Концептуализация культурной политики:

многообразие подходов и решений

При всем разнообразии концепций культурной политики и управленческих стратегий в сфере культуры, закрепленных в национальных законодательствах разных государств, существует еще один уровень культурной политики – надгосударственный, международный. Наиболее наглядно это подтверждается пакетом последних документов ЮНЕСКО, которые связаны с продвижением в мире идей межкультурного диалога, культурного разнообразия, культурной политики как политики для культуры. Этот уровень также просматривается в принятых более сорока лет тому назад документах и решениях разных комиссий ЮНЕСКО, не утратившими своего значения и поныне. Так, в материалах круглого стола в Монако (1967) содержалось базовое определение «культурной политики», которое на долгие годы послужило обоснованием и ориентиром при регулировании социокультурных изменений, происходящих в различных странах мира. Оценивая этот документ с позиций современной России, мы можем еще раз убедиться, что принципы осуществления политики в области культуры, в нем изложенные, не снижали потенции каждой культуры к саморазвитию, что позволяло опираться на него странам с различными политическими системами, с разным уровнем демократии, наконец, с разной степенью влияния государства на сферу культуры. Можно утверждать, что данное определение сохраняет универсальный характер в рамках ведомственного подхода, ибо предложение рассматривать политику в сфере культуры как «комплекс операциональных принципов, административных и финансовых видов деятельности и процедур, которые обеспечивают основу действий государства в области культуры» [1], принималось учеными разных стран, хотя на практике это определение дополнялось и уточнялось, адаптируясь к многообразию моделей культурной политики.

С одной стороны, страны с рыночной экономикой и развитой демократической системой получили сигнал к признанию того факта, что сложившаяся система управления государством задает концептуальные основания культурной политики, выполняя функции по совершенствованию законодательно-правовых, организованно-экономических, информационных механизмов. С другой стороны, страны с высоким уровнем этатизма использовали данное положение для реализации своих политико-идеологических концепций. Универсальность понятия «культурная политика» проявлялась в возможности его широкого использования, однако при условии внесения конкретизирующих уточнений. Их суть заключается в следующем: реализация культурной политики предполагает сумму сознательных и обдуманных действий (или, как указывалось, «отсутствие действий») в обществе, направленных «на достижение определенных культурных целей, посредством оптимального использования всех физических и духовных ресурсов, которыми располагает общество в данное время» [2]. Именно апелляция к населению, обществу создавала возможности для согласования целей разных субъектов в реальных стратегиях культурной политики.

Обратим внимание, что в ряде случаев конкретизация приводила к серьезным расхождениям по стратегическим целям. Так, в двух базовых моделях культурной политики, чаще всего реализуемых в рассматриваемый период, это могла быть ориентация либо на экономические, либо на культурные цели. Согласно «экономической модели», модернизация и экономический прогресс способствуют расширению сети культурных учреждений, развитию индустрии культуры, а новейшие технические средства обслуживают досуг населения. При всей очевидности позитивных тенденций, эксперты давали и негативную оценку этой модели. Технический прогресс способствует культурно-цивилизационному развитию, но может также радикально ухудшать образ жизни людей: «Связи с прошлым порваны, и человек оказывается бездомным в физическом и культурном смысле» [3]. Смысловым ядром подобного рода моделей (модели, базирующиеся на «остаточном принципе финансирования» культуры, модели по переводу отрасли «на принципы самоокупаемости» и др.) является игнорирование специфики культуры, давление «экономического детерминизма». Как показала жизнь, когда экономика признается ведущей сферой, то рано или поздно это приводит к кризисным трендам в духовной культуре.

В настоящее время «экономикоцентристкие» модели все чаще подвергаются критике, как не рассматривающие культуру в качестве ресурса общественного развития, игнорирующие ее влияние на макроэкономические показатели, связанные с эффективностью и социальной справедливостью. Выстраивание ценностно-смыслового ряда в экономическом ракурсе не учитывает возможности культуры в повышении уровня именно экономической составляющей производственной деятельности (гибкость в принятии решений, мобильное поведение персонала, открытость к творчеству и инновациям), в развитии социальной ответственности (внедрение моральных принципов как принцип взаимодействия, ответственности за судьбу будущих поколений), на закрепление нематериальных целей, связанных с качеством жизни [4].

Одной из промежуточных моделей, позволяющих сохранять рыночную конкуренцию и исключающей прямое вмешательство государства в развитие культуры, но при этом сохраняющей за государством функцию «конструирования», т. е. выстраивания в обществе целей, приоритетов и ориентиров на «минимизацию антиинтеллектуализма», на поддержку инноваций и конструктивный «культурный критицизм», выступает модель «культурного федерализма», которую разрабатывают некоторые зарубежные исследователи [5].

Длительное время в рамках нашего государства сфера культуры существовала и по моделям, ориентированным на социальное равенство, что предопределяло круг прав и его обязательств за воспроизводство культуры, за развитие инфраструктуры сферы культуры и искусства, нормирование и распределения общественных благ и услуг. Но на практике, при всех позитивных тенденциях, которые, конечно же, имели место, в целом существовала «пропасть» между декларируемыми целями на всестороннее развитие человека и культуры в обществе и реальным финансированием сферы, чтобы эти цели приблизить. По существу, «остаточный принцип» подхода к культуре сохраняется и поныне, несмотря на его резкую критику.

Отказом от экономических моделей культурной политики можно считать тенденцию к развитию иных моделей взаимодействия культуры и экономики, которые и должны стать основаниями стратегии социокультурного развития России на среднесрочную перспективу. Мы имеем в виду группу инновационных моделей, в том числе – «многоканального финансирования», коммуникативных моделей партнерства и диалога. Они основаны на принципах общественно-государственного регулирования сферы культуры, на поисках новых форм взаимодействия государства и бизнеса, т. е. на понимании того, что наша страна – это социокультурное пространство, объединенное особыми ценностно-смысловыми параметрами, культурой как источником саморазвития страны в современном мире, сложном и нестабильном.

Дискуссионность проблемы перенесения на сферу культуры тех же механизмов управления, которые действуют в других областях социальной системы, казалось бы, очевидна. Однако, заметим, что этот конструктивный прием «равного отношения» также дискуссионный. Он подвергается критике со стороны ученых, экспертов, культурологического сообщества, в то время как управленцы-практики подчас просто вынуждены исключать из сферы своего внимания многие вопросы «философского» характера (подобно про-блеме соотнесенности правовых механизмов с принципами свободы, лежащими в основании любой культуры, и т. д.) и браться за реформирование ее институциональной системы, часто до конца не осознавая подлинных масштабов и глубины последующих за этими шагами культурных изменений. Более того, управленческий опыт показывает, что рассматривать культуру только с точки зрения ее «пользы», «вклада» в социально-экономическое развитие (преодоление бедности, эксклюзии и т. д.), в решение разных жизненно важных задач (снижение уровня преступности, наркомании, деструктивных асоциальных проявлений, пьянства и т. д.), а также использовать ее в качестве инструмента манипуляции общественным сознанием, также не отвечают принципам демократического государства. Особенно это касается сферы высокой культуры, специфика которой в условиях рыночной экономики базируется на трех столбах:

а) локальные статусные группы, сохраняющие относительно устойчивые основания высокой культуры;
б) некоммерческие организации, независимые от действия рыночных сил, поддерживаемые элитой общества и правительством;
в) система высшего образования, обеспечивающая воспроизводство носителей высокой культуры, ее каноны, воспитывающая в студентах уважительное отношение к ее ценностям и образцам [6].

Поэтому предлагаемая некоторыми российскими политиками в переходный период линейно выстроенная последовательность шагов в преодоления кризисного состояния в стране – от экономики к культуре; отношение к проблемам культуры как к второстепенным не соответствует сложности современного социокультурного пространства, основанного на принципах полилинейности, взаимодействия и взаимозависимости всех его элементов. Как показала практика, выстраивание иерархии приоритетов по старым канонам рано или поздно приведет к новому системному кризису, главным инициатором и «действующим лицом» которого станет уже культура. Каков же выход, если даже иерархическая инверсия – далеко не панацея и, не являясь открытием исключительно сегодняшнего времени, требует исходить из понимания того, что управление сверхсложными системами, основанное на принципах линейности (провозглашение действия рыночных механизмов в экономике – это еще не гарантия свободного социального саморазвития) также является источником кризисных ситуаций?

В отличие от «экономической модели» в альтернативной ей «культурной модели» развития, целью и стратегической задачей выступает достижение высокой духовности в обществе, базирующейся на гармонии материальных и духовных интересов, воспроизводство «человека культуры» (по В. Библеру). Первоосновой этой модели является культура, поэтому культурная политика «произрастает» благодаря интеграционным процессам в сфере экономической и социальной жизни. Ее цель – сохранить традиции в рамках современности, привлечь население к активному участию в создании новых культурных ценностей, сохранить этнокультурное многообразие отдельных сообществ. Именно такая политика способствует сохранению самобытности народов и представляется большинству культурологов более плодотворной по сравнению с другими [7].

Возвращаясь к понятию «культурная политика» в трактовке, предложенной в международных документах, отметим, что в целом оно получает признание мирового сообщества и постепенно распространяется в разных странах еще и потому, что проведение идеи о сохранении роли государства в культурной политике, выполнении им конкретных видов административной и финансовой деятельности, оставляет пространство свободы для реализации целей других субъектов. И это несмотря на то, что такое понимание культурной политики опиралось на зауженный, «ведомственный» подход к культуре как одной из социальных сфер, что в значительной мере отличалось от широкого понятия культуры, прозвучавшего в материалах ЮНЕСКО (Мехико, 1982 г.). Утверждая широкую смысловую трактовку культуры – как совокупности ярко выраженных черт, духовных и материальных, интеллектуальных и эмоциональных, характеризующих общество или социальную группу – Декларация открыла путь к эволюции понятия, прежде всего, в рамках принимаемых международных документов. С этого периода начинается переход от традиционного понимания культуры как литературы и искусства к более широкому представлению, которое включает разнообразие образов жизни, системы ценностей, прав человека, патриархальных традиций и религиозного разнообразия. Такое понимание культуры предопределило необходимость поиска новых форм регулирования социокультурного развития, которые бы не противоречили принципам многосубъектности и децентрализации культурной политики.

Важно подчеркнуть, что признание необходимости согласования многообразия вариантов прочтения ценностно-смысловых оснований субъектами культурной политики в целостном социокультурном пространстве одного государства становится одной из сложнейших задач культурной политики государства. Как показывает наша собственная история и мировой опыт, обращение к ресурсам культуры выступает объективно необходимым условием развития демократического государства. Выработка приоритетов и целей культурной политики, согласование интересов множества ее субъектов, которые включены в культурную жизнь страны и имеют различные инструменты воздействия на нее, – сама по себе задача не простая. Согласование не только с идеологией, длительное время детерминировавшей социокультурные процессы и потому сегодня вовсе отрицаемой, но и с внешней политикой, с экономикой. В число факторов, воздействующих на процессы саморазвития культуры в разные периоды ее развития, входят талант и творчество ее деятелей, власть и деньги бизнеса, интересы и потребности населения. Особое место в системе социокультурного регулирования занимает группа субъектов культурной политики, входящих в систему власти, представленной Президентом Российской Федерации, исполнительной и законодательной ветвями власти. Как правило, в теории культуры и управленческой практике принято собирательное определение – «государство», тождественное понятиям «власть», «правительство». Рассмотрим роль и основные функции государства как субъекта культурной политики.

Дата добавления: 2014-01-04